You are so pretty, my boy

— Motherfucker, — Су Бон сильнее сдавил геймпад, на что тот возмущённо затрещал.       В комнате, как и на улице, давно стоял полумрак. Ночь за широкими окнами — иссиня-черная. Только яркий электрический свет монитора наполнял комнату, заставлял Нам Гю невольно щурится, сильнее вжимаясь носом в плечо Су Бона. Прилипнув к его боку, он запустил руки в карманы чужой толстовки, обнимая.       Танос хмурится, давит костяшкой на переносицу. Он точно не уснет раньше рассвета. Его Нам Гю осуждать точно не будет. Хотя хочется — позаботиться, упрекнуть, сберечь. Вместо твердого дивана подтолкнуть к уютной — теперь знакомо уютной — кровати. И тоже уснуть, не боясь кошмаров.       Но он лишь наблюдал за тонкими пальцами Таноса.       Его самого никогда не интересовали компьютерные игры. Всё детство проведя среди зашарпанных улиц вместе с дворовыми приятелями, он хотел чего-то подвижного. Нам Гю и не отличался особой усидчивостью — всегда находясь в поисках приключений на задницу.       Су Бон же не прочь был поиграть в приставку по вечерам. Обычно он делал это один, предварительно желая Нам Гю сладких снов. Нам Гю давно бы уже спал. Но не сегодня. Нет, сейчас он сидел вжавшись в родное, мягкое тело, и наблюдал за игрой. Пытался понять суть, даже заинтересовано поддерживал: — Да вообще придурок.       Это Танос попросил посидеть с ним, посмотреть, как он играет.       Просьба показалась настолько сокрушительно милой и невинной, что Нам Гю не смог отказать.       И вот, шёл второй час, как он сидел и наблюдал за игрой.       Ему нравилось следить за увлечённым Су Боном. Су Боном, которому нравились соревнования, нравилось выигрывать и чувствовать азарт.       Нам Гю же нравился сам Су Бон. Нравилось, как горели его глаза, нравилось, как он прикусывал нижнюю губу, увлекаясь процессом. Нравилось просто быть рядом с ним.       Пальцы с разноцветными ногтями быстро бегали по джойстику, нажимая клавиши.       Нам Гю не мог не подметить, как он сильно похудел: кости на кистях выступали с такой силой, что, казалось, их можно ухватить всей ладонью.       Лечение от наркозависимости шло полным ходом уже четвертый месяц. За это время Су Бон скинул с десяток килограмм, став измождённым и тощим. Пусть он и хорошо питался, но не набирал. Его это тревожило. Он почти не снимал своей толстой куртки, что делала его крупнее. Сейчас, без неё, в одной толстовке, он выглядел беззащитно и болезненно.       Нам Гю сильнее обнял его.       Танос бросив взгляд, прижался щекой к его макушке.       Ёрзая на диване, он повернул ноги так, чтобы колени их соприкасались.       Игра закончилась победой, и он, отложив геймпад, повернулся к нему лицом.       Нам Гю запустил прохладные пальцы под его толстовку. Чувствовал волну его мурашек, как напрягаются мышцы. — Нам Гю… — Голос слишком нежный и уставший. — Do you want to play?       Нам Гю в ответ отрицательно покрутил головой, зарываясь носом в чужую шею, еле сдерживая улыбку. Пальцы прошлись по рёбрам, словно по клавишам пианино. Кожа была обжигающе горячей. Пахла одеколоном. Су Боном.       Гю никогда ранее не был таким тактильным — с самого детства прикосновения казались ему чем-то странным и необязательным. Избегая их большую часть жизни, он и предположить не мог, как это приятно.       С Таносом он стал более открытым не только в словах, мыслях, чувствах, но и действиях.       Сначала всё сводилось к обычным рукопожатиям. При каждой встрече на новой общей работе Танос первым протягивал свою крепкую ладонь. Уже тогда Нам Гю чувствовал странные покалывания на кончиках пальцев и тепло в районе солнечного сплетения. Позже он и сам не заметил, как стал поглаживать, дергать, теребить чужие плечи, запускать пальцы в мягкие крашеные волосы, обнимать, не стесняясь.       Ему нужны были эти прикосновения.       И самое странное — Танос ему это позволял.       Сам сначала с напускной неохотой отвечал на эти телячьи нежности, загребая парня в охапку рук. Позже сам начал искать чужую ладонь, переплетая пальцы. Сам проявлял инициативу. Сам поцеловал его.       Нам Гю замер, боясь спугнуть момент. Горячие губы Су Бона касались его щеки слишком трепетно, чтобы позволить этому так быстро прекратиться. Щёки были горячими.       Танос потянул Нам Гю к себе ближе. — Did you miss me… — следующий поцелуй пришелся на уголок губ. — darling.       Это давно не было вопросом. Ведь оба точно знали ответ — да.       Нам Гю не сдержал улыбки, отвечая на поцелуй.       Он до сих пор помнил, как они съехались. Как в первый же день Танос решил научить его целоваться. Но молол языком больше, чем делал — нервничал. Нам Гю самому пришлось показывать ему этот урок. Это был их первый поцелуй.       Приятное тепло разливается внизу живота, когда Танос запускает пальцы в его волосы, поглаживая чувствительный загривок. Нам Гю тает от нежности. Льнёт ближе, словно кот, требующий больше ласки. И Танос не скупится: прижимается к чужой щеке, целует мочку уха, оставляя влажный след, гладит лопатки, невольно задирая майку всё выше.       Су Бон ещё не успел свыкнуться с мыслью, что теперь не нужно прятать любовь по углам, в случайных прикосновениях и записках, затаившихся в потёртых карманах джинсов. Больше не нужно искать уверенности в разноцветных таблетках, желая быть замеченным. Он заметит. Всегда замечал. Вытащил из ямы, вручая своё сердце в его ладони.

…

      После таких нехарактерно крепких и долгих объятий, после знаний о том, как тот ощущается идеально живым и абсолютно по-человечески настоящим, знаний о том, каковы на ощупь черные волосы, когда тот прижимается к щеке — писать записки совсем не хочется. Хочется не отпускать.       Но он писал их. С невозможностью прикоснуться буквами, превратить чувства в слова, с расстоянием и медленно тянущимся временем. Но надеясь, что получит ответ. Каждый раз получал. И каждый раз, раскручивая записки, становился в курсе, что сердце у него есть. И оно пытается выпрыгнуть из груди.       Это было сложно не заметить.       Так же несложно, как и его состояние.       Не заметить как он худеет, бледнеет, дышит тяжело и глубоко, морщится. Не заметить следы от уколов на руках.       Он сам гаснул, когда глаза его и сердце горели. И Нам Гю не хотелось думать о плохом.       Он почти незаметно подкладывал ему записки с ответами и любимой булочкой в карманы куртки. И Су Бон заливался краской, когда по пути домой тот его догонял, заставляя проверить карманы.       Заливался краской, когда Нам Гю предложил помощь.

…

      Теперь они были вместе. Это было важнее всего и всех.       От этой мысли стало ещё теплее. Поцелуй становился более долгим и несдержанным, и оба боялись, что задохнутся от переизбытка чувств.       Пришлось отстраниться. Танос потянулся следом, не желая отпускать. Нащупал чужие ладони, переплетая пальцы.       Оба переводили дыхание, любуясь раскрасневшимися лицами друг друга. Оба улыбались. — You are so pretty, my boy. — дразня его, сказал Нам Гю, клюнув носом в щёку. Искры-огоньки заплясали от этих слов в глазах Су Бона.       Отложив геймпад на столик, он положил руки на чужие колени, наклонившись ближе. — Нам Гю, — промурчал он. — Я тоже соскучился.       Ярко-красные засосы появлялись на ключицах один за другим. Гю, еле сдерживаясь, шипел в ухо Таноса, положив руки ему на плечи.       Стянув наконец чужую майку, Танос отстранился, любуясь. Задерживая дыхание.       Раньше бы при таком раскладе Нам Гю бы зажался, заламывая руки: на локтях виднелись старые следы уколов, которые, казалось, никогда не сотрутся с кожи, напоминая о слабости. Виднелись старые шрамы.       Сейчас ему было всё равно. Гю больше не стеснялся их. Только не с ним.       Су Бон провел пальцами по следам на запястьях, не спуская глаз с Нам Гю. — You are so pretty, — Су Бон сказал это слишком серьёзно, не сводя своих голубых глаз. — My boy.       Нам Гю показал шрамы не так давно, чтобы свыкнуться. Глаза опасно заблестели. Он, пытаясь убрать подступающие слёзы, растёр их ладонью по лицу. Щёки стали влажными. — Я люблю тебя, Нам Гю. — поцелуй пришелся в уголок губ, куда скатилась солёная слеза. — Люблю, слышишь?       Танос говорил тихо, но его слова раздавались барабанным боем в голове. Целовал запястья трепетно и аккуратно. Глаза его тоже блестели.       Дурацкие капли катились одна за одной, не достигая цели — он перехватывал их, покрывая поцелуями щёки.       Нам Гю всхлипывает. Улыбка получается неловкая, ломанная. Но искренняя: — Я тоже люблю тебя, Бон. Сильнее всего.