Ни слова о любви

Анна приехала домой, уложила детей спать. И сама, едва добравшись до постели, провалилась в сон. Всю ночь ей снился Владимир Иванович… Проснувшись рано утром, Анна почувствовала странное томление в груди: прошлое всколыхнулось в ее душе с новой силой. С годами образ капитана Корфа потускнел, размылся, остался лишь в виде воспоминаний. И приятных, и очень теплых, и болезненных. А теперь… Молодая женщина, оказавшись в купе, достала из сумочки блокнот, ручку и старательно записала адрес, который дважды продиктовал полковник. Анна и сама тогда толком не знала, для чего ей могут понадобиться его координаты, но сердцем чувствовала, что сохранить их надо… А после ее захватили хлопоты о детях: то кормить их нужно было, то поить, то укладывать спать. Едва она собралась прилечь на полку, чтобы наконец отдохнуть, к ней обратился с вопросом пожилой сосед и увлек разговором… *** Анна лежала на постели и глядела на хмурое, с золотыми проблесками солнца, небо, на трепещущие от порывистого ветра молодые клены и тополя за окном. Вспоминала до мелочей удивительную неожиданную встречу с Владимиром Ивановичем в зале ожидания. Улыбалась. Давно она не ощущала такую радость на сердце, тепло, душевный подъем. Анна улыбнулась еще шире, когда вспомнила, что знает теперь его адрес. И тут же нахмурилась. Ну и что с того, что она знает? Может, полковник из вежливости сообщил ей координаты. Чтобы она с Настей повидалась, посмотрела, как та живет. Отсутствие обручального кольца еще ничего не значит… И беседовали-то они с Корфом на вокзале совсем недолго: в основном, о Насте... А она размечталась. Анна услышала шорохи со стороны детской кроватки, стоящей в углу, и приподняла голову: кажется, ее Маришка просыпается… Никита спал в смежной комнатушке, в кладовке, которую покойный муж когда-то переоборудовал в спаленьку. Алексей погиб так нелепо, совсем молодым. Всего тридцать восемь ему исполнилось. Возвращался домой с предприятия на жигулях, заметил потерявший управление микроавтобус, несущийся прямо на него, резко свернул в сторону и налетел на грузовик. И все, не стало Алеши… А он был инженером-механиком, мастером на все руки. Когда Алексей женился на Анне, ему от предприятия выделили однушку в центре Перми. Молодожены обустроили ее. Леша своими руками оббил стены деревом, и квартирка стала очень уютной. Мысли Анны вновь вернулись к полковнику. Он постарел, этого не отнять, а глаза остались прежними: внимательными, в душу проникающими, живыми. И улыбка осталась прежней, — та самая, едва заметная, тонкая его улыбка, от которой она много лет назад таяла, сходила с ума. Вспомнила Анна их беготню по вокзалу, по лестницам, сумбурное прощание, горячие сильные руки полковника, сжимающие ее свободную ладонь, и его тихий голос, повторяющий адрес… А она так растерялась, что не догадалась сообщить ему свой! Стояла у поезда, прижимала к себе Маришку и только кивала в ответ. А после… все было словно в тумане: последний гудок, прыжок с детьми в вагон, сумки, поданные полковником. И состав тронулся… *** Жизнь взяла своё. Анну захватила работа, домашние хлопоты. О Корфе она вспоминала лишь перед сном, когда, измученная, опустошенная, поздно вечером ложилась спать. Поездка к полковнику в далекий Волгоград представлялась Анне глупостью, наивной юношеской выходкой. Обычно она была смелой, решительной, а тут... ее стали одолевать сомнения. В качестве кого она поедет в Волгоград, да еще не одна, а с детьми?.. Детей ведь ей не с кем оставить... Она приедет повидаться с Настей, а Владимир Иванович наверняка окажется женат или с новой спутницей жизни. Мужчины, подобные ему, редко прозябают в одиночестве. И чем дольше Анна так раздумывала, тем все менее и менее ей хотелось ехать в Волгоград. Так и пролетел год… За Анной начал ухаживать отец одного из старшеклассников, вдовый инженер Строганов, который однажды помог ей донести связку книг от школы до самого подъезда. Он Анне нравился, был высокообразованным человеком, интеллигентным, с прекрасным чувством юмора. И всё у них могло бы сложиться, но судьба распорядилась иначе... У Никиты стало внезапно падать зрение, очки не помогали, офтальмологи настаивали на сложной операции. Подобные операции проводились в Ленинграде, в Москве, в Горьком и в… Волгограде. Анин выбор интуитивно пал на Волгоград. «В Волгограде Владимир Иванович, Настя… Быть может, увидимся, — решилась Анна. — Он же дал адрес, значит, можно будет встретиться, заручиться поддержкой старых знакомых. О, о чем я только думаю! Сейчас главное — Никиту вылечить!.. Найти бы недорогую гостиницу возле больницы. И Маришку придется везти с собой. Благо сейчас лето, ученики на каникулах, преждевременный отпуск мне дадут, однозначно». ​*** С родителями в Волгоградскую глазную больницу клали только детей младше пяти лет. Никите было почти девять, и его поместили в палату с тремя мальчишками примерно его возраста и двумя младенцами, которые лежали с мамами. Никиту всячески обследовали, ежедневно брали анализы, мерили температуру. Анна навещала сына каждый день, приносила гостинцы, игрушки, книжки, дозволенные сладости. Однажды Никита сидел в больничном коридоре на стульчике и грустил. С мальчишками играть не хотелось. Приближался день операции. Мальчик знал, что от ее исхода зависит не только его зрение, но и будущая карьера. Он всей своей пылкой юной душой стремился стать военным. Как его родной дедушка, как мамин дядя. Мальчик, опустив голову, глядел в пол. Перед глазами все плыло. От слез. Да и глаза с утра медсестра закапала… Внезапно в носу слегка защекотало, и Никита ощутил запах знакомых духов. Глаза различили совсем близко женские ноги, обутые в белые туфли. Мальчик приподнял голову: мама! Мама пришла к нему! На ней было нарядное ярко-голубое платье в крупный белый горошек. Она, как обычно, держала за руку Маришку, а рядом с ними стоял… полковник в военной форме! Тот самый полковник Корф, который пожал ему руку на вокзале… Никита не бросился по обыкновению сразу в объятия матери. Вскочив со стула, уставился на Владимира Ивановича. Тот широко улыбнулся, протянул ладонь: — Ну, здравствуй, Никита! Вот мы и встретились… Мальчик с готовностью ответил на крепкое рукопожатие. — Здравия желаю, товарищ полковник! — Браво! Это по-нашему! Никита перевел взор на взволнованную похорошевшую маму, порывисто обнял ее, повис у нее на шее. Он никогда прежде не видел мамочку такой красивой… — Никита! Никита! — услышал он нежный голосок Маришки, отпустил маму и принялся тормошить сестру. Анна с полковником присели на длинную банкетку. Маришка пристроилась рядом с матерью, а Никита остался стоять перед ними. Ему вдруг снова стало очень грустно. Он глубоко задумался. — Садись, Никита. — Владимир Иванович похлопал по банкетке. — Садись со мной. Не хочешь?.. Но почему? Что с тобой? — Что с тобой? — встревоженно повторила Анна и потянула сына за руку. — Тебя кто-нибудь обидел? Мальчик, оказавшись в нежных материнских объятиях, совсем размяк. По щекам потекли крупные слезы. — Ну что с тобой, сыночек? Мальчик только всхлипывал и жался к матери. — Пойдем поговорим с тобой как мужчина с мужчиной. В другой коридор, вон за той дверью. Там нас никто не услышит, — предложил полковник и вопросительно поглядел на Анну, словно спрашивая ее: «Можно?» Анна согласно кивнула, и Никита поплелся за Владимиром Ивановичем к двери. *** Они остановились у окна с видом на прибольничный дворик. Оглядели сочно-зеленые газоны между дорожек, огромную цветочную клумбу возле фонтана. Корф опустил руку мальчику на плечо. — Расскажи, Никита, что случилось? Мы же с тобой, как-никак, знакомые… А с мамой твоей я знаком очень-очень давно… Мальчик продолжал угрюмо молчать. Стоял, уткнувшись носиком в стекло. Дышал прерывисто. — Ты боишься операции? — продолжал участливо расспрашивать полковник. Никита помотал головой. — Тебя кто-нибудь обидел? — Нет. — А что же? Никита оторвался от окна, жалобно поглядел на Владимира Ивановича и выпалил: — У всех, у всех есть папы! Они приходят в больницу, играют в футбол, ходят с ребятами в парк, на рыбалку ездят, на велосипедах вместе катаются… А у меня его нет! Обидно мне… — И завидно, — шепотом добавил мальчик, низко опустив голову. — Ах вот в чем дело! — после некоторого молчания проговорил полковник и приобнял Никиту за плечи. — Зависть — это нехорошо. Бороться с нею надо, бороться… А что касается отсутствия папы — это… наверное поправимо… — Поправимо? А как? — В глазах ребенка затаилась надежда. — Мы с твоей мамой скоро поженимся. Я буду твоим папой. И папой Маришки. Ты не против? Мальчик просиял от радости, схватил полковника за рукав кителя, невольно прижал его ладонь к своей груди. И Корф почувствовал, с какой силой бьется маленькое сердечко. — Я не против! Ух, здорово! Это правда? Правда?! Владимир Иванович улыбнулся. Ласково потрепал Никиту по голове. — Правда! Только… это наш с тобой большой секрет! Понимаешь?.. Твоя мама пока не знает об этом… Конец! (Без намека на продолжение)