LostMen

      — Не уступая дождю, не уступая ветру       И снегу тоже, летней жаре не уступая, крепкий телом,       Без жадности в сердце, никогда не сержусь, всегда тихо улыбаюсь.         Напевая это, Чуя непроизвольно пританцовывает, оттаптывая в ритм в нескрываемом удовольствии. Лицо озаряет светлая улыбка, а глаза зажмурены от волнения и трепета перед заветными строчками.          Вчера, чуть протрезвев под полночь, Чуя отправился в библиотечный зал, чтобы почитать чего-нибудь перед сном и снять напряжение, вызванное залпом выпитым саке и вчерашним разговором с Тосоном. Тогда-то и он нашёл его. Сборник Миязавы Кенджи, его кумира в литературном мире. Того, в чьём авторитете Чуя никогда не сомневался и кого продолжает боготворить. А учтя тот факт, что авторы в Библиотеке воскресают, в Накахаре затеплилась вера в то, что он и сам сможет повидаться с поэтом, восполнить то, чего не смог достичь в прошлом, ведь Кенджи погиб раньше, чем эта встреча могла бы состояться.          Чуя читал взахлёб почти до трёх ночи, и лишь потом сонливость взяла своё, автор уснул с книгой на груди и включенным светильником над кроватью. А сон Чуи сопровождался образами из прочтённых им стихов, что сделало эти грёзы незабываемыми и успокаивающими после бурных событий последних дней.         И даже проснувшись, Накахара решил взять книгу с собой в столовую. А после завтрака вдохновился до такой степени, что решил пропеть что-нибудь из прочитанного на обратном пути. Тем более, привычка напевать сопровождает его с прошлой жизни, так что Чуе было достаточно прочесть стих Кенджи пару раз, чтобы вспомнить всё его содержимое и даже свою манеру напева этого самого стиха. Заглянув в зал Библиотеки и убедившись, что тут нет ни души, Чуя выбрал это место в качестве своей сцены.         — В день съедаю четыре чашечки риса, мисо и немного овощей.       Не принимая в расчет себя, внимаю разнообразным вещам и не забываю их после, — восторженно продолжает он, начиная кружиться и брать тональности выше.         Теперь Чуя чувствует себя певцом, выступающим перед невидимой публикой, которая вот-вот попросит его выйти на бис. Всё ещё не открывая глаз, поэт представляет, что он сейчас находится в фантастическом мире произведений автора, произведшего на него столь сильное впечатление. Накахара заворожённо танцует, не догадываясь, что публика у него уже давно появилась.         — Красиво поёшь, — слышит Чуя, отчего тут же смущённо останавливается и стремительно оборачивается к источнику комплимента.         На входе в зал, прислонившись к стенке, со скрещенными руками стоит Тосон, пристально глядя на Чую.         — Ч-чего…? — тихо и с примесью недовольства спрашивает Накахара. — И долго ты тут стоял…?          — Не так уж и долго, — безэмоционально отвечает Тосон. — Проходил мимо. И тут услышал твой голос.          Раскрасневшийся Чуя со злобой смотрит на Шимазаки, заметившего его в столь неловкий момент, словно выражая в этом действии фразу: «Только попробуй об этом где-нибудь написать!»         — Это ведь «Не уступая дождю», да? — интересуется Тосон.         Краска понемногу сходит с лица Чуи, и его злость сменяется на удивление.         — Ах, ты тоже знаешь Кенджи-сенсея? — задаёт вопрос он, поумерив пыл.          — Ага, читал его как-то давно, — говорит Тосон, подходя поближе.         — Я просто нашёл вчера его сборник и так вдохновился. Люблю его творчество с давних лет. Не каждый может писать что-то настолько впечатляющее. А Кенджи-сенсей мог. Поистине гений литературного мира… — объясняет Чуя, вместе с тем пытаясь выцепить взглядом книгу в зале. — Чёрт! Где она? Неужели в столовой оставил?!         — Да ты у нас ужасно забывчивый, — подшучивает Тосон. — Гения в столовой оставил.         — П-помолчи! — возмущается Чуя, снова краснея. — Лучше помоги её найти!  

***

        Книга оказывается переложенной на один из самых близких ко входу столов. Её наполовину перекрывает небрежно написанная на тетрадном листе записка. Накахара берёт её и читает.         «Она упала на пол. Чуя, я знаю, что это твоё. Я подумал, тебя может не быть в комнате, поэтому просто поднял книжку и переложил сюда, чтобы ты заметил. Не благодари.  

Осаму»

        — Надо же, какой этот придурок заботливый! — усмехается Чуя. — Помог.         Поэт убирает записку с книги, но приподнятое настроение сменяется ужасом — Накахара замечает на сборнике едва различимые тёмно-синие пятна.         — Да как они смеют?! — вскрикивает Чуя, сжимая записку и обращаясь к незримому виновнику. — Тосон! Ты посмотри! Прямо под носом провернули!         Чуя хватает книгу обеими руками и тычет Шимазаки в лицо, чтобы передать всё своё негодование.         — Мда уж, — задумчиво произносит журналист, внимательно изучая поверхность заражённого предмета. — Но взгляни на это с другой стороны. Что это, если не шанс встретить автора и выразить ему своё восхищение лично?         Чуя на секунду задумывается и поворачивает книгу обложкой к себе. А ведь Тосон как никогда прав.          — И то верно, — соглашается Накахара, аккуратно поглаживая покрытие сборника по тому месту, где указано имя поэта. — Тогда быстрее в Зал погружений.  

***

        Приближаясь к Залу, авторы меньше всего ожидали увидеть кого-то ещё. Но сейчас всё выходит именно таким образом. Мчась по коридору, они обнаруживают, что им навстречу уверенным шагом идут трое. Дазай, Ранпо и Одасаку. Эдогава чуть заметно приподнимает брови и поправляет монокль.         — Однако, не предполагал подобной встречи, господа… — комментирует он, снимая цилиндр.         — Вы шо, тоже за Анго? — спрашивает Одасаку в привычной для него манере.         И снова Чуя слышит это имя. Имя того, кого он так отчаянно пытался спасти днями ранее. Поэт в недоумении подходит к компании ближе.         — Очередная ловушка? — спрашивает он в недоверии и вместе с тем некоторой надежде.         — Никто не знает, — отвечает Ода. — Но мы должны проверить. Мало ли. Вдруг наш братан там?         Накахара нерешительно смотрит то на Шимазаки, то на отряд по спасению Анго. С одной стороны — кумир, а с другой — друг из прошлого. Сложившееся обстоятельство заставляет его выбирать, и этот выбор такой непростой.         — Не стоит так беспокоиться, — произносит Тосон, замечая эмоции Накахары. — Мы за Кенджи, а они за Анго. Итог ведь один — спасём их или же окажемся в ловушке.         Чуя задумывается и кивает, приближаясь к двери Зала и отворяя её.         Увиденное заставляет поэта вздрогнуть. Под столом посреди Зала он сразу же выцепляет взглядом таинственную фигуру. Она сидит на  четвереньках, сгорбившись и подобрав одежду. Большие, светящиеся голубым глаза. Они встречаются взглядом с ничего не понимающим автором.         — Братец-Чуя!          Накахара с облегчением вздыхает. Всё встало на свои места.         — А мы тут в прятки играем! — продолжает говорить затаившийся под столом, вылезая из под него с плюшевым лисом. — Делаем вид, что за нами монстры охотятся.         — Нашёл местечко, — усмехается Чуя, следом за которым в Зал постепенно заходят остальные.          Видя, сколько авторов в Зале, Ниими восторженно вскакивает, хлопая в ладоши.         — Вы все на погружение?! — немедленно спрашивает он.         — Да. Они в одну книгу, — отвечает Тосон, указывая на трёх писателей. — А мы в другую.         — Как интересно! А возьмите меня с собой! Я тоже хочу! — восклицает Нанкичи, подпрыгивая в нетерпении.         — Что? Нет! — произносит Чуя, которого просьба Ниими ставит в ступор. — Это опасно!         — Но братец-Чуя, — возражает Нанкичи, сменив свой радостный тон на упрашивание и подходя к Накахаре в упор. — Я хочу с тобой! Я ведь тоже автор, хоть и маленький. Я не буду бояться. Ты же рядом. Честно-честно!         Чуе тяжело устоять перед печальными и поблёскивающими глазами Ниими и интонацией, умоляющей взять его на погружение. Всё это вкупе заставляет Накахару растаять, но он всё равно пытается удержаться. В его голову приходит слишком много тревожных мыслей.         «А что, если нет? Что, если я не смогу его защитить?! Что тогда будет?! - обеспокоено рассуждает Чуя, которого продолжают мучать опасения. — А вдруг…!»         — Не переживай, — произносит Тосон, ставя точку в размышлениях Чуи. — Ему тоже нужно пробовать свои силы. Когда, как не сейчас? Да и ты помнишь наше последнее погружение.         Тосон звучит весьма убедительно. В конце-концов Чуя в самом деле может защитить Нанкичи от вероятных угроз. Когда дело касается детей, поэт готов биться ещё решительнее. Погружение в книгу Тосона показало это ему самому.          — Ладно, — соглашается Чуя после вдумчивой паузы и обращается к Ниими. — Но учти — от нас ни шагу.         Мальчик подскакивает и кружится вокруг своей оси, взявшись руками за лапы плюшевого зверя, будто бы разделяя собственную радость со своим извечным спутником.         — Ну а теперь разделяемся, как во второсортных детективах! — восклицает Ранпо, хватая книгу Анго и готовясь погрузиться.         Дазай и Ода, недолго думая, подбегают к нему, чтобы их всех унесло вместе, а оставшаяся троица переглядывается, собираясь тоже отправиться на поисково-спасательную миссию. Тосон распахивает сборник Кенджи.         — До встречи! — кричит Чуя, которого уже вместе с Шимазаки и Ниими уносит мистическое сияние. — И смотрите там! Чтоб нам вас спасать ещё не пришлось!  

***

        Даже после перемещения команду по спасению Кенджи продолжает озарять некое светило, только сейчас гораздо менее слепящее. Чуя, распахнув глаза, тут же поднимает голову, видя над собой мириады звёзд и луну, частично сокрытую протянувшимися по небосклону облаками. Кажется, что из немалого числа этих небесных тел запросто можно собрать созвездия. Вдали этих небес поэт замечает что-то ещё, похожее на далёкий космос, нечто вроде планет и туманностей. Чёрные кипарисы, окружающие поляну, поднимают свои верхушки как можно выше, из-за чего невозможно разглядеть их целиком. Лёгкий ветер овевает лицо Накахары, а до его ушей доносится трудно различимый стук барабанов из неизвестного направления, будто бы равномерно проносящийся по всей поляне.          — Ну, эксперт, рассказывай, где мы, — насмешливо произносит Тосон.          Всё то, что видит перед собой Чуя, без труда складывается в одну общую картину, одну из того множества, что составлял Накахара на протяжение многих лет, читая стихи излюбленного автора.          — Легко! — восклицает Чуя, щёлкая пальцами. — Мы в «Пляске с мечами в Харатаи».         Поэту до сих пор не верится в то, что это могло бы когда-нибудь произойти с ним. Вид этого мира так похож на всё то, что представлял Чуя в своём воображении, что он не в силах удерживать себя.         — Звон скрещенных мечей — жизнь вспыхивает, как искра.       Мечи развели — искра угасла! — уверенно напевает он, неспешно проходя дальше по поляне.         — Жаль, но мы без мечей, так что в нашем случае лук и пистолет, — комментирует Тосон.         — Искра, что исходит от выстрелов наших оружий, — мечтательно дополняет Чуя.         — Но мы всё равно можем драться! — восклицает вдохновившийся на подвиги Ниими, убегая дальше со сжатыми кулачками в поисках противника.         — Э-э-эй! Куда?! — вскрикивает Чуя, несясь за Нанкичи и перехватывая его. — Мы не знаем, кто тут может затаиться!         — Но братец-Чуя, я тоже хочу сражаться! — возмущается Ниими, надувая щёки.         — Я всё понимаю, но ты должен быть осторожней, — говорит Чуя, отпуская мальчика. — Я переживаю. Мало ли что.         — Давайте поищем автора книги, — прерывает авторов Тосон, подходя к ним         Погрузившиеся начинают искать хоть какую-нибудь живую душу. Будь то сам автор или же пятно. Шимазаки решает обойти поляну кругом и заглянуть за стену из кипарисов, а Чуя и Ниими выбирают обыскивать центр вместе, чтобы выцепить хоть что-то подозрительное.  

***

        — Я правильно понял, вы с Чуей уже были знакомы?          Вопрос Ранпо заставляет Осаму вздрогнуть. Они идут по бамбуковому лесу вот уже минут десять без слов, просто слушая шелест крохотных листьев. Дазай настолько расслабился от этого однотипного зелёного пейзажа, что уже особо ни о чём не думал, ведомый миром книги. Но Эдогава по каким-то причинам решил спросить Осаму именно об этом и именно сейчас, вырвав писателя из этого безмятежного состояния. Дазай замечает, что и Одасаку с интересом останавливается и оборачивается на него, привлечённый этой темой.         — Ох, даже не спрашивай…. — вздыхает Осаму, пробуя избежать разговора.         — У меня, конечно, провалы в памяти до сих пор, но я не припоминаю, как ты мне шо-нибудь рассказывал об этом Чуе, — с укором подмечает Ода. — Он выглядит… интересным человеком. Вы с ним раньше общались?         — Да, и Анго тоже, — отвечает Дазай, вспомнивший о том, как Анго упоминал это.          — Странное дело. А почему я его не знаю? — недоумевает Одасаку, только что узнавший о том, что двое его близких друзей уже давно знакомы с Чуей.         — Он умер раньше, чем мы, ребята, собрались в нашу компашку, — отвечает Осаму, говоря о декадентском объединении, которое они с Одой и Анго некогда создали. — Ты просто с ним не пересёкся. Да и слава богу. Тебе это точно не нужно... Кстати, ещё один наш друг тоже его знал не понаслышке.         Ода задумывается над последним предложением. Да, у них был ещё один друг, очень близкий Осаму. Они вдвоём часто проводили время вместе. Сакуноске даже забыл об этом, настолько сильно переменилась их нынешняя жизнь.         — Ты о… Дане? — предполагает Ода после раздумий.         — Да, я о нём, — отвечает Осаму, ощущая, как защемило у него сердце от воспоминаний об этом человеке, которого он так хочет увидеть снова хотя бы раз.          Вместе с тем Дазай погружается в мысли о том, как Дан был рядом с ним в трудные моменты. Одна из таких мыслей не может удержаться в его голове.         — Однажды Дан защитил меня от нападок Чуи. Если бы не он, я бы сам и не выкрутился, — произносит Осаму, в котором закипает негодование, смешанное со страхом, совершенно не поддающееся контролю. — Это случилось вечером. То была моя первая подобная встреча с Чуей. Поначалу всё было хорошо. Мы сидели и разговаривали. А потом Чуя напился и начал меня ругать! И я увидел, какой он на самом деле. Он задавал мне всякие глупые вопросы и говорил, что я его не понимаю, и я идиот!          Осаму настолько раззадоривает обсуждаемая тема, что даже прядь на его голове грозно поднимается в боевой готовности. Эдогава издаёт негромкий смешок и подталкивает Одасаку, чтобы обратить его внимание на Дазая. Теперь-то он всё расскажет.         — Да он! Да я! — восклицает покрасневший в цвет своих волос Осаму, зажмуриваясь и ускоряя темп своей речи. — Да мне он, вообще-то, нравится! Нравился! То есть стихи его нравились! Ну они и сейчас хорошие. Но он! Он!         Ода сдерживается, закрывая ладонью рот, чтобы не расхохотаться от вида взгорячённого Дазая и его манеры речи и не спугнуть его. Ранпо тактично оглядывается по сторонам, демонстрируя свою безучастность. Но Осаму не обращает никакого внимания на своих спутников, поглощённый своими переживаниями.         — Такой громкий и злой! Это счастье, что Дан ему башку тогда бревном не снёс!         Сакуноске сдаётся в этом неравном бою, и истерический смех прорывается из его груди. Эдогава снимает цилиндр и прикрывает им лицо. Осаму смущённо смотрит на присутствующих, выходя из своего перевозбуждённого состояния.         — Занятные, однако, у вас истории, мой дорогой друг, — произносит Ранпо сквозь хихиканье. — Раз уж до брёвен доходит.         — Как же я теперь сожалею, что не видел это своими глазами! — с ноткой разочарования восклицает Ода. — А ты ещё говоришь «тебе это точно не нужно».         — А, извините меня за выражение, «Ублюдок персиковый» — тоже от этого случая пошло? — тактично спрашивает Ранпо, припоминая нестандартное обращение Чуи к Осаму.         — Да, — отвечает Дазай. — Я тогда на один его вопрос о моём любимом цветке сказал ему про цветы персика. Вот от этого и пошло.         Ранпо прикладывает палец к подбородку.         — Я немного смыслю в языке цветов… — пространно произносит фокусник. — Персик символизирует долголетие.         — Иронично, — подмечает Одасаку. — Ты же часто о смерти говорил.         — Да это я так! Просто ляпнул, что первое в голову пришло, — оправдывается Осаму.         — А! И ещё любовь и привязанность, — вспоминает Ранпо с улыбкой. — К слову, я также смыслю много в гомоэротике, так что если захочешь обсудить…         Дазай вновь заливается краской.         — Давайте заниматься поисками, а не ерундой! — недовольно и обиженно просит он, сразу же после продолжая ходьбу.         Эдогава пожимает плечами и следует за ним.  

***

        Чуя уже скрипит зубами от досады. Они обошли это место вдоль и поперёк, но всё безрезультатно. Даже источник гула барабанов так и остаётся неизвестен. Ниими в какой-то момент от скуки начал носиться по поляне с Гоном, разыгрывая известные одному ему сценки, а Накахара не останавливает его, ведь здесь нет ничего хоть сколько-нибудь угрожающего. Тосон в результате обхода приметил поваленный ствол кипариса и уселся на него вычитывать взятую в дорогу тетрадь.         — А-а-а! — монотонно протягивает Чуя, задирая голову к повисшему в вершине неба отголоску Млечного пути. — Ну неужели тут нет ни одного противника? Тогда почему книга очернена-то?!         — Выбора нет, — загадочно начинает Шимазаки, вставая со своего места. — Тогда продираемся через чащу. Когда я искал тебя, Чуя, всё строилось примерно по такому признаку. Понимаю, тебе тут уже надоело.         — Нисколько не надоело! — возражает поэт, оборачиваясь в сторону Тосона. — Я бы тут хоть всю ночь просидел. Меня напрягает сам факт, что книгу повредили, и мы не знаем виновника!         Журналист настороженно отводит взгляд на еле различимый шелест позади себя, не меняя положения тела, после чего пристально смотрит на Накахару своими безжизненными глазами.         — Самое время создать ту самую искру, Чуя, — кротко произносит Тосон.         Понимая намерение Шимазаки, автор тут же достаёт пистолет и бросается поближе к Нанкичи в боевой готовности. Тосон в это же время отскакивает в сторону за пару секунд до того, как поваленный ствол надрубает кнут с металлическим остриём. Из чащи виднеются сиреневые глаза.         — Давненько не виделись, Чуя-кун! Я даже соскучился! — радостно вопит голос.         — Сраный Мицуаки! — шипит Накахара, а затем спешно оглядывается на маленького автора. — Извини, что так выразился, Ниими.         Следом за Мицуаки ползут две громадные чёрные змеи, то и дело своим шипением заглушающие неустанные барабаны.         — Фи, как грубо! — обиженно говорит пятно. — Я к тебе, заметь, уважительно. А ты!          Мицуаки обращает внимание на Нанкичи, прижимающегося к Чуе и показывающего демону язык. Демон наклоняется и выдавливает из себя покривившуюся улыбку, адресованную ребёнку.         — Мальчишку успел пригреть? Миленько, — комментирует Мицуаки, а затем смотрит на Тосона. — И со своим дружком пришёл. Так вас совместное битьё бедного меня сблизило?          Чуя не теряет времени и стреляет одной из змей в голову, и она падает с оглушительным шипением, прекращающим болтовню Мицуаки. Тот ошарашенно подбегает к змее.         — Вы мне даже договорить не дали! — взбешённо кричит он. — Воспитанные, называется!         Мицуаки взмахивает рукой, после чего вторая змея тут же обращается всем своим существом к хозяину.         — Посмотрим, сможешь ли ты его защитить, — довольно протягивает пятно, указывая на беззащитного Ниими.         Змея направляет свою голову к мальчику и устремляется в центр поляны. Так быстро, что сам Нанкичи не сразу реагирует. Только когда зверь открывает пасть в предвкушении добычи, и без того большие глаза мальчика раскрываются ещё сильнее. Ниими, пригибаясь, сжимает игрушку и вскрикивает в ужасе.         Кажется, что после этого крика перед Чуей проносится вся жизнь. Он вспоминает тот момент, когда змея вгрызлась ему в грудь и окропила его кровью застеленную лепестками землю. И прямо сейчас хищник сделает то же самое, но уже с Ниими, отправившегося на своё первое погружение. От сильного страха Накахара начинает бесконтрольно и часто моргать. Внезапно поэт видит, как на месте Нанкичи оказывается кто-то другой.         Ребёнок, так похожий на его отражение.          Фумия.         Чую передёргивает. Время для него словно застыло, а весь остальной мир исчез. Исчез Тосон, исчез Мицуаки, даже прекрасная космическая поляна, так будоражащая поэта исчезла. Перед Накахарой лишь маленький ребёнок и громадная змея, ползущая всё ближе и ближе. Чуя уже видел это. Видел в самом страшном своём кошмаре.          Тогда змей уже приходил за его сыном. Уже забирал его безвозвратно, игнорируя крики и рыдания автора. Все те мольбы о том, чтобы чудовище забирало всё что угодно, но только вернуло поэту самое дорогое.         И этот монстр пришёл и сейчас.         Мальчик поднимает голову и устремляет свой взгляд на Чую. Из его глаз текут слёзы, он дрожит, обхватывая себя руками. Найдя в себе силы, он открывает рот.         — Помоги мне, папа!         От этих слов всё в Накахаре разом замирает. Бесчисленные образы проносятся в его сознании, превращаясь в сплошной белый шум. Чуя не может больше смотреть на происходящее. Не в этот раз.         — Я спасу тебя.         Чуя мчится в сторону змеи с нечеловеческим, пронзающим всё пространство криком, отчего ей приходится отвлечься от почти настигнутого Ниими и повернуться. Накахара тут же стреляет ей в один глаз, а затем так же быстро и с до ужаса удивительной точностью во второй. Змея задирает голову к небу и шипит от нестерпимой боли, но даже её шипение не может сравниться с леденящим кровь воплем поэта. Тот не останавливается, продолжая отстреливать чудовище. Попадание за попаданием. В считанные секунды на змее появляется всё больше и больше дыр.         — Сдохни! Сдохни! Сдохни! — беспрестанно ревёт Чуя, стреляя в уже рассыпающегося в пепел зверя.         Изуродованное тело змеи исчезает с поляны, а его смоляные останки поднимаются к звёздному небу. Обезумевшие глаза автора начинают метаться по всему пространству, обходя стороной замершего Нанкичи и шокированного Тосона, пока не встречаются с Мицуаки, оставшегося без своих монстров. Чуя расплывается в жуткой улыбке.         — Теперь ты за всё заплатишь, — шипит он, готовясь расправиться и с демоном.         Но Накахара не успевает ничего сделать. Его руку хватает подбежавший Шимазаки.         — Стой, он нужен нам живым, — тихо, но с некоторой твёрдостью произносит Тосон.         Его слова словно возвращают поэту рассудок. Теперь Чуя видит всё окружение — и Тосона, и поляну. Накахара в оцепенении поворачивается к журналисту, не до конца понимая, что именно сейчас произошло. Это было похоже на странное, пугающее наваждение. Но Чуя задумывается о том, что иначе он не мог поступить. Как бы странно и отчуждённо это не ощущалось для него самого. Ему нужно было спасти ребёнка, которого мог убить монстр. Ему нужно было остановить этот кошмар. Хотя бы в этой жизни.         Тем временем Мицуаки, дрожащий от неконтролируемого страха за свою жизнь, спешно пытается покинуть это место, но к нему быстрым шагом направляется пришедший в себя Ниими.          — Эй! Ты куда? — возмущённо спрашивает ребёнок. — Ты должен ответить за всё, что сделал!          Нанкичи вспоминает, как Тосон призывал свой лук в начале погружения, и поднимает руки. На ладони падает громадное ружьё. Испуганное состояние Мицуаки сменяется на нервный смешок.         — Ты даже не знаешь, как этим пользоваться! — заливается пятно, снова отворачиваясь от ребёнка и продолжая задуманный побег.         Мицуаки проскакивает ещё пару метров, как вдруг слышит громкий выстрел прямо за собой, практически разрывающий барабанные перепонки. Следом наступает адская боль в нижней части тела. Мицуаки опускает голову и видит зияющую дыру в своей ноге. Пятно с криком падает на землю.          — Ты забыл, я ведь тоже автор, — произносит Ниими, держа ружьё с дымящимся дулом. —…Хоть и маленький.         Мицуаки пробует встать, но поражённая нога не слушает его. Чёрная кровь бесконтрольно сочится из раны.          — Похоже, ходить я больше не смогу, — заключает демон, выдавливая из себя истеричное хихиканье.         Мальчик с довольным видом перебрасывает ружьё на ремне через плечо, а затем снимает лиса со спины, возвращая его к себе на руки. Чуя, окончательно вернувшийся в сознание, подходит к демону вместе с Тосоном.         — Братец-Чуя! Ты видел! Я смог! — восклицает Ниими, подбегая к Накахаре. — Я его остановил!         Поэт перехватывает мальчика и прижимает к себе. В глазах Чуи поблескивают слезинки.          — Ты такой молодец, Нанкичи! — говорит Чуя, пытаясь сдержаться от нахлынувших эмоций.         — А ты защитил меня! — добавляет маленький автор, зажмуриваясь. — Если бы не ты, я не знаю, что случилось бы… Ты в порядке, братец?         Ниими перестаёт обнимать Накахару и смотрит на него с удивлением, думая о только что произошедшем с ним. Чувства одолевают Чую, выражаясь в текущих по щекам слезах.         — Со мной всё хорошо, — отвечает он, нежно улыбаясь мальчику.         Пока Чуя обнимает Нанкичи, Тосон опускается на колено перед стонущим Мицуаки. Тот заливается кашлем, наглотавшись пыли при падении.         — Убьёте меня? — сквозь боль усмехается демон.          — Убить? — морщится Шимазаки. — Не вижу смысла в убийстве, если можно пытать. Сейчас я попрошу Чую прострелить тебе и вторую ногу, а затем мы перейдём к другим твоим частям тела. Прострелим обе руки в нескольких местах, повредим каждый твой орган. Пройдёмся стрелами по твоему телу. А напоследок, может, пустить тебе их в глаза?         Говоря это, Тосон с мрачным видом опускается ещё ниже к Мицуаки, переходя на бесстрастный шёпот и с лёгким нажимом проводя по спине пятна холодным кончиком одной из стрел. Демон нервно сглатывает, перед ним образы Чуи, готовящегося убить его и переставшего быть для него беспомощным парнем с веткой, и Нанкичи, держащий ружьё. Теперь к ним прибавился безэмоциональный журналист, который уже сломал его план ранее и которому всё равно на мораль, когда речь касается существ, подобных Мицуаки.          — Не надо! — выдавливает из себя демон. — Я не хочу умирать!         — Не хочешь умирать, да? — злобно обращается Чуя к хватающемуся изо всех сил за жизнь Мицуаки. — Тогда зачем книги заражаешь?!          — Причём ты у нас больше падок, как вижу, на стихи, — подмечает Тосон, положивший оружие на землю и доставший блокнот.         Мицуаки какое-то время в неуверенности молчит. И лишь после начинает говорить.         — Я скажу вам, где автор книги, — предлагает он. — И вы меня отпустите.         — Такое себе предложение, — отвечает Шимазаки. — Просто рассказать о том, что мы легко можем выяснить сами. Твоя жизнь настолько дешёвая? Разочарован.         Накахара вспоминает вторую свою встречу с Мицуаки, когда тот заманил его и остальных в ловушку. Тогда, напав на потерявшегося Чую, демон сказал ему, что с ним случилось за своеволие поэта.         — Ты упоминал своё начальство, — вполголоса говорит Чуя. — Я хочу знать, кто за всеми вами стоит.         Мицуаки вздрагивает. Он и подумать не мог, что Накахара вернётся живым, а уж тем более запомнит то, что демон рассказывал ему в книге. Он вообще думал, что уничтожит автора и его произведения в самом начале и без сопротивления. Всё пошло совершенно не по плану Мицуаки. Теперь он сам в ловушке, спонтанно устроенной авторами. От иронии происходящего демон снова смеётся.         — Так вы хотите знать о Кенро?