LostMen

      Ровно в десять утра Шимазаки уже стоит рядом с назначенной комнатой. Прождав несколько минут, он видит приближающуюся фигуру в высоком цилиндре, сопровождаемую непонятным лязгом.       — Какая пунктуальность, господин Шимазаки! — восклицает Ранпо, заприметив писателя. — А я к Вам с ключами.       Подходя ближе, фокусник ещё раз подкидывает ключи, выполненные в витиеватом стиле, похожем на самого Эдогаву.       — Как Вы могли догадаться, в чём я и не сомневаюсь, это ключи от нашей мистической комнаты. Я обещал поведать причину письма. Вчера один из сотрудников пришёл ко мне и донёс, что Библиотекарю, видимо, одному из главенствующих здесь лиц, нужно, чтобы кто-то погрузился в книгу, и не один. Только вот она не из «нашего» Зала. Как я понял, эта комната — нечто вроде того же Зала погружения, только для иностранных книг. Я осведомлён о Вашем желании создать журнал, поэтому решил поспособствовать музе.       — Благодарю за проницательность, Ранпо. Раз уж мы снова коллеги по погружению, предлагаю перейти на «ты», — отвечает Тосон, не забывая делать заметки в тетради после услышанного. Как-никак, а упоминание некого «Библиотекаря» не должно оставаться без записи.       — Конечно! — соглашается автор. — Тогда давай поскорее откроем этот занавес тайн.       С этими словами Ранпо отворяет дверь. Комната мало отличается от уже известного авторам Зала, только корешки книг пестрят зарубежными именами. На столе посреди комнаты лежит потрёпанная книга, ждущая своего часа.       — «Алиса в стране чудес», — читает название Эдогава, беря её в руки. — Можно сказать, нам повезло.       — Про что эта книга? — спрашивает Шимазаки, всматриваясь в обложку.       — Не знаешь? — в недоумении косится на Тосона Ранпо. — Такое откровение на своём веку слышу впервые… Ладно-ладно, если о сюжете, то он звучит в самом названии. Большего для погружения знать не нужно. Но на досуге, однако, советую ознакомиться. Готов?       Журналист еле заметно кивает, и Ранпо открывает книгу, озаряя окружение вспышкой. Тосон зажмуривается на несколько секунд, а после открывает глаза, видя алый цвет, заливший всё окружение — кусты, ограждение и даже башенки вдалеке необъятного сада.       — Какая кровавая книга, — подмечает Тосон, оглядывая себя и проверяя, не запачкался ли он сам.       — Ну что ты! — отвечает ему Ранпо, костюм которого всё такой же белый и аккуратный. — Просто кое-кто тут жить не может без красного цвета.       Взгляд Шимазаки приковывает непонятного происхождения предмет, расположенный в самом центре сада и занимающий немало места. Узнать точно, что это такое, мешает алая ткань, накрывшая декорацию полностью. Ещё парень отмечает, что, кроме них, здесь нет ни одного человека. Лишь механический филин, сидящий на высоком ограждении поблизости и ритмично клюющий что-то.       — Готов ли ты дать мне интервью? — задаёт вопрос жадный до сенсаций автор, подходя ближе и смотря на обитателя алого сада.       В ответ филин клюёт его в затылок и, громко ухая и гремя шестерёнками, улетает на своих механических крыльях.       — Ясно, значит ты не в настроении, — обращается Тосон к улетающей птице, трогая себя за голову.       — Будь осторожней, мой дорогой друг! — Ранпо хватает коллегу по погружению за рукав. — Я понимаю твою жажду материала, но брать интервью у всех подряд — плохая идея.       — Эх, хотел бы я опросить какое-нибудь пятно… — вздыхает Шимазаки в некотором отстранении. — Будь они посмиреннее.       — Уверен, когда-нибудь и на твоей улице настанет праздник, — ободряюще говорит Эдогава. — А что это вообще за птица такая интересная?       — Может быть, охранник сада, — предполагает Тосон. — Думаю, что-то здесь всё же стоит контролировать.       Парень прекращает говорить, замечая безмолвную девушку, затаившуюся в кустах и наблюдающую за авторами своими нестандартными глазами, похожими на две драгоценности — янтарь и сапфир. Подкрасться незаметно, как в случае с Чуей, не выйдет — она обогнала Шимазаки в роли наблюдателя и встретилась с ним взглядом.       — Вы не выглядите так, словно играете в «карты», по крайней мере ты, — расплывчато говорит она, обращаясь к журналисту.       — Занятно. А почему же именно в «карты»? Почему не в «го», допустим? — спрашивает Тосон с некоторым подобием насмешки.       Девушка молчит, а Ранпо с непониманием оборачивается на Тосона, словно ожидая какой-нибудь развязки сказанного, но её не наступает.       — Я не вижу смысла тратить время на подобных глупцов, — прерывает неловкое молчание незнакомка. — Зачем вы вторглись сюда?       Эдогава пытается сформулировать мысль в своей голове как можно понятнее, ведь в его первое погружение никто так просто не выходил и не думал задавать таких вопросов.       — Дайте угадаю. За моим другом? — опережает раздумья фокусника девушка.       — Твоим другом? — переспрашивает Ранпо, вспоминая сюжет давно прочитанной книги. — Ты о Чешире? Или о ком-то другом?       Девушка не отвечает, молча подходя к предмету в центре сада. Она садится на корточки и берёт кончиками пальцев самый низ красной ткани, после чего, не прекращая удерживать его, поднимается и делает эффектный скачок в сторону, убирая ткань полностью. Теперь Тосон знает ответ на целых два вопроса — где же этот «друг», и какому предмету уделено столько места. Перед авторами стоит золочёная клетка, в самом центре которой сидит парень, напоминающий своим внешним видом брата-близнеца обитательницы книги. Только, в отличие от девушки, заключённый выглядит подавленным и вымотанным, он с трудом поднимает голову на ослепительный свет после снятия плотной ткани.       — Я слишком долго была одинока, общаясь лишь с филинами, — начинает свой рассказ девушка, неспешно обходя кругом клетку и постукивая каблуками. — Льюис появился здесь совсем недавно, но я уже привыкла к нему и не смогу так просто отпустить его.       Теперь пазл в голове Ранпо сложился почти полностью — героиня книги заточила автора в клетку, и теперь он медленно угасает, поэтому произведение так быстро разрушается. Но вопрос исчезновения других персонажей остаётся открытым.       — Как бы Вам сказать, госпожа… — робко вступает в диалог Эдогава. — Смею предположить, что Вы держите в клетке создателя этой страны, и ему это не очень нравится.       Словно в качестве подтверждения невольный житель клетки покашливает, кивая головой. По нему видно, что сил для поддержания беседы совсем не осталось.       — Даже если он создал этот мир. Неужели я должна освободить его? — возражает девушка, подаваясь вперёд к авторам. — Он пойдёт с вами, бросит меня. И тогда я снова буду одна.       — Прошу прощения, но мы должны это сделать. Так будет лучше для каждого, — с сожалением говорит Ранпо, слегка наклоняясь и прикладывая ладонь к груди.       Девушка стоит, отстранённо смотря на свои туфли, и подрагивает, словно обдумывая услышанное. Внезапно равнодушие покидает её лицо и сменяется нервной улыбкой.       — Вы просто хотите забрать его и уйти. Окончательно лишить меня всего. Наплевать на то, чего хочется мне… Нет. Я не позволю этому случиться.       Героиню тут же охватывает ярко синее пламя, так сильно диссонирующее с этим алым миром и оттого пугающее ещё сильнее. Ранпо во второй раз за день хватает Тосона за рукав, оттаскивая от хищных языков пламени, которые так заворожили его и чуть не опалили край накидки и тетрадь. Тем временем пламя, в центре которого осталась девушка, поднимается всё выше и выше и, достигая определённой точки, разлетается на мелкие кусочки, словно разбившийся сосуд, демонстрируя перевоплощённую девушку. Теперь низ платья подпалён и выглядит так, будто он не прекращает гореть и сейчас, девушка парит в воздухе, а её лицо обрамляет кроличья маска, через которую можно увидеть неестественно сияющие одним синим цветом глаза. Эдогава, не теряя времени, пытается достать до девушки своим кнутом, взмахивая ввысь, но героиня слишком высоко, она без проблем отлетает из стороны в сторону, хихикая в рукав. Шимазаки выходит из ступора и наводит стрелу, однако та легко уклоняется и от этого.       — Вы правда считаете, что сможете справиться со мной и забрать у меня всё? — с издёвкой восклицает противница, заливаясь звонким смехом.       Сразу же после этих слов она создаёт сферу синего пламени и яростно метает её в авторов. Они быстро разбегаются по разным сторонам, а трава на месте падания сферы стремительно загорается.       — Так-то эта госпожа всю страну сожжёт такими темпами! — вскрикивает Ранпо, подбирая с земли цилиндр.       — М-да… — задумчиво произносит журналист. — От нашего оружия пользы практически никакой. Пока я мечусь, эта дамочка успевает сообразить и уклониться. Нам бы ещё одного автора, ориентированного на дальний бой, чтобы рассеять её внимание… Ага. Чуя-кун.       — Так он же в Библиотеке, нам нужно туда сначала попасть, а противника мы для этого не одолели, — обеспокоено рассуждает Ранпо. — И как мы сей план реализуем, мой доро…?       — У нас нет времени на разговоры.       Тосон на удивление резво подскакивает к писателю, хватая его за руки и зажмуриваясь. Ранпо быстро понимает, что хочет сделать его новый приятель, и так же закрывает глаза, выравнивая дыхание и думая о том, как им сейчас нужно вернуться в Библиотеку. Ранпо старается на несколько мгновений забыть, насколько накалилась атмосфера вокруг, и что его в любой момент может поразить очередная сфера пламени. Писатель вдумывается, как идёт по знакомому пролёту, вертя ключи и дожидаясь Шимазаки. Ранпо чувствует лёгкий ветерок, проходящий по его лицу, и открывает глаза, когда он прекращает дуть. Оба автора стоят в Зале.       — Фух, — облегчённо вздыхает Ранпо. — Я уж испугался, что нас сожгут раньше, чем мы что-то сделаем.       — Моё предположение было верным, — говорит Тосон, поднимая голову и глядя на тусклый свет лампы.       — Да… — протягивает Эдогава. — Если так подумать… Какой-то же выход должен был быть. На подобный случай.       Фокусник осознаёт, что напарник по погружению уже направляется к двери, совершенно не слушая его.       — Обойдём комнаты, — произносит Тосон, словно отвечая на недоумение Ранпо. — У меня есть варианты, куда можно идти после Дня рождения.       — Что? У нашего дорогого друга был День рождения? — переспрашивает Эдогава. — И почему никто мне не сказал?       — Было мало времени на поиск гостей. Да и не факт, что кто-то ещё согласился бы. Праздник вышел весьма скромным. И готовились к нему максимально быстро.       — А я бы его поздравил. Ну что ж, — говорит писатель, кладя руки на бёдра. — Тогда с меня мой фирменный синий торт! Мой гвоздь программы!       Тосон многозначно вздыхает, ускоряя шаг.

***

      Сегодняшняя ночь была для Чуи неспокойной. Он долго не мог заснуть, ворочаясь в постели. И даже когда ему это удалось, отдохнуть толком не вышло. Сновидения были прерывисты и слишком разнобойны. Будто кто-то в попытках создать хорошее блюдо кинул в кастрюлю всё, что лежало поблизости, небрежно смешал и подал это подобие еды к столу.       В этих снах было всё — и нежданный вечерний праздник, и погоня от врагов с обстрелом, и что-то мямлящий Дазай из давнего прошлого. Чуе всё ещё кажется, что все эти нелепые сцены были в его жизни не так давно, однако, судя по всему, прошло немало времени с ухода из жизни. Парень в середине ночи даже призадумался, как же именно умер Осаму, осуществил ли он задуманное. Накахара решил как-нибудь расспросить писателя на этот счёт.       И вместе с тем Чуе снилось что-то очень тревожное, щемящее душу, что он не мог до конца вспомнить. Ему казалось, что он даже видел в одном из таких снов нечто вроде змеи, немного похожей на ту, что на него напала, шипящей под боком и без конца извивающейся, принимающей безобразные формы. Последний сон, пришедший этой ночью и испугавший Чую больше прочих, поэт так и не смог разгадать. Единственная вещь из этого сна, которая осталась в памяти — всё тот же крик, разбудивший его утром первого дня. Сегодня он тоже пришёл к автору, и на этот раз вновь не дал никаких ответов. Проснувшись, Накахара почувствовал, как сильно заколотилось сердце. Должно быть, от некого страха, засевшего очень глубоко. И в этот момент Чуя вспомнил, что здесь есть лазарет. Позавтракав, парень отправился на поиски.       И сейчас, спустя полчаса блужданий, он, наконец, находит то самое помещение.       В тот раз, когда Чую ранили змеи, в лазарете не было персонала. Однако на сей раз, открывая дверь, поэт видит сидящего за столом мужчину в белом облачении. Всем своим видом — осанкой, одеждой и движениями — он даёт знать о цели своего пребывания в комнате.       — Доброе утро, — приветствует он своим низким ровным голосом. — Кого имею честь принимать? С какими жалобами?       — Накахара Чуя, — на своё удивление робко представляется автор, заворожённый тембром сидящего человека. — Мучают кошмары.       Мужчина в халате задумывается, словно прикидываясь что-то.       — Знакомая фамилия… Случаем, не сын господина Накахары? — спрашивает медик с некоторым непониманием, а затем начинает объясняться озадаченному поэту. — Дело в том, что был у меня один ученик из медицинского училища, он ещё фамилию в браке сменил. Однажды я узнал, что у него родился ребёнок. Понимаю, было бы максимально странно, но может быть…       — То есть?! — обескураженно восклицает поэт, чуть не подпрыгивая. — Вы прямо сейчас описываете мне моего отца. Откуда Вам…?       — Ох, это в самом деле неожиданно, — прерывает возглас Чуи не менее удивлённый собеседник, растерянно глядя на парня. — Думаю, мне нужно было представиться. Меня зовут Мори Огай.       Накахара не может поверить глазам. Перед ним сидит сам Огай. Выдающийся литератор и медик, учитель отца Чуи и кумир детства литератора. Теперь Накахара понимает, что именно заставило его стать таким нерешительным, когда он зашёл в кабинет. Что-то на уровне подсознания подсказывало, что с этим человеком, в отличие от прочих обитателей Библиотеки, стоит быть поскромнее.       — Не ожидал встретить Вас, — неловко произносит парень, не прекращая стоять столбом. — Я восхищён Вашим трудом. Я глубоко уважаю и…       — Присаживайся, Чуя-кун, — с профессионализмом и в то же время некоторой фамильярностью говорит Мори, указывая на кушетку. — Ты же мой пациент. Тем более, как сейчас выяснилось, сын моего ученика. Мне следует оказать тебе должный приём.       Чуя замечает кушетку в нескольких метрах от себя. Он был настолько шокирован встречей, что для него на какое-то время исчез весь окружающий мир. Накахара садится на краешек, продолжая смотреть на Огая, чем-то напоминающего ему отца, которого парень так же вспоминал вчера в Зале, перебирая все всплывшие воспоминания подряд. Медик подходит к поэту и начинает небольшое обследование — мерит температуру и давление, слушает сердцебиение, проверяет чувствительность. Он делает всё это, не роняя слов, погружённый в рабочий процесс.       — Раз уж новая жизнь свела нас — выходит, ты тоже стал писателем? — спрашивает Мори, подводя осмотр к концу.       — Поэтом, — поправляет его Чуя. — Я понял, что это — дело всей моей жизни.       — Занятно, — кротко отвечает медик. — А отец как принял новость?       От этих слов Чую передёргивает. Как его отец принял новость о том, что сын решил связать свою жизнь с поэзией? Сын, на которого у него были совершенно иные планы. Который не должен был заниматься «ерундой» вроде литературы. Хоть к поэту вернулись далеко не все воспоминания, он точно помнит, насколько же сильно был зол отец, слыша об этом желании. И что-то подсказывает Чуе, что это недовольство выражалось не только на словах.       — Средненько, скажем так… — отвечает Накахара после раздумий. — Давайте лучше о моём обследовании.       — Что по поводу осмотра. Твои показатели в пределах нормы. Я склонен думать, что тревожные сновидения вызваны постепенным возвращением памяти, — заключает Мори, раскладывая приборы по своим местам. — До тебя сюда приходил ещё один автор с подобными жалобами. Ты вспоминаешь различные моменты из жизни, и некоторые из них пока находятся на бессознательном уровне, как в случае со мной, например. Одни из них проявляются при определённых обстоятельствах, другие — сами по себе. Думаю, в ближайшие несколько дней они перейдут к осознанности. Хотя не стоит отрицать, что у каждого автора случай индивидуален.       Чуя слушает Мори, кивая головой и обдумывая логичность поставленного диагноза. Ведь в некоторых снах парень уже отчётливо видит образы из прошлого. Тот же Дазай из последнего сна, в котором он напугал писателя до такой степени, что началась драка с участием прочих авторов. Всё это напомнило ему о парочке похожих случаев в его прошлой жизни. Но теперь Чую заинтересовало другое:       — А кто заходил…?       Не успевает Накахара задать вопрос полностью, как кабинет отворяется, и из приоткрытой двери вылезает синяя копна волос.       — Уважаемые, приношу извинения за вторжение, однако у нас непредвиденные обстоятельства.       Следом просовывается вторая голова, с тёмными волосами и пробирающим взглядом.       — Предложенное мной четвёртое вероятное место оказалось правильным.       — Шимазаки, Ранпо, откуда вы…?       — Чуя, — перебивает Тосон, переходя к делу. — Нам нужно, чтобы ты погрузился с нами. Без стрелка мы не справимся. Это срочно.       Накахара максимально быстро прощается с Огаем, стремительно надевая верхнюю одежду и следуя за авторами, быстрым шагом направляющимися к нужной комнате.       — Объяснит мне кто-то, что вообще происходит?! — негодующее вскрикивает поэт на полпути. — Что за книга? Кто автор? В чём проблема?       — Сам увидишь, — произносит Эдогава, который, в отличие от журналиста, хотел бы хоть немного разъяснить происходящее, будь у них больше времени, но сейчас им в самом деле стоит поторопиться.

***

      — Льюис, почему ты не хочешь играть со мной? Ты расстроен этими двумя? Не волнуйся, они ушли.       Девушка предполагает, что ведёт диалог, однако единственный говорящий — она. Её друг в клетке обессиленно лежит, не издавая ни звука. На первый взгляд может даже показаться, что парень уже мёртв. Героиня общается с ним во всё том же горящем облачении, в котором она выгоняла незваных гостей из сада. Она склоняется над клеткой и время от времени взлетает на неё, чтобы разглядеть Льюиса.       Да, когда-то в этом саду было много жизни. Когда-то у этой девушки было много друзей. Когда-то она была по-настоящему счастливой.       Но в один момент всё рухнуло.       Тогда девушка проснулась от прекрасных и красочных снов, отражающих все особенности этой яркой страны и приходящих к ней каждую ночь, и собралась на ежедневное чаепитие к остальным. Жительница вечноцветущего сада раздвинула кружевные шторы, выйдя на балкон, расположившийся на вершине расписной башни, обвитой плющом, и посмотрела вниз.       Там никого не было.       В тот день она впервые не услышала утренней трели птиц и не увидела своих друзей. Казалось, что всё разом вымерло, или все быстро собрали вещи и по каким-то причинам покинули сад. Девушка надеялась, что происходящее — розыгрыш. Что все скоро вернутся, и они снова будут играть вместе. Она не знает, сколько времени прошло с тех пор, она давно потеряла счёт. Так же она потеряла и ту самую грань, отделяющую её сны от действительности. Порой она думает, что тот мир, в котором она живёт сейчас — и есть та реальность, а до неё были лишь сны про счастливую жизнь. И как она могла бы оставить внезапно появившегося в её саду парня? Он так похож на неё. Всё это похоже на знак свыше. Она верит, что с ним перестанет чувствовать гложущее одиночество и связанный с ним страх. И в своих страстных желаниях она постепенно перестала обращать внимание на то, чего хочет он, этот заблудившийся парень. Теперь ей важно снова стать счастливой, чего бы это ни стоило. Ведь это — её главная цель.       Как бы девушке не хотелось вновь видеть тех, кто пытался забрать её «друга», сейчас она замечает вдалеке две знакомые фигуры, рядом с которыми стоит ещё одна.       — Не соскучилась? — спрашивает Тосон, держа стрелы наготове.       Девушка оскаливается, собираясь вновь атаковать своих врагов, теперь уже троих.       — Ну давай, попробуй, — с вызовом произносит Чуя, снимая пистолет с предохранителя и отходя от авторов на безопасное расстояние.       Противница понимает, незваные гости решили одолеть её численностью. Сейчас перед девушкой два человека с оружием, способным её задеть. Даже если она атакует одного, тронуть другого не получиться, в это время он запросто может выстрелить. От осознания своего безвыходного положения девушка задирает голову и яростно вскрикивает, создавая ударную волну, заставляющую авторов прикрыть лица и приводящая к тому, что лук Шимазаки вылетает из рук.       — Чёрт, а она сильна! — восклицает Чуя, оборачиваясь к заходящемуся в кашле Тосону. — Это ты у нас не продумал? И что нам теперь делать?!       Девушке уже изрядно надоели вторгнувшиеся в её сад, и она хочет покончить с ними. Она протягивает руки вперёд и создаёт сферу кровавого цвета, гораздо более устрашающую и с каждой секундой становящуюся всё больше и больше. Теперь-то она сможет изничтожить всех врагов разом. Лицо девушки искривляется в безумном выражении, мало напоминающем исходную улыбку. Теперь в её сознании нет ни одной другой мысли, кроме уничтожения всех тех, кто мешает ей. Из авторов только Шимазаки, добравшийся до выпавшего лука, не теряет хладнокровия, с расслабленным видом натягивая тетиву и смотря владелице сада в глаза, словно он знает то, чего не знают двое его новых знакомых. Это действие раззадоривает героиню книги, из-за чего она заливается истерическим хохотом, проносящимся по всей обширной территории.       — Алиса…       Услышанное одёргивает девушку и заставляет прекратить смеяться. Она с непониманием вертит головой, пытаясь увидеть, кто мог позвать её по имени. Осознав, что в этом саду может быть только один человек, знающий, как её зовут, она опускает голову. Заточённый в клетке сидит на коленях. По его виду ясно, что это далось ему с невообразимым трудом.       — Алиса, пожалуйста, остановись… — еле слышно протягивает он, впиваясь в девушку измученным взглядом. — Я знаю, что ты не такая… Я создавал тебя другой… Ты не должна…       Льюис не успевает договорить и закашливается, с грохотом падая на дно клетки. Алиса чувствует, как сила в руках стремительно покидает её, но сейчас ей не до этого. Все её попытки оставить Льюиса с ней привели к такому плачевному исходу. Она с ужасом смотрит на своего друга и ощущает жгучие слёзы на щеках.       Тосон тем временем подходит к Чуе и с силой ударяет его по плечу, указывая на скрытое лицо противницы. У поэта возникает мимолётное желание поколотить журналиста в ответ, однако он вовремя понимает, что от него требуют. Накахара подмечает нужный момент и стреляет прямо в маску, после чего она рассыпается, обращаясь в пепел. Нечто медленно опускает Алису, возвращая ей прежний облик, но ей больше не до сражения и проигрыша. Она подскакивает к клетке и роется в кармане платья, доставая ключи и трясущимися руками отпирая золотую темницу. Алиса оставляет дверцу нараспашку и забегает, подхватывая Льюиса и заливаясь слезами. Ранпо тут же ступает на порог клетки и молча подсаживается к девушке, дрожащей как осиновый лист, медленно гладя её по спине.       — Вы ведь поможете ему? — спрашивает девушка Эдогаву, прекращая плакать и поворачиваясь к нему. — Если он пойдёт с Вами, он точно выздоровеет?       — Не беспокойтесь, госпожа. Мы отведём Вашего дорогого друга в лазарет. Там ему помогут в кратчайшие сроки. За это я ручаюсь, — уверяет фокусник, мягко улыбаясь Алисе.       Тосон с довольным видом осматривает сад, который преобразился вместе с хозяйкой. Растения стали выглядеть гораздо насыщеннее, а издали доносится нечто подобное пению птиц. Словно именно в таинственной маске и заключалась истинная причина происходящего в книге. Шимазаки делает глубокий вдох, наполненный жизнью этого места. Она вернулась сюда так же быстро, как и ушла когда-то, и теперь Алиса точно не будет одинока.       — А ты ведь догадывался, что всё так закончится? — с ухмылкой спрашивает Накахара, ударяя Шимазаки по плечу в отместку.       Журналист ничего не отвечает, выдавливая из себя жутковатую улыбку, и приступает к записям в тетради. Чуя решает так же оглядеться по сторонам и насладиться моментом спокойствия. Однако, в отличие от Шимазаки, Накахара видит кое-что ещё.       Безобразного монстра в ближайших кустах, издающего отвратительный писк, напоминающий скрежет. Поэт недолго думая стреляет, прерывая умиротворяющую тишину. Существо разлетается на мелкие куски, оставляя на земле чернильный след. Все присутствующие оборачиваются на источник шума.       — Тут же не было пятен, — задумчиво произносит Ранпо, прикладывая ладонь к подбородку.       — Да, их не было, — соглашается Шимазаки, подходя к останкам монстра и поднимая с земли вытянутую серую маску. — Это значит одно — погружение не окончено.