Проклятье фараона

      Она шла по Фивам, по древней столице, чьи стены помнили тысячи лет истории. По городу утопающему в вечерних сумерках. Её лёгкая поступь эхом отражалась от массивных каменных стен. Длинное платье из тончайшего льна, подобно нежной змее обвивало её стройный стан при каждом грациозном шаге. В сгущающихся сумерках она казалась тенью, скользящей между домами горожан и храмовыми постройками.       Тишина — её второе имя. Она — безмолвие ночи, та, что наблюдала за жизнью города, оставаясь невидимой для смертных глаз. Скрытая от всех, подобно луне за облаками… Она — Амунет, загадочная Мать, которая отец, древняя богиня, чья сила текла в венах этого города, также как воды Нила питали всю землю Кемет.       Она любила Фивы той особой любовью, что присуща лишь богам — всеобъемлющей, честной и вечной. Даже скрытая в тени, она заботилась о каждом камне, о каждой душе, живущей здесь. Её внимательный взгляд, острый как клинок, скользил по маленьким окнам, замечая тихие семейные радости и ещё более тихие грусти. Все они, каждый за этими каменными и глиняными стенами, не видят её, не слышат её шагов. Но все они обласканы её божественным вниманием, её материнской любовью…       Сегодня среди сотен окон, мерцающих в темноте масляными светильниками, её интересовало одно — тёмное, будто око Сета. В нем билось сердце, познавшее запретные чувства, но вынужденное их отпустить, подобно тому, как пустыня отпускает последние капли воды.       У нужного окна тишина наполнялась звуком слез, горьких, тяжелых. Это плакала омега, жрица храма Амона, забывшая о своём обете. Амунет понимала её боль, ведь Нейтикерт словно её отражение на земле… Такая же одинокая, вынужденная быть забытой возлюбленной, чьё сердце разрывается между долгом и чувством.       Амунет остановилась у окна. Её желание успокоить страдающую деву росло с каждым днём, и сегодня она не устояла перед этим порывом. — Дитя моё, остановись, — Амунет опустилась на колени перед Нейтикерт, лёгким, плавным, словно течение реки, движением. Она коснулась рукой щеки девушки, и прикосновение было как прохладный ветерок в разгар знойного дня. — Пустыня не любит слёз. Тебе ли не знать, выросшей среди этих песков.       Нейтикерт подняла на Амунет испуганные глаза, полные слёз. Солёные капли застыли на её щеках, подобно утренней росе на нежных лепестках лотоса. — Кто ты?.. — голос омеги дрогнул. — Безмолвие, — улыбнулась Амунет, и её улыбка была такой светлой, способной разогнать ночную тьму. — И та, кто заберёт твою боль себе. Я — Амунет…       Омега, осознав, кто перед ней, тут же сползла с ложа на прохладный пол. Её движения были исполнены благоговейного страха и почтения. — Мать, которая отец… — прошептала она, склонив голову так низко, что её чёрные локоны рассыпались по каменным плитам. — Не пугайся, дитя. Моё сердце открыто для тебя, как врата храма на рассвете. Лучше расскажи, что так угнетает твою душу?       Нейтикерт вытерла слёзы краем своего льняного одеяния и несколько раз кивнула головой, пытаясь собраться с мыслями.       Перед омегой была одна из первых исконных богинь, и это не могло не вызывать трепет в её смертном сердце. Красная корона Дешрет на голове Амунет, символ власти над Нижним Египтом, сияла в лунном свете, не позволяя усомниться в божественной природе гостьи. — Не о себе печаль моя, — наконец произнесла Нейтикерт, и её голос был тих, как шелест папируса. — О карийском командире? Жрица плачет по альфе? — в голосе богини прозвучали нотки, напоминающие звон храмовых систров.       Нейтикерт опустила голову ещё ниже, её плечи поникли под тяжестью вины. — Ты поэтому пришла? Оттого, что я нарушила обет Амону? Ты накажешь меня? — слова срывались с её губ, а следом за ним и тяжелый вздох. — Столько вопросов… — Амунет вздохнула, и её дыхание было подобно весеннему ветру. — Я пришла потому, что ты — дочь фараона и твои слёзы разбивают мне сердце, как разбивается глиняный сосуд о каменные ступени храма. — Ты знаешь, где он? Он жив? — в глазах омеги вспыхнула надежда, яркая, как полуденное солнце. — Где он — не знаю. Но в ночи его дыхание ровное, как течение Нила в сезон покоя. — Значит жив… — выдохнула Нейтикерт. — Ох, и снова слёзы… — улыбка тронула губы Амунет. — Это от счастья, — прошептала омега, прижимая руки к груди. — Спасибо тебе…       Амунет обняла Нейтикерт, окутав её своим божественным теплом. Обняла так, как мать обнимает дитя. И омега, давно лишенная этого отчаянно прижалась к ней. — Мне нужно было зайти раньше. Слишком долго я смотрела на твои слезы, — она приподняла лицо жрицы, потянув ее за подбородок. — Надеюсь, что сердце твоё успокоится. Оно принадлежит моему мужу Амону и не должно страдать по другому мужчине, — её голос стал строже, но в нём всё ещё слышалась материнская забота.       Она посмотрела в глаза омеге, коснулась длинными пальцами её лица, оставляя невидимое благословение, и поднялась, намереваясь раствориться в ночной тьме. — Подожди. Прошу, — голос Нейтикерт дрогнул. — Я хочу узнать… — Не злоупотребляй моим вниманием, Нейтикерт, — капризно произнесла Амунет. — Мой брат… Хасни… узнай, что с ним, прошу… я переживаю… — слова омеги были наполнены искренним беспокойством. — Хасни? — имя прозвучало в устах богини, как удар гонга в храме. — Амон отправил его сразиться с Великим змеем, — прошептала Нейтикерт.       Амунет прищурила глаза, превратившиеся в узкие щели, словно прорези в храмовых стенах, а её губы стали тонкими, как лезвие бронзового ножа. — Что? Амон решил распорядиться судьбой представителя семьи фараона? — её злость появилась мгновенно и была подобна грозовой туче, нависшей над пустыней. — Моей семьи!

***

      Бахира стояла на носу боевой нубийской ладьи, вглядываясь в тёмные воды Нила. Её чёрные одежды развевались на ветру, а золотые змеи-браслеты обнимали ее руки и тускло поблескивали в лучах заходящего солнца. Душа жрицы кипела от ярости — она больше не чувствовала дыхания своего сына. Она понимала, её великой жертвы, больше не существует в мире живых. Связь между ними, питавшая её силой, оборвалась, оставив после себя лишь выжженную пустоту. Она понимала, что больше нет того, кто станет её орудием мести Апедемаку. Нет того, кто подарит ей полную власть над Нубией. — Госпожа, — молодой нубийский воин склонился перед ней, — мы готовы к отплытию. Двадцать кораблей ждут твоего приказа.       Бахира даже не повернула головы. Её взгляд был прикован к горизонту, где красное солнце медленно тонуло в водах священной реки, окрашивая небо в цвет крови. Той самой крови, которую она собиралась пролить. — Пусть готовятся, — её голос был подобен шипению кобры. — Как только стемнеет, мы двинемся вниз по течению. Фараон думает, что защищён своими стенами и карийскими наёмниками? — она сжала посох, украшенный змеиной головой, тёмная энергия заструилась по древнему дереву. — Я накажу того, кто лишил меня Змея! Я покажу им всем силу древних богов. Силу жрицы Бахиры! Я стану их личной богиней ужаса и смерти!       На её смуглой коже проступили тёмные письмена — древние заклинания, они словно оживали на её коже впитываясь в плоть тонкой вязью. Бахира начала читать заклинание, призывая тьму подняться из глубин Нила. Вода вокруг ладьи забурлила, и из неё показались чёрные змеи. Они скользили по бортам судна, готовые по первому приказу своей хозяйки броситься на врага.       Но внезапно ритуал был прерван криком вперёд смотрящего: — Корабли! С севера идут триеры!       Бахира резко обернулась. В вечерней дымке она различила силуэты триер. Их было много — не меньше тридцати. На мачтах развевались знамёна Карии. — Дафнис, — прошипела она, узнав флаг карийского царя. — Думаешь спасти своего хозяина? Спасти Псамметиха и его выродка Хасни? Карийский пёс! Слишком поздно!       Она подняла посох, и тёмная магия заклубилась вокруг неё черным дымом. Нубийские воины на палубе попятились — даже они, привыкшие к колдовству своей жрицы, были напуганы силой, исходящей от неё в этот момент.

***

      Дафнис стоял на капитанском мостике своей флагманской триеры, всматриваясь вдаль. Рядом с ним находились его лучшие воины, но он все ещё надеялся на диалог. — Мой царь, — обратился к нему капитан, — впереди нубийские ладьи. — Они ждут нас? Это странно… — Они явно к чему-то готовятся. На палубе я видел чёрную женщину. Она объята тёмным дымом.       Дафнис сжал рукоять меча. Неужели он опоздал? — Неужели всё уже решено? — боль вонзилась в сердце альфы. — Мой сын… Мой Тэхён…       Теперь нет смысла договариваться с Бахирой. Она не станет. В ее глазах он простой воин Псамметиха. Цепной пес… Теперь прольётся кровь. Кровь его людей… Кровь Карии. Он смотрел на корабли нубийцев и понимал, что он попал в ловушку. Застрял в тисках между Египтом и Нубией и утянул за собой своих воинов, свою семью, своего сына. Перед глазами альфы возник образ Александра. Омега посмотрел на него взглядом полным печали и смиренно кивнул… — Передай приказ, — твёрдо произнёс альфа. — Строимся клином. Загоняем их к берегу. Если назад дороги нет… мы мечем прорубим его впереди.       Триеры выстроились идеальным клином, рассекая тёмные воды Нила. Весла поднимались и опускались в едином ритме, создавая гипнотическое зрелище. Дафнис знал, что его корабли превосходят нубийские и в скорости, и в манёвренности. Но еще он знал, что магия Бахиры может свести на нет все тактические преимущества. Она может задушить весь бой в зародыше. — Алкей! Пусть лучники будут готовы. И возьмут стрелы окуренные благовониями в храме Афины.

***

      Первый удар нанесла Бахира. Она подняла посох к небу, и тёмные змеи, созданные её магией, взмыли в воздух, подобно живым копьям. Они обрушились на передовые триеры, обвивая вёсла, пытаясь проникнуть в щели между досками обшивки. — Стрелять! — раздалась команда на карийских кораблях.       Омеги-лучники, выпустили первый залп. Стрелы пробивали магических тварей насквозь, развеивая их в облака чёрного дыма.       Бахира зарычала от ярости. Она не ожидала, что у врага найдётся оружие против её магии. Но это была лишь разведка… Настоящая битва ещё впереди. — Вперёд! — крикнула она своим воинам. — Покажите этим чужеземцам силу сынов Нубии!       Нубийские ладьи устремились вперёд. Их таранные носы были окованы бронзой, а на палубах выстроились войны-тени готовые вступить в бой. Завязалась ожесточённая схватка. Стрелы летели с обеих сторон, воздух наполнился криками раненых и звоном оружия.       Бахира создавала всё новых и новых змей, теперь уже более крупных и опасных. Новые тени вставали за её спиной. Они атаковали карийские корабли, разбивая вёсла и пытаясь опрокинуть триеры. Но войны Дафниса проявляли удивительное хладнокровие. Их мечи и стрелы находили цель даже в этом хаосе.       Царь Дафнис умело руководил боем. Его триеры окружали нубийские ладьи, постепенно оттесняя их к берегу, где быстрое течение создавало опасные водовороты. Но внезапно вода вокруг его флагмана забурлила, и из глубины поднялась огромная змеиная голова, состоящая из чистой тьмы. — Узри силу Апедемака! — голос Бахиры разнесся над рекой подобно грому. Её глаза светились неестественным светом, а вокруг тела клубилась тёмная аура. — Пусть воды Нила станут твоей могилой!       Гигантская змея раскрыла пасть, готовясь проглотить флагманскую триеру целиком. Но в этот момент один из лучников, совсем юный воин Нерей, прицелился и отпустил тетиву. Его стрела, пущенная с невероятной силой, пролетела сквозь магическое существо и вонзилась прямо в грудь Бахиры.       Жрица застыла, не веря своим глазам. Она посмотрела на древко стрелы, торчащее из её груди, на её лице отразился страх. Связь с тёмной магией прервалась, и все её творения начали рассыпаться в прах. — Нет… — прошептала она, пошатнувшись. — Нет… Нет… — она цеплялась за канаты и поручни, стараясь сохранить равновесие. Но её чёрное сердце сделало свой последний удар и замерло. — Ты… уйдёшь со мной…       Последнее проклятье жрицы ударило в грудь Нерея и омега осел бездыханным. Бахира рухнула на палубу своей ладьи. Её тело начало светиться изнутри тёмным светом, древние письмена на коже вспыхнули огнем и тут же погасли. Жрица Апедемака, создавшая Великого Змея, была мертва.       Нубийские воины были растеряны. Они застыли словно гибель их предводительницы лишила их способности двигаться. Тени стали рассеиваться, открывая глазам карийцев то, насколько мало настоящих людей в нубийском войске. Те кто остался начали сдаваться. Их ладьи одна за другой опускали вёсла и знамёна. Битва была окончена.       Дафнис смотрел на тело Бахиры, которое медленно превращалось в чёрный песок, уносимый ветром. — Она же наверняка знала, — тихо произнёс он. — Знала, что этот бой закончится так… какая нелепая жертва… — Мой царь, — к нему подошел Алкей, — что прикажешь делать с пленными?       Дафнис оторвал взгляд от рассыпающегося тела жрицы. — Всех в цепи и на берег… Пустыня их дом. Пусть примет их тепло… А нам нужно спешить в Фивы. Вы останетесь при дворе Нехо. А я… я должен найти своего сына.       Солнце окончательно скрылось за горизонтом, звёзды отражались в тёмных водах Нила, которые уносили последние частицы праха некогда могущественной жрицы. Ее короткое правление наполненное древней магией так бесславно подошло к концу, уступая место новому времени — времени людей.       Осталось с этим примирить богов.

***

      На вершине храма Амона в Карнаке, куда не долетали даже птицы, двое богов стояли у массивной колоннады.       Зевс, золотые доспехи которого отражали умирающий свет дня, небрежно опирался на одну из колонн. Его присутствие заставляло воздух потрескивать от едва сдерживаемой силы, а облака над храмом клубиться неестественными формами.       Он нежно перебирал пальцами волосы Амона, стоявшего рядом. Тёмная кожа египетского бога отливала бронзой в лучах заходящего солнца, а глаза светились внутренним огнём подобно драгоценным камням. Зевсу так нравилось наблюдать за мужчиной рядом. Его величие и красота порабощали, заставляя забыть обо всём… — Значит, всё идёт по плану? — он почти мурлыкнул. Его взгляд нехотя оторвался от Амона и устремился в сторону пустыни. — Змей мёртв, а с ним и сын фараона… — Терпение, брат мой, — Амон говорил медленно, словно каждое слово было невесомо, как ласкающий кожу ветерок. — Дай времени совершить свой ход. — Времени? — Зевс усмехнулся, и молния прочертила небо, хотя туч ещё не было. — Твоё настроение так быстро меняется… — Ты удивлен? Амон, мы и так ждали слишком долго. Апедемак не должен был получить шанс вернуться, но вернулся… Не должен был возродиться, но возродился… А теперь, когда мы связали жизни Змея и мальчишки… — Мальчишки? — новый голос, мягкий как шелест песка и острый как кинжал, разрезал воздух между богами. — Ты говоришь о сыне фараона, Зевс? О том, кто несёт в своих венах кровь древних царей Кемета?       Воздух сгустился, тени от колонн начали двигаться неестественным образом, сплетаясь в причудливые узоры. Из них, словно сотканная из самой тьмы, появилась женская фигура. Амунет ступила в круг света, и её красная корона пульсировала словно живая, казалась она окрашена настоящей кровью. — Амунет… — выдохнул Амон, и в его голосе смешались удивление и что-то похожее на страх. — Муж мой, — она произнесла эти слова с такой горечью, что несколько иероглифов на ближайшей колонне потускнели. — Ты рад встрече? Или мне следовало обращаться к Мут за разрешением говорить с тобой?       Зевс выпрямился, его рука непроизвольно потянулась к Амону, чтобы отстранить того за спину. — Ты давно не появлялась в этих краях, прекрасная Амауни, — Зевс попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. — Ио, прошу… — Не смей называть меня этим именем, — прошипела Амунет, и тени вокруг неё заклубились подобно змеям. — Я врядли прощу тебя… — Но, Ио… — Ты пытался однажды овладеть мной, превратив в корову! — её голос прозвучал громче любого грома.       Зевс побледнел, а небо над храмом потемнело ещё сильнее. — Это было давно… — Всё было давно, — Амунет медленно двинулась вперёд. Каждый её шаг оставлял на каменном полу следы, похожие на древние символы. — Когда я была той, кто высиживал космическое яйцо, из которого появился Ра. Когда я была первой женой Амона, прежде чем он решил, что ему нужна более… послушная супруга.       Амон шагнул вперёд, его посох глухо стукнул о камень. — Ты сама отстранилась, ушла в тени… — Я? — смех Амунет рассыпался песком, шорохом отразившись от купола. — Я была здесь всегда. В каждой тени, в каждом шепоте ночного ветра. Я видела, как вы плели свои интриги, как играли судьбами смертных, словно это фишки в сенет.       Она повернулась к Амону, и в её глазах плескалась тьма, существовавшая до создания мира. — Ты забыл, кто я такая, муж мой? Забыл, что я была частью Огдоады, когда ты был лишь одним из многих местных богов? Забыл, что это я помогла тебе подняться над остальными?       Воздух вокруг начал густеть, становясь тяжёлым и вязким, как смола. — Я позволила Мут занять моё место, потому что так было нужно для Египта. Я отступила в тень, потому что так было легче защищать то, что действительно важно. Но вы… — она перевела взгляд с одного бога на другого. — Вы посмели тронуть то, что находится под моей защитой. — Род фараона всегда находился под защитой всех богов, — начал Амон, но Амунет подняла руку, и его голос пресёкся. — Не пытайся учить меня, кто под чьей защитой, — прошипела она. — Я была здесь до тебя, до твоих храмов, до твоих жрецов. Я та, кто оберегает царский род от первых династий. И что же я узнаю? Вам стало мало простых смертных… Вы двое, в своей гордыне, решили пожертвовать сыном фараона ради своих игр с Апедемаком? — Это не игры! — загрохотал Зевс. — Апедемак должен быть остановлен! Если он найдёт способ вернуться… — Если? — Амунет рассмеялась, и её смех был подобен шелесту тысячи змей. — Он уже нашёл. Кроме того он сам создал свою смерть… сына своего Великого Змея. Но вы заигрались в своей песочнице. Уничтожили того, кто мог убить бога! И чуть не уничтожили единственную надежду на его окончательное поражение.       Она взмахнула рукой, и в воздухе появилось нечто похожее на туманное зеркало, в котором отражались спящие Хасни и Тэхён. — Зачем вы связали жизнь Хасни со Змеем? Чего добивались? Думали, что это убережет мир от возвращения Апедемака. Омега лишил бы вас этой надежды не успей я вовремя!       Амунет коснулась зеркала, и оно подёрнулось рябью, показывая образ ещё нерождённого ребёнка, окруженного золотым сиянием. — Их сын станет тем, кто навсегда закроет врата между мирами. Он будет замком, который не позволит Апедемаку вернуться. Но вы… — она снова повернулась к богам, и её глаза пылали древним огнём. — Вы едва не убили его прежде, чем он успел появиться на свет. — Откуда нам было знать? — Зевс шагнул вперёд. — Мы действовали во благо… — Во благо? — тени вокруг Амунет взметнулись вверх, закрывая заходящее солнце. — Вы действовали из страха потерять власть! Из-за вашей раздутой гордыни! Как всегда. Как тогда, когда ты, Зевс, проглотил Метиду, опасаясь, что её сын свергнет тебя. Как ты, Амон, когда позволил жрецам исказить древние пророчества, лишь бы сохранить свою власть.       Она подняла руки, и тени сгустились ещё сильнее, окутывая богов подобно коконам. — Я разорвала нити, которыми вы связали Хасни со Змеем. Я перенесла его и его омегу в безопасное место. И я клянусь первозданным хаосом, из которого мы все появились — если вы ещё хоть раз попытаетесь вмешаться в судьбу этой пары или их ребёнка…       Она не закончила фразу, но температура воздуха резко упала, а тени вокруг заклубились ещё яростнее. — Ты не можешь… — начал было Амон, но Амунет перебила его: — Не могу? — её голос стал подобен шипению. — Я та, кто существовал до света. Я та, кто знает тайны рождения и смерти. Я та, кого вы забыли, но чья сила никуда не делась.       Она сделала шаг к Амону, и великий бог невольно отступил. — Я позволила тебе править, муж мой. Позволила забыть меня. Но не думай, что это сделало меня слабее. В тишине и тенях я всегда была сильнее, чем в громе и молниях.       Зевс попытался вмешаться: — Но пророчество… — Пророчество свершится, — отрезала Амунет. — Но не так, как вы планировали. Ребёнок родится. Он вырастет под моей защитой. И когда придёт время, он станет тем замком, что навсегда запрёт Апедемака в царстве мёртвых.       Она повернулась к обоим богам, в её глазах плескалась тьма. — А теперь уходите. Оба. И не смейте приближаться к тем, кто является моей семьёй! Иначе… — она улыбнулась, и в её улыбке была бездна. — Иначе я напомню вам, почему древние боги хаоса внушали такой ужас даже другим богам.       Солнце окончательно село за горизонт, и тьма окутала храм. Когда первые звёзды показались на небе, на вершине храма уже никого не было. Только ветер гулял между колоннами, да тени, казалось, двигались сами по себе, храня память о гневе древней богини.

***

      Хасни открыл глаза и утонул в море солнечного света, заливающего просторный зал храма. Золотистые лучи, пробивающиеся сквозь узкие оконные проёмы под самым потолком, создавали причудливую игру света и тени на древних колоннах, покрытых яркими иероглифами. Альфе казалось, что сам он соткан из сотни этих лучей. Он наблюдал как они проходили через его тело, наполняя его священным светом Ра. Пылинки танцевали в воздухе, словно крошечные звёзды, мерцающие в дневном свете. Всё вокруг было похоже на сон…       Хасни сделал глубокий вдох, ощущая, как прохладный воздух храма наполняет его лёгкие. Его тело, привыкшее к жгучему дыханию пустыни, отозвалось легкой дрожью. Он прислушался к запахам… Ничего. Ни мирры, ни лотоса… ни даже запаха раскаленного песка, который за долгие месяцы путешествий через бескрайние барханы, казалось, въелся в каждую пору его кожи. Вместо этого — лишь прохладная пустота и тяжёлый запах камня. Но не это вызывало беспокойство в его душе…       Альфа резко сел. Его пальцы скользнули по гладкому известняковому полу, холодному, как ночь в пустыне. Он обернулся, и облегчённый выдох сорвался с его потрескавшихся губ… Тэхён лежал рядом, его стройное тело было укрыто простой льняной тканью. Грудь омеги мерно вздымалась, а длинные ресницы чуть подрагивали. Омега видел сон. — Он жив, — тихий шёпот, почти беззвучный, рассыпался в воздухе подобно песчинкам.       Хасни вздрогнул всем телом, его рука инстинктивно потянулась к поясу, где обычно висел меч, а тело машинально двинулось в сторону, закрывая собой Тэхёна. Присутствие кого-то ещё в этой комнате света он не почувствовал, несмотря на обостренные инстинкты альфы. — Тебе не стоит бояться, дитя… — голос Амунет зазвучал в воздухе прежде, чем её фигура родилась из золотистого света. Красная корона на её голове отбрасывала красные отблески, словно искры на колоннах храма. — Приветствую тебя, сын фараона.       Хасни сидел замерев, между богиней и спящим Тэхёном. Его глаза внимательно следили за каждым ее движением. Альфа узнал её… — Великая Мать, — он склонил голову, но не опустил взгляд. — Это ты спасла нас?       Амунет скользнула ближе, её шаги были беззвучны. — Я остановила время, когда твой омега готов был принести великую жертву ради тебя… — она посмотрела на спящего Тэхёна. — Такая преданность… Такая любовь… Такой огонь… Редкий дар даже для богов. — Зачем? — Хасни напрягся. — Зачем боги приговорили нас к смерти?       Лицо Амунет исказилось гневом, и по стенам храма пробежали тени, похожие на змей. — Мой муж, — она произнесла это слово с горечью, — и Зевс… Они не имели права играть судьбами моей семьи без моего ведома. — Твоей семьи? — Хасни нахмурился, его пальцы невольно коснулись шрама на груди, оставленного Великим Змеем. — Род фараона Псамметиха находится под моей защитой, — Амунет приблизилась к Хасни, её глаза светились древней силой и альфа чувствовал её. — Они посмели связать твою жизнь со Змеем! Посмели рисковать жизнью твоего нерождённого сына!       Хасни замер, его взгляд метнулся к Тэхёну. — Значит, правда… Дитя действительно… — Станет тем, кто примирит небо и землю? — Амунет мягко улыбнулась. — Да. Но Амон и Зевс в своём вечном походе на Апедемака чуть не погубили единственную надежду на мир, — её взгляд с нежностью скользнул по телу Тэхёна. — Великий Змей мёртв, — Хасни как-то странно и тяжело выдохнул. — Я убил его.       Амунет подошла к одной из колонн, провела пальцем по иероглифам. — Они хотели чтобы ты погиб вместе с ним.       Хасни посмотрел на свои руки. — Получается… мёртв? — Нет, и должен быть благодарен своему омеге, и своей сестре за то, что ты жив, — Амунет улыбнулась. — Я разорвала нити судьбы, которыми Амон связал тебя с исполинским гадом, — её голос стал жестче. — Эти двое забыли, что я была здесь задолго до них. Забыли… — И что теперь? — Теперь? — Амунет обернулась, и в её глазах плескалась тьма Дуата. — Теперь начнётся настоящая битва. Апедемак не остановится. Он будет искать способ убить дитя… — И мой сын должен будет сражаться с ним? — в голосе Хасни прозвучала тревога. — Нет, — Амунет покачала головой. — Твой сын станет тем, кто закроет врата, которые не позволят Апедемаку вернуться в мир людей. Он станет печатью, живым замком, который навсегда удержит бога войны в царстве мёртвых.       Хасни аккуратно положил руку на живот спящего Тэхёна. — Почему ты рассказываешь мне всё это?       Амунет приблизилась к паре, её взгляд смягчился. — Потому что хочу подарить вам дар, который недоступен даже богам — выбор. Я могу стереть память о произошедшем, дать вам новую жизнь вдали от богов и их интриг. Вы уйдете и заберете свое дитя с собой, оставив остальных решать вопрос с Апедемаком самостоятельно. Или… — Или? — Хасни подался вперёд. — Или вы останетесь здесь, под моей защитой, и подготовите своего сына к его судьбе, — Амунет коснулась лба Тэхёна, и омега глубоко вздохнул во сне. — Выбор должен быть осознанным. Вы оба должны его сделать. — Когда? — Как только он проснётся, — Амунет отступила к колонне. — У вас будет время до следующего восхода солнца. А сейчас… — она улыбнулась, — сейчас просто побудь рядом с ним. Твой омега очень силён, но даже сильнейшим нужен отдых и забота.       Хасни кивнул, его пальцы нежно коснулись щеки Тэхёна. — Спасибо, Великая Мать. — Не благодари раньше времени, дитя, — Амунет начала растворяться в воздухе. — Какой бы путь вы ни выбрали, он не будет лёгким. Но знай — моё благословение всегда будет с вами.       Последние слова богини растаяли в воздухе, оставив после себя лёгкий аромат лотоса. Хасни склонился над Тэхёном, вглядываясь в любимое лицо, пытаясь представить, какое решение они примут, когда взойдет солнце.

***

      Тэхён медленно приближался к берегам яви. Первым, что он почувствовал, был знакомый запах альфы — тёплый, как полуденный песок, крепким как объятия любимого. Этот запах, который он считал потерянным навсегда, окутывал его подобно священному благовонию.       Его веки дрогнули, и первым, что он увидел, было лицо Хасни — осунувшееся, с новыми морщинками у глаз, но живое. Невероятно живое. — Ты здесь, — выдохнул Тэхён, его голос был хриплым, будто он кричал слишком долго. Память последних событий накатила волной: битва, кровь на песке, его отчаянный крик и нож у собственного живота. — Ты живой…       Хасни склонился ниже, его пальцы нежно коснулись щеки омеги. — Благодаря тебе, — в глазах альфы плескалась тревога, смешанная с восхищением. — Ты готов был… — его голос дрогнул. — Я бы сделал это, — твёрдо произнёс Тэхён, приподнимаясь на локтях. Его взгляд заскользил по помещению, отмечая высокие колонны и священные письмена на стенах. — Где мы? — В храме Амунет, — Хасни помог ему сесть, его руки были удивительно осторожными, словно он боялся, что омега может рассыпаться от одного неверного движения. — Она спасла нас. Остановила время и перенесла сюда.       Тэхён замер, его рука инстинктивно легла на живот, защищая их общее сокровище. — Значит, боги… — он не договорил, но в его глазах читался вопрос. — Амунет разорвала нити судьбы, которыми Амон и Зевс связали меня со Змеем, — Хасни сел рядом, обнимая омегу за плечи. — Мы свободны от их приговора. — Альфа вздохнул. — Но… — Конечно… Всегда есть но. — Тэхён напрягся, чувствуя, как сердце альфы забилось чаще. — Это же боги… — На этот раз у нас есть выбор, — Хасни глубоко вздохнул. — Амунет предложила два пути. Она может стереть нашу память о произошедшем, дать новую жизнь вдали от богов и их интриг… — Или? — Тэхён развернулся к альфе, его глаза блестели в полумраке храма. — Или мы останемся здесь, под её защитой, — Хасни положил ладонь поверх руки Тэхёна, там, где под их пальцами билось крошечное сердце их будущего ребёнка. — И подготовим нашего сына к его судьбе.       Тэхён молчал долго. Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно он мог видеть сквозь стены храма, сквозь время и пространство. — Наш сын… — наконец произнёс он. — Кем он должен стать? — Тем, кто примирит небо и землю. Живым замком, который навсегда закроет врата, через которые Апедемак каждый раз возвращается, — Хасни говорил тихо, но его голос эхом отражался от древних стен, его пальцы рассеянно поглаживали плечо омеги.       Они сидели обнявшись. Их тихое дыхание смешивалось, оседая на коже. Их пальцы сплетались словно пытаясь удержать друг друга от неверного решения… Мысли альфы и омеги были сейчас об одном: могут ли они выбирать за ребёнка, имеют ли они право решать за него. — Я хочу быть с тобой, — наконец произнес Тэхён. — Всё остальное… не имеет значения. Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой. Но наш сын… Он должен выбрать сам. Не нам это делать. Мои родители всегда позволяли мне определять свой путь… Твой отец решал всё за тебя… Но боги изменили наши судьбы так, как то нужно было им… — Значит, решено? — тихо спросил альфа. — Решено, — кивнул Тэхён.       Их губы встретились в нежном поцелуе, а где-то в глубине храма, невидимая для смертных глаз, Амунет улыбнулась, наблюдая за парой. Неосознанно для них самих выбор был сделан, и колесо судьбы начало свой новый оборот.