Проклятье фараона

Легенда о сотворении мира. В безбрежных глубинах вечности, задолго до рождения времени, существовало лишь бескрайнее Ничто — первозданный Хаос, окутанный мраком незыблемой тьмы. Это было царство Нуна — океана изначальных вод, застывших в вязкой неподвижности. Мертвенный покой воцарился в его студенистых глубинах, леденящих душу своей немыслимой древностью. Казалось, сама жизнь замерла в оцепенении, не смея потревожить эту безжизненную пучину. Ни единого дуновения ветерка, ни звука, ни даже намека на какое-либо движение — лишь зловещая тишина, воплощенная в застывших водах Нуна. Столетия сменялись тысячелетиями, эпохи уступали место новым эрам, но мрачный океан оставался недвижим, словно остановившееся время. Однако в один невероятный миг что-то дрогнуло в этом немом безмолвии. Сперва практически незаметная рябь прошла по тусклой глади, затем вода вдруг забурлила, забившись в судорожных конвульсиях. И тут произошло чудо! Из пенящейся бездны вод родился Атум — великий праотец всех богов, первенец сущего во Вселенной. Он воспарил над самой бездной, воздев крылатые руки, и возвестил воплощенным голосом: «Я существую! Я — изначальный, первопричина всего сущего! Нет у меня ни отца, ни матери, ибо я сам — родоначальник жизни! И я сотворю мир, наполнив его богами и всеми тварями!» С неимоверным усилием Атум оторвался от колыбели вод и, парящий в эфире первозданного Хаоса, изрек волшебное слово-заклинание. В ту же самую секунду раздался оглушительный грохот, сотрясший безбрежные глубины Нуна. Из пучины взметнулись тучи брызг, и из водной геенны вознесся крохотный холмик Бен-Бен, ставший первой твердью в океане изначального Ничто. Атум опустился на этот клочок суши и впервые обрел под стопами опору. Окинув взором безбрежные просторы вод, он погрузился в глубокое размышление о дальнейших деяниях по сотворению мироздания. «Необходим ветер, — изрёк он сам себе. — Воды этого океана должны быть подвижны, чтобы жизнь могла разлиться по всей Вселенной, наполнив ее своим дыханием». «Также пребудет со мной богиня дождя и влаги, дабы управлять всеми водными потоками, питающими живительной силой все сущее». И вот, по велению Атума из Ничто явились два божественных дитяти — бог ветра Шу и богиня с грозным ликом свирепой львицы, Тефнут, олицетворявшая влажную стихию всех водных потоков. Они стали первой парой богов, благодаря коим сила жизни смогла пробиться сквозь оковы изначального Хаоса. Однако радость Атума была преждевременна, ибо непроницаемый мрак все еще окутывал Вселенную, скрывая в своих глубинах лики его божественных чад. Сколько ни взывал он к ним, оглашая водную пустыню горестными стенаниями, ничто не отзывалось из бездны изначальной тьмы. Охваченный отчаянием, великий прародитель вырвал свой всевидящий Глаз и, обращаясь к нему, молвил: «О, верный Глаз! Ступай в пучину Нуна и разыщи моих детей Шу и Тефнут. Верни их ко мне во что бы то ни стало!» Глаз без промедления бросился исполнять волю Атума, оставив его в тревожном ожидании. Томясь муками неизвестности, праотец богов уже совсем было отчаялся вновь обрести потерянных чад. «О горе мне! — провозгласил он в сокрушенном вопле. — Не только я навеки потерял моего сына Шу и мою дочь Тефнут, но к тому же еще лишился верного Глаза!» Не в силах сдержать душевных терзаний, Атум создал себе новый Глаз и водрузил его в опустевшую глазницу. А верный Глаз, столько лет обшаривавший океанские глубины, все же отыскал в этой пучине блуждающих божественных детей. Как только Шу и Тефнут ступили на твердь холмика, обезумевший от радости Атум уже бросился им навстречу, чтобы вновь прижать к груди долгожданных отпрысков. Однако тут случилось нечто неожиданное — вспыхнув от праведного гнева, оскорбленный Глаз вылетел из глазницы и яростно прошипел Атуму: «Что это значит?! Разве не по твоему велению я отправился в пучину Нуна на поиски потерянных детей и благополучно их вернул? Я оказал тебе неоценимую услугу, а ты…» «Не сердись, мой верный Глаз, — молвил Атум, стараясь смягчить его праведный гнев. — Я помещу тебя на свой лоб, и оттуда ты сможешь наблюдать за моим творением, любуясь великолепием созидаемой мной Вселенной». Но эти слова не убавили гнева оскорбленного Глаза. Жаждая во что бы то ни стало наказать неблагодарного Атума за предательство, он внезапно обернулся ядовитой коброй. Страшная змея со свистящим шипением раздула грозную шею и обнажила смертоносные клыки, нацеленные прямо в лицо изумленного праотца. Атум, однако, даже и не думал устрашиться. Он с невозмутимым спокойствием поднял змею и водрузил ее на свой лоб. С тех пор изображение этой кобры, именуемой ураем, стало украшать головные уборы богов и фараонов, символизируя мудрость и могущество владык. *** Палящее солнце Нубии беспощадно обрушивало свои лучи на песчаные дюны, простиравшиеся до самого горизонта. Воздух дрожал от зноя, создавая причудливые миражи вдалеке. Тэхён, внимательно вслушивался в слова Хаммона, вглядывался вдаль своими проницательными глазами. Его тонкие пальцы нервно теребили край льняной туники, расшитой замысловатыми узорами, капельки пота стекали по его коже, но он, казалось, не замечал этого, полностью погруженный в рассказ старца. — В Египте что-то не так со змеями… — пробубнил Тэхён себе под нос, его брови сошлись на переносице, образуя глубокую складку. Хасни, сидевший рядом, заметил изменение в настроении омеги, когда его глаза скользнули по лицу Тэхёна. — Случилось что-то? — уточнил он, наклоняясь ближе и понижая голос до шепота. Тэхён моргнул, словно выходя из транса, и покачал головой. Его рука потянулась к кубку с прохладным напитком, стоящему рядом. — Нет… ничего, принц Хасни. — ответил он, но его голос дрогнул, выдавая внутреннее беспокойство. — Так получается, что глаз Атума в урее фараона? Хаммон, протёр лицо и медленно покачал головой. — Урей фараона лишь дань легенде, — начал он, его голос, хрипел от долгого пребывания здесь и горячего воздуха пустыни, он стал похож на шелест песка. — Головы богов и фараонов обвивают священные уреи, огнедышащие кобры, истребляющие всех их врагов своим палящим пламенем; они же грозными рядами поднимаются и над наосами богов, и над балдахинами царских тронов. Но это символ… Лицо старца светилось, когда он говорил, а руки его, покрытые старческими пятнами, жестикулировали в воздухе, рисуя невидимые символы и увлекая в историю. — Так где же око? — В подземном храме Осириса, где в виде крылатых кобр охраняют Исида и Нефтида его голову, окружая тенью своих крыльев. У Исиды око. Тэхён внимательно слушал, его глаза расширились от понимания. Он провел рукой по волосам, убирая непослушную прядь за ухо. — Значит наш путь лежит в Абидос? — спросил он, его взгляд встретился с взглядом Хаммона. — Верно? — Да, принц, — кивнул старец, его борода колыхнулась от движения. Омега задумался. Одно дело убить Великого Змея, который явно принесёт не мало разрушений и бед людям… и совершенно другое заявиться в храм великого царя загробного мира и попросить у его жены Исиды око. — Вы знаете историю Египта, принц Тэхён? — старец с одобрением посмотрел на него — Не то чтобы знаю…- Тэхён вздохнул и прикрыл глаза. — Амон сталкивает нас с тремя богами и нам нужно все продумать. — Тут нужна стойкость и вера, принц… — начал было Хаммон. — Не соглашусь с вами. — омега посмотрел на чёрную фигуру, что мелькала за щитом Амона прикрываемая островком пальм, и резко встал. — Нам нужна хитрость. Боги просто так ничего не отдают… — он поднял ларбос и зашагал в сторону замеченного им нубийского война. Хасни смотрел в след омеги, пытаясь понять, что принц сейчас произнес. Его познания в общем языке не были ещё полными и альфа не всегда мог уловить смысл сказанного. Но сейчас он почувствовал беспокойство и сомнения в голосе Тэхёна. — Что беспокоит принца? — Мой Хасни, принц Тэхён переживает, что боги ведут свою игру, а мы будем вынуждены быть в ней лишь незаметными фигурками в мареве пустыни. — он поморщился, когда увидел как Тэхён одним движением снёс голову нубийцу, а тот рассыпался песком. — Он прав… Исида не отдаст око просто так… — Значит его нужно выкрасть… Слова Хасни отразились беспокойством на лице старца, он что-то хотел сказать, но не успел, его воспитанник направился к Тэхёну. *** Великий Змей широким шагом ступал по длинным коридорам храма своего отца. Грубое сердце его стучало молотом отзываясь на каждый шаг. Сердце, сраженное первым чувством к прекрасному омеге, чей образ не покидал Змея ни на мгновение. Мать зря показала ему это прекрасное создание, крепкий воин с каменными мышцами и безудержной силой мечтающий о победах на бранном поле, теперь мечтал о нежных свиданиях, о томных взглядах и робких поцелуях… он мечтал о любви. Даже сейчас его глаза горели этим чувством, словно пара курильниц в темноте. Он шёл к отцу просить позволения забрать омегу из услужения в свой дом и сделать его своим мужем, что подарит Змею не только тело и любовь, но и его продолжение — детей. Смело вошёл он в ритуальный зал, что был наполнен тёплым светом от десятков курильниц и факелов. Их тени и блики ласкали каменную кладку и Змею невольно показалось, что плиты отзываются стонами на эти дразнящие касания. Но он ошибался… Сделав ещё шаг вперёд глаза Змея увидели того, чей стон наполнял собой пространство. На алтаре, где ещё утром приносились жертвы во славу бога-льва Апедемака, под его отцом извивалось тело омеги. Отец брал его неистово, впиваясь в бледное гибкое тело руками, оставляя фиолетовые следы на бедрах, словно метки принадлежности. Белые кудри разметались и кровь жертв, что ещё не высохла, не проникла в камень, впитывалась в них и пятнами расползалась по сахарной коже, превращая омегу в алое пульсирующее существо, дрожащее от возбуждения. Омега стонал, его губы жадно хватали воздух, а Змей задыхался, пытаясь унять злость, что поднимается словно песчаная буря внутри, грозя смести всё вокруг. Ведь тело в которое с такой яростью и вожделением вбивается его отец мощными бедрами — Сенби, тот из-за кого сердце Змея пело… тот о ком он мечтал. — Мой альфа… — выдыхает омега, а следом следует животный рык Апедемака, что сливается криком Змея и знаменует слияние двух сущностей. Он больше не мог смотреть на то, как его отец вяжет омегу, от одного имени которого в душе Змея просыпалось солнце. Сдерживая крик он бросился прочь из зала. Его тело, охваченное болью и гневом, вдруг стало меняться. Кожа полностью покрылась чешуей, руки слились с телом, а ноги между собой, превращаясь в огромное змеиное тело. Глаза, горящие яростью, стали вертикальными, как у настоящей кобры. Огромный змей пронесся по коридорам храма, проглатывая на своем пути испуганных стражников. Их крики смешивались с шипением и грохотом рушащихся колонн. Древние боги, казалось, отвернулись от этого места, позволяя хаосу править. Выбравшись за пределы храма, Великий Змей скрылся в бескрайних песках пустыни. Его след, извивающийся среди дюн, постепенно исчезал под порывами горячего ветра. Но гнев его не утихал, обещая вернуться и обрушить на мир месть, подобную которой еще не знал Куш. Бахира, стоя на своем балконе, смотрела на эту картину и ликовала. Её план, её месть получили свое начало. *** Палящее солнце безжалостно обрушивало свой жар на песчаные дюны и каменистые плато. Воздух дрожал от зноя, создавая миражи на горизонте. Щит Амона закрывал спасительный оазис от взгляда всякого, в чьём сердце тьма, со стороны он выглядел таким же миражом. Щит не просто скрывал, он не пропускал сквозь свои границы никого. И наоборот в отличии от нубийских воинов, что сейчас стояли вокруг оазиса словно немая стража, отряд Тэхёна их видел. Можно было даже подойти к нубийцу в упор и сказать ему что-то, он не увидит и не услышит. Когда чёрные тени вновь появились и не смогли пройти сквозь укрывающий карийцев щит, Евдор предложил разобраться с ними с помощью стрел. Он и Гилас встали рядом и натянули тетиву, но стрелы долетели до границы щита Амона, остановились и упали на песок. Попытка с мечами также не увенчалась успехом. Это означало только одно: когда отряд выйдет за пределы щита, ему придется сразу вступить в бой. Однако сейчас Тэхён стоял в шоке, глядя на бугорок песка, что остался от нубийского воина, которому омега одним ударом только что снес голову. — Значит для оружия бога ты не препятствие… — омега провел рукой по ларбосу и посмотрел на свое отражение в нем. — Ну что, омега, в твоих руках начало пути… знать бы в чьих его конец. — Тэхён, — произнес низкий, бархатистый голос. Омега даже не вздрогнул. Он лишь прикрыл глаза, вслушиваясь в знакомые интонации, позволяя им проникнуть в самое сердце. — Принц Хасни, — не оборачиваясь омега продолжал слушать, как альфа приближался, его шаги были едва слышны на мягком песке. Он остановился рядом с Тэхёном, невольно залюбовавшись, как легкий ветерок играл с золотистыми локонами омеги, открывая взору изящную шею. А Тэхён почувствовал исходящий от принца жар, не имеющий ничего общего с палящим солнцем. — Вы можете говорить на меня по имени? — Хасни бросил осторожный взгляд на омегу, который легко улыбнулся, услышав его слова. В глазах альфы мелькнуло сомнение. — Я снова говорю неправильно? Тэхён повернулся — Вы привыкнете, Хасни, — глаза омеги светились теплом, а на его лице отразилась смесь нежности и веселья. — Я уже привык, — будто извиняясь, произнес принц. Его взгляд скользнул по лицу омеги, задержавшись на губах. — К вам привык. Тэхён глубоко вздохнул, вдыхая аромат альфы. От этого запаха вновь по телу омеги пробежала уже знакомая дрожь, а на кончиках пальцев появилось легкое покалывание. Чтобы скрыть свое волнение, он на мгновение зажмурился. — Я… я подумал, что нашему отряду нужно разделиться, — омега, старался увести разговор от опасной темы. — Нет смысла всем караваном идти к храму Осириса. Хасни кивнул, его взгляд стал серьезным. — Я соглашусь с вами. Хаммон говорит, вы переживаете о том, что боги потребуют платы? — Уверен, так и будет, — Тэхён нахмурился. — Понять бы, что может быть значимо для Исиды… Горячий воздух и жаркое солнце заставляли мозг кипеть. Альфа видел, как омега сухо сглотнул и прикрыл глаза от усталости. Тонкие золотые прядки прилипли ко лбу, а пот каплями стекал по шее, заставляя взгляд Хасни завороженно следить за каждой. «Он совсем юный, этот омега… На сколько лет он младше меня?» — подумал Хасни. — «Как он выдерживает? На его плечах такая ноша… Жизни воинов его отряда и всех тех, кто их окружает, включая меня». — Для Исиды важно только тело ее мужа, — произнес альфа, стараясь сосредоточиться на разговоре. — Тело мужа? — Тэхён удивленно поднял бровь. — Я думал, вы знакомы с легендами Египта, — в голосе Хасни прозвучала легкая издевка. — Не так хорошо, принц Хасни, — Тэхён посмотрел в сторону источника. Его глаза на мгновение заблестели от жажды. — Давайте прогуляемся к воде, уж очень жарко сегодня. А вы расскажете мне об Исиде и её муже? Альфа кивнул и пошёл вслед за омегой. Они медленно двигались в сторону берега, их шаги синхронизировались, словно они давно привыкли ходить вместе. — Они любили друг друга, Исида и Осирис, — голос Хасни зазвучал мягко, будто он рассказывал древнюю сказку. — Брат и сестра, они любили друг друга и, став супругами, правили Египтом. Эта царственная пара была символом жизненных сил и справедливости. Осирис научил нас делать вино и выращивать виноград, Исида покровительствовала омегам и силам плодородия. — Действительно прекрасная пара, — тихо произнес Тэхён, его глаза затуманились, словно он представлял себе все то, о чем рассказывал альфа. — Наверное, всё и продолжалось бы так прекрасно, как и было, но у Осириса и Исиды были брат Сет и сестра Нефтида, — голос альфы стал мрачным. — Сет ненавидел Осириса, считая, что должен занимать его место — и на царском престоле, и на ложе рядом с красавицей Исидой. Он злился, ревновал и завидовал… а потом задумал страшное. Они подошли к источнику, где омега ловко запрыгнул на большой камень, садясь и опуская ноги в воду. Прохлада принесла мгновенное облегчение. — Ревность не лучший советник, — Тэхён невольно вспомнил лицо Гиласа на тренировках с принцем и в глазах омеги появилась грусть. — Он подарил Осирису золотой гроб и предложил его примерить, — продолжил Хасни, присаживаясь рядом. — Примерить гроб? — удивился Тэхён. — Конечно, — совершенно обыденно произнес альфа. — У меня тоже есть гроб, — гордо заявил он. — Я заказал его у лучших мастеров, он тоже из золота и украшен самоцветами. — Это разве не странно? — Тэхён посмотрел на Хасни с искренним удивлением. — Так принято, почему же странно? — альфа пожал плечами, словно речь шла о самой обычной вещи. Они смотрели друг на друга, и в их взглядах было столько невысказанных чувств, что им вдруг стало неловко. Тэхён соскользнул с камня и с головой ушёл под воду, а вынырнув, облокотился на камень руками, стряхивая с волос влагу. Хасни с восхищением смотрел на омегу, приоткрыв рот, как будто желая произнести что-то ласковое и интимное, предназначенное только для него… — Он убил Осириса? — спросил Тэхён, возвращая их к прерванному разговору. — Кто? — Хасни словно очнулся от наваждения. — Сет. — Он закрыл крышку и выкинул гроб с братом внутри в Нил. А сам направился к Исиде в надежде, что прекрасная сестра согласится стать его. — Если бы он заявился с таким раскладом ко мне, я убил бы его, не думая, — Тэхён посмотрел на ларбос, стоящий у камня, и усмехнулся. — Снёс бы голову в один момент. — Вы очень сильны, принц Тэхён, я не сомневаюсь, что вы смогли бы, — в голосе Хасни прозвучало искреннее восхищение. В кустах прибрежных роз послышался шорох, и альфа понял, что они уже не одни. Но, несмотря на это, он продолжил. — Исида сбежала от Сета и отправилась искать мужа. Тело его она нашла под деревом, что выросло там, куда его принесли воды Нила. — Ох, какой ужас, — Тэхён перешёл на шёпот, а его глаза наполнились состраданием. — Оплакивая умершего Осириса, Исида спрятала его в прибрежных камышах и отправилась за помощниками-магами. — Она хотела его воскресить? — Да. Но увы, Сет выследил сестру и понял, что она задумала. Тогда ярость захлестнула его, он превратился в леопарда, и растерзал мёртвого Осириса на четырнадцать частей, которые разнёс по всему Египту. — И теперь Исида не сможет воскресить своего супруга? — ахнул Тэхён. — Не сможет. Пока не соберёт его тело, — Хасни смотрел на омегу с нежностью, видя, как тот переживает за судьбу древних богов. — Думаете, она потребует от нас именно этого за око? — Думаю, нам нужно выкрасть око, — и альфа, встав на ноги, оттолкнулся от камня и нырнул в воды источника. — Выкрасть… Тэхён искал его глазами на поверхности воды, но не находил. А когда Хасни вынырнул рядом с ним, прижимая его к камню, омега вздрогнул от неожиданной близости. — Хасни… — омега смущенно опустил ресницы, и яркий румянец предательски расползся по щекам. — Вы прекрасней Исиды, Тэхён, — пальцы альфы нежно коснулись лица и шеи омеги. — В тот миг, когда вы появились в моих покоях, я понял… что готов за вас разорвать любого и на большее количество частей, а может и похоронить живьём… Вы не представляете на сколько я буду счастлив, если вы, Тэхён, позволите мне надеяться на взаимность чувств, что расцвели в моём сердце. — Вы красиво говорите, Хасни, — тело омеги горело, даже прохлада источника не спасала его от жара, охватившего всё существо. — Вы можете забыть о моих словах, прекрасный карийский принц. Ведь я не могу заставить вас любить меня в ответ, — Хасни сделал небольшой шаг назад, давая Тэхёну пространство. — Вы можете забыть, что я люблю вас… и уйти куда хотите и быть с кем хотите… Время, казалось, остановилось. Они смотрели друг на друга, не в силах отвести взгляд, не замечая ничего вокруг. Их дыхание сливалось, их ароматы объединялись, руки не отпускали друг друга, в глазах разливалась страсть, что закипала внутри… губы альфы потянулись к губам омеги… — Тэхён, все готово, — голос Гиласа прозвучал так не вовремя, что омега зажмурил глаза от обиды. — Пора выдвигаться, — и на карийском добавил: — И принца своего не забудь. Оба вдохнули воздух, что наполнился ароматом досады, оседая горечью на языках. Альфа забрался на камень и подал руку омеге, помогая принцу. Слова пропали как и единение, что только что ласкало души, они молча шли каждый к своему шатру, ступая по песку робко, словно боясь провалиться в его пучину. А когда Хасни скрылся за пологом, бросив перед этим тёплый взгляд на омегу, Тэхён замер… — Как я могу уйти? — его глаза светились нежностью и решимостью. — Ведь я уже люблю… вас.

***

Жаркое солнце Ра безжалостно обжигало древние Фивы, город ста врат, раскинувшийся по обоим берегам священного Нила. Величественная столица Верхнего Египта дышала историей и могуществом, её воздух был пропитан ароматами пряностей, благовоний и речной воды. Колоссальные статуи фараонов, высеченные из гранита и известняка, молчаливо взирали на проплывающие века. Грандиозные храмовые комплексы Карнака и Луксора возносили свои пилоны к лазурному небу, а пышные дворцы знати бросали длинные тени на узкие улочки и шумные базары. Пристань Фив кипела жизнью, подобно бурлящим водам Нила во время разлива. Торговцы, рабы, стражники и зеваки толпились у воды, стремясь разглядеть прибывший корабль карийцев. Крики на общем языке смешивались с мелодичной египетской речью, создавая какофонию звуков, столь привычную для оживлённого порта. Принц Нехо стоял на набережной, его стройная фигура, облачённая в тончайший лён, выделялась среди остальных. Золотой обруч на его лбу сверкал в лучах палящего солнца, символизируя божественное происхождение. Тёмные глаза принца, обведённые сурьмой, внимательно всматривались в приближающееся судно, а сердце билось чаще от предвкушения и тревоги. Рядом с Нехо выстроились жрицы храма Амона, их белоснежные одеяния контрастировали с золотыми украшениями на шеях и запястьях. Среди них выделялась Аменердис, верховная жрица, чей голос, усиленный годами обучения ораторскому искусству, разносился над пристанью: — Приветствуем вас в Фивах, доблестные воины Карии! Пусть ваше пребывание здесь будет благословенно богами. Когда трап был спущен, и первые карийские воины ступили на египетскую землю, по толпе пробежал шепот разочарования. Стало ясно, что царя Дафниса среди прибывших нет. Нехо почувствовал, как его сердце на мгновение сжалось от досады, но он быстро взял себя в руки, сохраняя непроницаемое выражение лица, достойное наследника фараонов. В этот момент к нему подошла сестра, Нейтикерт, легонько касаясь его плеча. — Нужно задержать воинов здесь, — прошептала она. — Нам не помешает дополнительная охрана. Нехо задумчиво посмотрел на сестру, взвешивая её слова. — Как ты представляешь это себе? Карийцы верны своему слову, считаешь, они ослушаются приказа своего царя? — Считаю, что именно поэтому нам стоит подождать пару дней, а может и чуть дольше возвращения принцев, — Нейтикерт пожала плечами. — Останься за ужином наедине с командиром триеры и пригласи к разговору Тарика. Пусть расскажет ему о планах нашего отца. Нехо понимал, что сестра права. Её ум был напитан знаниями о прошлых жрецах Фив, их сговорах и лживости ради достижения собственной власти. Даже её мать, Аменердис, что сейчас приветствовала воинов, пошла на сговор с Псамметихом и приняла его дочь в храме, назвав ее своей дочерью за спиной у нубийцев… всё так же ради власти. — Уверена, что для командира карийских воинов его слова станут причиной остаться, — продолжила Нейтикерт, её взгляд упал на высокого светловолосого мужчину, чьё тело обнимали медные доспехи. Жрица прищурившись облизала губы. — Сестра… — мягко протянул Нехо, заметив её интерес. — Постыдись богов. — Брат мой, боги позволили этой красоте прийти сюда, а значит, я могу ею любоваться, — она снова посмотрела на командира карийцев. — И если на то пошло… у жриц, в отличие от жрецов, в обиходе нет слова целибат. — Нейтикерт, а теперь постыдись меня, — покачал головой Нехо, но в его глазах мелькнула искра веселья. Дева звонко рассмеялась, привлекая к себе внимание Аменердис, которая строго покачала головой. Нейтикерт знала, что за этим наказания не последует, поэтому лишь прикрыла ладонью лицо, пряча улыбку. — Твоя мать слишком тебя балует, — заметил Нехо. — Мы все балуем тех, кого любим. Разве нет? — сестра наклонила голову, наблюдая за эмоциями брата. — Как себя чувствует Хедебнейтирбинет? Я давно не видела её. Ты вообще помнишь, что она моя компаньонка? Лицо Нехо смягчилось при упоминании возлюбленной, но в его голосе послышались стальные нотки: — Она моя истинная и станет моей женой. На твоём месте я бы подыскал ей замену. — Береги эту девочку, — мягко произнесла Нейтикерт, понимая, что брат не допустит обсуждения этого вопроса. — Я спрячу её ото всех людей и богов. Имя её будет звучать лишь для меня, — ответил Нехо, его взгляд устремился вдаль, словно он мог видеть сквозь время и пространство ту, что занимала его мысли. Солнце клонилось к закату, окрашивая воды Нила в золотисто-алые тона. Фивы готовились к наступлению ночи, когда тайны и интриги оживают в тенях древних храмов и дворцов. Нехо знал, что впереди его ждут непростые решения и опасные игры, но сейчас, стоя на пристани рядом с сестрой, он чувствовал себя готовым встретить любые вызовы судьбы. *** Несмотря на отсутствие царя Дафниса, карийских воинов приняли с подобающими почестями, достойными союзников фараона. Шумные улицы древней столицы наполнились любопытными взглядами местных жителей, которые с нескрываемым интересом разглядывали чужеземцев. Перешёптывания и удивлённые возгласы сопровождали процессию, пока она двигалась к гостевому дворцу. Египтяне указывали на необычные доспехи и оружие карийцев, восхищаясь их экзотическим видом и воинственной статью. Гостей разместили в просторном гостином дворе, построенном из золотистого песчаника, добытого в каменоломнях Гебель эль-Силсилы. Высокие потолки и толстые стены надёжно защищали от палящего зноя, а многочисленные окна пропускали лёгкий бриз с Нила, наполняя помещения свежестью и прохладой. Стены были украшены красочными фресками, повествующими о великих деяниях богов и фараонов. Изображения Амона, Осириса и Исиды взирали на гостей, напоминая о божественном покровительстве и вечности. Для прибывших воинов приготовили купальни — большие бассейны, наполненные прохладной водой, ароматизированной лотосом и миррой. Рабы, облачённые лишь в набедренные повязки из тончайшего льна, бесшумно скользили между гостями, неся подносы с вином в золотых кубках, украшенных лазуритом и сердоликом. На серебряных блюдах лежали сладкие финики, сочное мясо газелей и нильский окунь, приготовленный по древним рецептам. Принц Нехо стоял у высокого окна в своих покоях, вглядываясь в спокойную гладь священной реки. Его стройная фигура, облачённая в белоснежный шенти с золотой вышивкой, была напряжена. — Воины царя Дафниса должно быть уже отдохнули, — произнёс Нехо, не отрывая взгляда от величественного Нила. — Жрицы постарались, чтобы они не знали сегодня недостатка ни в чём. — Их путь дальше будет тяжёл, да хранят их боги, — отозвался Тарик, стоявший рядом, он разделял его тревоги и надежды. Нехо повернулся к Тарику. — Мы должны их оставить здесь. Пойди в гостевой дом и сообщи их капитану о моём прибытии. Пусть сохранит разум трезвым. Нам предстоит серьёзная беседа. — Да, мой принц, — альфа склонил голову и отступил спиной к выходу, демонстрируя глубокое уважение. — Мы будем ждать вас. Когда Тарик удалился, Нехо глубоко вдохнул пряный аромат, витавший в воздухе — смесь благовоний, речной свежести и экзотических цветов не могли усмирить его сердце, оно было неспокойно. Мысли о брате и принце Тэхёне не давали покоя. Он был готов сам отправиться на их поиски, лишь бы не изнывать от неизвестности и страха за их жизни. Но и здесь, в доме счастья, опасность таилась в каждом тёмном углу и в тенях отбрасываемых пальмами. Пальцы Нехо нервно потянулись к золотому амулету на шее — подарок матери, что призван защищать от злых духов и козней врагов. — Принц, — родной голос, раздавшийся за спиной, вызвал улыбку на лице омеги. Он медленно обернулся, грациозно, как подобает омеге царской крови. — Хедебнейтирбинет, душа моя, — произнёс Нехо, его глаза засветились нежностью при виде её. Дева стояла в дверном проёме, её чёрные волосы, заплетённые в множество тонких косичек, украшенных золотыми бусинами, обрамляли благородное лицо, а в тёмных глазах читалась тревога и любовь. — Я чувствую ваше беспокойство, мой принц, — она робко шагнула ближе, шелест её льняного платья был едва слышен. — Боги не оставят нас своей милостью. Ваш брат и принц Тэхён вернутся невредимыми. Нехо взял её руки в свои, чувствуя, как тепло её кожи успокаивает бушующие в душе эмоции. Золотые браслеты на запястьях Хедебнейтирбинет тихо звякнули. — Я молюсь об этом каждое мгновение, — прошептала она, её голос был подобен нежному журчанию ручья. — Но страх за жизнь Хасни терзает моё сердце. — Не думай о плохом, Нейти, — он нежно коснулся её щеки, ощущая мягкость кожи. — Наша вера и любовь — его лучшая защита. — Для карийских воинов накрыли столы, — произнесла Хедебнейтирбинет, меняя тему. — Мы присоединимся к ним? Нехо кивнул, его лицо вновь приняло царственное выражение, но в глазах сохранилась теплота. — Не отходи от меня далеко, Нейти. Они воины царя Дафниса, а он самый благочестивый из альф, что я встречал… — омега крепко сжал ладошку своей истинной. — Но не всегда те, кто нам служит, на нас похожи. Взявшись за руки, они направились к выходу из покоев. *** Палящее солнце Ра медленно клонилось к горизонту, окрашивая бескрайние пески Нубии в пурпурные и золотистые тона. Воздух, раскаленный за день, постепенно остывал, принося долгожданное облегчение от изнуряющего зноя. Лагерь, расположившийся у подножия древней скалы, начал готовиться к наступлению ночи. Тэхён стоял на краю лагеря, вглядываясь в бескрайнюю пустыню. Его стройная фигура, облачённая в легкий льняной хитон, казалась высеченной из золотистого песчаника. Ветер играл с его волосами, а в глазах отражались отблески заходящего солнца. На мгновение он закрыл глаза, словно собираясь с мыслями, вдыхая сухой воздух пустыни, наполненный ароматами трав и песка. Когда он открыл их, в них читалась решимость, подобная твердости нубийского гранита. — Нам нужно выйти к берегу Нила, — произнес Тэхён, обводя взглядом своих воинов, сидевших вокруг небольшого костра. — И отправиться вдоль реки. Он сделал паузу, и его тон приобрел командные нотки, напоминая о его царском происхождении. — Сарпедон и Клеонт, вы останетесь здесь. Ваши раны еще не зажили, вам нужно набираться сил, а здесь есть источник, пальмы и щит Амона. Сарпедон, могучий альфа с телом, покрытым шрамами от многочисленных битв, нахмурился. Его лицо, обветренное и загорелое, исказилось от недовольства. — Ты еще няньку нам посади, — рыкнул он Тэхён не дрогнул под тяжелым взглядом воина. Вместо этого он мягко улыбнулся, его глаза смягчились, как воды Нила после разлива. — Друг мой, ты знаешь, что я прав, — он положил руку на плечо Сарпедона, чувствуя, как напряглись мышцы под его прикосновением. — Евдор, останешься с ними, а то им взбредет в голову пойти за нами следом. Тэхён обвел взглядом лагерь, отмечая оставшийся шатер для воинов и навес для рабов и верблюдов. Его голос стал мягче, когда он продолжил: — Мы вернемся, и надеюсь, вы будете готовы к предстоящим боям. — Он повернулся к остальным членам отряда, его взгляд стал серьезным. — Остальные останутся в Фивах, как только мы туда прибудем. Хаммон от этой новости просиял. — Уверен, в доме счастья вас примут как великих гостей, — сказал он с энтузиазмом, и его глаза блеснули как драгоценные камни. — принцесса Нейтикерт будет счастлива помочь. Тэхён на мгновение задумался, затем продолжил — Хаммон, вы останетесь в доме счастья. Я, Хасни и Гилас отправимся в храм Осириса. Пальцы Гиласа нервно теребили рукоять меча, украшенную слоновой костью, а его глаза сощурились, превращаясь в узкие щелки. — Нам бы не помешал корабль, — произнес он, а затем, перейдя на карийское наречие, добавил с ноткой сарказма, глядя на Хасни. — Может, обратимся к твоему Амону, а, фараон? Глаза Тэхёна вспыхнули. Он медленно поднялся, и одним быстрым движением выбил ногой из-под Гиласа небольшой тюк, на котором тот сидел. Гилас растянулся на горячем песке, удивление и возмущение отразились на его лице, и альфа чуть отполз от наклонившегося над ним омеги. — Хочешь заменить Евдора? — прошипел Тэхён на карийском, его голос был тихим, но полным угрозы, словно шипение кобры перед атакой. Воздух вокруг них, казалось, сгустился, и Гилас ощутил, как омега применил к нему давление, словно на его тело обрушилась тяжесть весом с каменную плиту для пирамид. — Вижу, что нет. — Он выпрямился и подал альфе руку. А как только Гилас поднялся, Тэхён шагнул ближе, и прошептал альфе на ухо. — Позволишь себе подобное еще раз, и сам знаешь, что будет. Так что засунь свой язык поглубже. — Теперь ты будешь защищать его даже от слов? — Хотел бы ты получить от него ответ, не говорил бы на кариийском. — омега посмотрел в глаза Гиласу. — А так ведёшь себя как трус. Он не дождался ответа от альфы, его лицо вновь стало спокойным, как гладь Нила в безветренный день. Тэхён обвел взглядом присутствующих, его голос вновь обрёл командные нотки. — Корабль — это хорошо, но и наши кони прекрасно справятся с дорогой, тем более основной скарб остается здесь. Поедем налегке, как только солнце скроется в песках. Когда последние лучи Ра скрылись за горизонтом, окрасив небо в глубокие оттенки индиго, лагерь погрузился в напряженное ожидание. Воздух, еще хранивший дневное тепло, наполнился ароматами ночных цветов и дымом костров. А каждый из тех, кто стоял у границы щита Амона будто не замечал происходящего, потому как знал, что всего один шаг отделяет их от битвы с тенями, и каждый был готов встретить эту опасность с мужеством, достойным великих воинов древности. — Вперед, — тихо произнес Тэхён, и крепко сжимая ларбос, омега шагнул в темноту. *** Воздух, раскаленный за день до невыносимой жары, начинал остывать, принося долгожданное облегчение всему живому в пустыне. Но для одного существа, укрывшегося среди барханов, этот переход от дня к ночи нес лишь горечь и ярость. Великий Змей, свернулся тугими кольцами в песчаной ложбине. Его чешуйчатое тело жадно впитывало тепло, накопленное за день пустыней. Каждая чешуйка, словно отполированная до блеска пластина меди, отражала гуляющий по ней последний луч заходящего солнца, создавая вокруг Змея мерцающий ореол. Раскосые желтые глаза, похожие на два топаза, неподвижно смотрели вдаль. На змеином лице, сохранившем странное подобие человеческих черт, виднелись тонкие дорожки — следы недавних слез. Эти бороздки, словно высеченные на камне, начинались от уголков глаз и тянулись вниз, указывая на устрашающие клыки, способные пронзить даже самую толстую кожу. Сердце Змея, еще утром полное любви и страсти, теперь билось медленно и размеренно, словно огромный барабан, отсчитывающий удары судьбы. В его мыслях больше не было места нежным воспоминаниям о прекрасном омеге, чей образ еще недавно заполнял все его существо. Теперь там царил лишь огонь — яростное пламя, питаемое жаждой мести и желанием убивать. Змей лениво погрузился в остывающий песок, выпрямляясь во всю длину своего огромного тела. Он ощущал, как длинные, мощные мышцы играют под кожей, наполняя его чувством силы и превосходства. Каждое движение было исполнено грации и смертоносной красоты. Внезапно чуткий слух Змея уловил неровный отстук ног. Звук был едва различим, но для существа, чьи чувства обострились до предела, он был подобен грому. Кто-то быстро двигался неподалеку, перемещаясь из точки в точку стремительными прыжками. Змей мгновенно понял: это бой. Исполин движимый неумолимым любопытством и жаждой крови, скользнул по песку в сторону звуков битвы. С каждым мгновением шум сражения становился все отчётливее. Воздух наполнился звоном металла, яростными криками и глухими ударами тел о землю. Змей не собирался вмешиваться в происходящее, его целью было лишь насладиться зрелищем кровопролития, утолить свою темную жажду. Картина, открывшаяся перед ним, превзошла все ожидания Змея. На небольшой площадке, окружённой высокими дюнами, разворачивалось настоящее побоище. Воины-тени, порождения древней магии, рассыпались в песок от мощных ударов бойца. Этот воин, с золотыми волосами и облаченный в странные доспехи, каких Змей никогда прежде не видел, двигался с невероятной скоростью и точностью. Крепкие ноги юноши твердо стояли на зыбкой почве, не поддаваясь коварству песка. Его рука сжимала обоюдоострый топор, лезвие которого сверкало даже в темноте пустыни. Каждый взмах оружия нес смерть теневым противникам. Ноздри воина жадно втягивали горячий воздух, пропитанный запахом битвы. Глаза горели неукротимым огнем, а рот выкрикивал команды на неизвестном Змею языке, четко и громко. Змей наблюдал за происходящим с нескрываемым упоением. Ярость юного воина, его сила и мастерство вызывали в нем странное чувство. Он затмевал собой всех своих соратников, что бились с ним плечом к плечу. Чем дольше он смотрел на этого неизвестного бойца, тем сильнее росло в нем осознание: перед ним тот, кого Змей не только с удовольствием бы убил, но и от чьей руки он сам был бы готов принять смерть. В глазах Змея сверкнула искра — смесь восхищения, ненависти и предвкушения. Он принял решение: он будет следовать за этим воином, наблюдать за ним, изучать его слабости и силу. И когда придет время, их поединок станет неизбежным — схватка, достойная легенд, которые будут передаваться из уст в уста на протяжении веков. Змей бесшумно скользнул обратно в тень, растворяясь в песках пустыни. Его путь отныне был предопределен — путь охотника, выслеживающего свою величайшую добычу. И пусть боги Куша будут свидетелями этой грядущей битвы, ибо она изменит судьбу не только двух воинов, но, возможно, и всего мира.