"This murder takes two"

      — Не получится, — Ванцзы застыл от неожиданности, услышав голос Усяня.

***

      Тот практически ничего не говорил после того, как вместо ответа на предложение Лань Чжаня в больнице сказал:       — Пошли.       После чего подобрал отброшенную сумку и направился к стойке администратора. Дождавшись выписки и уверив работников, что будет осторожен и не нарушит указаний врача, вышел из больницы, где их поджидало такси. На удивление Ванцзы, оно привезло их в элитный район с частными домами и остановилось у одного из них.       Гот не стал спрашивать, чей он, а Усянь не потрудился объяснить. Они прошли в комнату, оказавшуюся спальней. Усянь бросил Ванцзы, чтобы тот ждал, а сам направился в ванную.       Лань Чжань знал, зачем они тут, и это знание заставляло нервничать, словно это их первый раз. Он разделся, оставшись только в трусах, и принялся ждать, про себя сокрушаясь, что Усянь сам себя подготавливает по привычке. Мысль, что тот делал это для кого-то ещё, пока они мучились поодиночке, сводила с ума, но ничего поделать или изменить он уже не мог.

***

      — Ничего не получится, — повторил Усянь. Немного помолчал, словно ожидая вопроса, продолжил, — Ты учишься в Европе, я возвращаюсь в Пекин… Не думал же ты, что я все брошу и полечу за тобой?       Ванцзы, всё ещё лежащий на пояснице Усяня, слышал, как тот затаил дыхание, ожидая, что гот позовет его с собой. И он хотел так поступить, но что-то подсказывало — это неверный путь. Потому промолчал, думая над ответом. Сейчас шла первая проверка.       — А ты наверняка не бросишь свой Париж, — вот оно, понимает Ванцзы, — Как ты в глаза смотреть будешь своему парню?       — Мы расстались, — Ванцзы снова уловил затаившейся дыхание.       — А он в курсе? — как и в самом начале, он провоцирует, выжидает, чтобы нанести удар, да побольнее, — Судя по его инсте, нет.       Тело под головой Ванцзы сотряслось смешком и снова затихло.       — Мне все равно, что он там делает. Ты не слушал, что я говорил только что? Он был лишь способом поскорее забыть тебя, хоть и звучит это довольно подло. Я сожалею, что так поступил, но меня оправдывает то, что я действительно пытался. А твой яд не вывести. Никогда, — на последних словах Усянь дернулся и, оглянувшись на гота, цыкнул языком, уложив голову на руки. И более не произнес ни слова.       Вэй Усяня раздирали противоречивые чувства: ему до смерти хотелось поверить словам Ванцзы, но он боялся, что тот желает лишь отомстить ему. Масла в огонь подливало чувство обиды за то, что тот пытался его забыть и так легко сдался. Молодой человек понимал, что не имеет права обижаться и ревновать…       А он бешено ревновал к тому лягушатнику. Его невероятно колбасило, стоило увидеть их совместные с Ванцзы фото. Не раз и не два он порывался разбить телефон, а потом срывался на окружающих. Доставалось в основном одногруппникам, которые и без того не были избалованы его вниманием.       Не решаясь сделать выбор и принять какое-то решение, Усянь решил пойти путем наименьшего сопротивления, как ему казалось. Вывести гота из себя и заставить отказаться от него окончательно и бесповоротно. На самом деле нет. Он хотел, чтобы тот не отказывался. Хотел, чтобы он ухватился мертвой хваткой и не отпускал.       Слова, сказанные Ванцзы о том, что яд не вывести, оглушительно срезонировали в душе Усяня. Он молился об этом в полной темноте, на самых дальних задворках разума, чтобы никто, даже сам Будда, не услышал. При этом страстно желая, чтобы услышал хоть кто-то.       В больнице, услышав предложение о воссоединении, первым порывом было согласиться и будь что будет. Но Усянь вовремя себя одернул, вспомнив, что думать стоит не только о себе. Все эти эмоции задвигали на задний план еще один пункт, игнорирование которого не сулило ничего хорошего. Никто не снимал с него мишень «наследник Сяо Тэн Дана» и это автоматически ставило всех, кто находится рядом с ним, в опасное положение.       Разве мог Усянь допустить подобное в отношении Ванцзы?       Решив снова поступить, как ему казалось, правильно, Вэй Ин не смог сдержаться, чтобы не почувствовать еще хоть раз жар объятий. Ему казалось, этого будет достаточно, он точно сможет жить и двигаться дальше. Но кто-то на заднем плане называл его лжецом и обвинял, что тот снова поступает, как и три года назад. Утверждал, что он будет страдать опять и в этот раз, если сорвется, его точно никто не спасет. Усянь сжимал зубы, убеждая себя, что в этот раз все по другому, что он справится. А этот кто-то только ехидно посмеивался, словно говоря: «Мы скоро увидим, кто был прав».       Усянь привез их в дом, что достался ему от Чен Пао. За день до выписки его снова посетил Хон Бэй и принес ключи. По закону он хоть в права наследования и не вступил, но триада живет по своим собственным законам, которые соблюдаются от и до. А потому, если дом достался Вэй Усяню, никто и ничто не сможет изменить этого, кроме смерти самого Усяня, конечно.       Использовать его молодой человек не собирался, но увидел в этом прекрасный шанс для получения средств на собственную мечту. Прямо сейчас исполнять ее он не собирался, все же опыта в барменском деле у него было маловато. Но дом можно продать и выгодно вложить деньги за него или, что еще лучше, сдавать в аренду. По этому поводу он планировал проконсультироваться с Хон Бэем, чтобы тот посоветовал нужного человека, и желательно, не связанного с триадой.       Усянь не был доверчивым человеком, но бывший хозяин арены не казался ему опасным. И это не вообще, а только в отношении его самого. В адвокатском офисе, именно в нем молодой человек почувствовал поддержку, а не холодное любопытство, граничащее с ненавистью. И именно Хон Бэй озаботился безопасностью Усяня. Хоть и делал он это по поручению мафии, но не давил, не приказывал, а дал выбор, разъяснив, чем грозит упертость. Кроме того, Цзян Чен рассказал, что именно он позвонил ему после того, как тот воспользовался номером, что дал ему Шанг Сюэ в свое время. И именно он привез Усяня в клинику.       Лежа на кровати, остывая после страстных объятий и слушая словесные излияния Лань Чжаня, Усянь разрывался от желания сдаться и остаться с готом. Постоянно возвращаясь к мысли, что пора выдворить Ванцзы и отправляться в аэропорт, каждый раз находил оправдание, чтобы не делать этого. Ведь он не переставал его любить ни на минуту. Боясь признаться самому себе в том же темном углу своего разума, он мечтал, как Ванцзы позвонит, найдет его, и они снова будут вместе. Забудут все три года, словно страшный сон, и вернуться к веселым бесшабашным загулам, зависая в баре или же в загородном доме Ланей трахаясь все выходные с перерывом на еду и сон.        Устав валяться и, что скрывать, проголодавшись, они заказали ужин, а остаток вечера провели за просмотром какого-то фильма. Название и сюжет которого Усянь даже не пытался запомнить, кружась в бесконечном потоке мыслей, не решаясь наконец-то сделать выбор. В таком состоянии они отправились спать, не отказав себе в порыве снова заняться любовью. Но сделали это, не доходя до конца, используя только руки.

***

Ванцзы проснулся от ощущения, что кто-то трясет кровать. Быстро сориентировавшись после сна, он понял, что тряска идет со стороны Усяня. Моментально открыв глаза, молодой человек тут же вскочил и в мгновение ока оказался с другого края кровати, подставляя руки, еле успевая поймать любовника бьющегося в припадке. Практика в клинике не пропала зря, не долго думая, подхватив Усяня, он переложил его на пол и стащив подушку с постели, подложил ее тому под голову. Перевернув его на бок, Ванцзы вскочил на кровать, чтобы схватить из-под подушки смартфон и вернулся на пол. Придерживая Усяня, чтобы тот не дай бог не ударился о прикроватный столик, Лань Чжань набрал 120 и принялся ждать ответа.       Приступ закончился быстро. Усянь, кажется пришел в себя и невидящим взглядом смотрел на Ванцзы, открывая рот в попытке что-то сказать. При этом он мертвой хваткой вцепился в футболку гота, что тот успел накинуть вместе с джинсами, чтобы не предстать голым перед экипажем скорой. Чтобы встретить фельдшеров, Ванцзы пришлось силой разжимать пальцы Усяня, который к моменту их прибытия уснул, обессиленный приступом эпилептического припадка.       Наблюдая за действиями работников скорой, Лань Чжань с ужасом вспоминал дергающееся в судорогах тело. Уродливо скривившееся любимое лицо и белую пену, приобретшую скоро розовый оттенок, выступающую сквозь сжатые до скрипа зуба. Он не раз наблюдал подобное на дежурстве, проходя практику и был привычен, вроде. Но увидеть как подобное происходит с человеком, который тебе дорог — то еще испытание — он был не готов к этому. Проводив фельдшеров, Ванцзы уложил Усяня обратно в постель и устроившись рядом, около часа наблюдал за ним, пытаясь угадать новый приближающийся приступ. При этом совершенно точно зная, что такого не произойдет.       Любовь делает людей глупыми. Да, теперь он верил в это.       Утром Ванцзы отвез Усяня в клинику, чтобы пройти новые обследования. И был удивлен, не встретив возражений — любовник покорно сел в такси, а затем отправился в кабинет врача. Лань Чжань, как свидетель произошедшего последовал за ним, чтобы рассказать о том как протекал приступ, для лучшего понимания ситуации. Именно в кабинете, он понял причину покорности Вэй Ина, когда тот рассказывал, что помнил о случившемся.       Он проснулся от чувства необъяснимого ужаса, открыв глаза он увидел лишь темноту, а попытавшись закричать, понял, что не может открыть рот. Его тело свело, а мышцы ломило, словно их выкручивают и рвут в разные стороны. Все это заняло считанные секунды, закончившиеся погружением в полный мрак и беспамятство. Еще он помнил испуганное лицо Ванцзы, помнил как пытался его успокоить, схватив того, как ему казалось, за руку. При этом сам он испытывал ужас, потому что не мог произнести ни слова, а тело ломило, как после длительной тренировки или хорошей драки. Утром, когда Лань Чжань сообщил ему, что него был приступ, воспоминания накрыли снова, потому-то он не стал препятствовать, когда гот решил отвезти его в клинику.       Врач пришел к тому же первоначальному выводу, что и сам Ванцзы — височная эпилепсия, спровоцированная последней травмой и стрессом. Для подтверждения диагноза Усяня оставили на несколько дней в клинике.

***

      До вечера того дня ждал Вэй Ин прихода Лань Чжаня, но тот не появился, как не появился и на следующий день. Не зная, что думать и пытаясь отвлечься, он позвонил Цзян Чену и через час он уже был у него. Сперва это были разговоры ни о чем: причины почему Усянь снова оказался в клинике (тут он не углубляясь в детали рассказал о приступе, не зная, что друга уже проинструктировали на стойке администратора), а далее в основном рассказывал Чен. О том как ему учится, о том, что собирается сделать предложение Мянь-Мянь после выпуска. Другу очень хотелось узнать о том встречался ли Усянь с Ванцзы, какие были результаты встречи, но памятуя о том, что Усяню нельзя нервничать расспрашивать не решался.       — Хорошо, что Лань Чжань был рядом, когда случился приступ, — поднял животрепещущую тему сам Усянь, давая понять, что именно сейчас будет идти разговор о том, ради чего был приглашен друг.       — Где рядом? — навострил уши Цзян Чен. Осознание пришло не сразу, а когда наконец-то дошло, молодой человек зажмурился и принялся тереть переносицу, пытаясь выиграть время, чтобы понять как вести себя.       — Ты все правильно понял, — в конце-концов он позвал друга, чтобы поделиться, ибо держать все в себе уже не было сил, это сводило с ума, — Мы переспали… Он предложил начать все сначала…       Цзян Чен молчал, давая Усяню выговорится. Главное не давить.       — Сначала… — фыркнул Усянь, — Будто можно все вернуть как было… Он конечно утверждает, что все еще любит меня, что готов смириться с тем, что будет не просто, идиот…       Он сделал еще одну паузу и несколько минут смотрел в окно.       — Он не пришел ни вчера, ни сегодня… — слова давались Усяню с трудом.       С одной стороны он хотел выговорится, а с другой понимал, как жалко выглядят со стороны жалобы человека, который первым оттолкнул, причем самым жестоким способом — используя нечестный прием — заведомо зная, что это будет чрезвычайно болезненно.       — Наверное вернулся в Париж, обучение уже месяц как началось… Папашка небось негодует, — хохотнул Усянь, не отрываясь наблюдая как внизу суетится бригада врачей, видимо привезли кого-то с чем-то серьезным.       Умом понимая, что у Ванцзы могут быть вполне уважительные причины для исчезновения и, что отец его тут вовсе не причем, Цзян Чен был раздражен и желание снова съездить кулаком по его морде нарастало с каждой тягостной минутой молчания друга. Признаваться, что ты остался в дураках не просто, даже такому близкому другу, как Цзян Чен. И это учитывая, что пару месяцев назад уже признался в самой большой своей глупости и тупости. А более всего усугубляло происходящее понимание, что Ванцзы имел право на месть. Впрочем, Цзян Чен был уверен, что ни о какой мести гот и не думал вовсе.       — Надеюсь он не появится до послезавтра… Даже домой не буду заезжать, из больницы сразу в аэропорт, — Цзян Чен непонимающе глядел на друга.       — Че сказал?       — Зря я остался, надо было сразу ехать туда, так нет, жопа засвербила, трахаться захотел… Ну и думал бы он дальше, что я подонок, зачем ты все ему рассказал?! — тон повышался с каждым словом и последние Усянь уже выкрикнул.       — Что опять за херня в твою отбитую башку пришла? — Цзян Чен уловил виноватый взгляд, что друг кинул на него мельком и в голове, что-то щелкнуло складывая картинку, — Ты дебил! У него спросил?! Тебя, блядь, ничему жизнь не учит?! Опять хочешь наступить на те же грабли?!       — Это другое!       В палату на крик влетела дежурная и пригрозила выгнать Цзян Чена, если крики продолжатся. Усянь же сполз под одеяло и отвернулся к окну.       — Какое на хер другое? — шипел сквозь зубы Цзян Чен, подойдя к кровати вплотную, — Ты опять хочешь спасти его не спрашивая надо ли оно ему? Блядь, Усянь, честное слово, завязывай ты с этим самопожертвованием, мы не в новелле уся/санся, — когда раздражение на друга и его демонстративное игнорирование достигло предела, Чен дернул Усяня за плечо, разворачивая к себе, — Усянь, бл…       Слова застряли в горле, а мгновение спустя и вовсе забылись. Цзян Чен ошарашенно всматривался в лицо друга. Усянь плакал. Пока мозг судорожно пытался вспомнить, когда видел последний раз друга плачущим, тело забралось на кровать. Обняв беззвучно трясущегося Усяня, закусившего угол одеяла, Чен спрятал его лицо у себя на груди, одной рукой гладя его по голове, бормоча какие-то слова утешения.