Мир Пламени: Пламя Последствий

Озарение посетило Кайто где-то в середине этой ночи, с пятницы на субботу. То ли услышал, то ли увидел, то ли ещё каким-то образом осознал… и мгновенно проснулся. Моргнул, протёр глаза – знание не исчезло, а стало только чётче. Не приснилось. В голове вспыхнула фраза и осталась гореть, как начертанная огненными буквами на скале – не забыть, не ошибиться. Просто набор звуков, незнакомый язык, не имеющий ничего общего с известными ему… ни разу в жизни не слышал ничего подобного и не понимал смысла каждого отдельного «слова», зато знал итог. Цель. Это… заклинание. Звучит странно, и сам понимал, но как иначе назвать набор слов, создающих невообразимый эффект? Просто озвучить непонятную фразу казалось совершенно недостаточным для столь значимых последствий. И тем не менее, оно работало. Вот, наверное, Акако смеялась, увидев… Эти слова не имели ничего общего с магией ведьм, они воздействовали на что-то глубоко внутри. На саму сущность человека или обладателя второго облика, душу, глубинное естество… и воздействовали невообразимым образом. Набор непонятных слов на неизвестном языке – невероятно, но всё же! – лишал пламени! Да-да, именно так. Будь ты хоть человек, хоть нет – а огня лишишься. Самой возможности воплощения силы. И если человек ничего не мог с этим поделать, то у обладателей второго облика оставалась лазейка – этот самый второй облик. Связь с ним крепче связи с пламенем и, даже если последнее отрезано таким вот образом, при превращении она восстанавливалась. То есть заклинание воздействовало именно на душу, воплощением чьей силы являлся внутренний огонь… Ещё одна особенность заключалась в том, что данное «словесное оружие» являлось обоюдоострым – произнося заклинание лишаешь доступа к силе не только того, кто слышит, но и себя самого. И вот это всё просто возникло в голове. Как по щелчку пальцев. Кайто взглянул на кинжал уже с опаской. Это клинок виноват, не иначе. Он мог с уверенностью утверждать, что раньше, до этой ночи, не знал этого заклинания. Когда размещал Паука в своём подвале прошерстил все знания генетической памяти в поисках могущего оказаться полезным в сдерживании пришедшего в сознание врага. И ничего не нашёл. По логике вот это вот должно было всплыть в сознании первым делом – как самое подходящее. Но нет, а значит его не было, этого знания. Значит, кинжал. К тому же, только это заклинание было на таком странном языке, остальные сведения, хранившиеся в глубинах генетической памяти, были на вполне современном и понятном. Или казались таковыми. Выходит, сейчас он получил от клинка заложенную туда информацию? Как… с флешки, вставленной в компьютер? И всё же – как?! Ответ прост – через кровь. Тогда, взяв окровавленной рукой, он… привязал артефакт к себе? Так что ли? Только это, слишком уж магическое, объяснение всплывало в голове. Но другого нет. Как и тому, насколько приятно сегодня лежал в руке кинжал, раньше вечно казался неудобным, а сегодня – как по точной мерке сделанный, даже выпускать не хотелось. Потом посмотрел несколько часов – и вот… Мысль позвонить Акако с вопросами ушла так же быстро, как и появилась. Та наверняка знала о том, что ему только сейчас стало известно и, раз никак не предупредила, не дала дополнительных инструкций – всё в порядке, её вмешательства не требуется. Значит, можно поступить так, как сразу пришло в голову. Это же отличный способ сдерживать Паука в своё отсутствие! Можно спокойно отправляться в поход и даже выспаться на природе, не боясь, что пленник что-нибудь выкинет! Попросту не сможет. Лишившись пламени, а вместе с ним и призрачного шанса на освобождение при помощи материальности – пленник будет совершенно безопасен. Идеально! Что ещё за тайны скрывает это оружие, от которого, как оказалось, не только проблемы? Сколько не смотрел на кинжал, больше ничего в голове «из ниоткуда» не появилось. Только мысли о Голдберге заполняли сознание. Покрутив так и этак слишком уж вызывающее поведение пленника, неожиданно пришёл к выводу, что это обычная бравада. Блеф. На самом деле тот беспомощен. Был и есть. Потому и ведёт себя так, чтобы не дать пленителю это осознать. Вывод из всего этого ещё более прост: Паук работает один и никто не знает куда тот направился вечером среды. Не свяжет с Кидом и тем более старшеклассником Кайто. Вот и получается, что никто не придёт спасать просчитавшегося наёмника, поменявшегося местами со своей целью. Без посторонней помощи тому не выбраться, подмоги ждать неоткуда – отвратное положение, стоит признать. Вот и остаётся надеяться только на то, что «пацан» не поймёт и не воспользуется возможностью изощрённо отомстить беспомощному врагу. И из клетки никуда не денется… Материальность пламени? А знает ли Паук о ней вообще? Может, и не знает, раз считает себя человеком. А тогда мог и не запомнить. Развить новообретённую способность до такой степени, чтобы суметь освободиться – дело не пары дней и даже недель. Тут счёт идёт на месяцы. Поэтому – да, абсолютно беспомощен. Взаправду ничего не может сделать и просто злит своего пленителя, играет на увиденных слабостях и струнах души чтобы… просто выжить. Или чтобы убили быстро. Удивительно сколько времени ушло на осознание. Ровно до этого мгновения Голдбергу удавалось водить его за нос. И это невольно вызывает уважение: угодить в такую ситуацию, явно впервые в жизни, и не сдаться, а сознательно нарываться, что-то продумывать и строить планы по освобождению… вот восхищает, даже против воли. Очевидно, не хочет, чтобы пытали. Боится боли? Возможно. А может просто знает, что расколется, если за него возьмутся всерьёз. Отсюда издёвки, подколки и всевозможные способы вызвать раздражение и не дать спокойно подумать. Стоит признать, получалось… А дальше, дальше-то что? Как Паук собирался бежать? Выждать подходящее время и ударить по мозгам иллюзией? А что, дельный план. Тогда он справился с давлением на разум только благодаря Сагуру, сам поддался бы и скорее рано, чем поздно. Как тогда, так и сейчас. А если тот успеет раньше, чем он – придавить аурой – то и вовсе пиши пропало. Так легко привыкнуть к тому, что кто-то в полной твоей власти и только словесно огрызается, ничего не предпринимая. Расслабишься и раз – уже делаешь всё как тебе скажут. И он уже начал расслабляться. Эта мысль вернула бодрость духа на фоне сложного коктейля эмоций, замешанного на вине и сострадании. Несчастного, но так хорошо держащегося в неволе Голдберга быстро перестало быть так жалко при воспоминании о том, чем тот зарабатывал не просто на жизнь, а на хлеб с маслом и икоркой сверху, не считая прочих деликатесов. Убийца, едва не лишивший его друга и не потому, что недостаточно старался – вот кто из себя есть его пленник. Не дожидаясь утра, сразу пошёл в подвал. Двигаясь намеренно тихо, застал своего пленника в полудрёме, такой же, как позволял себе совсем недавно – самое то, чтобы быть начеку в случае необходимости реагировать немедленно, но всё же дать небольшой отдых телу и мозгу. Паук встрепенулся, делая вид, что ни чуточки не спал и уставился на своего пленителя подозрительно-вопросительным взглядом. Молча и без усмешки – уже достижение. Что ж, раз решил – надо делать. – Последний раз спрашиваю: будешь сотрудничать? – вдруг тот передумал? – Как страшно, «в последний раз». – всё ещё сохранял остатки насмешливости пленник. – И что же ты сделаешь, если я снова откажусь? – Я долго думал, делать ли с тобой это, но раз ты так упорно отказываешься идти на контакт… – Я весь дрожу и обливаюсь холодным потом. – презрительно фыркнул Паук. – Говори уже, мальчик. Что, что такого страшного породило твоё воображение, что я должен испугаться, поджать хвост и выложить всё как на духу? Всё же решил меня убить? Или дозрел до пыток? А может вознамерился ещё разок пройтись по мне своим пламенем? – специально задевал. Теперь Кайто видел. Давил на его совесть, видя, что он сожалеет о сделанном тогда, в порыве. Видит – и упирает на это. Чтобы больше не повторилось. Смотрел мрачно и устало, но всё равно продолжал насмехаться. Заключение никого не красит, это точно. Почувствовав укол совести, прогнал неуместное чувство. – Я лишу тебя пламени. – ответил просто. Слова дались на порядок легче самого решения. – Это невозможно. – со спокойной невозмутимостью отрезал пленник. Расслабился, посчитав угрозу пустой. – Как оказалось, очень даже возможно. – сам бы тоже не поверил, если бы кто сказал. Неудивительно, что тот не воспринял всерьёз. Открыл было рот, чтобы произнести заклинание, но остановился ещё до того, как произнёс первый звук. А если враг запомнит и впоследствии использует против него или ещё кого-то? – Что ж ты затих? – продолжил язвить насторожившийся было Паук. И подначивать: – Давай! Делай! Ну же! Только пугать и умеешь!.. – на этих словах речь оборвалась, ведь Кайто начал читать заклинание. Глубинное чувство подсказало, что на слух заклинение не воспроизвести, его можно передать только осознанно. Так что опасаться нечего. И с первых же звуков на лице врага отразилось недоумение и напряжение. Ощутил, очевидно. – Как ощущения? – вопросил, окончив фразу на неведомом языке. Реакции не последовало. Голдберг застыл с пустым взглядом и ошеломлённым лицом, изучая что-то внутри себя. Собственные ощущения оказались терпимыми, но не слишком приятными. Зачем терпеть? С этой мыслью Кайто отошёл в сторонку от клетки и, прикрывшись стеной собственного огня, превратился. Всего на миг, чисто чтобы вернуть власть над силой. И не успеть ощутить жажду неба, и так терзавшую уже какое-то время, пусть и большую часть времени подавляемую более важными задачами. Спустя мгновение ничто не напоминало о том, что здесь побывала огромная птица. Паук отлучки не заметил, так и стоял столбом. Явно пытался воззвать к своей силе, а та… не отзывалась. – Освободиться от этого ограничения можно только одним способом. – поставил того в известность. – Прими свою суть и позволь телу сделать всё остальное. – хотел добавить «Я – уже», но вовремя придержал язык. Ни к чему врагу знать, что таким образом пламени лишаются оба: и тот, кто говорит, и тот, кто слышит. Кстати, это работало только на двоих, эффект массовости оставался за гранью возможного. – А я, пожалуй, пойду. – и действительно ушёл, напоследок поймав взгляд пленника: ошарашенный и неверящий. Уходил быстро. Просто не хотелось слышать то, что Паук может сказать в ответ на такое. И не услышал, тот пребывал в прострации достаточно долго, чтобы он успел выйти из подвала. Уже в доме вздохнул и пошёл собираться. Да, рановато, но всё равно нечего делать. Закончив со сборами, ещё немного посидел, расслабляясь в полусне. Потом пришла Аоко, за ней – Конан и они отправились на природу. Обычный маршрут, транспорт, знакомые виды из окон – всё навевало мысли о Сагуру. Стараясь меньше об этом думать, Кайто сосредотачивался на других ощущениях, в частности, на предвкушении своей птицы. Попутно заметил интересную подробность о своей силе: не убрав пламя с клетки, сейчас продолжал его чувствовать. Странное ощущение, если честно. Зато теперь знал, что огонь держится и на расстоянии от своего владельца, даже на таком приличном, как получилось сейчас. Контролировать его, конечно, стало сложнее, но ненамного. Это воплотить возможно только рядом с телом или в пределах видимости – для тех, кто владеет своей силой лучше большинства – а поддерживать на любом расстоянии. Это оказалось настолько просто, что почти не занимало внимания – просто держать то, что держишь. Дальше мысли переключились на Голдберга. Как там этот паучара? Не превратился ли, не разнёс ли подвал? После понимания положения пленника проснулось сочувствие и его никак не удавалось затолкать обратно и подавить в зародыше. Может, честнее было бы не возвращать себе пламя сразу? Так поехать, по крайней мере до речной долины, раз за разом становящейся прибежищем для огромного белого сокола. Чтобы хоть представлять состояние… По приезду сдерживаться уже не получиться, слишком долго не давал воли своему второму облику – превратится и пролетит хоть пару раз над речкой – туда и обратно. А Паук… наверняка будет противиться своей сути до последнего. Отказываться верить, ощущать… Как же так всё же получилось, что тот не знал?.. Может, и доведётся узнать. Одно можно сказать наверняка: в ближайшее время тот не поддастся и не выпустит эту часть себя на свободу. За размеры не беспокоился, сила пламени Голдберга такова, что ничего крупного из него не получится. Как и очень мелкого – не настолько мало того золотого огня. Как раз чтобы не просочился между прутьями. Неужели о чём-то таком подсознательно думал, когда плавил и собирал клетку? Вполне возможно. И пламя пленника неопасно, второй облик не даёт никаких преимуществ на этот счёт, только более глубокое понимание своей силы. Та огненная плеть раз и навсегда показала истинный уровень температуры родного тому огня. расплавить металл не выйдет совершенно точно, а с помощью материальности попытаться дотянуться до чего-то могущего помочь… просто не получится так сосредоточится. Не сразу после шока от самого наглядного из возможных подтверждения собственной нечеловеческой сути. Позже – может быть, но на «успокоиться и прийти в себя от потрясения» понадобится время, возможно, много времени, а потом ещё и страх преодолевать придётся. Страх соприкосновения с другим пламенем. Кайто знал, что делал, окутывая прутья довольно толстым слоем своего огня. Совсем небольшой зазор заставит пленника нервничать, бояться случайно коснуться чужого своим, напрягаться и совершать ошибки. Конечно, может быть и так, что второй облик возьмёт верх только ночью и синего ореола на прутьях уже не будет – в таком случае Пауку всё равно никуда не деться, а большинство вещей в логове Кида вполне устойчивы к пламени низких температур. В случае чего урон будет невелик. Да тот и сам поостережётся пытаться что-то подпалить, смерть от удушения дымом – не лучший способ проститься с жизнью. Паук… упорно казалось, что тот станет именно пауком. Сам о себе не знаешь, но со стороны бывает видно какие-то мелкие особенности, намекающие на то, каким будет твой второй облик. По крайней мере в плане видовой принадлежности, расцветку-то точно не угадаешь. Сейчас, уже зная о своём соколе, он думал о прошлом и казалось бы, мог догадаться и раньше, что у него это будет что-то пернатое. Уж больно любил летать, просто наслаждение получал от этой части своего обучения, чистое удовольствие без грамма страха, только восторг. А вот в Голдберге было видно паука. Тонкие длинные конечности, способ «охоты»… Явно же кто-то ещё это заметил, раз так назвал. Вряд ли он сам выбрал себе такое прозвище. Размышления о соответствии человеческого облика второму прервала Аоко, напомнив, что им скоро выходить. И правда, в автобусе оставалось всего ничего людей, значит они приближались к цели своего путешествия. Вышли где надо, прошагали по тропинке до речки… потом превращение, короткий полёт и снова человеческий облик. Ставить палатку, разбирать вещи… Вскоре прилетел Ватсон, с некоторых пор предпочитающий добираться до этих мест собственным ходом, вернее лётом. Сел на руку, поделился ощущениями полёта – как постоянно в последнее время. Кайто поблагодарил и как-то сбросив с себя пелену унылых размышлений, предложил всем поиграть во что-то весёлое. Все оказались «за» и они нашли чем развлечься на ближайшие пару часов. Потом поели, а ещё позже стали разводить костёр. Просто по-обычному, руками, как беспламенные, ведь большинство из них таковыми и являлись, а единственный пламенный не горел желанием показывать собственную силу. Даже соревнование из этого устроили, победил Конан, усмехаясь и заявляя об опыте подобных походов с детьми. Костёр весело потрескивал предложенными сучьями, Аоко ушла в палатку по каким-то своим девичьим делам, парни остались одни. Смотреть в пламя костра – самое обычное, желтовато-оранжево-белое пламя, ничейный огонь – оказалось немного грустно. Раньше-то огонь всегда был на порядок более светлым, в цвет силы своего хозяина, ответственного за разогрев всего необходимого и уют… Эти, снова несколько тоскливые мысли, прервал мейтантей, который и так все время выглядел желающим позадавать вопросы: – Кайто, ничем не хочешь поделиться? – вежливо вопросил мальчик, так же глядя в огонь. – Ты ведь уже знаешь, что Сагуру попал в больницу. И диагноз, наверняка, тоже знаешь. – не спрашивал, утверждал. Конан кивнул. – Значит, должен примерно представлять, что я сейчас чувствую. – ещё кивок и осторожное: – У меня такое ощущение, что беспокоит тебя не только это, но, если хочешь, расскажи о том случае. Вдруг полегчает? – предложил Конан. Кайто, чуть подумав, кивнул. И рассказал. Всю историю от начала и до конца. Незаметно для себя перешёл с событий в заброшке на более насущное, с «подвальным пауком». И Конан, и Ватсон сидели тихо, слушали. Птиц ведь тоже не знает подробностей произошедшего с его хозяином – пусть тоже знает… Говорил, делился и как будто действительно становилось легче. Сидеть, дышать, делать вид, что в порядке. Закончив, поднял взгляд от пламени, увидел, что любимая тоже здесь, тихонько сидит по ту сторону огня и смотрит на него. Глаза чуть красные – не стоило добавлять к сухим фактам своих переживаний. Впрочем, что сделано – то сделано. Не хотел волновать этим всем свою предначертанную, но, раз теперь она знает, так даже проще. Не видел в её взгляде неодобрения и это успокаивало. – Так вот почему ты весь день как на иголках, хотя и пытался отвлечься. Беспокоишься о нём. – пока он думал о том, как любимая отнесётся к сотворённому им с сородичем, Шиничи обдумывал совсем другое. Чувство вины, беспокойство – да. Всё – да. Маленький детектив полностью прав. Пусть Паук и был врагом, но всё равно оставался сородичем. Существом одного с ним вида, которого он подверг такому испытанию. От этого было несколько совестно, но не сильно. Сострадание, пусть и не до конца, подавлялось злостью на то, что оный творил, пока ещё мог. – Верно. – подтвердил Кайто. Нестрашно, здесь все свои, ни для кого не новость, что он… как это назвал Паук?.. Положительный герой, точно. Сочувствовать тому, кто едва не угробил твоего друга – что в этом хорошего? Но это всё равно есть независимо от того, нравится ему это испытывать или нет. возможно, так происходит потому, что он знал чему подверг пленника. Сам испытывал это ощущение всего несколько минут – и оно было весьма неприятным. Такая пустота на месте собственной силы… Как тому должно быть спустя несколько часов? – Ничего непоправимого ты с ним не сделал. – неожиданно высказалась Аоко, причём весьма жёстким тоном. – Так что заканчивай себя винить, ясно? – ошарашенному таким напором обычно мирной и мягкой девушки, ему оставалось только лишь кивнуть. – Я считаю, что он заслужил даже больше за то, что сделал с нашим Сагуру, но тебе виднее. Почувствуешь необходимость – извинишься, и дело с концом. – «наш Сагуру», о как. Почему-то это грело душу отдельным пунктом. – Спасибо. – только и смог пробормотать Кайто. Оказывается, хотел именно этого, чтобы кто-то подтвердил, что он поступил правильно. На душе стало заметно легче и остаток вечера прошёл куда веселее. Какие-то истории у костра, простенькие, но от этого не менее зрелищные, фокусы, негромкое курлыканье подлезшего под руку Ватсона – уютная атмосфера момента заставила забыть обо всём. Покой и душевное тепло родных и близких людей, пусть и были омрачены капелькой печали из-за их «неполного состава», врачевали душевные раны ничуть не хуже объятий и ласки предначертанной. Умиротворение в этот вечер было каким-то особенным, пусть он и не смог объяснить даже себе каким и почему так казалось. Когда пришло время укладываться спать, сделали всё по обычной схеме. Правда, снова сказывалось отсутствие друга, пришлось несколько раз превращаться – некому было объяснить как ему нужно, чтобы остальные расположились. По старой привычке сначала стал большой белой птичкой, потом подумал, что придётся ещё говорить. Но расположились кое-как. Все умостились, всем удобно, казалось бы – бери, да и спи, ан нет. Что-то мешало просто уснуть. То ли привык уже рефлекторно сопротивляться сну, то ли ещё что… – Только не говори, что думаешь о Пауке. – шёпотом произнёс, как оказалось, тоже неспящий, Конан. Что мог ответить белый сокол, точно зная, что любимая уже спит? Её тело вздрогнуло и расслабилось под его крылом уже приличное время назад… Тихий свистящий выдох мейтантей воспринял за подтверждение: – Ну и зря. Отдохни как следует, завтра вернёшься и выскажешь всё, что посчитаешь нужным. Твоя девушка права, ты очень мягко с ним обошёлся. – и хотелось бы спросить, как маленький детектив поступил бы на его месте, да невозможно. Невольно порадовался, что видел на лице Голдберга только ошеломление, а не что-то большее вроде ужаса или страдания, тогда совесть грызла бы на порядок сильнее. Пришлось ограничиться ещё одним свистящим выдохом, который снова поняли как-то эдак: – Вот и правильно. Спи, Кайто. Или я начну бояться, что ты вот прямо сейчас сорвёшься за десятки километров проверять как там твой пленник. Прямо полетишь. – усмешка. Это и правда было смешно ввиду полной невозможности подобного, он и рассмеялся: короткими отрывистыми выдохами. – Вот и я считаю, что это смешно. – хоть раз понял правильно. – Спи. – И он уснул. Утром проснулся последним – ещё бы, больше трёх суток не спать – и то от громкого шороха поблизости, так спал бы ещё неизвестно сколько, не имея ни малейшего понятия о том, что остальные уже встали и занимаются своими делами. Превратился, вышел из палатки… была мысль выползти прямо так, пригнувшись, и позабавить товарищей своим сонным птичьим видом, но передумал. Не стоило так рисковать. Вид сонный человеческий оказался ничуть не хуже, судя по смешку любимой. Та занималась завтраком. Судя по всему, для них снова поохотился Ватсон и именно с его добычей пришлось возиться девушке. Благо, навыки у неё имелись, хоть Кайто и не представлял откуда. Добыча явно была четвероногой – в миске со специями мелькнуло явно больше двух ног и оставалось только надеяться на благоразумие пернатого, что сам добыл, в лесу или здесь, вдоль речки, а не свистнул с чьего-то двора из того селения, которое располагалось неподалёку. Впрочем, даже спрашивать не стал, птиц достаточно разумен. – Как спалось? – подошёл мейтантей, пока он умывался в реке, чтобы хоть немного проснуться. – Спасибо, хорошо. – вспомнился и ночной разговор, но добавить ничего не хотелось. Сейчас любимая занята и самое время поговорить о чём-то тайном… Впрочем, он и в тот раз так думал. Обернулся – нет, все ещё у костерка. Тут бы и рассказать о том способе сдерживания, который очень изящно обошёл во вчерашнем рассказе, но… что-то сдерживало. То ли понимание, что Шиничи всё равно не сможет воспользоваться этим заклинанием, для работы которого произносивший обязательно должен быть пламенным, то ли эта странная внутренняя подспудная уверенность, что это дела обладателей второго облика, о которых человеку знать вообще не положено, пусть человек этот и близок. Вот претило поделиться новой способностью – и всё тут. – Но мало, как я вижу. – улыбка с изрядной долей сочувствия. Наверняка детективы тоже не всегда высыпаются, вот и понимает Конан его ощущения в данный момент. Сделал вид, что не заметил заминки – хороший друг, что сказать. – Дома уже отосплюсь. – усмехнулся в ответ. – А сейчас пора заняться тем, зачем мы сюда, собственно, приехали. – с этими словами принялся уже привычным способом воздействовать на воду, создавая плотный туман. Всё как всегда: и разложенные в «конечных точках» телефоны с приложением собачьего свистка, которое они наловчились использовать для целей ограничения и направления, и полёты, и катания на спине всех желающих… Но всё же чего-то не хватало. Кого-то. Очень важного. А ещё преследовало ощущение, что называется «кусок в горло не лез», полёты были не в радость, мысли всё возвращались к оставшемуся в подвале в клетке Пауку. Возможно, мозг так отвлекался от ситуации с товарищем, сосредотачиваясь на том, что он ещё мог изменить вместо того, с чем можно было только смириться? Ни проще, ни легче от этого не становилось. Оттого он и не получил особого удовольствия от полёта. Обычного удовольствия. Жажда неба прошла, отпустила, удовлетворённая птица свернулась в клубочек где-то глубоко внутри – вот такое создавалось ощущение – и благостно дремала. А они, собравшись, отправились в обратный путь. Ватсон улетел первым – скорость хищной птицы, пусть и сравнима с автобусом или электричкой, но у живого существа нет выносливости механизма – ему придётся делать остановки или просто парить, давая крыльям отдыхать, что увеличивало продолжительность пути. Смысл птице ждать с ними автобуса, чтобы потом всё равно добираться домой своим ходом? Смысла нет, оттого и распрощались ещё на берегу реки. Обратная дорога показалась дольше чем путь к их секретному месту. Конан выходил раньше, в своём районе – зазвать на чай его не удалось, «Дела ждут», – ответил мальчик со слегка извиняющийся улыбкой и поблагодарил, что его вытащили из города – поэтому с ним попрощались заранее. И конечно, Кайто благодарил за то, что занятой детектив составил ему компанию. «Обращайся», – повторил свои же слова, которые говорил накануне, когда соглашался, «Теперь ты хоть получше выглядишь. Береги себя», – на том и простились. С Аоко пришлось расстаться у дверей дома. Как бы он не доверял своей предначертанной, есть вещи, которые просто не хотелось показывать девушке, тем более любимой. Одной из таких вещей был пленник, запертый в собственном подвале, да ещё и неизвестно в каком состоянии на данный момент находящийся. Она тоже понимала, что есть вещи, которых лучше не знать и не видеть, потому и не напрашивалась с ним. Только взяла с него слово постараться не принимать близко к сердцу что бы то ни было. Он пообещал и был совершено искренен – он правда постарается. Затем были поставленный на пол прихожей большой туристический рюкзак и, не откладывая в долгий ящик – спуск в подвал. Если честно, едва не бежал, почему-то вот сейчас испугавшись, что ощущающий что-то не то внутри себя Голдберг мог запаниковать и что-то с собой сотворить. Этой мысли способствовала тишина, а ведь он топал как целое стадо слонов, не скрываясь и не крадучись. Всё ускорял шаг и в нужное помещение почти влетел. Пусть посмеётся над ним, перепугавшимся за врага, но… Мысль оборвалась так и оставшись незаконченной. В клетке его встретил… паук. Настоящий паук. И притом очень крупный – для паука. Больше полуметра, длинные лапы, покрытые удивительно густым ворсом, как будто даже мехом делали существо почти симпатичным. Над каждым из восьми глаз – по небольшому огоньку золотистого пламени – как его собственный хохолок. Даже интересно стало, у всех них так или просто совпало? По виду немного походило на его собственную корону, только чуть другую, скорее венец из огня. Они оба застыли, глядя друг на друга. Получившееся из Голдберга паукообразное хотелось рассмотреть получше, но на приближение оное угрожающе раскрыло хелицеры и зашипело, отбегая в угол. Отбегая по паутине цвета пламени – вот она какая, материальность. Быстрые и беспокойные движения лап всё равно оставались чёткими и попадали на нужные нити паутины – будто всю жизнь так бегал. «Ну вот, а говорил, что человек. Больше так не думаешь, а?» – произнёс Кайто, усмехаясь этому зрелищу. Второй облик пленника получился даже симпатичным, если бы кто-то сумел разглядеть красоту аккуратного паучьего тела, в меру длинных ног и мощных хелицер. Существо походило на тарантула, только вместо чёрного ворса – каштановый коричневый с золотистым отливом, отлично смотревшийся на фоне блестящей золотой паутины, а может это она и давала такие отблески. И размерчик приличный – больше полуметра со всеми своими ногами. Верно рассчитал, что тот не пройдёт в ячею клетки… Да, второй облик зависел от силы пламени. Если у него самого – огромная птица, превышающая размер и вес человеческого тела, то у этого товарища – паучок на порядок меньше. Примем к сведению… А ещё данное паукообразное не проявляло признаков разума. Причём не делало вид, а действительно не соображало. По правде, можно было догадаться уже по виду клетки – вряд ли Голдберг в своём уме поддался бы инстинктам настолько, чтобы натянуть стандартную для всех пауков ловчую сеть и завить один уголок паутиной так, чтобы прятаться от потенциальной добычи. Можно сказать, свил себе гнездо… Это казалось смешным только миг. Лишение пламени буквально вынудило Паука превратиться, а что произошло с психикой? Тот искренне верил, что человек, каким, должно быть, шоком стало обратное… Всё же не стоило оставлять надолго без присмотра. И сколько это коричнево-золотое существо уже в таком виде? Раз успел и паутинку, и гнездо – не меньше пары часов. Вероятно, больше. Из клетки сбежать даже не пытался: то ли соотнёс свои размеры с просветами между прутьями, то ли по старой памяти и от нежелания прикасаться к синему пламени, которое исчезло ещё ночью. Возможно, человеческое сознание отошло на второй план, но к нему ещё можно достучаться? Может, если продолжать говорить, тот как-то отзовётся? «Эй, Паук, понимаешь меня?» – шипение в ответ, «Совсем недавно ты был куда более наглым, помнишь?» – точно такое же шипение, даже тональность не поменялась. Похоже, просто реакция на звук, но нужно проверить: «Махни лапой, если в тебе ещё остались мозги, иначе я начну действовать и тебе это точно не понравится» – всё то же неизменное шипение. Всё же нет. Значит убежать и забиться в угол пленник пытался чисто инстинктивно, просто испугавшись кого-то больше себя… Почему не попытался покинуть клетку – не спросишь, но внутри окопался знатно… При новом взгляде на сияющую паутину ловчей сети пришли мысли о попытке охоты и следствием – понимание того, насколько голоден маленький – вообще, так-то большой, но всё равно маленький – паучок. Конечно, голодный… «Подожди здесь» – сначала сказал, потом понял, как глупо это прозвучало, тот никак не мог уйти даже если бы захотел. Дом, холодильник, поприветствовать вернувшегося Ватсона, достать предназначенное для кормления сокола мясо… наложить порцию «с горкой», извиниться перед птицей за «хищение», вкратце объяснить ситуацию, поставить разогреваться… А потом стоять, смотреть в стену и думать. В прямом смысле слова вынужденная смена облика, тот прорывался изнутри силой, игнорируя неверие своего обладателя. Как тому, кто считает себя человеком, должно быть, страшно осознать, что в нём живёт что-то… кто-то ещё со своим звериным разумом и инстинктами. И этот кто-то рвётся на волю. Поддался, смирившись и прислушавшись к обещанию вернуть пламя, или сражался за своё тело до последнего? Не спросишь же о таком. Вот теперь Голдберга по-настоящему жалко. Даже напоминать себе о произошедшем и Сагуру – не помогало. Непреднамеренный удар. Может тот и собирался покончить с ними обоими или только с детективом, но сделал то, что сделал не по своей воле. Просто так получилось. Насколько проще кого-то винить, чем принять тот факт, что злиться-то и не на кого. Случайность – и этим всё сказано. Но потом Паук давил на больное уже сознательно, так что тот раз с огненной плетью определённо заслужил. Но не это. Не это… Мясо нагрелось. Отобрав половину увеличенной порции на другую тарелку, ещё раз извинительно погладил Ватсона, уверявшего, что не в обиде, убежал обратно в подвал… На протянутый кусок мяса на вилке Паук долго шипел, не желая выбираться из своего уголка, но всё же приближался по миллиметру, очевидно, голод пересиливал страх и возможную неприязнь. Вилку прихватил в последний момент: брать с руки пленник отказался бы с большей вероятностью, да и познать силу укуса этих мощных хелицер не хотелось. Понимая, что нужно проявить терпение, Кайто ждал. В конце концов только он виноват в случившемся. Ну и идиот-Голдберг, взявший заказ на Кида, конечно. Коричневый – всё же просто коричневый, золотыми оказались именно отблески – паучок цапнул предложенное и отбежал в противоположный угол, где… на раз-два замолотил немаленький кусок мяса. Как-то прожевал, причём быстро. Понимание ошибки пришло слишком поздно, но, как оказалось, никаких ошибок. Всё верно. Нормальные пауки так не могут… впрочем, и у нормальных соколов рога на голове не растут, проще согласиться, что второй облик может иметь отличия от существ, на которых похож. И хорошо, что этот конкретный паук спокойно питается мясом; подходящего размера насекомых, которых такая зверюга могла бы «осушить» и наесться, в природе не водилось. За вторым куском обитатель клетки подходил уже быстрее и есть отбегал не так далеко. И всё же невозможно не восхититься тем, как шустро перебирали мохнатые лапки по нитям паутины. Никогда этого не знал, не умел, не учили, а вот – делает, будто всю жизнь жил в таком виде. Поразительная всё-таки штука – второй облик. По себе помнил эти ощущения: всё можешь, всё знаешь. Что можно, чего нельзя, что с трудом, но возможно, а что просто не получится… но тут другой случай. Тут, похоже, разум зверя, пусть и очень умного, полностью подавил, вытеснил человеческий. Совсем сознание стереться не могло, значит Голдберг по-прежнему где-то там, внутри этого маленького существа, его нужно просто найти и достать. Просто, как же. Насытившийся паук сидел примерно посередине клетки и непонятно о чём думал, может и не думал вовсе. На призывное: «Иди сюда», не отозвался никак, даже шипеть не стал. Наверное, после обильной трапезы ему было просто слишком лениво шевелиться и издавать звуки. Как он шипел – то ещё вопрос, обычные пауки не шипят, они вообще беззвучные. Вот как достать? Руку между прутьев толком не просунешь, да и так не поймаешь. Можно, конечно, расплавить часть клетки, но так Паук испугается синего пламени, которое хорошо запомнил, и появится возможность побега. Лови потом это шустрое паукообразное по всему подвалу, а может и не только: вспомнил, как в спешке не закрыл дверь, ведущую в дом… Нет, это не вариант. Но достать как-то необходимо, через контакт пламени наверняка можно будет что-то понять, вот только как? Любой проблеск синего будет воспринят как угроза, а пугать ещё сильнее, например, отлавливая огненными щупальцами, не хотелось. Взгляд упал на паутину. Это ведь тоже пламя! И для контакта ловить никого не придётся, достаточно скрыть от паучьего взгляда кусочек и крохотной искоркой «подключиться»… Встрепенувшийся паук ничего не сделал, только сжался там где сидел, а сознание окатило волной мощнейшего страха. Всё же воспоминания едины на оба облика, во втором только открывается доступ к мышечной памяти зверя, которым становишься. Этот паук ждал боли, удара, как тогда, а ещё просто боялся. Дальнейшее с трудом поддавалось описанию. Кайто с трудом понимал, что именно делает, но подчинялся чувству, твердившему, что всё правильно и продолжал. Делал то, что ощущалось правильным. Как-то искал разум, самого Голдберга на просторах его сознания. Искал, искал – и нашёл. Тот был до крайности напуган и, свернувшись в комочек, пытался сталь меньше, отрешиться от того существа, в которое превратился. Вот оно так и сработало. Вытащить его наружу, на поверхность, уговорить – не словами, а как-то иначе, чувствами что ли, оказалось той ещё сложной задачкой, но в итоге получилось. Моргнув и вернувшись в свою собственную голову, Кайто наблюдал за превращением сородича. Впервые видел. Паучье тело засветилось, окуталось пламенем и сияющий силуэт принялся менять форму, раздаваясь вверх и вширь. Вот сгусток золотого света принял явно человеческие очертания, после чего сияние затухло, оставив Голдберга таким, каким его все знали. Удивительное зрелище. Снова выглядя человеком тот открыл глаза и уже в следующий миг шарахнулся к противоположной стене клетки. Чтобы подальше от него. – Не приближайся! – срывающийся голос, в глазах не просто страх, а ужас, паника и отчаяние. Чистый животный ужас… На этот ужас он и шёл, по нему искал, нашёл, вернул… С губ сорвалось неуправляемое: – Я не хотел этого. – Что же ты тогда хотел, чтоб тебя?!. – Паука трясло, истеричные нотки в голосе лучше всего прочего говорили о состоянии. – Успокойся для начала, потом поговорим. – обозначил, что ничего сейчас не будет делать и направился к выходу, но остановившись перед поворотом и не оборачиваясь добавил: – Я больше не буду этого делать, если ты меня не вынудишь. – ничего ему не ответили. Наверное, так даже лучше. Пусть посидит, обдумает перспективы. Следующий разговор должен открыть многое.