Pretty man / Красавчик

      Тихо журчит вода, тепло обволакивает помещение и, разморив, клонит парней в сон. После насыщенного трудового дня, все чего хотелось Киеми — нежиться в теплой воде, болтая о каких-то глупостях с Атсуму. И парень с удовольствием воплотил эти грезы в реальность.       Лежа в ванне на спине младшего и прикрыв глаза, он расслабляется, рассказывая о своей семье: — Моя мать была учительницей музыки. Она вышла замуж за моего отца, его семья была очень богата. Потом он развелся с моей матерью ради другой женщины.       Мия внимательно слушает, протирая губкой бледную кожу его плеч. — Он забрал с собой свои деньги. А потом она умерла.       Пускай он и пытается говорить ровно, но рука Атсуму на его груди чувствует, как ускоряется сердцебиение. В знак поддержки он прильнул ближе, потираясь своей щекой об его. Для Сакусы это очень ценно, что кто-то может искренне выслушать его и проникнуться. Он уже рассказывал свою историю бывшей подружке, но та ударилась в соболезнования, которые он считал пустыми словами. Ему не нужны сожаления, хочется просто человеческого тепла рядом. — Я был очень зол на него и потратил десять тысяч на психотерапевта, чтобы произнести эту фразу: «Я был очень зол на него». У меня хорошо получается? — он улыбается, слыша слабый смешок позади себя. Хочется услышать его снова, поэтому он продолжает. — Еще раз: «Я был очень зол на него». Здравствуйте, Я — мистер Сакуса, я очень зол на своего отца.       Такой подход приятно удивляет Атсуму. Раз Киеми позволил себе посмеяться над этим, то он тоже от души позабавится. Говорить о таком явно не легко, тем не менее он оголил душу перед ним, доверил частичку прошлого. Мия еще никогда не чувствовал себя подобным образом — тронутым и странно счастливым. — Уж как бы я злился из-за десяти тысяч, — шутливо отвечает он. — Мой отец был президентом третьей компании, что я разорил, — поглаживая коленку Атсуму, выглядевшую из-под воды. — Я купил ее и продал по кусочкам. — А что сказал терапевт? — Сказал, что я излечился. — Что ж, ты поквитался с ним, — Киеми ловит его руку и разглаживает набухшую от влаги кожу. — Должно быть, это сделало тебя счастливым.       Мужчина притих, переплетая их пальцы. До безумия влечет касаться его, чувствовать, как стискивают ладонь в ответ. На секунды кажется, что он готов убить себя, если тепло позади пропадет. Он никогда не был тактильным, но Атсуму переворачивает его мир, делая это самым невинным способом. Киеми все более чем устраивает.       Будто читая мысли Сакусы, он зарывается в черные мокрые кудри носом, говоря: — Заметь, что моя нога, от бедра до большого пальца, имеет длину сто двенадцать сантиметров, — Атсуму обвивает руками его шею, а ногами туловище. — Умножь это на два, и это лечебное чудо средства обнимает тебя за смешную плату… — …три тысячи долларов, — заканчивают они одновременно, заливаясь смехом.       Что это если не рай на земле? Киеми просто тает от этих касаний, желая остаться навеки в плену рук Атсуму. Тепло разрастается не только в комнате, но и в сердце. Мия и правда настоящее лекарство от всех недугов, солнце, прогоняющее тучи вокруг, живое пламя, согревающее в любой час. Кто бы мог подумать, что среди грязных улиц найдется такая чистая душа, добрая и открытая. Сакуса не может позволить ему вернуться в эти трущобы. Костьми ляжет, но сделает все, чтобы он получил достойную жизнь.

***

      На утро Атсуму ждет огромный сюрприз.       Ничего не подозревая, он дремлет в кровати, наслаждаясь тем, что сегодня им никуда не нужно ехать. Киеми рядом нет, поэтому он думает, что тот уехал на работу. Однако сознание улавливает, как скрипит дверь и нéкто крадется к постели.       Тсуму пугливо вздрагивает, приподнимаясь на локтях, чтобы узреть незваного гостя, уже прикидывая, чем можно отбиваться. Суровая жизнь рядом с клубом, где пьяницы могут спутать двери и ворваться в комнату, научила всегда держать у изголовья кровати бейсбольную биту на такой случай. Однако за те дни проведенные в отеле он совсем позабыл об опасности, всецело доверяясь местной охранной системе. — Оми? — хрипло бормочет он, разлепив сонные веки. Сакуса в привычно белоснежной рубашке и домашних штанах, держит в руке маленький поднос с кофе и взирает на него самыми невинными глазами. — Ты не на работе? — Как видишь, — ставя поднос в сторону, мужчина присаживается рядом с Атсуму. — Не рад?       Помятый и такой взлохмаченный, он похож на котенка, что Сакуса не сдерживает улыбку, кладет руку на макушку и взъерошивает из без того непослушные волосы. — Я был бы очень рад, если бы ты повалялся со мной, — с этими словами Атсуму обвивает руками мужскую шею и валит того на постель. Обняв Киеми, как плюшевую игрушку, он хочет как можно дольше нежиться в утренней истоме.       Сакуса продолжает ласково блуждать ладонью в чужих волосах, целовать висок и просто смотреть на то, как Атсуму водит носом по его шее. Это настоящая ловушка, но не то чтобы хотелось из нее выбраться. Он никогда не отличался в ласках, но один вид такого сонного и беззащитного парня под боком в корне меняет его отношение ко многим вещам. — Атсуму, — юноша на это недовольно мычит, но продолжения не следует. Тогда он кряхтит, и открывает глаза. — Наши результаты анализов готовы.       Явно не с этого хочется начать день. Он тут же напрягается и, выбираясь из кокона одеяла, присаживается. Одна за другой мысли бьют в голову всевозможными наихудшими вариантами. Сакуса хотел подать кофе и вышвырнуть его, потому что он болен? Тест оказался положительным? Он читал статьи, что даже если предохраняться по всем фронтам, есть вероятность все равно что-то подцепить. Как он будет смотреть Сакусе в глаза? Все деньги придется потратить на лечение, а все старания и годовые накопления коту под хвост? — Ты чего? — тут же подбирается Сакуса, улавливая смену в настроении партнера. — Все плохо, да? — старается улыбаться Атсуму, но выходит вымученно. — Лучше скажи честно.       С чего такой негатив? — недоумевает мужчина, видя тревогу в карих глазах. — У нас обоих хорошие анализы, но сказали, что у меня высокий уровень стресса и рекомендуется отдохнуть от работы. С завтрашнего дня у меня отпуск, и я надеялся, ты проведешь его со мной, — после озвучивания добрых новостей, настрой парня не меняется, и это настораживает. — Но, видимо, ты ожидал услышать не это.       Киеми вообще-то немного недоговорил о том, что стресса у него нет, но в кабинете психолога он пожаловался на постоянную усталость, отсутствие аппетита и мышечные спазмы. Частично это правда, ему хотелось немного отдохнуть от офисной суеты, и тут на горизонте показался Атсуму, потом звонок из клиники и, в общем, все удачно сложилось. — Если ты недоговариваешь чего-то, чтобы меня пожалеть…       Закончить фразу мешают чужие ладони на щеках, которые заставляют поднять голову. Киеми и подумать не мог, какую реакцию повлечет озвучивание анализов. Атсуму так бережлив к себе или просто пессимистичен? — Я клянусь, с тобой все хорошо, ты полностью здоров, — уговаривает его Сакуса. — Если не веришь, можем сейчас же поехать в больницу, и ты посмотришь свою карточку.       Становится стыдно. И неловко. И одновременно радостно. Сакуса бы не стал врать, не глядя глаза в глаза. — Прости, но с моей «работой», — очертив в воздухе кавычки. — нельзя не волноваться. Я всегда пользовался защитой, но, знаешь, это не гарантия, — и тут его язык начинает жить своей жизнью. — Ты молодец, что провел анализ и успокоил и себя, и меня. Так что, можем закончить этот ужасный разговор? — Нет, — Киеми мягко хватает запястье парня, который уже хотел встать с постели. — Я и не думал проводить осмотр, чтобы удостовериться в тебе. Погоди, то есть ты считал, что я проверяю тебя?       Нет, конечно, это самое логичное действие, учитывая его страх всяких бактерий и грязи. Врать не будет, подобные мысли посещали его, в ту самую первую их ночь, но потом он стал по-настоящему знакомиться с Тсуму, и это отошло на второй план. Возможно, приглашая парня с собой на обследование, он подсознательно руководствовался правилами безопасности, однако совершенно точно не хотел сделать это нарочно. Теперь же Киеми понимает, что задел парня своими «больными» привычками. — Атсуму… — Я понимаю, — опережает Мия, поглаживая его костяшки. — Все нормально. Интересоваться здоровьем партнера правильно, это очень важно. — Но это обидело тебя. — Ты шутишь? — усмехается. — Я прошел полное медицинское обследование в крутой клинике за чужие деньги. Как я могу обижаться?       Но, что бы он ни говорил, ему и правда досадно. И Сакуса это тоже понял. «Я лишь хотел, чтобы мы проводили больше времени вместе. Я думал, это пойдет на пользу нам обоим» — все это глупые отговорки. Исправить сделанное нельзя, но стал бы Атсуму продолжать быть с ним милым, если бы это было непоправимо? Вряд ли. Даже за деньги.       Он посвятил всего себя работе, а самые долгие его отношения длились шесть месяцев — где научиться романтике? Как понять, что не всем людям нравится ходить по врачам и мыть руки после каждого чужого прикосновения? Ему мало кто нравился настолько, чтобы задумать о таком. До Атсуму, разумеется. Теперь каждый свой шаг Киеми будет более тщательно обдумывать. А еще лучше попросить пару советов у своего кузена. И, конечно, Мотоя от души посмеется над тем, что такой взрослый дядя до сих пор ведет себя с партнером как школьник. Но Киеми готов научиться.

***

      Еще никогда выбор не казался столь прельщающим и очевидным, но Атсуму все равно опасается и не знает, что делать. Он запутался в себе, в своих чувствах и желания, поэтому, как и всегда, отправился за советом к близкому и единственному другу.       Нырнув в узенькую улочку, мощенную выщербленными плитами, по которым так неудобно и больно шагать, среди захолустных дешевых отелей, находится заведение с вывеской «Жемчужина». Стоит закрыть за собой дверь кабаре, как сразу же возникает образ разливающегося вина, самодовольных кавалеров с вонючими сигарами и …изыска. Пускай сейчас день и никого из гостей нет, но один взгляд на пустую сцену, куда направлен софит, заставляет с замиранием сердца ожидать выступления. Он бывает тут иногда и может наблюдать, какое искусство творится на сцене, и он по-настоящему восторжен в такие моменты.       Не всем дано без пошлости оценить искусство танцовщиц, выступающих здесь. Высокие каблуки, перья, открытые наряды — все это часть работы Ойкавы Тоору, костюмера шоу. У него определенно имеется вкус в одежде и талант для её создания, а еще заветная мечта — посетить французский кабаре Мулен Руж. «Здесь, — говорит Тоору, — не особо развернешься, публика гадкая, считает, что тут притон, а актеры — проституты, которых можно снять». Это всегда восхищает Атсуму, ведь, живя среди бедных и отчаявшихся, в вонючем клубе, Тоору все еще умеет мечтать и работать ради мечты.       Пройдя коридор с яркими афишами шереток, среди которых имелись и его работы, Мия набредает на костюмерную. Стоит попасть внутрь, как в нос ударяет аромат сладких духов в перемешку с запахом лака для волос, а глаза режет дешевый свет от лапочек на зеркале. Совсем не то, к чему успел привыкнуть Атсуму за неделю и, тем не менее это кажется чем-то родным.       Ойкава сидит в кресле, подобрав под себя ноги, сгорбившись над большим альбомным листом. Услышав шаги, он отрывается от работы, поднимает взгляд, и на губах тут же появляется улыбка. — Поглядите, кто тут у нас, — снимая очки, он откладывает холст и расставляя руки в стороны, идет к другу. — Жених миллионера. — Тоору, — вздыхает Мия. — Что такое? Я ошибся? Уже была свадьба?       Атсуму не находит, что сказать и вместо этого просто улыбается, но Тоору замечает, что что-то не так. Он заставляет его сесть, подпирая руками голову и с видом ребенка ожидая романтическую историю. — Ты приехал с ним? — Нет, он ненадолго уехал на работу, а я решил навестить тебя. — Что ж, тогда не томи.       Учитывая, как меняется на протяжении рассказа лицо Ойкавы, стоит приготовиться к нравоучительной лекции о том, что богатеям нельзя доверять. Это первое и главное правило собственной безопасности, как физической, так и психической. Об этом твердят все матерые в их сфере люди. — Ты пришел похвастаться, как грубо, — Тоору складывает руки на груди и отворачивается. — Нет, конечно, я рад, но можно было сказать в начале, мол, сейчас я расскажу историю, один на миллион. — Это не более чем работа.       Тоору смотрит на него, как на последнего идиота, который, получив билет со своим именем в счастливую жизнь, говорит, что он не для него. Как если бы его спасли врачи на операционном столе, а, выйдя из наркоза, он сказал бы, что не заслуживает жить. — Возможно, так было, когда вы познакомились, но сейчас — это определенно нечто большее. — Я совершил ошибку, позволив дать чувствам волю. — Не похоже, что ты жалеешь.       Подмечено очень верно, что Атсуму не понимает, где та заученная давным-давно проповедь. — Этого не будет, — продолжает упираться он.       Но Ойкава не был бы Ойкавой, если бы не сказал то, что является одной из причин, по которой они дружат: — Ты этого не хочешь или боишься? — нещадно и беспроворотно. Одно из двух. Либо да, либо нет и никаких прощений за правду-матку, за остроту и то, что Атсуму хотел бы слышать меньше всего.       Это застает врасплох. Он и правда хотел бы быть вместе с кем-то вроде Сакусы, но его страх намного больше и сильнее. За свою, пусть и недолгую жизнь, он насмотрелся достаточно и знает точно — чудес не бывает, сказка существует только на страницах книг.       Ойкава берет его за руки и мнет губы, перед тем как начать говорить, словно мудрец: — Послушай, Тсуму, мне кажется, вы недостаточно знакомы, чтобы ты клеймил ваши отношения. Я впервые за все наше знакомство слышу, чтобы ты с таким восхищением говорил о ком-то. Твои глаза горели, рассказывая о Сакусе, а на губах цвела глупая улыбка. Ты влюбился в него.       Мия понял это еще до слов Ойкавы.       Наверное, это случилось, когда они нежились в ванне. А, может, когда смеялись с дамы с маленькой, но громкой собачкой на улице. Возможно, когда бархатистый неразборчивый шепот ласкал его шею. Или когда Киеми говорил по телефону, в расстегнутой рубашке, а слепящие лучи солнца перебегали по сияющей бледной коже с множеством родинок. Он не знает, с какого момента вести отсчет, упустил момент, но сейчас чувствует непреодолимую тягу к Киеми. Клялся ведь никогда не заводить роман на работе и вот, что вышло в итоге. Нарушил субординацию, позабыл о классовой принадлежности и влюбился в клиента. — Он тоже, кажется, к тебе неравнодушен, — щеки Атсуму розовеют от малейшего предположения, что заставляет Тоору улыбнуться. — Учтивый, галантый и заботливый, он даже не трахался с тобой после первой ночи! Стал бы он так относится к тому, кто ему не нравится?       О медицинском обследовании Атсуму умолчал, не желая более вспоминать свои мысли насчет Киеми. В это утро он говорил с ним искренне, он действительно не имел желания проверять здоровье Атсуму из-за того, что он работает проститутом. — Сакуса хороший человек, я думаю, он добр ко всем. — Настолько добр, что каждого пытается поцеловать? — Атсуму замялся, неохотно принимая правоту слов друга. — Знаю, это сложно, но попробуй приглядеться к нему, довериться.       Для тех, кто работал на трассе, тех, чье тело используют в качестве развлечения и получения удовольствия, слово «доверие» теряет всякий вес. Наряду с ним, исчезают и понятия: чувственность, нежность, осторожность, любовь. Атсуму нравится думать о том, чего нет сейчас и то, что он надеется получить, заработав много денег. Для него все утраченные чувства вернуться, лишь когда будет достаточная сумма на банковском счету. Он и не жил последний год, ежедневно варясь в котле неразличимых дней. Мытье полов, уборка в комнате, выбор наряда, случайный секс за пару долларов, а после этого — отвращение к себе. Ненависть — это все, на что хватает сил. Соглашаясь на роскошное предложение, Атсуму и не думал, что в нем осталась хоть какая-то лилейность. Сакуса проявляет банальное внимание и уважение, а его уже повело от этого. Неужели он настолько отвык от искренности, что готов броситься в объятья первого встречного? Чтобы это выяснить нужно время, а еще близость. И ему страшно, чертовски страшно, но, уже зная наперед, что если не попробует, то будет жалеть, он готов рискнуть. Не без боли от мысли о возможных страданиях разбитого в будущем сердца. И дать им с Сакусой… нет, правильнее сказать — дать шанс себе стать счастливым без помощи денег.