Pretty man / Красавчик

      Заклеить себе рот перед выходом — вот что забыл сделать Атсуму. Недолгую дорогу до ресторана, Сакуса допрашивался до него, как прошел день. Изначально он не хотел роптать на то, какие бессовестные буржуи, что возомнили себя пупами земли и отказываются обслужить человека, всего-то одетого иначе, чем у них принято. Но не смог. В такие моменты как никогда кстати было бы прикусить язык и дать себе оплеуху. Так поступил бы его брат. Но, смотря в лицо Сакусы, можно было рассказать все секреты мира — столь сильно его очарование.       Однако Киеми помрачнел, прося прощения, что не предусмотрел этот момент. Ему действительно было жаль слышать, что Атсуму пришлось столкнуть с таким сервисом, и пообещал сходить с ним на новый шоппинг. Он осознавал: вряд ли какие-то тряпки смогут покрыть отвратительные впечатления парня, но он не знал, что может сделать еще. Атсуму заметно приободрился, услышав, что Киеми в следующий раз будет с ним, поэтому решил более не мозолить эту тему. Компания мужчины — лучшая компенсация для Атсуму.       Через несколько минут лимузин останавливается у двухэтажного здания с лаконичным названием «Вольтер». Войдя, первое, что замечает Атсуму — это фонтан в центре ресторана. Он скромный, не такой большой, как бывает в парках, тем не менее разум потрясен. Все столики заняты в основном парами. Все элегантно одеты, все на высоких каблуках или в лакированных туфлях, но наряд будничного вечера не вяжется с размазанной косметикой на юных, бледных после почти бессонной ночи, лицах. В ушах, бывает, блестят серьги, на платьях или пальто — брошки, или платки, или даже маленькие бутоньерки. Чем дольше парень присматривается, тем больше нарастает чувство, что он не в своей тарелке. Его — это потресканное блюдечко из простой глины. Сакуса рядом с ним выглядит настоящим аристократом, гордо неся себя по залу, а он так, плетется рядом, даже не тенью. Чтобы сравняться, Мия выпрямляется, задирая голову, подобно своему спутнику, и думая, что делать с руками. — Не нервничай, — шепнул ему Сакуса, положив ладонь на плечо, замечая, как тот заламывает пальцы. — Все хорошо.       Мия кивает, глубоко вздыхая, перед тем, как они подходят к забронированному столику. Там уже ожидают двое мужчин, которые поднимаются на ноги, приветствуя их. — Мистер Нэкомата? — Да, мистер Сакуса. Я — Нэкомата Ясуфуми, — представляется пожилой мужчина с седыми короткими волосами, в сером костюме.       Они с Сакусой пожимают друг другу руки, и старик продолжает: — Этот сорванец мой внучок — Куроо Тетсуро, — указывает он на парня, возрастом, как Сакуса, в черной «тройке» и со странными темными растрепанными волосы и челкой на правой стороне. — Что ж, насчет сорванца не знаю, но что его внук — сущая правда, — посмееивается Куроо. — Рад познакомиться с вами, — Сакуса кивает в знак приветствия. — Это мой друг Мия Атсуму.       У Атсуму автоматически включается режим обходительного джентльмена, и он тянется поздороваться с каждым. Когда они обмениваются рукопожатиями, он замечает у Куроо хитрый, кошачий прищур, довольно долго направленный в его сторону. Стараясь не зацикливаться на мысли, что Тетсуро каким-то способ узнал о его настоящей личности, он утыкается взглядом в зал.       Усевшись, Мия пытается свыкнуться с атмосферой. В углу настраивает струны небольшой музыкальный коллектив, официанты суетятся вокруг столиков, будто пчелы. Грянет музыка, теплый джаз, разбавляющий болтовню. Все такое официальное и лощеное, огромной золотой люстрой давит прямо на Атсуму. Он как рыба, выброшенная на берег хищников, задыхается, ожидая, что скоро его выпотрошат.       Подливает масло в огонь официант, который собирает заказы. Зрачки Атсуму скачут по меню, не в силах понять, что ему позволено заказать, а что нет. Да и большая часть прочитанного вовсе ему непонятна, поэтому он умоляюще смотрит на Киеми, ища поддержки.       Мужчина незаметно кивает, возвращаясь к меню. — Я буду Ассорти брускетта, «Капризе», ризотто с грибами и «Гранита», — легко зачитывает Сакуса и, не дав официанту перейти к последнему гостю, произносит. — Атсуму, ты ведь не увлекаешься итальянской кухней, предпочитаешь ей французскую? — Верно, — робко соглашается Атсуму. — Тогда позволишь выбрать для тебя? — О, буду очень признателен.       И Киеми сдержанно улыбается, возвращая взгляд к коллегам. Однако, когда его рука оказывается под столом и ложится Атсуму на колено, парень немного дергается от внезапного прикосновения и озирается на сидящих напротив. Никто ничего не заметил. Чужая ладонь пару раз поглаживает ногу, а потом переворачивает, так, чтобы Атсуму мог вложить в нее свою руку, что он и сделал. Парень резко ощущает прилив жара, в груди становится тесно от такой заботы. Хотелось, чтобы ресторан опустел, оставив их наедине. Хотелось не прятать свои переплетенные пальцы под столом. Но, вспомнив, что Киеми рискует проворачивая подобное, он довольствуется тем, что есть. С чего бы ему вообще думать о большем? Они не в тех отношениях, поэтому пора бы прекратить романтизировать их поход в ресторан. Но, кажется, что чем больше он повторяет это, тем более бессмысленным это становится.       Тем не менее жест возымел свое действие, Тсуму чувствует спокойствие и защищенность, и Киеми может сосредоточиться на переговорах.       Им приносят первое блюдо. Подходит официант, принося на подносе, накрытом белым полотенцем, карпаччо, разложенные на длинной полированной доске и аккуратно разделенные на равные части. На краю доски в полном порядке стоят специи, где главным «героем» является белый соус, налитый в небольшую аккуратную вазочку. Для Киеми и Атсуму подают брускетты.       Нос щекочат удивительные запахи, и Атсуму сдержанно дожидается, когда первым приступит к еде его спутник, чтобы наверняка не прогадать с выбором столовых приборов. — Мистер Сакуса, мы в курсе ваших публичных заявлений и слухов вокруг этого дела, но нам очень трудно понять, каковы ваши реальные намерения, — Тетсуро, не глядя, поливает соусом салат в тарелке. — Знаете, было время, когда мой дед строил судá размером с города. Это несоизмеримый труд. Если вы нас подомнете, чего, я надеюсь, не произойдет, как вы планируете поступить с компанией? — Разделить ее и продать по частям, — беспристрастно отвечает Киеми, откусывая небольшую часть брускетты. Атсуму ближе подсаживается к столу, чтобы крошки, в случае чего, не замарали его брюки. — Как вы понимаете, я не в восторге от вашего намеренья превращения моего сороколетнего труда в гаражную распродажу. — При ценах, которые я плачу за ваши акции, вы будете богаты. — Я и так богат, — обижено отсекает старик. — Я просто хочу возглавлять свои верфи.       Мия не особо следит за разговором, уделяя свое внимание тому, чтобы не опозориться и есть спокойно, а не запихивая весь кусок разом себе в рот, как сделал бы обычно, потому что это дико вкусно. Его в принципе удивляет, что время за ужином важные шишки предпочитают проводить за скучными переговорами о работе. Они с Ойкавой привыкли есть пиццу перед телеком, сыпя комментариями в сторону ведущих модных шоу. Это забавно, особенно когда они начинают передразнивать героев передачи, искажая свои голоса и произнося какие-то их особенно глупые фразы.       Все крутилось вокруг одного — Нэкомата не хочет продавать фирму, а Сакуса обрисовывает им их серое будущее, ведь компания на грани банкротства. Атсуму окончательно заскучал, но тут приносят десерт, и он немного оживляется, тем более разговор плавно перетекает к семье Сакусы. — Я встречался с вашим отцом. Запамятовал, как его зовут? — Кэтсуо, — Киеми старается не выдавать напряжения от того, что старик решил вспомнить его отца. Однако зачерпнул мороженого больше, чем хотел, отчего зубы заныли, он понимает, что начинает нервничать. — Да-да, Сакуса Кэтсуо. Не такой уж он и негодяй, как все про него говорят.       Атсуму на пару с Киеми тихо возмущается про себя, как мужчина смеет говорить такое. Ему-то казалось, что в их кругах не принято поливать грязью семью, однако в очередной раз убеждается, что богачи ничем не лучше простых людей. Он искренне восхищается выдержкой мужчины, потому что если бы кто-то посмел так выразиться про его близких, то уже бы держался за разбитый нос.        Киеми же напротив знает, что такой ход направлен сугубо на то, чтобы поддеть его — Когда ты на грани провала, не постыдишь любых способов, чтобы дать отпор. — Нет, мерзавец у нас я, — но, несмотря на колкое высказывание, находит достойный ответ. — Он доволен вами? — К чему этот воспрос? — не выдерживая, вступается Атсуму.       Вид у него достаточно разгоряченный, что Сакусе приходится выставить ладонь, давая понять, что это лишнее. Хотя внутри и возникает теплое, щемящее чувство, что его поддержали, Сакуса не считает правильным конфликтовать на переговорах. — Нисколько, но теперь это уже не имеет значения. Он скончался.       Компания мужчин сразу поникает, и Сакуса надеется, что все расспросы личного характера закончатся здесь. — Я не знал, — произносит Ясуфуми. — Сожалею.       Мия предпочитает вовсе не комментировать печальное известие, чем делать это сухо и неискренне, как сделал Нэкомата. Киеми сказал о смерти отца так холодно, что Тсуму кажется, он не нуждается в утешении вовсе. — Мистер Нэкомата, вы просили об этой встрече, — переводит стрелки Сакуса. — Что я могу сделать для вас? — Оставьте мою компанию в покое. — Не могу. У меня ее акции на 10 миллионов.       Официанты уносят десерт, который Атсуму в попыхах доедает, чувствуя, как немеют губы. Теперь за неимением заняться чем-то кроме еды, Мия начинает вслушиваться в разговор, наблюдая за Сакусой. После затронутой темы про отца его голос стал острее. Казалось, будто он ведет не простую беседу, а фехтует, готовясь нанести удар под дых. — Я выкуплю вашу долю, — предалагает старик, поддаваясь вперед. — У вас нет денег, — обрубает Сакуса. — Будут, — возражает Куроо. — Сейчас мы получаем заказ на строительство десяти эсми́нцев. — Контракта не будет, — ловко парирует Киеми. — Сейчас он похоронен в сенатском комитете. — Как вам удалось провернуть такое? — старик хохотнул, но резко его выражение сменяется на раздражение. Он громко кладет руку на стол, чем вызывает легкий испуг у присутствующих. — У вас что, уже прибраны к рукам и грязные политики? — Дедушка, успокойся, — поверх его руки, Куроо кладет свою. — Да, Мистер Сакуса играет по-крутому, но и мы так просто не сдадимся.       Ясуфуми утирает рот салфеткой и поднимается с места, бросая ее на стул. Он уязвлен услышанной новостью о сенатском комитете и продолжать переговоры не намерен. — С меня довольно, — говорит он строго, но перед уходом обращается более мягко к Атсуму. — Был рад знакомству, мистер Мия.       Куроо поднимается следом, но сохраняет хладнокровие и прощается без грубостей: — Лучше я присоединюсь к своему деду, — он обходит стол и снова жмет руку Мии, который дураком сидит на месте. — Удачи вам, Атсуму.       Сказано Тетсуро приторно лестно, что вызывает у Киеми легкое раздражение. Когда же очередь доходит до него, он получает не такие добрые слова: — Берегитесь, Сакуса. Мы разорвем вас на клочки. — Жду с нетерпением, — тихо отвечает Сакуса, чуть сильнее пожимая Куроо руку.

***

      На фоне темного ночного неба светились многочисленные окошки домов Лос-Анджелеса, напоминающие зубы в огромной вставной челюсти. Этот город вполне способен загрызть насмерть каждого, кто даст слабину. Он гудит, свистит и говорит без остановки, не давая своим жителям и минуты спокойствия.       Атсуму из-за навесок наблюдает за Киеми, сидящим на балконе отеля. Мужчина красив, очень красив, хоть и бледен, и оглушен усталостью. Обессилен. Но под выражением потерянности, как под ковром, прячется еле различимый намек на счастье. Возможно, это от уверенности в выигрыше сделки или от чувства превосходства, что он не поддался на провокации Нэкомата с внуком или от вкусного ужина. Но все намного проще. Сакуса признает, что смог выдержать этот вечер только благодаря Атсуму. Во время переговоров, стоило ситуации накалиться, — один взгляд в сторону растерянного, неуклюжего, но вместе с тем забавно сосредоточенного Атсуму за столом, и все становилось терпимым.       Мия заказал в баре капучино, снял пиджак, оставаясь в опрятной рубашке и, наконец, решил перестать прятаться и присоединиться к Киеми на веранду, чтобы попробовать развеять ворох мыслей, клубящийся над Сакусой. Тот в свою очередь лишь смотрел, как юноша облокотился на перила и медленно крутил ложечку, уставившись в пустоту, зевая. Очаровательно — думал Сакуса, отпуская дневные заботы. — Пока мы ехали домой, ты не сказал ни слова, — начал осторожно Атсуму. — Ты думаешь об ужине? Насколько я был ужасен?       Киеми лениво смеется. — Ты слишком критичен к себе, — он внимательно следит за тем, как губы Атсуму прикасаются к чашке, как дергается кадык, когда он делает глоток. Слишком соблазнительно. — Так как? — Ты просто хочешь услышать комплимент, — закатил глаза Киеми. — Возможно.       Хоть и не получив того, что хотел, Атсуму не продолжает настаивать. Он ставит полупустую чашку на столик и немного высовывается за пределы балкона, чтобы рассмотреть дорогие автомобили, припаркованные возле главного входа. — Знаешь, у него проблемы. Тебе нужна его компания, а он не хочет ее отдавать. — Спасибо за краткий обзор, — не смог умолчать Киеми. — Проблема в том, что, по-моему, тебе нравится мистер Нэкомата. — Совершенно неважно, нравится он мне или нет. Я не позволю себе смешивать эмоции с бизнесом. — Понимаю, — Атсуму рассматривает снующих туда-сюда маленьких людей и думает, что взболтнет очередную глупость, которая может рассмешить мужчину. Он горбится, складывает руки крестом на холодной поверхности балки и приваливается к ней щекой. — Мой друг Тоору всегда говорит мне: «С клиентами эмоций выключай». Вот почему я не целуюсь, это слишком личное. Прямо как ты и говоришь: оставаться холодным, не впутываясь в интрижки.       Киеми поднимается и встает рядом, оставляя между ними небольшое расстояние. Его взгляд направлен к лунному месяцу, что выкатился на звездное небо. Грустно слушать о том, что такой смышленый парень, как Атсуму, вынужден зарабатывать таким путем. Хочется узнать о его истории, как он пришел к такому делу, но решает, что они недостаточно близки, чтобы такое спрашивать. Пока что не близки. — Мне кажется, для тебя это тяжело, — говорит он, незаметно поглядывая на Мию. Его глаза блестят, но вовсе не от света луны, а от горячих огней внизу. — Ты сплошной ходячий чемодан эмоций. — Тебе не нравится? — как можно ровнее спрашивает парень, крепче сжимая ладонь. — Нравится, — тихо и с особой нежностью слетает с губ.       Атсуму часто говорят, что его слишком много, что он болтлив, назойлив и раздражителен. Поэтому он рад слышать, что это не так уж и плохо. Вдвойне рад, потому что это сказал мужчина, который ему нравится. — Я расстроился, когда услышал о твоем отце, — несмотря на то, что в ресторане он не придал значения новости о смерти родителя Киеми, он размышлял, возвращаясь в отель, что это часть образа. Показывать равнодушие, даже к таким личным и семейным темам. — Когда он умер? — В прошлом месяце. — Скучаешь по нему? — Я не разговаривал с ним около семи лет, — сжимает челюсть. — Меня не было с ним, когда он умер. Не было, — эхом повторяет он снова.       Хоть он и не знает всей драмы, но, судя по тому, как изменился тон Сакусы, дает право предположить, что скучает. Атсуму тоже скучает по своей семье, в особенности по брату. Не видеть и не общаться с ним несколько лет — настоящая пытка, но он держится. Он поступает так не потому, что не хочет, а потому, что знает, что брат себе никогда не простит того, какую жизнь Атсуму ведет здесь. Лучше ему ничего не знать. — Хочешь поговорить об этом? — Нет.       И такой ответ Атсуму воспринимает по-своему. Эскортники, бармены и парикмахеры — все эти профессии объединяет то, что они отчасти могут быть психологами. Хотя, признаться честно, у Атсуму не такой большой опыт в этом, но Киеми бы он выслушал. Однако тот, видимо, не рассматривает его в качестве плакательной жилетки. Он запрещает себе обижаться на него за это, но выходит скверно. В душу впивается тот самый общественный циник, и он спешит предложить альтернативу, чтобы спасти его, себя и этот чертов вечер.       Он поворачивается, приваливается спиной к перилам и накрывает ладонью щеку Сакусы. — У меня есть идея, — Киеми превозмогает в себе желание поддаться вперед, выпрашивая больше ласки и с интересом смотрит в янтарные радужки. — Как насчет всю ночь смотреть старое кино? Будем овощами перед телевизором. — «Овощами?» — Атсуму чувствует вибрацию от смеха Киеми и еле заметно подается вперед, не спуская с него глаз. — Да, — выдыхает он, когда чужие губы целуют его пальцы. — Будем просто валяться. Лежать, как брокколи.       Снова смех, и Атсуму стоит нечеловеческих усилий, чтобы устоять перед ним. Первые пуговицы расстегнуты, плечи помяты от пиджака, темные волосы уже не так идеально уложены, а под глазами залегла тень. Он не тот строгий и неприступный финансист что и днем. Атсуму нравится, так нравится, что когда к нему навстречу тянутся губы Сакусы, он стоит столбом не в силах пошевелиться. Уже чувствуя горячее дыхание у своих скул, он с трудом отворачивает голову. Нельзя, нельзя — ругает он мысленно себя. — Мы как масло и вода, мы из разных миров.       Киеми разочаровано вздыхает, понимая, что посягнул на чужие границы. Атсуму дважды ему сказал о своем правиле, а он так неуважительно к нему полез. Всего на секунду ему показалось, что Атсуму тоже хочет этого, что он для него другой, но, видимо, и правда, только показалось. — Пойдем, Оми, — Тсуму чувствует потребность загладить неловкость и не глядя берет руку Сакусы и ведет за собой внутрь. — Я о тебе позабочусь.       Киеми неподвижен, когда Атсуму берется расстегивать его рубашку до конца. Он позволяет себя раздеть, наблюдая, как еле заметно подрагивают руки парня. Когда его гладкие ладони проскользили от плеч к торсу и ниже, его остановили. — Не хочешь? — шепотом спрашивает Тсуму. — Я сегодня устал, давай просто отдохнем.       Отказ от поцелуя расстроил Киеми больше, чем должно было быть. Настроение в конец испортилось, но он не прогнал Атсуму, не сказал ни слова об этом. Все еще хотелось, чтобы младший был рядом.       Атсуму не ожидал, что, соглашаясь посмотреть кино, они и правда будут смотреть кино. Мужчина, улегшись на живот, действительно тупо уставился в ящик, желая отвлечься от давящего на сердце чувства. Мия оставался стоять полураздетым на кровати, не зная что и делать. Он его обидел? Должно быть да, но разве он не предупредил о своем единственном маленьком правиле? Чувствуя непонятную вину, он присаживается рядом и медленно, как бы спрашивая дозволения, запускает ладонь в кудрявые волосы. Слыша в ответ довольное мычание, второй рукой он начинает гладить спину, рисуя на ней неизвестные узоры.       Киеми не понимает что происходит на экране, как и не понимает, что происходит с ним самим. Он злится на себя, что в тот вечер не остался у Комори, что поехал дорогой через аллею славы, что согласился на помощь Атсуму.       Он злится еще больше, понимая, что врет сам себе. Сакуса ни капли не жалеет.