Правильно

      С началом октября зарядили противные дожди. Низкие серые тучи круглосуточно закрывали солнце, холодный сырой ветер продувал насквозь не только улицы, но и дома. Поскольку дом Гермионы был наполовину магловским, дали слабое отопление, но она дополнительно протапливала камин.       Тедди ежедневно получал положенную дозу витаминов и зелье для иммунитета, так что пока не разболелся, в отличие от других детей в яслях. Из-за того, что из двадцати малышей приходили только пять, группу закрыли на карантин. Теперь дети вернутся в нее после того, как повальная простуда, связанная с холодной промозглой погодой, пройдет у большинства.        Гермиона понимала, что иначе недолеченные малыши заражали бы остальных, и простуда ходила бы среди детей еще долго, но была недовольна. Из-за этих изменений она снова пропустила одну неделю на курсах. Малфой исправно приносил ей лекции, но Грейнджер понимала, что не может неизвестно сколько сидеть дома.       Рон, снова решивший ходить в гости после провального плана с приглашениями в Нору, не столько мешал, сколько раздражал. Гермиона всегда была рада другу, но его попытки влезть в уже установленные правила жизни этого дома очень мешали. Он пытался перекроить все под себя, например, позволяя Тедди съесть конфету незадолго до обеда, не осознавая, что потом малыш не станет нормально есть. Рон совершенно не понимал, почему Грейнджер старается придерживаться распорядка дня ребенка, и путал все планы, начиная веселые игры перед обеденным сном. Когда Гермиона одергивала его, поясняла, что делать не надо, друг обижался или даже спорил, считая, что она загоняется из-за ерунды.        Драко, видимо, старался не приходить, если в гостях был Уизли, потому что Рон снова начал открыто проявлять ревность. Грейнджер не нравилось такое положение вещей, и в конце концов она в очередной раз решила провести трудный разговор с другом.       Быть честной оказалось непросто, не хотелось ранить или обидеть, но продолжать жить в еще большем напряжении, чем раньше, Гермиона не могла.       Рон действительно снова обиделся, даже накричал на нее. Грейнджер разозлилась и выгнала его, потому что Тедди испугался и разревелся. Ей и самой стало очень обидно и хотелось заплакать. Уизли и понятия не имел, как важен для нее мальчик. Ну и что, что тяжело быть матерью-одиночкой? Ну и что, что она еще долго не сможет никого себе найти? Это не значит, что она должна переступать через себя и вступать в отношения с тем, кого не любит. Тем более, Рон хотел много детей.       Успокаивая Тедди и пытаясь уложить его спать, Гермиона беззвучно плакала, скрывая это от сына темнотой детской комнаты. Мальчик все равно чувствовал и никак не засыпал, и от этого почему-то становилось только обиднее. Она же не плохая мама, да? Тогда почему никак не может уложить сына? Грейнджер не сдержала тихий всхлип, закрывая рот рукой и стараясь глубоко вдохнуть, чтобы немного успокоиться. Внезапно сзади ее обняли теплые руки, а тихий и знакомый голос обеспокоенно прошептал на ухо:       — Что случилось? Почему ты плачешь?       Малфой знал, что опоздал, и Гермиона начнет укладывать Теодора без него, поэтому хотел лишь заглянуть в детскую, чтобы посмотреть, как идут дела. Но, услышав всхлип, не смог уйти. Стараясь не прервать дрему ребенка, который при виде него обязательно растеряет весь сон, Драко обошел комнату по краю, встал позади кресла и обнял девушку. Грейнджер сначала замерла, а потом отрицательно покрутила головой и начала стирать слезы.       — Так не пойдет, — шепнул Малфой. — Иди, поставь чайник и жди меня, а я пока покачаю его. Потом расскажешь, что случилось.       Гермиона снова отрицательно покрутила головой, не желая делиться, но встала и вышла из детской. Спокойная аура Драко помогла Тедди наконец уснуть крепко, и уже через десять минут блондин наложил чары и прикрыл дверь. Он нашел ведьму на диване в гостиной, в которой из освещения был только огонь из камина. Она сидела, поджав колени к груди, держала чашку с чаем в руках и все еще пыталась успокоиться. Драко сходил на кухню и налил себе тоже, а потом присел рядом. В тишине раздавались только треск горящих поленьев и шмыганье носом.       — Так почему ты плакала? — в итоге первым заговорил парень.       — Не хочу говорить об этом, — сипло пробормотала Гермиона и прочистила горло.       — Угу. Реветь в одиночестве тебе нравится больше, — скептично хмыкнул Малфой, отпивая чай.       — Может, это личное? — раздраженно огрызнулась ведьма, но тут же поджала губы и прикрыла заслезившиеся глаза. — Извини.       — Да нет, ты извини, что лезу вот так, — вздохнул Драко. — Просто мне … ну, наверное, больно что ли… Не нравится видеть твои слезы, — тихо признался он. — Вот такой я эгоист.       — Ты не эгоист, — возразила Грейнджер, приподнимая уголок губ.       — Ты не представляешь, насколько я эгоистичен, — уверенно, но почему-то грустно сказал Малфой и забрал у нее чашку. — Дай-ка это.       Он отставил ее к своей на пол, а сам тоже забрался на диван с ногами. Не успела Гермиона пискнуть, как была усажена между его колен и прижата к груди, а сильные руки не давали отодвинуться.       — Что ты…       — Вот так, — удовлетворенно сказал блондин, и вибрация его голоса прошлась по его грудной клетке. — А теперь, когда я не вижу твоего лица и твоих слез, можешь начинать рассказывать, из-за чего так расстроилась.       — Да ерунда всякая, — буркнула девушка, обнимая его за талию и позволяя спрятать себя от всего мира.       Малфой был теплым и приятно пах, а его объятия показались очень уютными и почему-то знакомыми. Пытаясь разобраться, Гермиона вспомнила о папе. Она уже почти и не помнила, но кажется, когда он обнимал ее, Грейнджер тоже чувствовала себя защищенной. Нервное напряжение последнего месяца пересилило постоянный контроль ведьмы за своей жизнью, и она сдалась. Слезы сами полились из глаз, и в этот раз Гермиона даже не пыталась их остановить.       Несмотря на то, что все постоянно помогали ей, ведьма чувствовала себя немного одинокой. У нее были близкие друзья, готовые по первому зову прийти и сделать все, что в их силах, но она все равно знала — она должна расчитывать только на себя. И Гермиона так и делала. Она контролировала каждую минуту своей жизни, старалась успевать делать все для сына, учиться.       Девушка принимала помощь с благодарностью, но даже привыкнув к Драко, все равно просила его сообщать приблизительное время ухода, прихода, будет он в этот день или не сможет. Она приглядывала за всеми, кто возился с Тедди, потому что волновалась. Гермиона планировала свою жизнь вокруг жизни сына, готовилась к приходу друзей, к их уходу, к тому, кто сегодня будет укладывать спать ребенка, и что она успеет сделать, если это будет Драко.       Грейнджер всегда думала о том, как успеть выучить материал, позаниматься с Тедди, погулять с ним, совместить дела с приходом друзей. И она всегда понимала, что в этом ей никто не поможет. Это ее жизнь, ее ответственность, ее задачи. И несмотря на огромную помощь друзей, все лежало именно на ее плечах. Из-за этого Гермиона иногда чувствовала себя ужасно одинокой.       — Может и ерунда, а расстроена ты сильно, — вздохнул Малфой, когда она перестала тихо сотрясаться в рыданиях. — Как ты там тогда сказала? Задам наводящий вопрос. Тебя кто-то обидел? Случилось что-то плохое? Просто депрессия из-за отвратительной погоды? Я знаю, что бывает тяжело говорить, и слова не идут на ум, но как только начнешь, не остановишься, пока не выскажешься. Зато потом намного легче станет, — уговаривал он.       — Это уже много вопросов, — сквозь слезы фыркнула Грейнджер. — И потом мне будет только стыдно, за то, что вывалила эту ерунду на тебя. Зачем тебе причины моих слез?       — Ты мой близкий друг, Гермиона, и я очень хочу помочь, сделать что-нибудь, чтобы тебе стало лучше. По себе знаю, что надо просто выговориться. У меня обычно Забини вместо жилетки, и виски для разговора. Хочешь, я побуду твоей жилеткой? Или могу сходить и притащить сюда Поттера или даже Уизли? Джинни, думаю, лучше не трогать.       На имени рыжего друга ведьма неосознанно напряглась, и Драко тут же раздраженно прорычал:       — Так и думал, что этот идиот виноват. Знаешь, не рассказывай, если не хочешь. Но есть же и другие причины, чтобы плакать, я прав?       — Да просто… навалилось всё как-то, — в итоге пробормотала Гермиона, поворачивая голову в другую сторону, чтобы свет от камина совсем не попадал на лицо. Мокрая щека легла на пропитанное влагой место на рубашке, и стало стыдно. Снова захотелось плакать. — Ну вот, испортила тебе рубашку теперь, — всхлипнула девушка.       — Да плевать мне на нее, — с досадой фыркнул Малфой. — Раз начала, продолжай давай. Что еще?       — Погода отвратная. Ненавижу холод и ледяной дождь, — уступила ему Гермиона.       — Я тоже. Еще что? — потребовал ответов блондин.       — Придурок этот достал. Из-за него я в постоянном напряжении на парах, так еще и заставляет вспоминать обо всех этих событиях…       — Так скажи ему, чтобы не лез, — раздраженно шикнул Драко.       — Да не могу я! Он же преподаватель. И за рамки вроде не выходит… Да, вот такая я вся правильная, аж самой тошно! — снова всхлипнула Грейнджер. — Я ненавижу себя за то, что сейчас жалуюсь тебе. И тебя, за то, что заставил. Вот так и знай!       — Ну и переживу как-нибудь. А жаловаться — нормально, тем более, у тебя есть, кому выслушать, — буркнул парень.       — Еще эта простуда дурацкая, будь она неладна. Ясли неизвестно когда заработают. И что, как мне учиться? На пары вообще теперь не ходить, чтобы отчислили? Идти к Кингсли и просить помочь в этой ситуации, хотя я ненавижу просить помощи? И тем более пользоваться своей славой? — сквозь слезы негодовала ведьма.       — Надо было сразу сказать, что это надолго, — проворчал Малфой. — Я это могу решить. Еще что беспокоит?       — Я себя такой одинокой чувствую, — как и говорил Драко, остановиться уже не получалось, и слова сами шли. — У меня есть вы, мои друзья, есть помощь старших — Молли и Андромеды, но я все равно одна, ты понимаешь?       — Кстати, ты упоминала тогда, что стерла память родителям. Где они сейчас? Их можно вернуть? — спросил Малфой.       — Это долгий и сложный процесс, а еще невероятно дорогой, — всхлипнула Грейнджер. — Я сделала это, чтобы уберечь их. И я думала, что если умру, они хотя бы не будут знать, что потеряли дочь, — как и всегда думая об этом, волшебница ощутила боль и вину.       — Я хотела, — сквозь неслышные рыдания выговорила она, — получить выплату, устроиться на работу и заработать достаточно, чтобы за время первого отпуска начать их лечение. А потом Тедди…       — Почему именно ты усыновила его? Я думал, опеку передадут родителям Уизли, — чуть хрипло произнес Драко, чувствуя себя виноватым за то, на какую жертву пришлось пойти Гермионе из-за тех, на чьей стороне он был.       — Молли тогда была в глубокой депрессии из-за смерти Фреда, — дрожащим голосом прошептала Грейнджер. — Она даже следить за младенцем нормально не могла, просто выпадала из реальности или впадала в апатию. Тогда я и научилась почти всему, что надо знать об уходе за ребенком. Его забрали бы у них, отдали непонятно кому, если бы кто-то вообще захотел взять. У меня не было выбора, я не смогла его бросить.       — И я до сих пор считаю, что ты невероятно смелая, — искренне сказал Малфой, склоняясь к ее макушке и оставляя на волосах легкий поцелуй.       — Была еще одна причина, по которой я решилась взять его, — словно сомневаясь, все же произнесла Гермиона, и Драко не понравился ее отрешенный голос.       — Об этом никто не знает, но круциатус не прошел для меня бесследно, — едва слышно продолжила Грейнджер, и у Малфоя все заледенело внутри. Даже сердце ненадолго замерло, теперь глухо стукая где-то в животе. — Она знала, куда целиться. Колдомедик потом сказал, что свои дети у меня вряд ли будут — какое-то нарушение магических потоков в матке.       — Прости меня. Если бы я тогда сделал хоть что-нибудь… — сдавленно прохрипел Драко, обнимая ее еще крепче.       В глазах защипало, но все, о чем он мог думать — это его вина. По его вине она никогда не сможет родить. Разве после этого он имеет право даже говорить с ней, не то что касаться? Как она вообще могла простить его?       — Ты ничего не мог сделать, — отрешенно хмыкнула Гермиона, вырывая из глубин самобичевания. — Просто представь, что попробовал бы. Она бы навредила тебе или твоей маме, или ты лежал бы рядом от того же круциатуса, пока она продолжила бы пытать меня. Итог был бы таким же. Так что не вини себя.       — Сложно не винить, — глухо сказал парень, плечом незаметно стирая все же скатившуюся слезу.       — Тогда и я должна винить себя, за то, что не смогла дать отпор. Винить Гарри, что мы попались. Винить их с Роном, что не смогли защитить. Хотя единственная виноватая тут та сумасшедшая, — грустно хмыкнула Грейнджер.       — Может, ты и права, — едва слышно отозвался Малфой.       — И плакала я сегодня, потому что все как-то навалилось сразу. А потом у нас с Роном состоялся очередной разговор, и мы поругались. Мне было обидно, что он совершенно меня не слышит. И он наговорил глупостей, за которые потом обязательно будет извиняться. Но знаешь, хуже всего то, что я не смогла ему сказать правду. Рон мечтает о большой семье, и даже согласись я вдруг быть с ним, родить ему не смогу. А этот идиот взял и сказал, что я дура, раз чужого ребенка усыновила. Что надо было оставить Тедди его матери, было бы меньше проблем. Что я никому не нужна буду с ним, потому что другие будут хотеть родного малыша. Он ничего не знает, не знает, что Тедди чуть опека не забрала! Не представляет, насколько он важен мне! — расстроенно всхлипнула Гермиона.       — Вот придурок, — прошипел Драко.       — Напугал его, Тедди расплакался. И мне так обидно стало, а потом еще и уложить никак не могла. И из-за этого еще обиднее было. Как думаешь, может, я плохая мать? Может, Тедди мог попасть в полноценную семью, где ему было бы лучше?       — Не говори глупостей! — одернул ее Малфой. — Ты — это лучшее, что могло с ним случиться. Ты отличная мать, и ты прекрасно справляешься. Я уверен, и без нашей помощи ты бы тоже все смогла и обеспечила бы ему хорошую жизнь. Знаешь, о чем я думал, когда впервые приходил помогать тебе? Что я завидую ему.       — Почему?       — Теодор будет расти в спокойном мире. Он счастливчик, потому что получил второй шанс и обрел новых родителей, хоть я лишь формально отец. И его воспитывает ведьма, не подверженная глупым устоям чистокровных. Он получит поддержку значимых фигур, всестороннее развитие и сможет жить так, как хочет. Уверен, он многого добьется, имея такую базу. И это потому, что именно ты стала его матерью, — заверил ее Малфой.       Гермиона тихо обдумывала эти слова, пока на душе становилось все легче. Слезы высохли, разум прояснился, но накатила усталость. В объятиях Драко было тепло и уютно, под ухом сильно и ровно билось сердце, и глаза закрылись сами собой.       Малфой ждал, пока Грейнджер успокоится и придет в себя, и вскоре с удивлением понял, что она уснула. Еще около часа он сидел, наслаждаясь ощущением девушки в его руках, и понимал, что все очень и очень плохо. Словно наяву он слышал треск, с которым потихоньку начали рушиться его окклюменционные стены, сдерживающие непозволительные, недружеские чувства и желания.       Будто зависимый, Драко не смог удержаться и осторожно стал гладить по волосам, успокаивая не только спящую Гермиону, но и себя. Мягкие кудри, словно шелк, проходили сквозь пальцы, а нежный цветочный запах заполнил легкие. Малфой вдохнул его поглубже и позволил себе вспомнить знакомый аромат, который ассоциировался с желанной девушкой.       Тело окончательно затекло от неудобной позы, и Драко осторожно сместился, второй рукой подхватывая Гермиону под коленями. Он отнес ее в кровать и уложил, напоследок оставив на лбу невесомый поцелуй. Потом будет ругать себя за это, ну а сейчас стоило укрыть ведьму и выйти из комнаты.       Как только Малфой оказался в гостиной, в камине появилась голова Поттера.       — Гермиона? — негромко позвал он. — Можно зайти?       — Входи, — разрешил блондин, появляясь в поле зрения Гарри.       Поттер через минуту вышел и огляделся, отмечая темноту и тишину. Драко сидел на диване и ждал, видимо, его.       — Они с Роном, похоже, поругались, — испытывая неловкость, произнес Гарри. — Джинни переживает, да и я тоже. Решил зайти, проверить, как Гермиона. Она спит, что ли, уже?       — Да, только что уснула, — напряженный из-за всего происходящего, ответил Малфой.       Он хмуро посмотрел на гостя, поднял чашки и отнес к раковине. Поттер прошел к столу, чуть не споткнувшись о стул в полутьме.       — Как она? — спросил Гарри, не понимая, что с блондином.       — Я сегодня опоздал и нашел ее плачущей у кроватки Теодора. Целый час успокаивал, — недовольно произнес Драко, оборачиваясь лицом к Избранному и опираясь о столешницу около раковины. — Он ее очень обидел.       Поттер расстроенно вздохнул и нервно нахмурился. Обратил внимание на мокрое пятно на рубашке блондина, которое тот сразу же убрал. Потом сказал:       — Можешь не вмешиваться? Пусть они сами разберутся.       — И не думал этого делать. Он мне не друг, так, максимум знакомый. Когда дойдет, что наговорил, сам прибежит извиняться. Вот только бесит, что он даже не знает, насколько глубоко ранил ее на самом деле, — процедил Драко, прихлопнул ладонями по столешнице и пошел накладывать на дом усиленные защитные чары на ночь.       — Что ты имеешь в виду? — беспокойно спросил Гарри, следуя за ним.       — Я не думаю, что могу рассказать, — отказался делиться Малфой, запирая все двери на улицу и вешая оповещающие чары. Потом активировал защиту. — Скорее всего, она и мне этого говорить не собиралась, просто … ей и без ссоры этой тяжело, — закончил предложение блондин, обходя окна и проверяя контуры и ключевые точки барьера на доме.       Гарри, думая над тем, что же такого мог наговорить Рон, и почему это так ранило Гермиону, ходил следом. Он также немного ревновал, потому что подруга поделилась этим с Малфоем, а не с ним, но это не помешало ему отметить еще одну вещь — Драко не просто вписан в защиту дома, он также знает где и куда смотреть, чтобы проверить ее состояние. Он явно видел, как барьер создавался, а может и принимал участие в создании. Гермиона, похоже, верит ему, как самой себе.       — Ты знаешь, где сейчас ее родители? — неожиданно спросил Малфой, возвращаясь к камину.       — Что? Да, а что? — прищурился Гарри.       — Уже известно, возможно ли им вернуть память? — задумчиво глядя на огонь, уточнил Драко.       — Гермиона делала предварительный запрос в местную больницу, там есть хороший колдомедик нужного профиля, но его услуги очень дорогие. Кингсли по своим связям смог договориться, их проверили, шанс на успех довольно высокий. А что, она рассказала тебе о них? И ты хочешь помочь? — удивлено спросил Поттер.       — Она упоминала об этом еще в день рождения. Мы раньше никогда не поднимали тему войны, но тогда поговорили, — продолжая стоять перед камином, ответил Малфой. — Я не знал, как обстоят дела, но сегодня понял, что бездействие в отношении них гнетет ее. И она пока ничего не может сделать из-за Теодора. Так что я подумал, что могу помочь, если получится.       — Раз так, то давай устроим ей сюрприз к Рождеству, — улыбнулся Гарри. — Думаю, за это время память ее родителей придет в норму, и они смогут приехать сюда. Завтра напишу Кингсли, чтобы организовал поддержку местного Министерства.       — Хорошо. Все расходы будут за мной, пусть делают, что нужно. На цену внимания не обращай, — сказал Драко и наконец посмотрел на Поттера. — Ты домой-то идешь?       — А ты?       — Я остаюсь, — усмехнулся Малфой и оглянулся на диван позади. — Завтра Грейнджер на пары идет, а я буду с Теодором сидеть. Думаю, стоит меняться, пока ясли не начнут работу. Только следи, чтобы этот придурошный препод не лез к ней, — предупредил блондин. — Иди уже, я камин закрою.       — Гермиона хоть знает, что ей завтра на учебу? — фыркнул Гарри, зачерпывая летучий порох.       — Пока нет, — хитро ухмыльнулся Драко