My dearest man

***

— Ты хочешь сказать, что встречался с его женой ещё раз? — спросила Кира. — Да, встречался. Она пришла ко мне в мастерскую и попросила пообедать с ней. Просто, без наездов и оскорблений, по-человечески. Когда ко мне так обращаются, я не могу отказать. После нового года я понял, что у меня скопилась некоторая сумма, которую я мог бы вернуть Энди. Когда собиралась группа, у меня точной информации не было, и я поехал в офис его агентства, надеясь ещё его там застать. Но застал только Селларса. — Энди уже улетел в Мадрид с командой, — сообщил он мне. — Что ты хотел, Милко? Ты же знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне. — На этот раз причина моего визита конфиденциальная, мистер Селларс. — сказал я. — Я подожду его возвращения в Лондон. Бог знает почему, мне и в голову не пришло просто переслать деньги ему на счет. Я привез ему наличность и хотел отдать наличность. Говорю же, что в финансовом плане я болен полным кретинизмом. — Это будет только через 6 недель, — сказал он. — Очень хорошо! Это не спешно. Я подожду, пока он приедет. И у меня еще одна просьба… У меня женщина работает в мастерской, я хочу, чтобы ее оформили ко мне на работу официально. — Женщина? Отлично! Пусть приедет, я все сделаю. Кофе будешь? Давно уже мы с тобой не общались! — Да нет, спасибо! Я поеду, у меня много работы. Селларс склонил голову набок, мол, понимаю. Я попрощался с ним и повернулся, чтобы уйти. — Милко, подожди, — сказал Селларс. — Чуть не забыл! У меня появился запрос на интервью с тобой! — Интервью? — развернулся я. — Да. Один авторитетный женский журнал хочет взять у тебя интервью! Он сказал название. У меня загорелись глаза. В этом журнале печатались интервью с поп-звездами, актерами и актрисами, политиками и другими влиятельными людьми и попасть на полосы в такой компании было бы очень лестно. Селларс получил мое согласие, а через несколько дней перезвонил и назначил дату интервью. В назначенный день ко мне приехали миловидная улыбчивая журналистка с фотографом. Журналистка представилась и была весьма приветлива. Фотограф был угрюм, молча делал свою работу, но я чувствовал его взгляд на себе, украдкой и не в объектив. Конечно, он оказался «из наших», и я явно ему понравился. Звали его Джулиан Сью, он был примерно моих лет, весьма симпатичен, и что удивительно — не женат. Наверное, единственный из всех моих любовников, который был не женат. У него были правильные черты лица, прямые каштановые волосы, которые свисали прядями на глаза, и которые он периодически загребал рукой наверх, серо-зеленые глаза и длинные и тонкие, красивые пальцы. Ну, мою зацикленность на красивых руках вы помните. Они много снимали в мастерской, меня, Мэри, потом записывали ответы на вопросы на диктофон. Оставили о себе самое приятное впечатление и упорхнули. Материал должен был выйти в печать в следующем месяце, это был февраль, и когда он вышел — меня чуть не хватил инфаркт! Из того, что они сняли, только один снимок пошел в статью, где были я и Мэри, о работе сказано вскользь, зато мой роман с Аланом Уайлдером был описан на двух страницах. Статья называлась «Вдохновение от Милко». От статьи несло желтизной, и она пестрела домыслами и фотографиями, сделанные в мой день рождения, когда Алан привез мне воздушные шары, еще было несколько снимков, сделанных через стекло ресторана и когда мы выходим из музыкального клуба. Я ни словом не упоминал на интервью о своих отношениях с Аланом, за нами следили! Еще одна фотка была явным фотомонтажом, очень умелым, если бы я не знал этого, я бы стопроцентно поверил бы, что это оригинальная фотография! И, если это сделал этот Джулиан — я убью его! Своими собственными талантливыми и красивыми руками! Пылая праведным гневом, с согнутым в рулон экземпляром журнала я отправился в редакцию. Но ни журналистки, ни фотографа я нигде не нашел. Журналистка была где-то на выезде, фотографа вообще никто не видел в тот день. Я пошел искать кабинет главного редактора, и тут — о, чудо! мне навстречу шел Джулиан собственной персоной, беззаботный и счастливый. Я налетел на него в коридоре, придавил его горло локтем к стене. Он не ожидал этого, и знатно обоср.лся. В переносном смысле, конечно. Я сам не ожидал от себя такой прыти, за всю жизнь я вообще ни с кем не дрался. Я просто был очень зол! Из-под моей руки выглядывали испуганные глаза фотографа. Он жадно хватал ртом воздух. — Если это твоя идея, убью, и мне за это ничего не будет! — прошипел я ему в лицо. Он силился что-то ответить, но только хрипел и крутил головой. Я отпустил его, хотя мне хотелось схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть. — Ты о чем? — отдышавшись, спросил он, берясь рукой за свой кадык. — Ты меня чуть не задушил! Я швырнул ему номер журнала под ноги. — Здесь нет ни единого слова правды! — тихо сказал я, но мой голос звенел от напряжения. — Вы записывали и снимали одно, а напечатали вот эту вот грязь! Он поднял журнал и пролистнул статью. — А с чего ты решил, что это моя идея? — А кто это снимал, если не ты? — А если я тебе скажу, что это не я, ты мне поверишь? — Нет, конечно! — И тем не менее, это правда. Смотри, вот первая фотография, которую я сделал. А вот другие. На моей — видишь? стоит водяной знак! Я не печатаю свои снимки без водяных знаков! А эти снимки вообще сняты «на тапок». Ты посмотри, какого они качества! Я правда, не знаю, откуда эти снимки! Мое дело маленькое — снять объект и чтобы мне заплатили за мою работу. Остальное меня не интересует! — Ах, снять объект? А если объект сейчас тебя размажет по стенке? — снова прижал я его рукой за горло к стене. Он аккуратно взял мою руку и разжал ее. — Я сожалею об этом. Правда! Ты можешь написать опровержение! И дело в шляпе. Слушай… Мне, правда, очень неловко. Я бы хотел пригласить тебя на чашечку кофе, чтобы как-то загладить свою вину! Мой гнев уже испарился, но ощущение было такое, вроде нас с Аланом застукали в постели, или окунули в грязь. У меня горели щеки и уши, и мне даже казалось, что от меня дурно пахнет. — А что, — сказал Джулиан. — У тебя и правда ничего нет с этим парнем из Депеш Мод? — Это не твое дело! — Все понятно! — протянул он, осматривая мои горящие уши. — А почему он тебе шарики привез? — Это маленькая благодарность за услугу, ясно? Я шил ему сценический костюм! — И расплатился шариками, да? Интересненько… Я снова сделал движение к нему. — Ну ладно, остынь, я пошутил! — остановил он меня. — Ну, что, пойдем в кафе? — Ты мне поможешь написать опровержение? — Конечно! — Тогда пойдем. Мы пришли в кафе напротив его редакции. Он заказал две чашки кофе, я достал из «ядерного чемодана» ручку и бумагу. Джулиан следил за моими движениями. — Ого! А ты запасливый! — Приходится таким быть, — буркнул я. — Что мне написать? Подскажи мне! Ты же на этих опровержениях, наверное, «собаку съел»? — Вовсе нет. Я в редакции работаю всего лишь второй месяц. Это моя первая серьезная работа! Как вспомню, как я ее получил — так вздрогну. Послушай… Его рука оказалась на моей. Я свою руку убрал. — Послушай, может, ты подумаешь? Тебе эта статья сделает такой пиар, который ты не получишь со своим опровержением, и с тем ванильно-рафинированным интервью, что у тебя взяли! Людям не интересно, сколько пар готового платья в год шьет твоя мастерская, а вот роман модельера с кем-то знаменитым — это же совсем другое дело! — У меня нет никакого романа! — выкрикнул я так, что люди обернулись в нашу сторону. — Ок, не ори, — сказал он, оглядываясь. — Тогда пиши примерно так: Прошу напечатать опровержение в следующем номере журнала к статье «Вдохновение от Милко», по причине…» И приведи пару причин, придумай что-нибудь. Я кивнул головой и придумал. Накатал очень гневное опровержение. Джулиан наблюдал за мной и посмеивался. Пока я строчил, гнев мой к Джулиану немного остыл (это не значит, что он остыл к этому гадкому изданию), мы выпили и кофе и вернулись в редакцию, я занес эту… «маляву», как у вас говорят, главному редактору. Он очень учтиво принял меня, попросил секретаршу зарегистрировать и принес извинения, чем здорово обескуражил меня. Я ожидал совсем другой реакции. Он пообещал напечатать опровержение и новое интервью, полностью убрав оттуда упоминание об Алане. Мне ничего не оставалось сделать, как поблагодарить, попрощаться и уйти. — Видишь, как все удачно решилось, — сказал Джулиан. — А ты чуть не убил меня! — Прости меня, пожалуйста. Обычно мне не свойственна такая агрессия. — А мне… знаешь… Меня так это так прямо взбодрило, ух! Могу поклясться, что в постели ты огонь! — Послушай! Я правильно понял, что ты набиваешься в мою постель? Так вот — и не мечтай! В моей постели тебе ничего не обломится! — Куда уж мне, — протянул он. — Я такую конкуренцию не выдержу! — Еще одно слово — и попрощаешься со своей голливудской улыбкой! Будешь искать дантиста! — Хорошо, хорошо! — поспешно поднял он руки ладонями вверх. — На постель я рассчитывать не могу, а хоть на одно свидание могу? Сходим в клуб, выпьем, отдохнем! Скинешь свою агрессию! — Нет, — как отрезал я. — Извини, но твоя персона меня не интересует. Прощай! Я ушел. И забыл на какое-то время о его существовании.

***

Эта дурацкая статья надолго выбила меня из колеи. Работа валилась из рук, я периодически брал журнал и думал, кто же мог так нас сфотографировать, с такого ракурса. Я накинул куртку на плечи и вышел на улицу осмотреться. Наш внутренний двор был закрыт с улицы, это наверняка сделал кто-то из своих. Я смотрел на фотографию в журнале, на окна соседей и тут меня осенило. Фото могло быть сделано из квартиры мистера Селларса! Этот товарищ точно был в курсе наших отношений с Аланом. Я немедленно сел в машину и поехал к нему в офис, затем швырнул ему журнал на стол. — Мистер Селларс, я был о вас лучшего мнения! Но то, что вы станете шпионить за мной — это выходит за всякие границы! Селларс нахмурил брови. — Я не понял, ты о чем? — Не понял? Сейчас поймете! Видите это фото? Оно явно сделано из ваших апартаментов! Кто вам дал право вмешиваться в мою частную жизнь? Селларс взял журнал в руки. — Молодой человек, — сказал он. — Если бы вы видели немного дальше своего носа и были бы чуть внимательнее к соседям, то узнали бы, что я уже несколько месяцев там не живу. Я съехал оттуда! — А кто сейчас там живет? — Понятия не имею! Ты же знаешь нашего… теперь уже вашего лендлорда! Из него лишней информации не вытянешь! Да и неинтересно это мне! — Извините, — пробормотал я и плюхнулся в гостевое кресло рядом с его столом. — А что, собственно, тебя расстроило, мой мальчик? — Прочтите статью. Это то интервью, которое, с вашей подачи, у меня взяли. Он пробежал глазами статью. — Ну, и что здесь такого? — То есть, вы считаете нормальным, что то, что у меня спрашивали, почти не вошло в номер, а вошли какие-то грязные домыслы? — Ничего грязного не вижу. Обычная статья! Милко… ты еще очень молод, и не понимаешь, что именно такие интервью принесут тебе настоящую славу! — Я не хочу, чтобы лезли в мою постель! — Послушай, но если бы это был кто-то другой, а не Алан Уайлдер… Ты бы точно так отреагировал? Я задумался. Может быть, дело действительно в Алане? Если бы это была статья о Милко Вукановиче и Роджере Брайте, честное слово, я бы только посмеялся с этого идиотизма и с этих фотографий, сделанных из кустов. — Вот! Я вижу смятение на твоем лице! Значит, дело в Алане? — Да, в нем. Это может навредить ему! — Боже мой, да ты знаешь, сколько бредней о них уже написано? И что они все наркоманы, и что геи, и еще кучу всякой бредятины! Они уже и не реагируют на это! — Все равно, я написал опровержение, — сказал я ему. — И просто так этого оставлять я не собираюсь! Селларс как-то странно улыбнулся. — Хорошо, мой мальчик. Тебе решать! — До свидания, мистер Селларс! — До свидания, Милко! Если что — я к твоим услугам!

***

Итак, я ничего не добился. Опровержение будет только в следующем номере, а через несколько дней ко мне в мастерскую пришла Джери. — Здравствуйте, мистер Вуканович, — сказала она, чем повергла меня в шок. Уже не Цыпленок, а мистер Вуканович? — Здравствуйте, мистер Вуканович, — повторила она. — Вы не против пообедать со мной в ресторане? Я приглашаю вас! — Но зачем? — Я хочу поговорить с вами. Как я уже сказал, это было сказано просто, без «наездов». Ок, миссис Уайлдер, давайте поговорим о вашем муже. Я оделся, сказал Мэри, что отлучусь ненадолго, и вышел с ней на улицу. Перед мастерской стояла ее машина. — Куда мы поедем, миссис Уайлдер? — Зовите меня Джери, — великодушно разрешила она. — Как скажете, — сказал я. — Тогда вы можете называть меня Милко. Или Цыпленок для вас привычнее? Она улыбнулась. — Я прошу прощения за Цыпленка. Сами понимаете, когда на женщину обрушивается такого рода… новости, трудно держать себя в руках. Мы поедем в один ресторанчик около собора Святого Павла. Мне… нам с Аланом очень нравится там бывать. Я никогда не слышал о таком ресторане. У нас были другие любимые «злачные места». В машине я украдкой разглядывал ее профиль. У нее были густо накрашенные ресницы, в ушах болтались крупные сережки из оттеняющие ее зеленые глаза, упрямо сжатые, накрашенные помадой губы и челка, взбитая волной надо лбом и крепко посаженная на лак. Бока и затылок были выстрижены коротко, что придавало ей задорный и бунтарский вид. В молодости она была красавица. Почему я так говорю — в молодости, она, конечно, не была старой. Но я пригляделся к ней повнимательнее, и понял, что она старше Слика. Даже, возможно, лет на десять. В ресторане нас провели к столику, я помог снять ей пальто. Под ним оказалась атласная блузка с набивными плечами бледно-зеленого цвета и большим жабо впереди, фиолетовые колготки и светло-коричневая кожаная юбка-карандаш с разрезами по бокам, открывающие ноги чуть выше колен. У нее была отличная стройная фигура, и силуэт, который разбивался завышенной талией юбки, от чего у меня пошла «кровь из глаз». Разбивать такой силуэт было преступлением. — Спасибо, — поблагодарила она меня. — Знаете, Милко, это может показаться странным, но в Лондоне мало ресторанов с действительно хорошей кухней. Этот — один из них. Официант подал нам меню и пепельницу. Джери положила на стол пачку сигарет и зажигалку. — Здесь очень хорошо готовят стейки, — сказала она. — Закажите, не пожалеете. Жаль, Алан не ест мяса. Лишает себя удовольствия! Я изумленно поднял на нее глаза. Не ест мяса? Это что-то новенькое! Вспоминая наши заказы в ресторанах, было совсем наоборот. — Что вы так смотрите, Милко? Не хотите стейк? В таком случае, закажите что-то другое! — Хорошо. Воспользуюсь вашим советом. Я заказал молодого ягненка в сливовом соусе, она говяжий стейк с салатом. В ожидании нашего заказа мы закурили по сигарете, я помог ей прикурить. Она подняла свой бокал. — Ну что, за знакомство? Хоть оно произошло при таких странных обстоятельствах… — За знакомство. Мы «чокнулись» и отпили немного вина, каждый из своего бокала. — Разве Алан не ест мяса? — спросил я. — Нет, он вегетарианец. И не ест фаст-фуд. У него есть склонность к полноте, и он следит за своим питанием. Или у вас другие… сведения? — Нет, мне не доводилось в этом удостовериться. — Мне кажется, вы немножко врете, ну да ладно. А я надеялась, что разговор у нас будет максимально откровенный! Услышав про фаст-фуд, я вспомнил наши фише-чипсо-пивные вечера с ужастиками, и чуть не откровенно не заржал. Похоже, его жена сама не в курсе его пищевых пристрастий… или же не он следит за своим питанием, а она следит за его питанием. — Он будет откровенный, Джери… В пределах разумного. — Расскажите, пожалуйста, о себе. — Зачем вам это нужно знать? — Я хочу получше узнать вас. — Зачем? — Вы — близкий друг моего мужа. А я хочу знать, с кем он общается. У нас друг от друга тайн нет. Я в курсе его круга общения, он — моего. Так как вы человек новый в этом кругу — я хочу узнать вас получше. — Я, правда, не понимаю, зачем вам эта информация, но, если хотите… Я рассказал немного о себе, о своей семье. О том, что моих родных больше нет в живых, рассказывать не стал. Во-первых, мне самому было еще больно от этого, во вторых, я мог бы проболтаться, что Алан ездил со мной в Дубровник. Конечно, я не знаю, упоминал ли он тогда, когда она взяла трубку, о нашей поездке, но ради предосторожности я ничего не сказал. Вскоре принесли наш заказ. Какое-то время мы ели молча. Джери продолжила «знакомство» после паузы: — Скажите мне, Милко… Как вы относитесь к Алану? Только, пожалуйста, на этот раз говорите честно! Она смотрела на меня в упор своими зелеными глазами. Честно говоря, я чувствовал себя неуютно в ее компании. Ну, правда, что у нас может быть общего, если в реальности каждый из нас мечтал очутиться на разных концах континента — как можно дальше друг от друга? — Не думаю, что то, что я скажу, вам будет приятно услышать. — Я хочу услышать правду! — Правду? Хорошо. Правда в том, что мы с вашим мужем только друзья! Близкие друзья. Алан мне много помогал… и помогает. И я ему тоже, помогаю чем могу. — Чем же вы ему помогаете? — Шью для него сценическую одежду. Она порылась в своей сумке и достала уже знакомый журнал, нашла статью и фотографию с шариками, и положила так, чтобы я видел. — Мне кажется, на этом снимке изображено нечто другое. Я решил, что дальше отпираться бесполезно. Она и так обо всем догадывалась, зачем нужен был этот разговор и хорошая мина при плохой игре? — Джери, я не знаю, зачем вы затеяли весь этот разговор. В статье есть информация обо мне. Не знаю, что вы хотите услышать от меня! Почему-то так получилось, что ваш муж встретился мне на моем жизненном пути. Но, если вы так против нашего общения, мы общаться больше не будем! — И все же вы уходите от прямого ответа! — Вы сами знаете ответ на него! Я люблю Алана! Как друга, как близкого человека. — Ах, любите? Хорошо, наверное, любить богатого и знаменитого, правда же? А нищего и неприкаянного не пробовали любить? Вытаскивать его из депрессии и пьянства? Поддерживать его во всем, и в первую очередь, веру в себя? Веру в себя пришлось строить с самого нуля! И вы считаете, что после всего, что я вложила в этого человека, я откажусь от него? — Это вы сейчас о ком? — Я об Алане. — Если это вас утешит, то, когда мы познакомились, я совсем не знал, что он знаменит. Я его увидел впервые в жизни! Она изумленно посмотрела на меня: — Вы что, на необитаемом острове жили? — Нет, в Дубровнике. — Не знаю, где это! — Ну вот видите, я же вас не осуждаю за это! Она пропустила эту колкость мимо ушей и продолжила. — Когда мы познакомились, в его двадцать лет он не имел ни гроша за душой. Он бегал из группы в группу, которые не имели успеха и распадались. Родители оставили его без средств к существованию. Они не приняли его решения играть современную музыку. Его два брата — классические музыканты, пианисты, и его родители видели в нем такого же музыканта. Но он всеми силами противился… — Это неправда! Он мог бы найти себе работу! Насколько я знаю Алана, он никогда бы не стал сидеть на шее у родителей! Он говорил мне, что работал в студии. — Вы совсем его не знаете, оказывается! Честно говоря, для меня это сюрприз! Это правда, он действительно работал в студии, но у него всегда были амбиции играть самому! И у него были очень плохие отношения с отцом. Мне кажется, он почувствовал облегчение, когда он умер. На похоронах ни проронил ни слезинки! Он вам, конечно, не рассказывал это? — Не рассказывал. Мы не виделись после похорон его отца. — Так вот, когда он совсем дошел до «ручки», то есть, буквально, ему не за что было купить еды, то он украл в супермаркете жареного цыпленка. И попался! Я тогда работала в этом супермаркете… видела все своими глазами. Его забрали в полицию… а я его вытащила оттуда! Под личное поручительство! Я поручилась за него, вы понимаете? За совершенно незнакомого парня! Я совсем не знала его! Но сделала это! Мы полюбили друг друга, стали жить вместе, а позже поженились… Моему сыну он заменил отца. Всегда очень трепетно к нему относился, и сын его обожает. Кстати, он вдохновлён примером Алана, и тоже играет в группе. Она закурила новую сигарету и продолжила: — Ну, а сейчас, когда у Алана все есть, и он все попробовал, что только можно — алкоголь, наркотики, поклонниц, которые пачками вешаются на них в турах… Что еще можно пожелать для себя? Только попробовать однополую любовь! Простите мою грубость — «присунуть мальчику». Что с вами? Вы побледнели, Милко! Вам плохо? Я улыбнулся, стараясь держать обрушившийся на меня удар: — Джери… Хотите, я сошью вам красивое платье? У вас прекрасная фигура! Такой силуэт разделять таким высоким поясом просто кощунство! Она ожидала совсем другой реакции и «уронила лицо», то есть занервничала. Нервно погасила сигарету в пепельнице и встала. — А хотите, я сделаю вам нормальную стрижку? У вас открытое лицо, а эта прядь волос, которая падает вам на правый глаз, делает вас похожим на клоуна! Позвоните мне, я найду для вас время на неделе! Она схватила свое пальто и выбежала из ресторана. А я остался сидеть на месте, дрожащими пальцами закурил сигарету, выдохнул дым и попытался собрать себя в кучу после этого «откровенного разговора». Доедать своего ягненка я не стал, у меня испортился аппетит. Я нервно бросил купюры на стол за заказ и уехал домой на метро.

***