Хот-Спрингс

      Энтони приходит в себя в абсолютной темноте. Он пытается открыть глаза, но понимает, что дело совсем не в этом, мрак вокруг настолько непроглядный, что он не увидел бы даже собственного носа. Тело онемевшее. Он пытается пошевелиться, прочувствовать хотя бы одну часть своего тела — и не чувствует ничего, ни рук, ни ног. Он даже голову повернуть не в состоянии, чтобы уткнуться в подушку и хоть как-то заглушить шипящий шум, от которого закладывает уши, через который пробивается то ли смех, то ли вой. Сложно сказать однозначно, это кошмар, сонный паралич… Может, даже ад? Страшно. Страх слепляет внутренние органы, придавливая отчаянно бьющееся сердце.       — Тони, Тони, Тони!       Зовёт темнота, которая рассыпается на множество знакомых голосов. Мать, отец, сестра, брат, дядя Марко и даже Долорес, все они зовут его. Голоса смешиваются, образуя какофонию, которая то сливается в одно целое, то распадается на сотни других звуков, каждый раз “Тони” бьёт по ушам. В этот момент Энтони ненавидит своё имя, ненавидит, в какую агонию это обращается. Голоса кричат, перебивают друг друга. Поочерёдно заглушая истошные вопли друг друга, они в конечном итоге сливаются в один непрекращающийся вой, через который проступает лишь голос Рут.       — Tesoro, слушай голос мамы, я рядом…       Её голос — как оазис, где всё кажется знакомым, уютным. Энтони ощущает, как её нежные руки, словно невидимая вуаль, обвивают его, обнимают его со всех сторон. Он чувствует её тепло, как будто она прижимает его к груди, качает его в своих объятиях, как когда-то, в детстве. Словно всё, что ему нужно, — это быть рядом с ней, и всё снова будет нормально. Но что-то не так. Внутри него что-то сопротивляется.       — Очнись, тебя что-то расстроило, береги себя…       Холодные руки сжимают его всё крепче. Она не отпустит, не отпустит своего мальчика. Энтони понимает, что всё не так, что мягкая, хрустальная Рут не может до хруста костей цепляться за него, перекрывая кислород.       — Всё уже остыло, мы с папой уйдём вечером…       Абсолютная бессмыслица, голос искажается, повторяя лишь то, что Энтони смог вспомнить в бреду. Это не она, не её голос, не её руки.        — Bambino, береги себя, слушай меня, очнись, расстроило, ешь, пока не остыло, проснись…       Голос, так отчаянно притворяющийся его матерью, взрывается скрипучим криком, смешивается с жужжащим шумом вокруг, лишь иногда продолжая вырываться из него отдельными звуками.       — Ta gueule!       Кажущийся знакомым голос обрывает какофонию звуков, и вдруг наступает тишина. Тишина такая глубокая, что она почти физически ощущается как тяжёлое одеяло, укутывающее всё вокруг. Мрак рассеивается  и Энтони вдруг видит. Это его номер. Та же кровать, те же шторы и даже чемодан, наполовину разобранный, как был оставлен утром. Всё как прежде. Всё знакомо и чуждо одновременно. Живот стягивает чем-то мокрым и жёстким, какими-то тряпками. Энтони лишь надеется, что они были хоть мало-мальски чистыми. В изножье кровати стоит Алекс по локоть в крови. Взгляд отчаянно бешеный, как у человека, который только что пережил собственную — или чужую — смерть и вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Энтони вспоминает. Это был его голос, он звал его, он заткнул безумие, которое притворялось его матерью. Но что, если это — ложь? Что, если этот день с семьёй, что он только что пережил, — это и есть правда? Что, если всё, что происходит сейчас, — это не реальность, а какой-то безумно длинный сон, в котором Энтони потерял по меньшей мере годы? Что, если он откроет глаза и снова окажется в своей постели? Абсурд. Лёгкие горят, в груди рождается истерический смех, но вместо облегчения — лишь боль, пронизывающая всё тело. Темнота вновь накрывает его с головой и он проваливается в сон.       В этот раз ему вновь снится лес. Бескрайнее, поглощающее пространство, раскрашенное всеми оттенками синего, от тёмного, почти чёрного, до яркого, чуть светящегося. Деревья стоят так близко, что их корни, как зловещие змеи, хватают его за ноги, запутывая их в своих цепких объятиях. Он пытается бежать, но каждый шаг даётся всё сложнее. Каждый корень, каждое препятствие — всё мешает. Но бежать надо. За ним что-то гонится. Что-то, что приносит с собой лишь огонь. Красный заполняет всё пространство позади, как горячий, вязкий туман. Он чувствует, как глаза застилает пламя, становится трудно дышать. Сил больше нет. Он падает, ощутив, как что-то наступает на пятки, тянет его вниз. Сопротивляться бессмысленно. Он закрывает лицо руками, пытаясь защититься от преследователя. Резкая боль. Его руки исчезают. Теперь нет даже иллюзии защиты. И тогда он видит его — чудовищное существо, стоящее прямо перед ним. Оно не имеет формы, оно — сгусток ужаса с пылающими глазами и звериным оскалом.