Выход есть

Первое, что делает Тэхен — назначает своему секретарю и его помощнику два оплачиваемых выходных, потому что психика двух бет, похоже, уже не выдерживает. Со дня успешного зачатия прошло три месяца, и всё это время они занимаются кто чем: Ким успевает и на работе контракты размашистым почерком подписывать, и отчёты просматривать, и козни конкурентам строить, и с Чонгуком время проводить, а вот его бедный секретарь со своим верным другом просматривают десятки и десятки писем с уверенными заявлениями, где сотнями слов молодые и не очень омеги расписывают свои достоинства и мелким шрифтом в левом нижнем углу приписывают недостатки. Ну как просматривают — удаляют, не глядя, ведь начальник дал четкое распоряжение: никого боле он видеть не хочет, не сказав, что суррогатный папа уже утвержден. Казалось бы, ну удаляют и удаляют, и дальше было бы так, чего там в две кнопки расправиться с ненужными файлами, но особо настырные персоны стали ведь приходить. И ладно, если бы это была всего пара человек, так нет же! Сначала девушку-бету на ресепшене в офисе задергал один более чем невежливый омега, после ещё несколько, а потом и вовсе её почти окружили целой стайкой требовательных и пугающих мужчин и женщин, которые пытались или всучить ей своё «резюме», потому что «на почте их не видят, так вот вам распечатка!», или «позовите Ким Тэхена, мы хотим лично поговорить с ним, он точно выберет кого-то из нас, а лучше сразу нескольких, вы согласны?!». «Мы хотим». А что, в одиночку кишка тонка перед доминантным влиятельным человеком так себя вести, так и хотелось ответить бедной замученной бете. В итоге ресесионистка не выдержала и пошла жаловаться верхушке на охрану, которая выпускала омег с их жалостливым «мы по очень щепетильной теме к Господину Киму». Проблема была не только в охране, но и в самом Тэхене, который не разглашал то, что нашел омегу. Он не стеснялся Чонгука, нет — он боялся за безопасность его и их малыша. Не его, их. Омега не хотел публично об этом заявлять, хоть и рано или поздно это сделает кто-нибудь за него, застав их вместе в его дворе, если заберется с камерой в зубах на ближайшую высокую сосну, или увидев и узнав его в торговом центре, идущего под руку с молодым омегой, например. Громкие новости запросто разрушат их тихий, только начавший строиться мирок. Доминантный омега застрял в этой внезапной влюбленности, медленно и очень верно укрепляющейся в его голове и сердце, а ещё застрял глазами в одном конкретном человеке, сейчас сидящем в кресле рядом и внимательно смотрящем какой-то давний американский мультик. На его плечах, что чуть-чуть, но стали более округлыми (его, между прочим, усилиями), висит все тот же приглянувшийся Чонгуку мягкий плед, а в руках застыла кружка с горячим шоколадом. Тэхён не успел переодеться после работы, так и остался: в классических выглаженных брюках и белой рубашке, рукава которой закатаны до локтей, а с оголенной воротом шеи свисает немного расслабленный чёрный галстук. Завязанный с утра заботливыми руками с мозолями между пальцев, кстати. Это греет душу. — Бегемоты такие милые, — невпопад говорит младший омега, бросая короткий взгляд на неотрывно смотрящего на него Тэхена. Ким бы хотел чувствовать эти глаза на себе подольше. Хотя бы чуточку. — Да, — отвечает тихо, не понимая смысла, но для Чонгука — всегда да, поправляя дорогие часы на запястье. Всматривается в чужие черные бездны под ресницами и отрываться не желает. Но надо. — Чонгук. — Да? — а внимание все так же зачарованно мультфильмом. — Посмотри на меня, — ждёт подчинения. И конечно же беременный омега подчиняется, не прикрывая живот ладонями. Доверяет. Как там говорилось? Доверие — это главная черта любых отношений. Даже таких: запутанных, неопределенных и странных. Чонгук смотрит в ответ, не моргая, только ноздри его невольно трепещут. — Я думаю, нам обоим надо взять пару выходных, — говорит старший омега, неотрывно следя за реакцией. Знает же, что будет негативная — единственное, о чем Чон просил так же сильно, как о лечении малышки Джи, так это о работе. Не желает садиться на шею, хочет работать и иметь хоть какую-то опору. Тэхён его решения и желания уважает, но с условиями о том, что, во-первых, работать он пойдет в приличное место, а во-вторых до четвертого месяца беременности. Слишком дорожит ещё не рожденной жизнью и имеет повод, чтобы дать омеге побольше «отпуска». — Но... — Чонгук сжимает в руках плед, запинаясь. Думает, что ему приказывают. Но Ким молчит, не продолжает, даёт выговориться и примет любой ответ — всем видом показывает. — Я... Я не знаю, Тэхен. — Ты всегда можешь рассказать мне, если тебя что-то тревожит, помнишь, Чонгук-и? — не обращая внимания на разговоры персонажей на экране мягко говорит омега. Выпускает совсем немного феромонов, спокойных и нежных, желает парня, чьи уши загорелись после такого обращения, успокоить и расслабить. Чонгук безмолвно ему очень благодарен. — Я боюсь потерять независимость, — выдыхает он, отводя на секунду глаза. — Не хочу сидеть на чьей-то шее, ты и так слишком много сделал для меня, Тэхен, я не могу ещё и так нагло пользоваться твоими средствами... Это... Это ведь неправильно. — Я понимаю, — кивает. — Но я прошу тебя хотя бы о двух выходных, и сам хочу взять, поэтому приглашаю провести их вместе. И я не совсем понимаю, с чего ты взял, что я «слишком много для тебя сделал». Я сделал и сделаю столько, сколько папа моего ребенка только попросит. Выносить и родить — вот это настоящая смелость и очень большой труд, а я лишь желаю сделать всё для того, чтобы вам было комфортно, а тебе самому легче, Чонгук, — смотрит прямо, не уводя взора. Глаза — самое честное, что в нас есть. Прямо показывает, надеясь, что омега увидит в них его искренность. — Это не значит, что ты мне должен что-то взамен. Твой самый большой подарок для меня, — показательно не называет дитя благодарностью, — это здоровый ребенок, Гук-а. На секунду всё вокруг застывает: экран телевизора, мерцающие огни города за большими окнами, кажется, даже полумрак рассеивается, лишь бы они могли ещё чётче рассмотреть друг друга в такой момент. — Мне ничего не жалко для вас, — заканчивает Тэхен. А Чонгук с места сдвинуться не может, пораженный. Это слишком... слишком мягко, тепло, нежно... слишком... просто слишком. А потом Ким решил, похоже, добить их обоих и, подойдя к ничего не понимающему Чону, опустился коленями на пол, встав между раздвинутых бедер омеги, и, не реагируя на сбивчивый ошалелый шепот, просящий его подняться, прислонился щекой к животу. Немного, ещё не слишком выпирающему снизу, под лёгкими шортами. Жест доверия настолько трогательный, что Чонгук сначала застыл как вкопанный, после пытался отодвинуться и не понимал, почему такой человек опустился перед ним на колени, а после, спустя пару минут тишины и горящих щек, ненастойчиво приподнял полы футболки до груди, оголяя больше чистой кожи. Наверное, именно этот интимный вечер стал чем-то большим для них обоих, чем-то особенным для их отношений. Пока что только зарождающихся. Но уже тёплых.