Яндере Сердце вселенной

Джон Дейви Харрис, известный гений, о котором Лололошка как-то сказал: "Прославившийся на две реальности сразу своей гениальностью." Пусть это заявление и было сказано с долей сарказма, но никто не мог спорить с тем, что в этих словах была правда. Джон не видел никакой пользы от любви. Она, по его мнению, затмевала разум, превращала людей в глупцов, ведомых отчаянием. Он никогда никого не любил в романтическом плане. Любовь к сестре — да, ненависть к отцу и матери — несомненно, преданность своим исследованиям и разработкам — абсолютно. Но любовь к женщинам была для него пустым звуком. Он пользовался Молли, её привязанностью и чувствами, но сам оставался холоден. Он не любил. Но полюбил. Ты была одной из жителей сна Лололошки. Тот подобрал тебя в последнем городе Архея, когда ты убегала от церковников и прихвостней кардинала. Всё пошло не так с самого момента твоего появления. Ты была похожа на Сашу. Феноменально похожа. Этот факт заставлял его сердце сжиматься при виде тебя. Не тебя — а Саши. Однако со временем он понял, что это не так. Он перестал искать в тебе облик своей сестры. Ты стала для него чем-то большим. Джон Дейви Харрис никогда не лжёт! Он кричал это при каждом удобном случае, но себе он солгал. Он знал это с самого начала. Привычный всплеск адреналина в твоём присутствии был не только результатом вашей схожести с Сашей. Нет, причина была в другом. Это чувство захватывало его с каждым днём сильнее, вызывало в нём бурю, от которой его разум постепенно начинал давать трещины. Джон насмехался бы над собой, если бы мог взглянуть из прошлого на себя из будущего. Гений, человек, превозносимый за ум и рассудительность, вдруг оказался пленён простой девушкой из средневекового мира. Ты была полной противоположностью Молли, которая всегда выделялась своим умом и знаниями. Тогда почему именно ты так зацепила его? Почему он, мастер логики и анализа, не смог найти этому рационального объяснения? Ответа он не знал. И впервые в жизни не хотел его знать. С каждым карасом, с каждым скифасом он всё глубже погружался в эту бездну чувств. Они были нездоровыми, разрушительными, и он понимал это. Боялся этого. Конечно, он говорил бы, что его страх связан с угрозой для его гениальности, ведь любовь — это слабость, которая ослепляет. Но в глубине души Джон знал, что дело не только в этом. Его пугала сама природа его любви к тебе. Как доктор наук, изучавший медицину и психологию, он не мог игнорировать очевидное. Его чувство переросло в одержимость, в сильную эмоциональную зависимость. Скорее всего, он страдал эротоманией — болезненной привязанностью, граничащей с безумием. Или же его случай напоминал синдром де Клеромбо, когда человек теряет себя в навязчивой любви, игнорируя здравый смысл. Но как бы это ни называлось, он осознавал лишь одно: ты с тала его слабостью. Джон Дейви Харрис долгое время считал, что его чувства к тебе — это всего лишь последствия соединения с Лололошкой. Он убеждал себя, что любое эмоциональное волнение — результат воздействия этой связи, ведь всё должно было подчиняться рациональному объяснению. Однако его уверенность пошатнулась, когда Начало опровергло эту теорию, спокойно заметив: "Вселенная не стремится к порядку. К порядку стремятся люди." Эти слова ударили Джона сильнее, чем он ожидал. Они заставили его задуматься. Если причина не во вселенной, не в слиянии с Лололошкой, тогда что же это? Его собственные чувства? Мысль об этом бросила его на эмоциональные качели. В первое время после твоего появления в его жизни он вел себя необычно. Адреналин подогревал его эмоции, делая Джона не только более энергичным, но и раздражающе шумным. Для жителей сна это стало настоящим испытанием. Невер, живущий на дереве, особенно страдал от его активности — громкий голос Джона порой был слышен даже через толстые кроны. Лололошка не раз намекал Джону, что тому стоит вести себя тише, но тот лишь отмахивался, будто ничего особенного не происходило. Однако всё изменилось после того, как он осознал: это его личные чувства, а не результат слияния. Это было одновременно освобождение и удар. С этого момента Джон изменился. Он стал тише, задумчивее, погрузился в свои мысли. Его громогласная энергия утихла, и жители сна почти выдохнули с облегчением. Почти. Лишь Лололошка чувствовал, что что-то не так. Пусть Джон и был непредсказуем, но это поведение выходило за рамки привычного. Лололошка пытался понять, что творится у него в голове, но… это был Джон. Чертовски сложно догадаться, что творится в сознании человека, который строит целый город с автоматонами из чистого безумия и гениальности. Его поведение Джон Дейви Харрис ненавидел саму идею привязанности. Он считал её слабостью, которую не мог позволить себе как человек науки и гениальный ум. Да, он привязался к Лололошке, но списывал это на необходимость. Да, он был привязан к Саше, но это же сестра, это совсем другое. Но ты… Ты стала для него исключением. Джон не мог точно сказать, что именно его так тянуло к тебе, но он хотел твоего внимания, твоего признания. Он помогал тебе, хотя помощь другим всегда имела для него цель — выгоду. Однако, когда дело касалось тебя, Джон, кажется, забывал о личной пользе. Он ловил себя на мысли, что просто хотел быть полезным. Чтобы ты его заметила. Конечно, твоё внимание к Джону было очевидно всем вокруг. Даже слепой Альфред заметил бы, что он стремился к тебе, словно в это было заложено что-то большее, чем просто взаимный интерес. Лололошка пытался вывести Джона на разговор об этом, но тот искусно уводил тему в сторону, как всегда. Разве он мог признать то, в чём не был уверен сам? Его ревность Джон прекрасно знал, что такое ревность. Он был знаком с этим чувством ещё с детства, глядя, как отец хвалил Сашу, в то время как он оставался в тени. И теперь он испытывал её снова. Он ревновал тебя к Лололошке. Ревновал к тому, как ты о нём заботишься, как поддерживаешь его, как стараешься помочь. Джона раздражало, как ты прикрывалась Лололошкой, когда дело касалось самого Харриса. Твои недоверие и попытки держаться от него подальше били по его самолюбию. Он не мог понять, почему это его вообще волнует. Но стоило ему увидеть, как ты смеёшься с Лололошкой или идёшь рядом с ним, всё внутри Джона начинало закипать. Он снова вспоминал, как люди называли его злым близнецом, как сравнивали с Лололошкой, всегда в пользу последнего. И теперь ты… Ты тоже выбираешь его? После падения Архея его поведение изменилось. Джон стал навязчивым. Он был рядом почти всегда, словно случайно оказывался в тех местах, где находилась ты. Особенно это проявилось, когда ты захотела выбраться из сна с помощью скинта. — Что? Тебе нужно к Сайриссе? — услышала ты его голос, когда уже собиралась отправиться. — Так мне тоже. Если ты не забыла, я работаю с ней над порошочком. Убьём двух зайцев одним выстрелом. И… тебе безопаснее со мной. И мне… спокойнее. Джон замолчал, тут же пожалев о последних словах. Что вылетает из моего гениального рта?.. — с раздражением подумал он, но ничего не стал исправлять. +Бонус Свет факела плясал по комнате, словно подражая хаосу мыслей Джона Дейви Харриса. Его рабочий стол был завален свитками с расчётами, чертежами и кропотливо выведенными символами для новых заклинаний. Он сидел, склонившись над очередным пергаментом, а его перо летало по бумаге, оставляя за собой идеально выведенные линии и формы. — Пятьдесят шесть процентов успеха, — пробормотал он, черкая что-то на краю. — Неприемлемо. Дверь заскрипела, и ты вошла, осторожно закрыв её за собой. Твои шаги были почти бесшумны, но Джон всё равно почувствовал твоё присутствие. — Если ты собираешься отвлекать меня, — начал он, не поднимая взгляда, — хотя бы делай это с пользой. Ты подошла ближе, наклонилась над его плечом и молча наблюдала за его работой. — Твоя формула неверна, — наконец сказала ты, указывая на строку символов. — Здесь конфликт с потоком магической энергии. Джон резко выдохнул, но взгляд всё же скользнул к указанному месту. — Невозможно, — произнёс он, хотя уже видел, что ты права. Он поправил ошибку с молниеносной скоростью, но раздражение уже забродило внутри. — Как ты вообще замечаешь такие мелочи? — Может, дело не в мелочах, а в том, что я умею смотреть шире, чем ты? — парировала ты с лёгкой усмешкой. Он отложил перо и повернулся к тебе, впервые за вечер полностью сосредоточив на тебе свой взгляд. — Смотреть шире? Как будто ты способна понять хотя бы десятую часть того, что я здесь создаю. Ты пожала плечами, не пытаясь спорить. — Знание — это не только числа, Джон. Иногда эмоции помогают увидеть то, что разум упускает. — Эмоции? — он усмехнулся, но взгляд стал напряжённым. — Забавно слышать это от человека, чьи поступки подчас противоречат логике. Ты отвернулась, но не успела сделать и шага, как он вдруг встал, опираясь на стол. — Подожди, — его голос дрогнул, и это заставило тебя обернуться. Джон взглянул на свои бумаги, словно они могли дать ответ на то, что крутилось у него в голове, но затем его глаза снова встретились с твоими. — Почему ты всегда здесь? Почему ты... остаёшься? Ты задумалась, прежде чем ответить. — Потому что иногда даже гению нужна поддержка. А иногда... гений забывает, что он тоже человек. Его лицо застыло. Эти слова вызвали в нём странный отклик — как будто ты нашла ту самую трещину в его идеальном щите. Когда ты ушла, Джон вновь сел за стол, но перо больше не двигалось. Его гениальный разум был поглощён чем-то иным. Он ненавидел это чувство — опустоше ние, которое оставалось после твоего ухода.