BOLT и Варежка 3: как мы нянчились с щенятами

      Весь путь до дома мы провели молча. Я шёл между своими родителями, как будто я заключённый. Очень много разных дум заполняли мою голову: кто был этот кот, что случилось с мамой Флассы, что случилось с самой Флассой, почему папа его не наказал, что вообще происходит... Я постарался выкинуть все мысли из головы. Прочь! Прочь! У меня и так была каша, я не понимал ничего, ничегошеньки! Я хотел думать, но не хотел; хотелось спать, но я был бодр.       Подойдя к нашему дому папа, внезапно, больно схватил меня за ухо, и кинул в стену нашего домика: — Майкл, ты очень нас разочаровал! Ты мог там погибнуть! Чем ты, бл-лин думал, когда совался туда?! Что тебе сказала мама про это место?! — Ч-что там ре-ремонт?... — испуганный этим поведением отца пробормотал я. Это, казалось, удивило папу, но затем он в гневе повернулся к моей маме: — Видишь, Варежка! Нам нужно было рассказать хотя бы Майку об этой ситуации у Джека! Как бы ты отреагировала, если бы наш единственный сын погиб в лапах наших «силовиков»?! — последнее слово тот буквально выплюнул. Мама, всё время шедшая всхлипывая, резко загорелась от гнева: — Это не та информация, которую нужно ему рассказывать, Вольт! Я не думаю, что для него это... — Вот-вот! Не думаешь! А вот надо думать! Надо думать, прежде всего, о безопасности нашего сына!       Я тихо сидел и, со слезами, смотрел на родителей. Никогда я ещё не видел их злые лица, обращённые друг на друга. Никогда они так сильно не кричали друг на друга. Я плакал, моё сердце разбилось на тысячи осколков, что причиняли мне сильнейшую боль где-то там, внутри. Страх, ужас, вина... Обычно я получал утешение от родителей, но сейчас мне хотелось быть подальше от них, не видеть эти злые лица, полные ненависти, и не слышать их криков. Слёзы душили меня, я задыхался... — Я говорю, что ему вредна эта информация! — ТЫ ПРОСТО НЕ УМЕЕШЬ ДЕТЕЙ ВОСПИТЫВАТЬ, КОШКА!! — НЕ СМЕЙ НА МЕНЯ КРИЧАТЬ, ПЁС! — ХВАТИТ!!!       Родители с удивлением посмотрели на меня. Ярость исчезла с их лиц. Я же рыдал: мне никогда не было так больно... — И... Извини нас, Майк... — мама говорила очень тихо, во много раз тише, чем то громкое мяуканье, которым она крыла папу. — М-мы... Извини нас.       Она подошла ко мне, свернувшимуся комочку горечи и отчаяния, и стала заботливо вылизывать мне затылок, успокоительно мурча, скорее для того, чтобы самой успокоиться. — Извини и меня, Майк... — сказал папа, глядя в землю, — И ты меня, Варежка — прости... — Я прощаю, — всё также мурлыча, прошептала мама, — Мы все сказали много лишнего, нам надо успокоиться... — Да... Майк? — спросил у меня папа, подходя ко мне и внимательно смотря в глаза, — Ты обещаешь больше там не гулять?       Я, со слезами на глазах, повернулся к нему, и также посмотрел в его глаза. Сколько боли и стыда там было... — Обещаю...

***

      С момента этой ссоры родителей уже прошла неделя. Папа с мамой всё также относились друг к другу с любовью и радостью, но стали часто мрачнеть и замолкать. К нам в гости стал всё чаще заглядывать дядя Клюв, с которым мы часто играли в мяч, прятки и салки, а родители всё реже появлялись дома, задерживаясь допоздна. У нас на районе появились новые голуби, и новый кот — Цапон. Я его постоянно видел в обществе у дяди Лапы, когда он весьма странно пах, и любил кричать. Мне Цапон сразу не понравился, и я его старался избегать.       Однажды ко мне подошли мама и дядя Клюв: — Майк. — позвала мама, — Мы... Идём на главную площадь. Там сейчас папа будет выступать. Пойдёшь? — Да, конечно!! Я так давно его не видел... — от радости я присел и завилял хвостом. — Варь, я думаю вам надо бо́льше времени находится вместе с вашим сыном. — хмуро сказал дядя, — Работа работой, особенно в Вашем положении, но семью тоже забывать нельзя... — Я знаю, Клю... — с грустью вздохнула мама, — Но я не знаю ко́му доверить этот район... — Я бы предложил себя, если бы я хотел управлять всем этим... — Хе... — ухмыльнулась мама. После этого мы пошли на главную площадь нашего райончика.       Главной площадью у нас называлась небольшая тихая улица, поворачивающаяся на девяносто градусов, в которой очень редко проезжали машины. Главной «трибуной» у нас был бардюр местной пешеходной дорожки, с высоты которого мама или папа, иногда, произносили речь. Сейчас на трибуне был папа, и... Он. Этот кот. По моему его звали Валье. Он стоял за папиной спиной, и гордо смотрел на наших голубей. Отец бросил на него злобный взгляд, после чего радостным взглядом — на голубей, и начал: — Товарищи! Братья и сёстры мои! Флавиаз! Восемь дней назад губернатор района Кихема Джек был уличён в предательстве к нашему Высокосвященномуиуважаемому А***, после чего было принято решение начать Антитеррористическую операцию против его тёмных сил! К нашему большому сожалению парк Кихема до сих пор держится! Однако наши ребята стараются изо всех сил, убивают террористов и не́котов. Для этого...       Папа запнулся, посреди ликующего курлыканья голубей, и на его морде, на секунду, промелькнули эмоции. Шок, страх, боль, горечь, ярость, гнев... Это было ровно секунду, но я понял, что он вспоминал тот день, неделю назад... Когда папа кричал на маму. Когда Валье, тот, что стоит за спиной отца, чуть не сделал мне плохо... Папа помнил тот день. Тот кот помнил тот день. И сейчас папа рядом с Валье (фэ)... Почему?! Почему папа рядом... С ним?! Это не правильно! Но что сейчас творит папа?! — Для этого с места проведения операции к нам пришёл Капитан Валье, который спас моего сына из лап террористов?!       ЧЕГО, БЛЯТЬ?! Валье меня спасал? Нет! Он хотел меня убить! И сейчас хочет! Папа!! Он сзади тебя! Ёбни его! Почему... — ... И я горжусь тем, что имею честь работать с ним. Капитан Валье, позвольте мне пожать вам лапу.       В полном ступоре, недоумении и слепой ярости я смотрел, как папа, в котором читалось презрение к этому капитану, подавал ему лапу для приветствия! Я никогда раньше не матерился, даже в мыслях, никогда раньше не чувствовал такой ярости. Я хотел отгрызть лапу своему отцу, лишь бы он не прикоснулся к этому не́коту! Но я этого не сделал. Я молчал и наблюдал, с каким развязным величием Валье подошёл к нему, как поднял лапу, и пожал моему отцу! С таким лицом, будто только что своровал сосиски. Я стоял в шоке. Прошептал: — Почему... — Что, дорогой? — спросила у меня мама. Всё выступление она была серьёзной. В отличии от ликующих рядом голубей. — Почему папа пожал лапу этому капитану, этому не́коту...       Мама вздрогнула и с упором глянула на дядю Клюва. Тот также смотрел на меня с шоком, посмотрев на мою маму он шумно выдохнул и мотнул головой, как бы говоря «я тут не причём». Мама глубоко вздохнула и молвила: — Папу заставили... — Я готов перегрызть глотку кому-нибудь. Не знаю только: папе, Валье, или тому, кто заставил папу предать меня.       Мама была в ужасе от моих слов, но мне было уже всё равно. Я тупо смотрел, как мой папа, плоть от плоти, кровь от крови, предаёт меня, пожимая лапу этому не́коту. Да, с маской отвращения, да, под давлением, но всё-таки он выбрал себе путь предательства. Он предал и меня и Флассу. Я не знал тогда, прощу ли я его когда-нибудь...