Меньше чем супруги, больше чем любовники

      Сонхун был бы самым настоящим лгуном, если бы сказал, что не боялся. Потому что это было чистой воды неправдой, и об этом знали и Шим перед ним, и Чонвон с Сону.       Сонхун боялся.       Боялся, что Шим ошибочно поверит первому впечатлению.       Боялся, что Джеюн не поверит в его рассказ.       Именно поэтому, повиснув на джеюновой шее, Пак глотал слёзы, как самый настоящий дурак, пока Шим осторожно водил раскрытыми ладонями по дрожащей спине. И всё же Паку хватило ума понять, насколько неразумным и не подходящим было его поведение: так или иначе, он не был виноват. От чего же тогда вина так душила, Сонхун не знал. Они оказались в коридоре, опустились на диванчик в прихожей, и Сонхун протёр сонные глаза. Джеюн ничего не говорил: терпеливо ждал, когда Пак начнёт свой рассказ, и — черти! — Сонхун не знал: должен ли был он насторожиться или расслабиться. Но вряд ли сейчас Пак позволил бы себе расслабиться.       Шумно втянув воздух, Пак обхватил двумя руками джеюново ладонь, впиваясь взглядом в помолвочное кольцо.       — Наверное, я понимаю, как это выглядит, — Сонхун подбирал слова, кусая губы. Шим положил свободную руку на согнутое сонхуново колено, и парень решил, что это был хороший знак. — Я ошибся, — Сонхуну почти хотелось ударить себя по лицу. — Нет, это звучит ещё хуже, — парень потряс руками в воздухе, почти не зная ему плакать или истерично смеяться. Шим терпеливо ждал, и Сонхун не нашёл в себе силы посмотреть на парня перед собой. — Ничего не было. Ничего из того, о чём можно подумать, — Джеюн кивнул, глядя в покрасневшие глаза. Сонхун продолжил, не обращая внимание на вжавшихся в угол Сону с Чонвоном: — Мы просто выпили. Всё. На этом всё. Я не знаю, что ещё сказать, — Пак прикусил щеку, надавливая подушечками пальцев на зудевшие глаза.       Пак не знал, что было хуже: невозможность залезть Джеюну в голову или собственное бессилие. И всё же ему стоило принять, что Шим выглядел спокойным, стоило злости в моменте раствориться. Не было ни осуждения, ни неконтролируемой ярости. Лёгкая, но весьма ощутимая горечью на кончике языка обеспокоенность не исчезла, но, по крайней мере, парень не злился настолько, чтобы перевернуть всё верх дном.       — Ты мне веришь? — Сонхун не желал знать, выглядел ли он глупо или как-то иначе. Всё, что его интересовало в данный момент, — была ли их с Джеюном связь настолько прочной, чтобы можно было говорить о доверии. И несмотря на то, что момент, вероятно, был вовсе неподходящим, Сонхун отчаянно желал это выяснить.       Шим помедлил какое-то мгновение, однако прежде чем Пак опустил голову, вжимая ту в плечи, он обхватил его лицо ладонями и мягко сказал:       — Я верю тебе, Пак Сонхун, — поднимая его голову, Шим вглядывался в карие глаза, почти сдерживая себя от того, чтобы опустить на покрасневшие щёки свои губы, оставляя там пару поцелуев. — Если ты говоришь об этом, значит, так оно и было. Я верю тебе.       Сонхун судорожно выдохнул, касаясь пальцами ладоней на своём лице. На самом деле, ему бы пора переставать надумывать, но Джеюн скажет об этом позже. Не сейчас. Шим лишь притянул чуть подрагивающее тело к себе, оборачивая вокруг Пака руки, водя ладонями по спине, решив, что это будет куда лучше слов, которые парень вряд ли смог бы собрать сейчас в цельное предложение. Сонхун собирался с этим согласиться.       Прошло какое-то время, прежде чем Пак выпрямился на своём месте и переместил взгляд на дверной проём чонвоновой спальни, в дверях которой, упираясь плечом на стену, стоял Ли с не пойми от чего играющей улыбкой на губах. Он подорвался с места сразу же, подлетая к Хисыну, стараясь придумать, что сказать, но, в конце концов, остановившись напротив — благо! — целого Ли, смог проговорить только:       — Прости за всё это, — Пак поскрёб затылок, почти боясь увидеть свой собственный вид в отражении зеркала за хисыновой спиной.       — Пф, — фыкрунл Ли, опуская руки на сонхуновы плечи. Пак сделал вид, что не услышал джеюнового фырканья за спиной. — Было бы за что извиняться, всё в порядке. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока большой кулак твоего жениха не проехался по моему лицу, — Сонхун прыснул со смеху, а хисынова улыбка стала только шире. — Но тебе следовало сказать раньше, что у тебя мальчишник, хотя за такой мальчишник, будь у меня по больше безрассудства и поменьше страха отхватить от этого грозного парня за твоей спиной, то надавал бы по шее твоему жениху, что он решил бросить тебя одного, — Пак не стал объяснять, что это было его идеей, и уж точно не желал переубеждать Хсына: всё же это было забавно.       С протяжным «о» Сонхун бросил на Джеюна краткий взгляд через плечо, чуть дёрнув бровями. Кажется, Пак в самом деле увидел, как во взгляде парня промелькнула немая угроза. И она вовсе не касалась Хисына перед ними. Кратко хихикнув, он отвернулся, чтобы заметить копошившегося в комнате парня, что собирал свои вещи.       — А теперь, раз уж мы всё решили, я пожелаю вам хорошей совместной жизни и пойду к себе в номер, потому что, Сонхун, последний Белый Русский был явно лишним.       — Конечно-конечно, — навеселе залепетал Пак, делая вид, что сожалел. Не стоило упоминания, что для всех в этой комнате было больше, чем очевидно, что парень нисколечки не раскаивался.       Ли зашагал к раскрытой двери, когда вдруг, к сонхуновому удивлению (и к ещё большему для Сону и Чонвона), Джеюн окликнул его:       — Ты свободен во второй половине дня?       Хисын развернулся на пятках, заинтересованно склоняя голову и медленно кивая. Пак уставился на джеюнову спину, словно мог прожечь в ней дыру, и должен был принять, что Шим Джеюн выглядел до чёртиков спокойно. Словно это не он несколькими минутами ранее был почти что в ярости (лишь сонхунова интерпретация, не больше, не меньше).       — Придешь на церемонию?       Казалось, джеюнов вопрос поразил не сколько Хисына, сколько самого Сонхуна, заставляя думать, не было ли это плохой затеей, учитывая то, что Ли недавно разошёлся со своим бойфрендом. Но стоило парню энергично закивать, ударяя по джеюновому плечу в дружеском жесте, — словно они знали друг друга по меньшей мере пять лет, а не чёртовые пять (если не меньше) минут — как все едкие переживания растворились.       — А разве можно отказаться? Только не жалей, парень, о своих решениях, если я разорю тебя и ограблю бар, — Ли вытянул палец, тряся им в воздухе, словно в самом деле собирался повторить их вчерашние подвиги, только уже на их свадьбе. Сонхун вполне готов был поверить в это.       Хисын ушёл. Напряжение растворилось. Ян с Кимом исчезли в комнате на мгновение, а после вернулись в прихожую, чтобы увидеть повисшего на бёдрах Шима Пака, который не переставал утыкаться носом в пропахшуюся дымом и алкоголем рубашку, периодически поднимая голову, чтобы что-то слишком сладкое (судя по красным щекам Шима) в порозовевшее ухо. Джеюновы ладони тяжёлым грузом опустились на тонкую сонхунову талию, пальцами поглаживая открытую кожу, и Чонвон готов был признать, что это было слишком — отчасти потому, что хотел схватить Кима и утащить за собой на чистые простыни и, обернув вокруг парня и руки, и ноги, поспать несколько часов. Именно поэтому он демонстративно прочистил горло, прокашлялся и, вперив взгляд на тех двоих, подождал, пока Шим повернётся к нему лицом и, не отпуская Сонхуна, зашагает к ним.       — Теперь, когда все вроде как успокоились, — Ян бросил на Сону краткий взгляд, когда тот, широко улыбаясь и глядя на пару, замотал головой из стороны в сторону. — Ну или, по крайней мере, близки к этому, кто-то не спал всю ночь и если не упадёт лицом в подушку на несколько часов, то распугает всех гостей своим видом, — Чонвон пальцем указал на Джеюна, и Сонхун выпрямился, чтобы, обхватив руками его лицо, взглянуть на очевидные тени под глазами и красные вкрапления на белках.       — Согласен, — подал голос Пак. — Распугаешь мне гостей, то после не вини меня за грубость.       И джеюново лицо странным образом преобразилось, когда парень задёргал бровями, словно намекал на что-то, чему явно Пак попрепятствует. Сонхун опустился на ноги, схватил Джеюна за ладонь и повёл в комнату, осторожно прикрывая двери.       — Ну да, спасибо тебе, Ян Чонвон, за здравую мысль, — говорил сам с собой Ян, вызывая у Кима краткий смех. — Всегда пожалуйста, — Сону опустил руку ему на плечо, чуть вдавливая пальцы. — Эй! У вас четыре часа, не больше! — не очень-то и заботливо напомнил парень, утаскивая Кима в спальню.       Когда Шим упал на холодные простыни, Сонхун остался у небольшого столика, варя кофе. Если Джеюну просто необходимо было отдохнуть, то Пак вряд ли смог бы заснуть уже. Вероятно, именно по этому он решил, что пробежка после чашечки ароматного кофе, а после холодный душ перед всеми сборами — лучшее решение, которое он только мог придумать. Так или иначе, ему следовало бы себя чем-то занять, чтобы унять то тёплое чувство предвкушения, что разливалось в груди.       На самом деле, до сегодняшнего дня Паку казалось, что с обручением, после официального венчания, ничего не изменится. Но всё же, когда со всеми приготовлениями было законченно, а до церемонии оставалось всего ничего, Сонхун вдруг понял, что для него всё изменится почти что кардинально. И дело было вовсе не в работе, которую, возможно, придётся оставить в Кванджу, и вовсе не в совместной жизни в новой квартире, что размерами была, по правде говоря, больше, чем им было нужно. Сонхуну казалось, что всё дело было как раз в том, что ему больше не нужно будет притворяться. Не перед родителями, ни перед сотрудниками, не перед кем. Потому что после вопрос «зачем» в их отношениях заменится на «как», и, кажется, Сонхун знал ответ до чего хорошо: со всей любовью, что теплилась в его сердце, со всей той страстью, что кипела под кожей годами и не иссякла даже спустя то время, что они провели вместе, со всем тем рвением показать, что не важно, кем был Шим Джеюн для большинства, а важно, кем был Шим Джеюн для него.       Пак много думал об этом раньше, и отчего-то ответ нашёлся только недавно. Он никогда не любил Шим Джеюна за то, кем он мог стать — мультимиллионером, владельцем успешной компании, директором и говнюком периодически — а за то, кем он был — порой ранимым студентом Академии, трудоголиком, но всё ещё засранцем периодически. И к этому моменту на немые вопросы «зачем» и «почему» Сонхун любил Шим Джеюна, он отвечал лишь «потому что». Потому что Пак принял, что у всего этого не было причины. Шим Джеюн ему нравился, он был в него влюблён, и остальное не имело значения.       Потому что всегда всё дело было лишь в нём и Шим Джеюне.       Возможно, пришло время признать, что Пак не надеялся, что у них что-то может получиться. Тогда, в Вегасе два года назад, Сонхун не был уверен в том, что у него получится. Идея с брачным сертификатом была спонтанной и, кажется, не очень действенной, и всё же Пак сделал то, что сделал: обманул, но заставил Шима задуматься, было ли то, во что он так верил и в чём себя так сильно убеждал, — истинной. Ответ Джеюн нашёл довольно скоро. Сонхун сыграл олл ин, особо не задумываясь об этом, словно опустил бы руки и продолжил наблюдать издалека и дальше, если бы ничего не получилось. И сейчас, думая об этом, горечь опекала язык, стоило только ему представить себя так далеко от Шима, представить, что и такой расклад событий был бы тоже нормальным. Неосознанно Пак встряхнулся всем телом только от одной мысли об этом.       Возможно, пришло время признать, что отчасти Сонхун до сих пор не верил, что у них получилось всё и даже больше. Это почти было похоже на чёртов сон, и если так, то Пак предпочёл бы не просыпаться (и всё же джеюновы прикосновения всегда слишком реальны, чтобы задумываться о том, что всё происходившее — долгий сладкий сон). Уж в день их свадьбы он мог себе в этом признаться! Его действия два года назад были импульсивны, его мысли — порой глупы, а надежды — почти разбиты. Он точно и не знал, что послужило толчком, и уж точно не скажет, что заставило его пойти на такой шаг: попробовать оказаться рядом с Шимом, как его парень, как тот, кого он не сможет отпустить, а не как давний друг и коллега по работе. И вот они здесь, снова в Вегасе, чтобы сыграть свадьбу, а Сонхуну всё ещё слабо верилось, что у него получилось.       И всё же Пак не мог — и никогда не станет — сомневаться в двух вещах: джеюновых чувствах к нему, и в своих к Джеюну. В первом — потому что чёртов Шим Джеюн не давал поводов для сомнений: его движения, слова и действия были до чего прекрасным доказательством. Его руки на сонхуновом теле, пухлые губы на его, признания и лёгкая неуверенность вначале — всё это было… важно. Сонхуна вряд ли можно было бы переубедить в этом. И во втором — потому что никогда Шим Джеюн не покидал его мыслей — он был там, казалось, постоянно, стал их частью, где всегда почти всё сводилось к парню, что до этого так мастерски игнорировал его чувства. Тогда. Но не теперь.       Не теперь, когда они оба смогли признаться самому себе и друг другу: всё, что было раньше, вело их к этому моменту, туда, где они оба счастливы друг с другом. И эта мысль крутилась в сонхуновой голове, словно карусель, пока Пак перебирал ногами в быстром темпе, бежа по пешеходной дорожке мимо изредка проносящихся автомобилей, и старался унять захватившую тело дрожь. Предвкушение, смешавшись с лёгкой (вовсе нет!) нервозностью, стало чёртовым взрывным коктейлем, как тот, что он выпил вчера на баре, кажется, последним, который ещё немного и свёл бы парня с ума. Поэтому, даже несмотря на зуд в мышцах и лёгкую боль в ступнях, с красными от жары щеками и мокрой от пота футболкой, поглядывая на наручные часы, Сонхун наворачивал круги, которая время.       Сидеть, ничего не делая, и просто ждать было бы невыносимее той колючей, но сладкой боли после долгой пробежки.       К одиннадцати Пак вернулся к вилле, а к двенадцати вышел из душа, высушив волосы полотенцем и переодевшись в узкие джинсы и простую футболку. Ещё через полчаса, когда с пальца был отодран заусенец, и у ногтя сала красоваться небольшая красная ранка, парень растолкал Шима, уворачиваясь от протянутых рук, что так и желали повалить того на кровать и полежать вместе ещё «пять минуточек». И, Пак должен быть честен, он бы вылил на Джеюна ушат холодной воды, наплевав на то, что кому-то придётся менять простыни и высушивать матрац, если бы тот не поднялся бы с подушек и вальяжно не прошагал бы в сторону ванной.       Джеюн вышел из душа к половине первого, а Сонхун всё никак не находил себе места. Он проверял почту, просматривал сообщения, найдя там краткое СМС от госпожи Шим, в котором она сообщала, что их забрали из аэропорта, и они с господином Шимом поселились в свободной вилле, которую снял для них Джеюн. Женщина так же предупредила, что лучше парню не сообщать об их приезде, как будто Пак мог забыть о её просьбе. Так или иначе, даже таким скучным занятием, как просмотр рабочей почты, Пак не сумел заглушить ту бурю чувств и эмоций, разобраться в которой оказалось сложнее, чем предполагалось, и чуточку успокоиться. Только сейчас, оставив неприятный утренний инцидент в прошлом, Сонхун понял, насколько сильно в самом деле нервничал.       Возможно, не реши Пак провести церемонию вечером, они бы уже слушали нескончаемые поздравления, сидели бы за столом и слушали живую музыку, то и дело салютуя и звеня бокалами. Но стоило только Сонхуну представить, как им придётся сидеть там под пристальными взглядами гостей, как желание никуда не пойти, проигнорировать кричащий голос здравого смысла, становилось всё больше.       — Такими темпами ты скоро закипишь, Сонхуни, — пристроившись за сонхуновой спиной, Джеюн опустил ладони на подрагивающие плечи. Пак не сразу понял, когда Джеюн впился прохладными губами в пульсирующую на шее венку и играющие под кожей от напряжения мышцы. — Расслабься, — переплетая их пальцы, Сонхун готов был потеряться в этом, — всё будет хорошо. Всё сделано, мы везде успеем, а потом, когда вновь вернёмся в этот номер, будем официально в браке, и поверь мне на слово, муженёк, я не собираюсь тебя отпускать. Не этой ночью, ни когда-либо ещё.       Сонхун постарался проглотить подступивший к горлу ком. То, что говорил Джеюн, было тем, что Сонхун отчаянно желал услышать, словно не слышал этих слов от парня раньше.       — Я люблю тебя, — к сонхуновому удивлению, слова сорвались с губ раньше, чем он о них подумал, и — черти! — звучали до чего правильно. А после парень не думал много, осторожно притянул джеюново лицо к своему и поцеловал в губы, чтобы через несколько секунд с причмокиванием отстраниться и, услышав слабое недовольно фырканье, пролепетать: — Нам пора.       Шим вытянул губы, вложил свою ладонь в протянутую Паком и поспешил за парнем, выходя из комнаты и встречаясь с сонными Сону с Чонвоном — ночные путешествия по казино и барам для парней явно не прошли бесследно. Что не скажешь о Шиме.       — Мы поехали, иначе визажисты будут кричать на нас и сетовать, что у них мало времени, — начал Сонхун, оглядывая парней, слабо улыбаясь. Сону энергично закивал, вытянув ноги на диване. — Встретимся на церемонии.       Джеюн бросил на Яна взгляд, парень кивнул, словно принял безмолвный приказ, и Пак не стал разбираться, что это значило, выводя их на улицу, а потом и к перепылившемуся автомобилю. И несмотря на джеюновы слова (почти что требования), Сонхун усадил парня на пассажирское место, самим садясь за руль, решая проигнорировать слова о том, что с Паком за рулём к месту проведения они доберутся к концу вечера. Сонхун лишь закатил глаза, цокнув языком, а когда сел за руль и завёл двигатель, опустил на джеюнову ногу ладонь в сильном шлепке, повернувшись к парню и показывая тому язык. Шим рассмеялся звонко и рокочуще, потирая переносицу, а Пак выдавил педаль газа, следуя выученному (заученному) маршруту.       Уэстгейт Фламинго Бэй Резорт в этот раз очаровывал ещё сильнее. Возможно, всё дело было в том, что это место было подготовленно специально под них и для них: каждая вывеска с поздравлениями, каждое навесное украшение, декоративные цветы и таблички — всё это было для них, всё это принадлежало им с Шимом и этому вечеру. А может, дело было как раз в том, что тот идеал, что так старательно вырисовывало сонхуново сознание, теперь предстал перед его глазами. Сонхун не собирался отрицать, что это место было прекрасно. Сонхун не собирался отрицать, что это до чего его радовало.       Пак сдержался, чтобы не запрыгать на месте, обвивая джеюнову руку своими двумя и прислоняясь щекой к открытому плечу парня. Пак сделал вид, что не заметил восторженного джеюнового лица, которое тот так старался скрыть (Сонхуну так и захотелось залепетать «бесполезно, Шим Джеюн-и, бесполезно», но, опять же, он не стал). Они вошли в фойе пустого отеля, — хоть в этот раз девушка я-устрою-вам-хорошую-свадьбу постаралась на славу, пусть Пак и не собирался разбираться, как она всё организовала — прилипнув друг к другу, всё ловя охи и приглушённые мычания, что раздавались от девушек за их спинами. Сонхун не заметил, в какой момент на его лице застыла лучезарная улыбка, от которой парень не собирался избавляться, даже если мышцы его лица начнут ныть. Но отчётливо знал, в какой момент такая же стала растягивать и джеюновы краешки губ.       Казалось, стоило им оказаться здесь, на шаг ближе к их совместному будущему, как ни Шиму ни уж тем более Паку не представлялось возможным сдерживать своих чувств. И чем больше Сонхун об этом думал, он уверен, тем больше был шанс того, что он упадёт в чёртов обморок из-за переполнявших его разум чувств.       Визажисты работали до чего слаженно. Не то чтобы это должно было быть слишком удивительным, но Пак старался подмечать каждую деталь, лишь бы как дурак не пялиться на стрелку часов напротив, отсчитывая каждую минуту до церемонии. Прошло по меньшей мере полтора часа, — наверное, самых долгих полтора часа в жизни Сонхуна — прежде чем его кожа не стала выглядеть до чего идеальной, а на глазах не заблестели золотистые, играющие на свету тени, под стать тёплому хайлайтеру на его щеках. Его волосы были уложены гелем, а когда двушки, осторожно держа заколки в виде хрупких бабочек, зацепили те на голове, Сонхун почти не поверил, что видел в отражении себя. Заколки переливались тёплым золотом на свету, а прозрачные камни играли всеми цветами радуги. И, чёрт, эти украшения на иссине чёрных волосах выглядели чудесно. Это было джеюновой идеей. Это было джеюновым подарком. И было вполне ясно, от чего улыбка застыла на лице Шима, который вломился в гримёрную жениха всего на мгновение: Пак Сонхун выглядел до чего прекрасно. Девушки силой вытолкали Джеюна под его громкий смех и совсем не раскаивающееся «я всего-то на минутку». Сонхун прикрыл ладонью лицо, словно ему было стыдно, а девушки смущённо захихикали, собираясь вернуться к работе.       Спустя десять минут Пак стоял в своём костюме, поправляя жилетку и рукава белого пиджака. Сердце подкатило куда-то к горлу, и Сонхун с трудом глотал скопившуюся во рту слюну, надеясь, что беспокойство растворится. А потом послышался слабый, почти неуверенный стук в дверь. Пак повернулся, сразу понимая, что вряд ли за дверьми стоял Джеюн, а стоило тем отвориться и впустить низкую женщину под руку со статным мужчиной и не находящей себе место девочкой, как на глаза навернулись слёзы. Госпожа Пак раскинула руки, раскрывая свои объятия, и, не говоря ни слова, Сонхун кинулся к ней, обернул руки вокруг хрупкого тела матери, и чуть сгорбившись, уложил голову ей на плечо.       — Ты такой красивый, сынок, — гладя по волосам на затылке, прикрывая глаза, женщина широко улыбалась и кратко добродушно смеялась, и повернись Пак чуть к зеркалу, увидел бы это. — Почти не верится… во всё это, — её голос сломался, а Сонхун старательно проглотил слёзы, надеясь, что его глаза не покраснеют.       — Ну всё, ну всё, хватит, чего вы это, — вдруг залепетал отец, и Сонхун поднял на него взгляд. Он опустил раскрытую ладонь на спину госпожи Пак, тепло улыбаясь, и парень разогнул руку, чтобы завлечь и отца в крепкие объятия. — Я ведь тоже рыдать сейчас начну, а оно вам надо? — со смехом вдруг сказал отец, и Сонхун облизал растянувшиеся в улыбке губы, утирая слёзы с щёк.       Семилетняя сестра запрыгнула к Паку на руки сразу же, стоило ему сделать шаг от матери и отпустить её руки.       — Братец выглядит как принц, — залепетала она, поправляя платице в мелкий цветочек. — Как кронпринц, а я как принцесса, — Сонхун замотал головой из стороны в сторону, находя слова сестры забавными. Не мог же он подумать, что в день его свадьбы кто-то сравнит его с кронпринцем. Пак посчитал это лучшим комплементом, который только мог получить в этот вечер.       — И я рад тебя видеть, спиногрызка, — клацая девочку по носу, Сонхун зашагал по комнате, прося родителей присесть.       — Я не спиногрызка! — запротестовала девочка, всплеснув руками. — Я принцесса! Принцесса я, и никакая не спиногрызка! — театрально надувая губки и складывая ручки на груди, девочка старательно корчила обиженные рожицы.       Сонхун проследил за маминым взглядом, ненадолго остановившись на её лице, прежде чем залепетал:       — Хорошо-хорошо, ваше величество, — не сиди девочка у него на руках, Пак бы отвесил низкий поклон или попробовал согнуться в жалкой подобии на реверанс. Девочка захихикала, одобрительно кивая, а после застучала по руке Пака, прося того её отпустить.       Сонхун упал на место перед зеркалом, поворачиваясь к родителям. С того момента, как он видел их в последний раз, кажется, прошло около трёх лет, — Сонхуну вдруг захотелось ударить себя по лицу — они не сильно изменились. Морщины лишь слегка тронули лицо матери, а на голове отца появилась пара седых прядей. И всё же госпожа Пак выглядела чудесно в бледно-розовом платье с широкими рукавами-колокольчиками и белыми туфельками-лодочками на ногах, а отец был всё так же статен в своём тёмно-синем костюме и галстуке-бабочкой под воротником белой рубашки.       Сонхун был рад вдеть их здесь. Сонхун почти плясал от счастья и переполнявших его эмоций, пусть и обещал, что будет держаться. Но наконец встретившись с семьёй на собственной свадьбе, обуздать эмоции Пак почти не мог.       И всё же у них не было так много времени, чтобы придаваться воспоминаниям, а ведь Сонхун именно это почти и сделал.       — Давайте сфотографируемся, — предложила госпожа Пак, и Сонхун одобрительно закивал.       Протягивая телефон девушке-визажисту, он слабо улыбнулся, прося её сделать пару фотографий (Сонхун не собирался выяснять, где носило чёртового фотографа, и уж тем более не собирался отправляться на его поиски), а та с энтузиазмом приняла сотовый, жестом прося Пака подойти к семье. Сонхун втиснулся в место по центру между двумя родителями, и те опустили ладони на его плечи, искренне широко улыбаясь. Пак посмотрит фотографии потом и постарается не расплакаться (разве мог он сейчас обманывать себя этим? Видимо — да).       — Кажется, у нас не так много времени, — поглядывая на наручные часы, господин Пак поднялся на ноги, протягивая руку супруге. — Тогда встретимся после церемонии, — он заломил одну бровь, когда мама Пака встала рядом. — Хочу поговорить после с твоим женихом, — и Сонхун знал: в словах отца не было скрытого подтекста. Возможно, тот просто скажет, что надерёт Джеюну зад, если тот вдруг решит разбить его сыну сердце, но о большем не скажет: он слишком хорошо и долго знал Шим Джеюна, чтобы беспокоиться из-за мелочей.       — Встретимся на церемонии, — залепетал Пак в ответ, провожая семью взглядом. Сестра замахала маленьким кулачком в воздухе в подбадривающем жесте и скрылась за дверью, вприпрыжку бежав за родителями.       Пак подлетел к зеркалу, проверяя собственный вид, и облегчённо выдохнул, когда обнаружил, что не испортил своими слезами макияж. Не то чтобы это было в самом деле важно, просто… просто хотелось, чтобы всё было идеально. И он сам тоже.       Когда стрелка остановилась на четырёх, Пак принял в руки яркий букет и ступил за двери гримёрной, стараясь контролировать собственное дыхание. Он прошёл по небольшому коридорчику, нырнул в фойе и остановился у стеклянных дверей, стоя за спинами гостей, что в своих нарядных платьях и костюмах сидели на небольших бархатных стульчиках, расставленных в несколько рядов. Сонхун не стал искать глазами родителей Джеюна, точно зная, что те заняли первые места рядом с его собственными. А стоило представить, как госпожа Шим игралась с его сестрёнкой, а та старательно милашничала и корчила рожицы, как делала часто при маме Джеюна, как улыбка почти не слазила с сонхуновых губ.       Пак заметил Сону с Чонвоном в одинаковых смокингах тёмно-синего цвета рядом с цветочной аркой напротив небольшого прудика у отеля. Парни о чём-то разговаривали, Сону краснел и прикрывал лицо рукой, а Чонвон всё поглядывал на красную подушечку, на которой лежали их с Шимом кольца, словно если он отведёт глаза, потеряет ту из поля зрения, как золотые кольца растворятся в воздухе. Впрочем, Сонхун после отблагодарит Яна за такую обходительность.       Когда заиграла музыка, парень чуть дёрнулся, шумно выдыхая. А стоило той эхом разойтись по всему отелю, официантам — занять свои места по углам и у столиков, приветливо улыбаясь, и гостям — громко зааплодировать, как Сонхун ощутил, что ещё немного, и он выплюнет свой несостоявшийся обед. Ему бы не следовало переживать так сильно, думать о том, что он может запнуться, или, что будет хуже, растянуться и упасть на ковровой дорожке под пристальными взглядами гостей. Поэтому парень отмахивался от этих мыслей, как от надоедливых паразитов — вёл борьбу не на жизнь, а на смерть. А когда Шим прошагал по дорожке из соседнего здания, переживания испарились. Сонхун глядел на парня, что остановился рядом с Яном и Кимом, и понял: тот нисколички не нервничал, что наводило на мысль, а мог ли он вообще.       Тем не менее Сонхун должен был — и охотно собирался это сделать — признаться, что его жених (или вернее сказать, без нескольких минут муж) выглядел до чего нереальным. Топазно-зелёный костюм, галстук-бабочка, белая рубашка и несколько украшений на пиджаке, под стать тем, что были у Пака в волосах, — всё это выглядело шедеврально. Сам Шим Джеюн, стоя в окружении цветов и, искренне улыбаясь гостям, выглядел как чёртов шедевр, произведение искусства, не меньше. И научись Сонхун в Академии искусству, запечатлел бы этот момент на холсте, боясь, что когда-нибудь сможет забыть (словно это вообще было возможно). Когда девушка вышла на небольшую сцену, Сонхун старательно делал вид, что её не узнавал. Если Джеюн решил так поиздеваться над Паком, то у него это получилось. Ведь рядом с ним, держа в руках какую-то книгу, стояла девушка (или правильнее будет сказать, женщина, парень не знал) из брачной канцелярии, в которую они ввалились по пьяни — не все и не совсем — два года назад. Их собирается венчать девушка, которая выдала Паку пустой сертификат! Да Сонхун собирался завыть, прожигая улыбающегося Шима взглядом!       Если парень и обдумывал месть, то вот это точно она. Впрочем, Сонхун, поджав губы на мгновение, не злился. Нисколечки. Совсем. Просто готов был кинуть в жениха букетом.       Пак тихо смеялся, клацая зубами, когда поднял взгляд на катившееся к горизонту солнце. А потом заиграла церемониальная мелодия, гости встрепыхнулись на своих местах в предвкушении, а сам парень выпрямился, расправил плечи и отсчитал десять секунд, прежде чем схватился за ручку двери и вышел под тёплые лучи солнца и восторженные взгляды. Сонхун не смотрел на лица тех, мимо кого медленно шёл. И дело было вовсе не в желании глядеть лишь на жениха, отдать ему всё своё внимание, а, скорее, в том, что взгляни он на них — растеряется. Пак сделал мысленную пометку: уделить каждому гостью и семье столько внимания после церемонии, сколько потребуется, а пока он медленно шагал к Джеюну, контролируя каждый свой шаг.       Сонхун остановился перед Шимом спустя некоторое время, тот протянул ему руку, и Пак вложил свою, ступая на небольшое возвышение, замечая широкую улыбку Кима и очевидную нервозность Яна. Пак вдавил пальцы в ленту на букете, заставляя себя дышать. И когда всё затихло, Сонхун поднял голову, чтобы поглядеть на девушку, что, низко поклонившись, начала церемонию:       — Приветствую, — начала женщина, ведя рукой, которой не держала микрофон, — семьи женихов и друзей. Мы собрались здесь и сегодня, чтобы отпраздновать и засвидетельствовать брак Пак Сонхуна и Шим Джеюна, — она повернулась к парням, и Пак удержался, чтобы смущённо кивнуть, в противном случае, ему казалось, это выглядело бы так, словно он с ней бы неуверенно соглашался. Не стоило упоминания, что его решимость на этот брак была даже больше джеюновой. — Это не начало новых отношений, а признание и понятие их следующей главы в совместной жизни. Пак Сонхун и Шим Джеюн потратили годы на то, чтобы узнать друг друга и теперь мы свидетельствуем тому, какими стали их отношения. И сегодня они официально, по законам штата Невада, города Лас-Вегас, и публично, по их собственной воле подтвердят эту связь, — Сонхун шумно втянул воздух через раздутые ноздри, вдавливая короткие ногти в джеюнову ладонь, которую с силой сжимал. Сону цыкнул позади, шепча что-то Чонвону, когда девушка с воодушевлением продолжила: — Пак Сонхун и Шим Джеюн отметят своё становление парой, свой статус семьи не только любовным празднование между собой, — девушка седлала не многозначительную паузу, и кто-то в толпе радостно завыл, — но разделят этот миг и со всеми нами — включая любовь их родителей, братьев и сестёр, самых дальних родственников и близких друзей. Без их любви сегодняшний день был бы гораздо менее радостным.       Сонхун честно не знал, что девушка-ведущая будет так долго говорить. Казалось, текста должно было быть в разы меньше, но когда она набрала побольше лёгких воздуха, отведя микрофон от лица всего на мгновение, Пак мысленно закатил глаза, слыша клацанье камеры и громкие шаги фотографа, который ради хороших снимков вблизи загораживал кому-то обзор. Ким замельтешил позади, опустив руку в белой перчатке на чонвоново напряжённое плечо, когда парень подхватил с подставки бархатную подушечку и вперил глаза в кольца, словно они могли сбежать.       Сонхун развернулся на пятках, останавливаясь лицом к Джеюну, и тот слабо улыбнулся, осторожно кладя сонхунову ладонь на свою в лёгком жесте. Ян оказался сбоку, держа подушечку на ладони, вторую руку спрятав за спиной, когда же Ким остановился за ним, шепча Шиму поздравления — идея, которая пришла юноше совсем спонтанно: поздравить парней с праздником, находясь в самой гуще событий. И всё же, стоило Джеюну признать, его слова стали успокаивающим разум бальзамом.       Шим осторожно подхватил золотое кольцо тремя пальцами, несильно кивая девушке, когда Чонвон скрылся за сонхуновой спиной. Ведущая, сверкнув рядом белых зубов, продолжила:       — Господин Шим, повторяйте за мной: вручая это кольцо, я, Шим Джеюн, клянусь стать для тебя, Пак Сонхун, опорой в плохие времена и счастьем в самые хорошие. Любить то, что знаю в тебе, беречь то, что знаю о нас, и доверять тому, чего ещё не знаю. Я буду уважать твою честность и верить в нашу неизменную любовь через годы и то, что судьба может нам преподнести.       И Джеюн повторил. А Сонхун глотал ком в горле и подступившие к глазам слёзы, потому что знал: несмотря на то, что это зачитала девушка-ведущий, слова были написаны самим Шимом. И, кажется, эта искренность, обещания и признание — всё ощущалось настолько правильным и… тёплым, что держать эмоции взаперти у Пака не хватило сил.       Сонхун смахнул блестевшую в оранжевом свету солнечных лучей слезу, и толпа умилённо завыла, но для Пака не это имело значение, а джеюново лицо перед собой.       — Ты примешь меня? — двеюнов вопрос разрезал словно густой воздух, и Сонхун уверенно кивнул, не зная, будет ли голос его звучать сдавленно, если он заговорит.       Шим поддался чуть вперёд, опустил голову и заскользил золотым кольцом — настоящим в отличие от прошлого раза в Вегасе — по тонкому, чуть подрагивающему пальцу. И тогда кто-то зааплодировал, и вот аплодировали все гости, пока Пак старательно прятал лицо. До тех пор, пока Сону не перенял у Яна подушечку и не остановился рядом с парнем. Он взял не напряжённую джеюнову ладонь, опуская ту на свою в том же самом жесте, что и Шим минутой ранее.       — Повторяйте за мной, господин Пак: я, Пак Сонхун, клянусь тебе, Шим Джеюн, что буду не только слышать, но и слушать, не только быть честным, но и доверять, не только любить, но и быть любимым. Я знаю, что я не идеален, на я обещаю подарить тебе идеальную любовь. Я никогда не подведу тебя и не откажусь. Я обещаю вдохновлять тебя и позволить стать моим вдохновением. Клянусь не сдерживаться и не сдерживать нас. Обещаю утешать тебя во времена печали и любить даже тогда, когда любить может оказаться трудно или когда любовь кажется самой простой вещью, что я могу тебе отдать. Я не буду клясться быть благородным или обещать нашу совместную жизнь в полной гармонии, потому что такого не существует и не может существовать. Я могу пообещать делать всё, что в наших силах и жить так, как мы того хотим. Я не могу пообещать, что всегда буду поступать правильно, никогда не буду злиться, но я могу пообещать, что мы будем вместе, несмотря на то, чтобы не было уготовано нам по жизни. Я могу пообещать, что в темноте я всегда буду рядом и могу поклясться, что эту церемонию, это лицо передо мной и это кольцо я буду любить вечно.       Только произнеся слова, что написал до прилёта в Штаты, Сонхун понял, насколько длинной была его речь. И всё же Пак не собирался жалеть: он сказал то, что хотел. Он сказал всё то, что Джеюн должен был услышать в день их свадьбы.       И Сонхун протяжно выдохнул, прежде чем спросить:        — Примешь ли ты все мои обещания?       Пак не сомневался в ответе, и стоило Шиму кивнуть, как он нацепил кольцо в быстром движении, нежно беря широкую ладонь и переплетая пальцы. Гости вновь зааплодировали, а Сонхун постарался скрыть порозовевшие щёки за каскадом тёмных волос (не стоило упоминания, что из-за заколок ему этого не удалось).       — Эти кольца — неразрывный круг, символ неба и бесконечности. Эти кольца символизируют ваш союз, вашу безграничную любовь. Когда вы посмотрите на эти кольца на своих пальцах, вспомните этот день, данные обещания, и любовь, которую испытываете друг к другу. Перед всеми этими свидетелями вы поклялись соединиться в браке. Теперь вы скрепили эти обещания обручальными кольцами. Властью, данной мне штатом Невада, я объявляю вас супругами!       И стоило только девушке закончить, как Чонвон за джеюновой спиной радостно (почти злорадно, Сонхун уверен) заголосил:       — Жених может поцеловать свою невесту, —и не было толком ясно, кому из парней он адресовал эти слова.       А потом это подхватили и остальные (не те немногие, кто считал брак между мужчинами невесть пойми чем), стали скандировать, и Сонхун пожалел лишь на мгновение, что не мог провалиться под землю, утягивая туда и Джеюна. Так или иначе, именно Пак был тем, кто, прикрыв глаза в тщетной попытке проигнорировать пристальные взгляды, обхватил джеюново лицо ладонями и притянул к своему, впиваясь в пухлые губы, что ответили на поцелуй сразу же. И всё же, несмотря на явное джеюново возражение, Сонхун отстранился почти моментально, лишь надеясь, что его щёки на самом деле не были настолько красными, насколько жаром на них это ощущалось.       Толпа зааплодировала, Чонвон утянул Кима в куда более долгом поцелуй, чем новоиспечённые супруги, а потом они поторопились сойти с небольшой сцены и, проведя всех к обустроенному местечку с фуршетом, схватить по бокалу шампанского, чтобы после отыскать родителей. Сонхун точно не знал, что будет чувствовать Джеюн, — и уж тем более, как он отреагирует — когда встретится с родителями. Возможно, Шим стал хорошим актёром за то время, что они провели вместе, но парень не подал виду, стоило ему увидеть отца в первых рядах. Сонхун увидел только скромную улыбку, которая вскоре отразилась и на губах его матери, и лишь надеялся, что они не продолжат этот спектакль.       «Госпожа Шим, надеюсь на вас. Пожалуйста, возьмите всё в своих руки», — взмолился Пак, когда под руку с Джеюном шагал в их сторону, нервно сглатывая и подавляя мелкую дрожь по телу.       — Наш сын женится, — сказала она чуть громче, чем планировала, а после, закусив алую из-за помады губу, взмахнув руками, продолжила: — Или как это называется… Не важно, в общем-то, — вцепившись в руку супруга, она настойчиво тянула того в их сторону, что вызывало на сонхуновом лице улыбку. — И я не позволю такому старпёру, как ты, испортить моему сыну праздник, — остановившись в нескольких шагах от Джеюна, женщина грозно глянула на мужа, тот кратко кивнул, а после ринулась в сторону Пака с распростёртыми объятиями, лепеча: — Не знаю, говорили тебе это или нет, но ты такой красивый, Пак Сонхун-и, — потянула она, сжимая в крепких объятиях. — А твои слова на церемонии, — она упёрла руки в сонхуновы плечи, отстранившись, и замотала головой, — испортили мой макияж. Как хорошо, что его отец всегда носит белый шелковый платочек в кармане пиджаков, я смогла утереть свои слёзы, — театрально шмыгая носом, женщина широко улыбалась.       — Вы всё равно красивы, госпожа Шим, — сказал в ответ Пак, рассматривая лёгкий макияж на лице и строгое голубое платье на женщине.       — Мой же ты мальчик!       — По-моему, мам, твой сын — я, разве нет? — тыча пальцем в собственную грудь, Джеюн изображал обиду.       Сонхун заметил, как Шим, чуть помявшись на месте, двинулся к отцу минутой ранее, протянул руку, а после заключил в такие же тёплые объятия, на которые его отец ответил. Шим не подал виду, когда слушал то, что говорил ему отец, но Сонхун видел парня насквозь, чтобы знать: что бы не сказал господин Шим, это не было очередной колкой обидой, издёвкой или осуждением. Следовало признать, что джеюнова мама сделала всё, что обещала: не только привезла его в Вегас, но и уговорила, что брак между мужчинами — норма.       Пак не запрыгал на месте от счастья только потому, что его держала госпожа Шим, кидая на сына короткие взгляды.       — Я тебя умоляю, что я в тебе не видела, а? — с улыбкой на лице затараторила она, словно это не имело никакого значения. — Вот таким тебя помню, — она сложила руку в кулак, помахав им в воздухе, — а Сонхун-и, вот это другое дело. Сколько лет мы не виделись? — вдруг поинтересовалась она, заломив бровь.       Пак поспешил ответить сразу же:       — Больше семи лет. С самого поступления в Академию.       — Вот видишь, — она указала в сторону Шима, — а твою физиономию я видела чуть ли не каждый год.       Шим прыснул со смеху, потирая переносицу, а Сонхун не знал, куда себя деть. Впрочем, отрицать, что всё это было забавно, парень не собирался.       — Я заявляю права на своего жениха, мама, — вдруг заголосил Шим, и Пак до чего удивился. — Или мне придётся отбирать его у тебя?       — Хочешь попробовать, — Сонхун готов поклясться, что чувствовал, как в женщине закипал азарт. Вот теперь он очно уверен, от кого эта черта в Шиме. Теперь даже не было сомнений.       — Дорогая, — вдруг начал господин Шим, положив руку женщине на спину, заставляя ту отстраниться. Пак кивнул, приветствуя того, и не знал, было ли уместно поклониться. В любом случае, момент для этого был уже упущен. — Разве не ты говорила, что хотела попробовать всё, что предлагает это место? — она кивнула, обхватывая двумя руками руку мужчины. — Тогда давай оставим мальчикам время друг на друга, ладно?       И госпожа Шим согласилась, помахав рукой на прощание, вслед обещая, что обязательно будет говорить тост, когда все соберутся в банкетном зале. А Сонхун вдруг подумал, что всё складывалось куда лучше, чем он представлял.       — Твоя мама — очаровательная женщина, — только и сказал Пак, разворачиваясь на пятках, готовясь скользить по лужайке и принимать поздравления, вступая в короткие диалоги. Будет большим чудом, если к концу вечера он не будет пьян в стельку.       — Но кое-кто ещё очаровательнее, — бросил Шим, склонившись к сонхуновому уху, заставив кончик покраснеть.       — Иди ты, — слабо ударив парня по руке, Пак вырвался вперёд, взглядом стараясь отыскать Яна с Кимом. Сонхун не собирался предполагать, куда те подевались, когда так и не смог разыскать тех в толпе.       — Вот так сразу, Сонхуни? Сразу после свадьбы? Это разбивает мне сердце.       Джеюнова рука змеёй обвилась вокруг сонхуновой талии, и парень тяжело выдохнул, закатывая глаза. Шим засмеялся, когда тот клацнул зубами, словно собирался вонзить острые клычки в шею, а потом они остановились возле какого-то столика, ввязываясь в разговор с малознакомыми Паку людьми.       И когда солнце опустилось за горизонт, Лас-Вегас погрузился в темноту, а по территории загорелись жёлтые подсвечивающие лампочки, сонхунова голова шла кругом. Отчасти из-за шампанского, отчасти из-за нескончаемых разговоров. Поэтому в какой-то степени парень был даже рад, когда они оказались в банкетном зале отеля, когда гости расположились за круглыми столиками, а в центр помещения вывезли многоярусный торт.       Пак вцепился в джеюнову руку, чтобы удержаться на ноющих ногах, когда кремовое безобразие разрезали на несколько десятков кусков, а после зазвучали новые тосты. Знай Пак, что всё это будет длиться так долго, не поддавался джеюновым уговорам и не высылал бы приглашения всем, о ком говорил парень. Прошло ещё по меньшей мере полчаса (Сонхун думал, что больше), прежде чем не зазвенела лёгкая музыка, и Пак буквально потянул Джеюна в центр, желая размять ноги.       Они покачивались в такт, парочки рядом делали то же самое, когда вдруг Шим спросил:       — Разве сейчас не самое лучшее время, чтобы сбежать? — джеюнов голос звучал приятной мелодией для сонхуновых ушей.       Пак не поднял головы с его плеча, не разлепил словно налитые свинцом веки, когда, чуть опешив, задал ответный опрос:       — О чём ты?       И пусть мысль уйти прямо сейчас казалась Паку до чего прельщающей, это казалось неправильно.       — О том, что если поедем сейчас, то прибудем как раз вовремя, — гладя сонхуновы волосы, Шим остановился, обхватив его лицо двумя ладонями.       — Успеем куда?       — А вот и не скажу, — клацнув Сонхуна по носу, Шим широко улыбался.       А это становилось интересно. Сонхун оживился, наблюдая за плавными джеюновыми движениями, когда тот подошёл к столу, схватил лежащий на нём микрофон и, сумев привлечь внимание гостей, сказал:       — Кажется, пришло время мне украсть невесту, — он состроил невинное личико, глядя на Пака. И не знай он, что то задумал, повёлся бы, как сделали все остальные в зале. — Простите, но я заберу его у вас, — кто-то одобрительно захлопал, и все остальные подхватили. — Благодарим, что пришли к нам, надеюсь, вы сможете запомнить это день. Если у вас будут вопросы, обращайтесь вон к тому не сильно грозному парню в костюме. Ян Чонвон, я рассчитываю на тебя, — заголосил Шим, а после, увидев оскал на чонвоновом лице, встрепыхнулся и, подбежав к Сонхуну и схватив того за руку, рванул вместе с ним к выходу, а там и к парковке, чтобы запрыгнуть в чёрный кабриолет и вырулить на шоссе, словно Ян Чонвон представлял угрозу его жизни.       Сонхун пообещал, что отблагодарит парня парочкой хороших вин, когда они вернутся.       Кажется, Пак смеялся слишком долго, от чего заболели щёки, и горло засаднило. И всё же, то, как Шим заставил их сбежать с собственной свадьбы, было забавно. Казалось, даже больше того. Они вывернули на пустую автостраду по кольцевой развязке, проносясь мимо редких автомобилей, и только тогда парень решил спросить:       — Так куда мы едем? — любопытство бурлило под кожей, и Сонхун ничего не собирался делать с этим.       — Далековато, — ответил Шим, опустив руку на сонхуново бедро, — поэтому можешь поспать несколько часов так точно.       — Так вот почему за нас двоих пил всегда я! — вдруг заголосил Сонхун, опуская ладонь на глаза. Шим со смехом замычал в подтверждение сонхуновых слов. — Вот же.       — Ты отлично справился, муженёк, — мягко сказал Шим.       — Не подкупай меня этими сладкими речами, — Пак шлёпнул того по руке, но Джеюн ладони не убрал.       — Эх, я-то думал, что получится, — театрально вздыхая, изображая раздосадованость, Шим Джеюн выглядел прекрасно.       — Получилось, получилось, — буркнул Пак, клацая зубами, и парень воодушевился, словно только этого и ждал. — Тогда, раз уж наша принцесса-я-сегодня-не-пью настаивает, я постараюсь поспать пару часиков, — зевая, Пак откинулся на сиденье. — Но если тебя нужно будет подменить, растолкаешь меня, ладно?       — Не думаю, что это потребуется, но я буду иметь в виду, — поглаживая кожу на сонхуновом бедре, Джеюн бросал краткие взгляды в сторону расслабившегося парня. — Сладких снов, принцесса.

* * *

      И вновь восьмичасовой путь, пара остановок — и они в Сан-Франциско. Зудящая боль за глазами, кружащаяся голова из-за похмелья, но отчего-то разливающееся по телу предвкушение. Сонхун так и не смог разобраться, что задумал Шим, когда проснулся от неспокойного сна и увидел расслабленного парня, что осторожно вёл авто на скорости, а направляющие знаки только и успевали, что сменяться один за другим. Шим снял пиджак, кинув тот на заднее сиденье, и закатил рукава белой рубашки до локтей. И Сонхун был бы самым настоящим глупцом и вруном, если бы сказал, что такой джеюнов вид ему вовсе не нравился.       Они остановились на рассвете у въезда в город, наблюдая, как солнце катилось по небу, освещая лучами серость уходившей ночи, и Сонхун улыбался, словно глупец, когда глядел на экран сотового и на чонвоновы сообщения, в которых он обещал оторвать парням головы, когда те вернутся. Шим выхватил его телефон, печатая краткий ответ от сонхунового лица, и Пак не возражал, лишь растянулся на капоте чёрного кабриолета, уставившись на оранжево-голубое небо.       А потом ещё несколько часов в машине — Сонхуну было весело, особенно, стоило Шиму включить музыку — и они оказались за воротами виллы на побережье. А в голове Пака всё крутился один и тот же вопрос: когда только Шим Джеюн успел спланировать всё это?       И Сонхуну не нужно было спрашивать, чтобы получить лёгкий ответ:       — Я подумал, что мы не захотим вариться в этом котле из гостей и следующие сутки, поэтому выбрал место дальше от Вегаса, — Шим пожал плечами, словно то, что он говорил, было само собой разумеющимся. — Поэтому, — Джеюн хлопнул в ладоши, опуская ладони на заднюю сторону сонхуновой шеи, притягивая лицо парня к своему, — на ближайшие сутки этот дом — наш, Пак Сонхуни, а на ближайшую жизнь ты — мой, — он широко улыбался, и было более чем очевидно, к чему тот клонил.       — Вот теперь это ещё больше похоже на похищение невесты, — сказал Пак, часто кивая, когда джеюновы губы растянула улыбка.       Но Пак не собирался протестовать. Кратко чмокнул Шима в губы и выбежал из авто, словно Джеюн представлял угрозу, несясь по вымощенной тропинке прямо к широким стеклянным дверям двухэтажной виллы на холме, балкон которой, Пак не сомневался, выходил прямо на побережье. Запыхавшись, он остановился в гостиной, но почти сразу же был подхвачен сильными руками, что в моменте обернулись вокруг его талии, и Шим, не обращая внимание на шуточные сонхуновы удары, понёс парня в сторону выхода, — не вглубь дома, как думалось самому Сонхуну, — что-то бормоча. Джеюн опустил Пака только тогда, когда прошерстел босыми ногами по песку пустынного пляжа, остановившись в паре сантиметров от пластиковых лежачков, аккуратных красно-белых зонтиков и столика с напитками. Пак заломил бровь, когда его опустили на один из них, но парень лишь пожал плечами, занимая место рядом.       — У нас нет одежды полегче, — указывая пальцем на костюмы на них, говорил Шим, — поэтому либо так, либо голышом, — он заиграл бровями, чуть присвистывая, и Пак сделал всё, что было в его силах, чтобы не ударить супруга по груди в вовсе не лёгком жесте. — И второй вариант, Пак Сонхунни, мне нравится больше, — Сонхун закатил глаза, театрально цокая языком. — Но это не важно: раньше или позже ты всё равно останешься голым. Рядом со мной или подо мной — это уже детали.       И Сонхун готов был поклясться, Шиму, мать вашу, Джеюну вовсе не было стыдно. Впрочем, пришлось Паку словить себя на мысли, что и сам он стыда не ощущал. Всё дело в пагубном влиянии супруга, он уверен.       Они лежали под утреннем солнцем на пустынном (пока) пляже, потягивая безалкогольные коктейли — несмотря на расспросы, Шим так и не раскололся, кто ему помогал всё устроить и не было ли здесь снующей прислуги (а судя по всему, её в самом деле не было). А стоило жару погоды усилиться, как Пак поглядел в сторону виллы, которую пусть и не успел рассмотреть, но сквозь прозрачные двери приметить бассейн — очень даже сумел. Вероятно, поэтому, опрокинув остатки приторного мохито, он поддался к Шиму, схватил того за руку и под протяжное «пойдё-ём со мно-ой, жё-ёнушка», потянул парня в сторону прохладной воды, подальше от глаз тех, кто стал собираться на публичном пляже.       Они остановились у небольшого (большого) бассейна, с одной прозрачной стенкой и видом на отдалённый город. У Пака перехватило дыхание, стоило поглядеть на вид, но это чувство вскоре исчезло, оставляя слабый привкус сладости на языке, и тогда парень потянул рукава расстёгнутой рубашки, спустился вниз к прозрачной пуговице на белых (на удивление, всё ещё) штанах, сянул и их, а следом запрыгнул в воду, расплёскивая ту вокруг.       Когда Сонхун вынырнул, намоченный Джеюн зашипел, в резком движении стягивая тёмные штаны вниз по ногам, а после, лепеча что-то несвязное, запрыгнул в прохладную воду следом, выныривая через мгновение прямо напротив смеющегося Пака.       — Чего ты так смотришь? — со слабым смехом спросил Сонхун, когда Шим не отвёл взгляда, а лишь стоял напротив и глядел на сонхуново лицо.       — Потому что мой супруг красивый, — слова сорвались с джеюновых губ так естественно, что Пак негромко охнул, а щёки и кончики ушей мигом окрасились в красный. — А ещё потому, что он до чего мило реагирует на комплименты, — добавил Шим, оборачивая руки вокруг тонкой сонхуновой талии, притягивая парня к себе. — А ещё потому, что его хочется целовать и не отпускать, — Джеюн слабо клюнул Пака в нос, заставив того прикрыть глаза и подняться на носочки, желая получить больше. Но Джеюн не делал больше ничего, лишь замер, наклонив голову в бок, и наблюдал за Сонхуном.       — Кто вы, и что вы сделали с моим Джеюном? — вдруг залепетал Пак, так и не открывая глаза. — Что за непривычные нежности? — казалось, парень говорил всё, что вертелось на его языке. Впрочем, Шим не был против.       — Не нравятся? — скорчив обиженную гримасу, Шим закружил их в воде, поддаваясь в сторону стеклянных бортиков.       — Нравится, — на вдохе ответил Пак, закидывая руки парню за шею, пальцами перебирая намокшие пряди на затылке.       Они провальсировали к стеклянному ограждению, а когда остановились, Шим развернул парня лицом к оживающему городу, упирая руки в стекло пообок. И Пак стоял молча, глядел в даль и кусал нижнюю губу, всё не решась спросить то, что немым вопросом весело в воздухе все эти дни. И всё же через минуту невыносимого молчания Сонхун на выдохе выпалил:       — Когда мы вернёмся в Корею, что будет дальше? — обдумай Пак вопрос чуть получше, сказал бы иначе, но стоило вопросу прозвучать, разрезая давящую тишину, как это больше не имело значения. Джеюн чуть опешил, когда Пак повернулся к нему лицом, глядя аккурат в глаза, а после продолжил: — Я имею в виду, что мы будем делать с работой: мой офис в Кванджу, твой — в Сеуле, и проведя столько времени здесь с тобой, на отношения на расстоянии я не согласен, можешь даже о них не заикаться, — вертя указательным пальцем в воздухе, Пак поддался вперёд, чтобы упереться в джеюновы плечи. — Но и сидеть взаперти, как послушная жена-прислуга, я тоже не буду, — и пусть слова с уст Сонхуна звучали шуткой, но они оба знали, что парень говорит всерьёз.       — Очаровательный Пак Сонхун-и может быть женой-прислугой? Тогда, обручившись с тобой, я выиграл лотерею! — протянул Шим, играя бровями, на что Пак лишь клацнул зубами, закатывая глаза, одними губами говоря «иди к чёрту». — Но, дорогой супруг, кто сказал, что двое директоров не могут занимать один офис?       Джеюновы слова звучали… логично. И вдруг Пак почувствовал себя идиотом, потому что до этого в самом деле верил, что у их с Джеюном истории по возвращению в Корею было лишь две развязки: они бы разъехались из-за работы или Сонхун бы томился в их квартире и чувствовал себя бесполезным. Пак не стал думать, почему он не думал о том, что сказал Шим, раньше, но меньшим глупцом ощущать себя не стал — его щёки зарделись ещё сильнее, а жар охватил и заднюю сторону шеи, и вновь кончики ушей.       — Тогда никаких очаровательных секретарей в офисе, — начал Сонхун, унимая разбушевавшиеся чувства.       — Никаких не будет, — кратко ответил Шим, делая небольшой шаг вперёд.       — Я буду надоедать.       — Я буду только рад твоему присутствию, — проведя языком по пересохшим губам, Джеюн впечатал оголённую спину парня в холодное стекло.       — Мы перестанем скрываться ото всех и вся, — наконец выпалил Пак, глядя на Шима с серьёзностью вперемешку с игривостью, вдавив пальцы в кожу на шее парня.       — И я буду согласен с этим, — мягко вымолвил Джеюн.       — Я буду просить поцелуев прямо на рабочем месте, и мне будет всё равно на регламент, — казалось, это в самом деле начинало походить на игру.       — А я буду исполнять каждое желание моего супруга. Всё, что ты пожелаешь, я сделаю, Пак Сонхун: перепишу регламент, заявлю о наших отношениях, отдам тебе сеульский офис — всё, что только можно представить, — и Джеюн говорил серьёзно. Не потому, что вещи, которые он обещал, были незначительны. А потому, что он собирался сделать всё, что было в его силах, чтобы Пак был счастлив. Ведь он произнёс клятву и не собирался её нарушать. Ни сейчас. Ни по возвращению в Корею. Ни через сорок лет. Шим пообещал, что Сонхун станет его приоритетом, и парень не собирался нарушать обещания.       — Тогда поцелуй меня, Шим Джеюн.       И его не нужно было просить дважды. Шим поддался вперёд, касаясь губами губ Пака в нежном поцелуе, неосознанно всё сильнее вдавливая тело парня в холодное стекло. Сонхун протяжно выдохнул прямо в джеюнов рот, когда широкая ладонь опустилась на бедро и поползла вверх к оголённому животу, очерчивая круги на выступающих кубиках пресса. Шим давил губами сильнее, с причмокиванием отстраняясь только для того, чтобы обрушить алые уста с новой страстью. Джеюн целовал так, словно так мог обнажить все свои чувства. Целовал долго и собственнически, как если бы они целовались на глазах у толпы. Шим Джеюн целовал так, словно обещал что-то, словно это было единственным способом скрепить клятву. И Сонхун не собирался убеждать парня в обратном, отвечая так же настойчиво на влажные джеюновы поцелуи.       Пак зарылся рукой в короткие волосы на затылке, пропуская через тёмные пряди пальцы, оттягивая те у корней, подталкивая джеюново очаровательно лицо ближе к своему (словно это вообще возможно было). Джеюн обернул руку вокруг талии, скользнул вниз по позвоночнику, еле касаясь пальцами кожи, заставив лёгкое электричество прошить тело, пока не опустил ладонь на ягодицы, сминая одну, вдавливая в молочную кожу пальцы, пока стон не прозвучал прямо в его рот.       Сонхун судорожно вдохнул, зажмурившись, скрёб ногтями по джеюновому затылку, пока отстранялся от манящих губ лишь для того, чтобы прильнуть к ним снова, языком ведя по нижней, пока и те не сплелись в неведомом парне танце. А потом Шим подхватил Пака на руки, заставив обвить ногами его поджарый торс, и будучи ещё ближе прежнего, стал вести влажную дорожку к ключицам с до чего пошлым причмокиванием — Сонхун не уверен, звучали ли они так же громко, как он то слышал, но это почти не имело значения — отлепляя губы от покрывшейся мурашками кожи. Джеюновы губы расходились в улыбке, когда розовато-фиолетовый след оставался на молочной сонхуновой коже, когда парень выгибался в спине, стоило широкой ладони заскользить по животу так близко от эрегированной плоти, но нарочно не касаться её.       Сонхун протяжно замычал, подавив рвавшееся хмыканье. Джеюн слабо захохотал, осторожно целуя раскрасневшиеся и опухшие губы.       А потом, подхватив парня на руках поудобнее, вдруг развернулся на пятках и зашагал к небольшим ступенькам, целуя кончик сонхунового носа, место под глазом, влажный лоб и вновь губы. И стой бы Пак рядом, наблюдай за Шимом со стороны, точно назвал бы парня подобным греческому богу, когда с ним на руках тот стал выходить из воды, что бежала по оголённым телам, холодила кожу и стекала вниз. А стоило ему выйти на кафельную тропинку, как влажный след от их тел тянулся и по ней, следуя за джеюновыми следами.       Сонхун хмыкнул, когда они оказались внутри прохладного помещения, и не знал, бежали ли мурашки из-за холодного воздуха внутри виллы или из-за прикосновений Шима к его спине и ниже, пока парень настойчиво игнорировал сонхуново возбуждение. Пришлось Паку прикусить губу, чтобы мольба не сорвалась с них — он бы сошёл с ума (возможно, буквально), позволь словам прозвучать.       Джеюн протанцевал по небольшому коридорчику, пролетел пару пролётов по лестнице, ступил на паркет второго этажа и уверенно двинулся к дальним комнатам, пока не остановился у одной из них, толкнул ногой белую дверь и вальяжно прошагал внутрь, одной рукой удерживая сонхунову голову, второй держа под ягодицы. А потом в лёгком движении, словно Пак Сонхун ничего не весил, опустился с ним на мягкие простыни двуспальной кровати с замысловатым балдахином и узором на полупрозрачной ткани, нависнув сверху. Пак разлепил веки, приоткрыв рот, не убирая рук с джеюноой шеи, чувствуя, как играли мышцы под ладонями.       Шим восхищённо улыбался. Эта же эмоция отразилась и на сонхуновом лице, стоило парню по-глупому (Пак об этом не думал) захихикать, тянясь к румяному джеюновому лицу, прося ещё один — не один! — поцелуй. Джеюновы губы на его во влажном страстном поцелуе ощущались… великолепно. Словно Шим — черти — Джеюн стал самим воплощением сладостного греха. И Сонхун сейчас охотно поверил бы в это, выгнувшись в спине, собственным возбуждением скользя по джеюновому, тяжело выдыхая через нос, сминая мягкие алые уста его жёнушки.       И Пак готов поклясться, ругательство с губ Шима сорвалось почти комплементом, когда парень вдавил сжатые кулаки в подушку рядом, дёрнув бёдрами в движении, идентичном сонхуновому. И всё же не было сомнений, куда в конечном итоге всё это их заведёт. И никто из них не собирался противиться этому.       — Ты должен мне брачную ночь, — на выдохе прошипел Пак, опустив раскрытую ладонь на часто вздымающуюся грудь парня, ведя по ней, слегка надавливая на бусины розовых сосков и ведя дальше вниз.       — Ровно как и ты мне, — в той же манере ответил Джеюн, поддаваясь вперёд, с тихим рычанием прильнув к напряжённым желвакам на сонхуновой шее.       Пак охнул, когда парень прошёлся по зудящему от засоса месту на шее кончиками острых зубов, следом ведя влажную дорожку языком. Глаза закатились сами собой, и протяжное сонхуново охканье распространилось по комнате, отбиваясь от голых стен. Сонхун дугой прогнулся в спине, вонзая ногти в загоревшую кожу на груди супруга, оставляя следы-полумесяцы на ней, стоило Джеюну заскользить тёплыми пальцами вниз по животу, провести дорожку по бедру, а после, впившись в кожу на его ноге, согнуть ту в колене и заскользить следом по внутренней стороне бедра, пока пальцы не застыли возле кольца мышц. Сонхун глотал ругань, вертевшуюся на языке, когда Шим поддался вперёд, чтобы подхватить со стеклянного столика — будет очень жаль, если вдруг они его сломают — пластиковую бутылочку со смазкой, игнорируя лежащий рядом пакетик с презервативом.       Сонхун поднялся на локтях, затаив дыхание, пока пальцы, обильно смазанные в лубриканте, проскользнули внутрь, растягивая довольно быстро поддающиеся мышцы. Пак не прикрыл глаз, уставился на сосредоточенное джеюново лицо, кусая губы, когда шершавые аккуратные пальцы касались аккурат комочка простаты внутри. Парень упал на спину, когда послышался сдавленный стон. А после в ловком движении обхватил джеюнов член оттягивая кожу у головки, разнося блестящие прозрачные капли по всей длине, надавливая на уретру, пока не услышал звенящее в ушах джеюново шипение.       Шим вытащил пальцы из растянутого Пака только для того, чтобы заменить их своим членом, и, не теряя и мгновения, стал двигаться. Резкий толчок, ещё один и ещё — и Пак, казалось, отправился на сами небеса. Джеюновы губы на его теле, его руки, блуждающие по выгнутой спине — и Сонхун потерял себя. В самом деле, всё, что касалось с Шим Джеюном, не имело ничего общего с привычной для Пака рациональностью. Всё, что касалось Джеюна (и сонхуново тело сейчас в том числе), было о чувствах, об отношениях и двух сердцах (телах), сплетённых брачными узами не из-за обстоятельств, а из-за любви. Ко всему, что касалось Джеюна, Сонхун не мог быть безразличным.       Два года назад, указав на джеюново сердце, он сказал, что теперь оно его. И Пак собирался нести ответственность за сказанные тогда слова. В том числе и за те, которые прозвучали прошлым вечером.       Шим махнул бёдрами, закинув сонхунову ногу на своё плечо, и второй сжал простыни в кулак, когда голова закружилась, а тело пронзил словно электрический разряд. А когда джеюновы движения стали резче, а смешавшиеся стоны — громче и протяжнее, Пак почувствовал бегущий по телу жар, что стал завязываться в тугой узел внизу живота.       И не было больше смысла держаться за отголоски самоконтроля, словно хоть когда-нибудь до этого могло помочь рядом с Шимом. Сонхун, задыхаясь, вдавил пальцы в широкие плечи парня над ним и, бессвязно что-то бормоча, кончил на собственный живот, чувствуя, что Шим изливался следом.       Джеюн сделал ещё пару глубоких толчков, прежде чем выйти и, подняв парня с простыней, зашагать в сторону ванной, лепеча:       — А теперь, кажется, самое время искупаться, Пак Сонхун-и.       И лёжа в ванне, прижавшись спиной часто вздымающейся джеюновой груди, Сонхун собирался в который раз признать: он никогда не сможет привыкнуть к тому, что было между ними с Джеюном. Ни после свадьбы. Ни когда-либо ещё. Шим Джеюн заставлял коленки подкашиваться, а пальцы — трястись. Шим Джеюн коснулся его души, стал её частью и поселился в сонхуновом сознании на десятки лет.       Пак не перестанет. Не перестанет ощущать тот трепет в груди, когда они поселяться в их квартиру. Когда они обставят там всё так, как они того желают. Не перестанет дрожать под джеюновыми руками. Не перестанет тянуться к нему. Не любить Шим Джеюна не возможно — это то, что он собирался показать и самому парню.       Десять лет назад Пак Сонхун пообещал себе прожить жизнь, достойную восхищения. Сейчас же Пак Сонхун обещает прожить её вместе с Шимом. В болезни и здравии, в плохие и хорошие времена.       Он обещал остаться с Джеюном.       И собирался это исполнить.