Петля Мёбиуса

Пролог

У самой горячей любви самый холодный конец

Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, возможно, так оно и есть, но сейчас мы не об этом. Эта история любви, граничащей со странной одержимостью чужими тайнами, началась давно, в мире, где Индия никогда не была колонией, а переход в индустриальный мир не мешал людям жить по принципу «кровь за кровь». Тот год считался неудачным по праву череды случайностей, вылившихся в огромный ком проблем, которые стоило решить, но на них благополучно закрывали глаза, как бы отмахиваясь, мол, «меня не касается, а значит, как таковой проблемой это не является, чего голосить». Вероятнее всего, постепенно надвигающуюся катастрофу видеть просто не хотели, как это обычно случается с людьми, обросшими нездоровым эгоизмом, которые вырастали в тепличных условиях, не зная бед. Последствия своих действий они бы застали только в старости или предстарческом возрасте, когда все дела переложены на уже подросшее поколение, а из волнующего остается только собственное здоровье. Впрочем, и не о них наша история. Скучна судьба у тех, кто не идёт на риск. Как сейчас помнится тот несвойственный, холодный для лета вечер, а может, и ночь. До медленного перехода одного времени суток к другому откровенно никому не было дела. Ко всему прочему погода начала портиться ещё за неделю, начиная с вечных дождей, которые для некоторых были благословением, но для семей Дюжины — самым что ни на есть прискорбным явлением, мешающим провести очередной день в ленном неведении. В семье Шарма вместе с дождем лились горькие слезы убитой горем матери, винившей себя в недосмотре за ребенком. Кто же знал, что в пучине ненависти может появится такая же темная похоть, не абы к кому, а к семилетней девочке, одной из возможных наследниц на место главы. Конечно, при живом брате девочку всерьез не воспринимали, но родители усердно обучали её почти наравне с братом, приговаривая, что когда их не станет, то она сможет помочь брату. Возвращаясь к горю матери, то тогда всё обошлось с одной стороны, а с другой навалились проблемы, требующие немедленных решений. Безутешная женщина искала поддержки в своём осунувшемся муже, на лице которого эту неделю было исключительно суровое выражение: нахмуренные брови, плотно сжатые губы и яркие мешки от бессонных ночей и появившейся на фоне стресса простуде. В его голове рождались и также умирали греховные мысли о том, как он мог поступить. Очередная ссора с того вечера, но в этот раз в ней была маленькая особенность. Незваный гость и нежеланный слушатель, прятавшийся в тени сумрака. Ей говорили не влезать в дела взрослых, но интереса в ней было чуточку больше, чем желания слушать указания. Если честно в тот момент она об этом даже не вспомнила и с совестью спорила максимум секунду В тот же вечер в комнате, пропахшей благовониями и какими-то целебными травами, название которых было известно исключительно врачам и небольшому количеству заинтересованных людей, ворочалась семилетняя девочка. Дивия проснулась то ли от пересохшего от благовоний горла, то ли от едва разбираемых криков матери, которая на её памяти кричала так впервые. Тогда ей этот крик показался скорее рыком, нежели нежным голосом мамы. Ей говорили не влезать в дела взрослых, но интереса в ней было чуточку больше, чем желания слушать указания. Если честно, в тот момент она об этом даже не вспомнила и с совестью спорила максимум секунду. Голова отчего-то раскалывалась, а первые шаги с постели делались с титаническими усилиями. Было уже темно, поэтому она, словно вор, кралась по коридорам в сторону звука. Усиливался он с каждым шагом, мама с каждым словом всё сильнее повышала голос. Она чеканила слова, как кузнец кует мечи, но без особой нежности. Дивия вздрагивала от каждого такого словесного удара. Вот она и добралась до приоткрытой двери, в которой отчетливо были видны силуэты родителей: матери, стоящей к ней спиной, и отца, чей взор был направлен на любимую. В отличие от матери, он говорил спокойно, почти миролюбиво, как и подобает его характеру. Он, конечно, был строг, но рядом с женой всегда смягчался, не смея смотреть на неё с какой-либо негативной эмоцией. Видеть мать в таком состоянии для маленькой Дивии было самым настоящим ядом, который моментально поражал все части тела. Дивия и не догадывалась, что такие ссоры продолжались уже целую неделю, которые она беспамятно провела в кровати. Она боялась, что наутро с их лиц пропадут улыбки и они не погладят девочку по голове, говоря о том, как сильно они её любят. На глазах наворачивались слёзы, поспешно утираемые краем сальвари. Боль Дивии была связана с мыслями о том, что мама злилась на неё. Её имя ни разу не проскальзывало в криках, но на уровне чувств Дивия понимала, что причина — она. Она даже не понимала, от чего мать гневается. Дивия всегда старалась быть примерной ученицей и хорошей дочерью, о которой можно мечтать. Да, она иногда убегала играть туда, куда ей запрещали, но делала Дивия это тайно. Её не могли с этим засечь, а значит, и причина была в другом. Эта неизвестность Дивию пугала. Как просить прощения за то, в чём сама не уверена. Кайрас её учил, что лишний раз лучше держать язык за зубами, чтобы ненароком не попасть ещё больше. Этот совет она усвоила и всегда его придерживалась. — Сколько раз я могу говорить об одном и том же, — женщина выдыхает, собираясь с мыслями. Из-за частых хрипов голос охрип, а слова давались с трудом. Она была вымотана морально и физически. — Ты господин моего сердца, я всегда следую за тобой, вставая на твою сторону, но как ты можешь быть таким жестоким, — плечи женщины задрожали от навернувшихся слез. Мужчина поспешил огладить её по плечам, стараясь успокоить. В его взгляде Дивия могла увидеть неуверенность и вину. — Я понимаю, что она сотворила то, что простить нельзя. Дубеям только дай повод, и они нас сожрут, но прошу, придумай что-нибудь, — женщина уткнулась мужу в грудь, ища в нем тепло и поддержку. Дивия была готова отдать матери все свои украшения и игрушки, лишь бы не видеть её такой сломанной. Ей уже хотелось перестать прятаться, а просто выбежать и уткнуться женщине в колени. Просить прощения за всё, что можно и нельзя, говорить о том, что она у неё самая лучшая, и умолять не бросать её. Гнилой червячок внутри шептал о том, что она стала им противна, а её подарки будут никому не нужны. Мама, словно раненый зверь, плакала, пытаясь сказать что-то ещё, но выходили непонятные всхлипы. Отец поглаживал женщину по спине, шепча успокаивающие слова. Она не плакала так даже на похоронах бабушки. Мама всегда была противоположностью отца: яркой, вечно улыбающейся и невпопад шутя шутки, непонятные для Дивии исключительно в силу возраста, но вот взрослые их любили. Что таить, маму любили и жаловали в своей компании все женщины, а иногда и мужчины, с которыми отец моментально разбирался. Они дополняли друг друга: рассудительному и вечно спокойному отцу нужна была мать, вносившая краски в его жизнь, а ей нужна была тихая гавань в виде отца, который остановит её, в случае если мать потеряет над собой контроль. Мама в очередной раз прохрипела: — Ты же придумаешь что-нибудь? — сказала она это со всем оставшимся отчаянием, что было у неё в сердце. — Любовь моя, моя нежная джани… Ты же знаешь, что я думаю. Каждую свободную…Нет, не только свободную. Я на протяжении всей недели перебираю возможные варианты, —мужчина почти шептал, но дивия его прекрасно слышала. Что же она могла натворить, что даже сам отец не мог найти решения. — У нас ещё есть время, но пока есть только один вариант. Это тот о котором я говорил. За это нас постигнет кара, но зато ей не будет грозить опасность. Просто кивни и я всё сделаю, —отец огладил щеку матери, смотря ей прямо в глаза. — Всю вину я беру на себя. Они с минуту стояли неподвижно, но потом мама кивнула, разрыдавшись пуще прежнего. Дивия уже хотела пойти к себе, чтобы самой ждать неизбежного, но заметила, как отец перевел взгляд прямо на Дивию. Сначала на его лице проскользнуло удивление, а потом появилась грустная улыбка, как будто прощаясь с ней. От этого по спине поползли мурашки, сковывающие тело. Неужели её собирались выгнать из дома, но за что? Страх, обида и печаль заполнили сердце Дивии, сажая в нем семя злости. Она слышала, как некоторых девочек отправляли на съедение взрослым мужчинам, и одной из них ей становиться не хотелось. Уже не стараясь быть скрытной, Дивия рванула в сторону своей комнаты, роняя слезы. За спиной она услышала звук распахнувшейся двери и крик матери, прошедший как-то через неё. Слов она не разобрала, а может, мама и просто кричала. Неожиданно Дивия зацепилась за край сальвари, падая и ударяясь головой. Мир перед ней померк.

Глава 1. Забытые гости из прошлого.

С той самой ссоры уже много воды утекло, кто-то отправился в цикл перерождения, а кто-то просто вырос. Для некоторых судьба вывернулась удивительным способом, полностью сходя с пути задуманного. Некогда наследница одной из самых влиятельных семей Дюжина теперь проживала в борделе. Вот только от судьбы не убежать, и всё, что уготовано, обязательно сбудется. Стояла знойная, до ужаса противная погода, в особенности для такого квартала, как Дхарави. Что говорить об одном из самых бедных районов Индии, где большинство спало лишь в подобии домов, а то и вовсе на улице. Самый настоящий палисадник заразы и инфекций разной степени тяжести. Большинство таких домов отсроилось уже лет сто назад и нуждались в ремонте, но ни сил, ни денег на такое удовольствие ни у кого не было. Даже их бордель был увешан разными тканями, которые закрывали некрасивые доски и пытались удержать хоть какое-то тепло. На памяти Дивии с этим они справлялись плохо, но вот прятаться за ними было хорошо. Ни у кого не хватало ума заглянуть за них. Здесь не так чувствовался запах гнили от неубранных с прилавков овощей, которые от жары портились быстрее обычного. Эта и так не очень приятная смесь смешивалась уже с вонью от людей, мочи и дерьма. Гулять по улицам было невозможно, да никто и не старался, кроме мальчишек, выросших тут и уже впитавших в себя все запахи. Большинству девушек было хуже, родители, а точнее отцы, движимые традициями, запрещали им выходить. Хотели, чтобы они оставались чистыми, и если не получится выгодно продать для брака, то всегда можно было сдать в бордель. Свежее мясо всегда ценилось дороже. Сегодня квартал был особенно оживлен. Точнее основная составляющая до странности активизировалась. Продавцы на скорую руку выставляли на витрины лучшие товары, прибавляя к цене несколько ноликов. В такую гнетущую погоду главным товаром была вода, которую они приподносили за чистую, но на деле она была набрана из ближайшей реки, из которой все пили, справляли нужду, мыли себя и посуду, а также из воды которой готовили. Те что поумнее набирали её в закрытые фляжки, не показывая насколько мутной и грязной она была. Дивии думалось, что даже в луже вода будет почище, а эта была рассадником заразы, передающейся из поколения в поколение. Солнце светило, находясь в зените, светило ярко, ослепляя всех прохожих, но не грело. Оно скорее душило и подталкивало к лени и портило настроение. В прошлый такой застой по кварталу прошла волна смерти, забирая кого от жажды, кого от теплового удара. Тела таких исчезали, как только их замечали. Вероятнее всего, всех съедали. Их жизнь всё равно никому была не нужна, а другие смогут прожить очередной день и, может, совершить что-нибудь великое. Единственное, на что надеялась Дивия, — лишь бы они не продавали мясо на рынке. Пока они ели людей, ей, конечно, как любому нормальному человеку, было противно, но по большей части всё равно. Пока её это не касается, они могут делать что хотят. Дивия пряталась за шторой, прижимаясь спиной к стене. Она аккуратно выглядывала из-за неё, стараясь рассмотреть, что могло вызвать такой шум. Но делала это так, чтобы никто не заметил. Сейчас у неё были рабочие часы, а значит, и быть её здесь не должно. Ей сейчас нужно было прислуживать гостям в номерах, которые развлекались с другими бедиас. Дивия могла оказаться среди них, но отчего-то хозяйка хранила её до совершеннолетия, поговаривая, что именно в этом возрасте раскроется её настоящая красота. Дивия этим пользовалась и отлынивала даже от такой работы. Она понимала, что наглела, но пока ей это сходило с рук, переставать она не планировала. Особенно она спешила улизнуть, когда в вечно спящем квартире оживали не только мухи. Такое случалось, когда обычно в Дхарави смел ступить кто-то до ужаса состоятельный и похожий на того, кого легко развести на деньги или незаметно украсть. Эти экзотики находили в прогулке по их району что-то особенное, но скорее просто упивались, что им повезло родиться в семье получше. Большинство после таких прогулок шли в бордель, нужно же было как-то успокоиться от душевных потрясений и окончательно самоутвердиться за счет безвольной женщины. Многие, конечно, надеялись, что богачи приходили для того, чтобы забрать их отсюда. Даже при живых родителях некоторые дети надеялись, что они приёмные и рождены были в более состоятельных семьях. Наивные. Видя неторопливо идущего мужчину, Дивия удивилась его спокойствию. Он слишком выделялся из их общей квартиры и не подходил для их грязи. Он был на порядок выше всех тех, кто приходил до этого. У него был легкий презрительный прищур и дежурная улыбка, скорее отталкивающая, чем располагающая к себе. Удивительный мужчина, от которого одновременно хотелось спрятаться и смотреть издалека. Подойдешь ближе, и он раздавит тебя одним словом или случайно брошенным взглядом. Специально он на таких, как они, смотреть не будет. В её голове появилась мысль о том, что он мог бы её забрать. Быть прислугой или игрушкой для утех у богатого лучше, чем быть игрушкой для всех, причем за маленькие деньги. Местные бедиас иногда не могли себе позволить купить поесть. Мужчины платили крайне мало. А Дивии с каждым годом хозяйка всё чаще напоминала о совершеннолетии, и это давило больше, чем если бы её просто подложили под какого-нибудь мужчину. Для особо чувствительных хозяйка отсыпала какой-то наркотик, позволяющий в моменте забыться. Но даже так это казалось таким отвратительным и неправильным. Дивия же выше этого. Дивия лучше их. Жаль, держать её вечно как нахлебницу никто не собирался, если её не подложит под кого-нибудь хозяйка, то это сделают бедиас младше её. Им таких поблажек не полагалось. Хотя это не им с самого детства объясняли, что их роль в жизни — это ублажение мужчин. Все такие знания из её головы выветривались, благодаря чудесной выборочной памяти. Забывалось всё, что не ей не нравилось. Воля к жизни и эта забывчивость помогли ей дожить до нынешнего момента. Будь она чуть слабохарактернее, то непременно пошла бы по накатанной, погружаясь в мир пошлости и раздвигая ноги раньше положенного срока. Поэтому Дивия и понимала обиду остальных, но просто в этом мире кому-то везёт, а кому-то нет. Дивия этой самой удачей была целована и любима. Если всего этого было не избежать, то она могла бы просто улучшить своё положение, а там уже действовать исходя из ситуации. Может, она надоест ему уже через лет пять, и её отпустят. Несмотря на всю свою злость к миру, ей хотелось верить в лучшее для себя. Она придерживалась мнения, что на плохие исходы стоит рассчитывать меньше, чем на хорошие. Мысли могут быть материальными, и при мыслях только о плохом это плохое и будет происходить. Всё лучше, чем умереть от передозировки опиума или от побоев особенно буйного клиента, как случалось с некоторыми. Их Дивия молча осуждала и не понимала, почему они идут по такому пути, но подозревала, что отчасти дело было в кардинально разных взглядах на жизнь. Дивия верила только в себя и иногда в других людей, но никак не во всевышнего, который якобы преподносил всё это как испытания. Если тебе не нравится твое положение, то стоит что-то да делать, а не жить с установкой «где родился, там и пригодился». Вслух она этого никогда не говорила сугубо из-за личной выгоды. Многим старшим здесь она была почти как дочь или в крайнем случае младшая сестра. Её баловали, отдавая частицу с трудом заработанной выручки, которую она прятала и откладывала на тяжелый день. Она бы в любом случае отсюда сбежала, а там бы устроилась в место, где всем бы было плевать на какие-то статусы, данные при рождении. Если задуматься, то Дивия единственная ходила без побоев и шрамов. Для неё это было доказательством собственной правоты. Это льстило самолюбию. Девушка поправляла свою одежду, стараясь утянуть одежду так, чтобы её формы стали выразительные, а открытых частей стало больше. Мужчины обычно только таких и любили, были, конечно, исключения, предпочитающие поневиненнее, но таких точно искали не в борделях, а в том, что он потом пойдет сюда, Дивия была почти уверена. Наконец Дивия набралась смелости выйти из своего иллюзорного укрытия и случайно упасть перед мужчиной, возможно, смущенно улыбнуться и поспешно извиниться за свой налет, а потом встать, отряхнуться и начать поправлять одежду, как это иногда делали отчаянные простушки, надеявшиеся, что их, безродных, кто-нибудь заберет. Дивия себя к их числу не приписывала, она стояла на уровень выше, а значит, и шанс выбраться был. Все планы Дивии рухнули в один момент. Она не поняла, когда встретилась с ним взглядом. Это произошло так неожиданно и прошло вспышкой тока по телу. Ноги подогнулись, а по щекам от смущения расползся румянец. Она была готова провалиться сквозь землю. Ситуация вышла из-под контроля. Вот только был ли он когда-нибудь у неё? Она быстро спряталась за штору, надеясь, что примут её за пришибленную, да болеющей умственной болезнью. Пока в голове перебирались всевозможные планы, Дивия не заметила приближающихся шагов. Они были почти бесшумны, незнакомец ступал размашистым, уверенным шагом, зная, куда лежит путь. Он подкрадывался к Дивии так, словно она была добычей, а он грозным хищником. Придя в себя, Дивия уже увидела силуэт перед своей хлипкой защитой. Большая рука отодвинула шторину, всматриваясь в лицо Дивии так, словно перед ним была давняя знакомая. Только появившаяся уверенность снова пропала. Перед этим человеком даже дышать было страшно. Его внешность была привлекательной. Большие плечи, волевой подбородок и на первый взгляд добрые глаза. Рассматривая его ближе, Дивия пришла к выводу, что недооценила его габариты. Он мог прихлопнуть жалкую недо-бедиас одним движением руки, да что там руки, с этим справлялся его взгляд. Несмотря на его привлекательность, в Дивии он порождал животных страх, а разум ей кричал: этого мужчину стоит опасаться. Мужчина рассматривал Дивию, нахмурившись, вглядывался в черты её лица. В его голове происходили огромные мыслительные процессы, и перебивать Дивия не спешила. Она куклой стояла перед ним, потупив взгляд в пол. Наконец мужчина заговорил: — Дивия? — на пробу сказал мужчина, находясь в сомнениях. Ему хотелось подтвердить свою находку. Она уже не была похожа ни на кого из родителей, а уж тем более на ту семилетнюю девочку, но было в её взгляде что-то такое, что подсказывало, что именно эта девушка — это та, кого он искал. Увидев смятении девушки, он продолжил: — Ты должна отвечать, когда с тобой разговаривает возможный клиент. Ты Дивия? — С упреком сказал мужчина. Камал начинал раздражаться, он не понимал, неужели так сложно ответить или она в детстве так сильно упала, что повредила голову. Если это было так, то ситуация усложнялась. Дивия помедлила, наконец поднимая взгляд на мужчины. Он начал выглядеть ещё пугающе. Чуть-ли не заикаясь Дивия поспешила ответить: — Да, Дивия. Откуда вам известно моё имя? — Она уже подумала, что её пришли наказывать за все преступления, которые она совершила, но слишком темным был взгляд мужчины для вершителя правосудия. — И я не продаю своё тело. Я здесь в качестве прислуги. А вы…? Вы не похожи даже на зажиточных обитателей Дхарави, — решила все-таки спросить Дивия, понимая, что слова все же стоило подбирать и без надобности не говорить, но любопытство было всегда сильнее. — Действительно, — мужчина притягательно улыбнулся и Дивия наконец-то посмотрела ему в глаза. В них читалась радость и ни капли пошлости, как это обычно бывало, когда Дивия попадалась на глаза клиентам. — Я друг твоей семьи, не бойся меня. Не обижу. Моё имя Камал, — мужчина подбирал каждое слово, стараясь не спугнуть Дивию, которая в шоке раскрыла глаза. — Я ничего не помню до восьми лет. Как я могу вам доверять, — Дивия понимала, что просто тянет разговор, боясь узнать что-то о своём прошлом. Несмотря на всё желание сбежать отсюда, ей думалось, что в другом месте может быть ещё хуже. Банальный страх перед неизвестностью. — Вы же хотите поговорить со мной о чем-то? Мы можем отойти куда-нибудь? Даже моя комната подойдет. — Конечно поговорим, но негоже молодой девушке твоего статуса приглашать мужчину в свои покои. Тебя могут превратно понять, — Камал ухмыльнулся, а на шеках Дивии снова растянулось смущение. — Я поговорю с хозяйкой и ты уедешь отсюда. Не здесь твое место. — Даже если я этого не хочу? — Даже если бы ты не хотела, но я уверен, что хочешь, — кивнул Камал. — можешь собрать свои вещи, если среди них есть что-то дорогое тебе. — Тогда считай, что тебе просто удалось выбраться отсюда, а теперь пора. Не хочу находиться в этом месте дольше положенного. Ужасный смрад стоит. В ней боролись два противоположных чувства: радость и страх. Она уходила в неизвестность, но в то же время уходила. Дивия сможет пожить для себя, она наконец-то почувствует, что такое жизнь. Она верила, что раз Камал друг её семьи, то ничего с ней не сделает. Ей было смешно, что она почти оказалась на месте девушки из какого-нибудь романа. Дивия поспешила в свою комнату. На обшарпанных стенах висели выцветшие рисунки голых женщин. В здании пахло сексом даже днём, и от этого каждый раз становилось не по себе. Ещё немного, и она бы сама пропахла этим зловонным ароматом и оказалась бы в одной из таких комнат. Она слишком многим нахамила, чтобы мимо них прошло её становление бедиас. Они были бы рады наконец унизить её. Нужно было взять себя в руки. Дрожь мигом прошла по телу, заставляя её поторопиться. Копошиться в своих вещах не пришлось. Камал казался богатым, а значит, и вещи у неё будут новые. Не эти тряпки, которые передавались чуть ли не из рук в руки. Ей иногда перепадало что-нибудь купленное на местном рынке от бедиас, которым было её жалко. Удивительно, что вместо того, чтобы жалеть себя, они умудрялись сочувствовать и ей. Дивия такой роскошью не обладала. Она залезла под свою скрипучую кровать, под которой хранились её небольшие сбережения и важные вещи. Там было кольцо из её прошлой жизни о которой она совершенно ничего не помнит. Хозяйка его не забирала, говоря, что это ничего не стоящая побрекушка. Дивия ей не верила, но ничего не говорила. Боялась, что она действительно заберет это колечко. Оно помогало ей уснуть при кошмарах и успокаивало при истериках. Дивии хотелось верить, что оно принадлежит матери. Оно спустилась к выходу также быстро, как и поднялась. Теперь там стояла хозяйка и Камал. Дивия отвела взгляд от хозяйки, на лице которой было сложное выражения. Дивия впервые видела её такой, но списала это на то, что Камал предложил за неё слишком маленькую цену или вовсе надавил авторитетом. Важным гостям хозяйка отдавала на ночь девочек просто так. Это было главное причиной по которой никто не хотел к зазнавшимся богатеям — Удача на твоей стороне, чертовка, — злостно выплюнула женщина, но не так, как обычно. Сейчас преобладали несвойственные нотки грусти. Дивии казалось, что хозяйка смотрит на неё почти с материнской грустью, но это определенно было бредом или игрой перед Камалом. Этой женщине были несвойственны такие чувства, как сочувствие и грусть. — Взяла и доверилась мужчине, которого в первый раз видишь. Плохо я тебя воспитала. — Я знаю, — Дивия потупила взгляд, прикусывая губу от неприятного ощущения в душе. Она не знала, как его описать, но напоминало оно определенно стыд? Но за что ей могло быть стыдно, она не знала. — Если откажусь сейчас, то шанса выбраться отсюда не будет. — Как знаешь, но если приползешь назад, то так уж и быть, приму назад, — хозяйка махнула рукой, а после указала на выход. — Вам уже пора. Время на вас ещё тратить. Дивия с облегчением выдохнула, быстро выходя на улицу. Наконец-то она была свободна! По крайней мере, ей хотелось в это верить. Краем глаза Дивия заметила, как женщина закатила глаза, шепча что-то Камалу напоследок. Это уже её не касалось, а значит, и не было интересным. С хозяйкой у неё никогда не было особой связи, но были вечные перепалки и причитания. Она всегда знала, что этому месту не принадлежит, а привязали её к нему насильно. — Этой женщине ты нравилась, — невзначай сказал Камал, не желая продолжать разговор на эту тему. — По дороге ознакомлю с твоими обязанностями, — Камал зацепился взглядом за кольцо, которое Дивия не успела убрать, а может, просто не хотела, оставляя его в знак новой жизни. — А его ты спрячь или отдай на хранение, — Камал мягко улыбнулся, стараясь сгладить настроение Дивии, которая сейчас была похожа на ощетинившуюся дикую кошку. — Никто его у тебя не заберёт, главное, не свети им. Около получаса они шли в тишине, чувствуя на себе любопытные взгляды прохожих и настойчивые расспросы беззубых мальчишек, которые, вероятно, думали, как бы что-нибудь стащить. Раньше Дивия и сама занималась этим, пока её чуть не поймали за руку. Кражи здесь были не редкость, и было удивительно, что ни один смельчак не попытался что-нибудь утащить у Камала или Дивии. Этому чуду было простое объяснение — аура мужчины была невероятно давящей. Остановились они уже в относительно благополучном районе, но отчего-то Камал повёл девушку в невзрачный и безлюдный переулок. Тогда в сердце зародилось сомнение, и она была готова напасть со спины или просто сбежать. Бегать она умела хорошо. В этом самом переулке она увидела невиданную ей коробку, около которой стоял грузный мужчина лет сорока пяти, он был похож на головореза из какого-нибудь безнравственного романа какой-нибудь бедиас. Не сказать, что он был красив, но про таких обычно говорили «как за каменной стеной». Этот мужчина кивнул Камалу, открывая перед ним заднюю дверь, а после уже подзывая саму Дивию. Догадаться, что это был транспорт, было несложно, но как он работал, до неё не доходило. — Чаалак, едем, — коротко сказал Камал и повернул голову к Дивии. Было в его взгляде нечто странное, напоминающее тоску. — А теперь приступим к нашему разговору, — увидев неуверенный кивок девушки, Камал продолжил. — Ты самая близкая наследница из семей Дюжины, слышала о таком? — отрицательный кивок со стороны Дивии напряг Камала. — Ладно, ты потеряла память о том времени, но, надеюсь, она вернется. Я не соврал, когда говорил, что был близким другом твоих родителей, а потом и брата. — Мои родители отправили меня в это место и за всё время не попытались найти? — нахмурив брови, сказала Дивия. Ей больше верилось, что её в этот бордель подбросили, нежели в то, что живые родители целенаправленно отправят своего ребенка в этот ад и не будут искать. Дивии хотелось продолжить свою браваду, но взгляд мужчины её остановил. — Во-первых, не перебивай мужчину старше тебя, а во-вторых, твои родители умерли в несчастном случае, а брат от болезни совсем недавно. — То есть если бы не смерть родителей и брата, то я бы продолжила гнить в этом месте? — случайно вырвалось из Дивии, и она винила себя, что по сути была благодарна тому, что кто-то из её родственников умер. Её оправданием было то, что никого из них она не помнила. — Что мы говорили о перебивании? Не забивай свою голову вопросами, ответы на которые тебе не понравятся. Моя задача — вывести в кандидаты на место главы семьи, причем сделать это так, чтобы твоей жизни ничего не угрожало. В детстве ты успела натворить делов, — Камал устало вздохнул, массируя переносицу. — Пока что будешь жить и обучаться в городе, под присмотром моих людей. Рядом со мной будет опасно. И запомни, с этого момента тебя зовут Деви, незаконнорожденная дочь Анила Шарма. С ним у нас всё улажено, и он будет на нашей стороне. — А тебе с этого какой прок? Вижу, готовился ты к этому ещё пока был жив мой брат, — Дивия уже знала ответ на вопрос, но ей было важно подтвердить эти мысли. — Кайрас был слишком своенравным, а с тобой, надеюсь, мы сработаемся, Деви. Ты же поспособствуешь этому? В Калькутте более изысканные увеселительные заведения, нежели в Дхарави, — вот и показалось настоящее лицо Камала, которое он особо и не скрывал. Оставаться добрым в их время было глупостью и слабостью, на которую шли люди, подписывающие себе смертный приговор. Дивии, а если быть точнее, уже Деви, только и оставалось, что кивнуть. Пути назад не было, она бы сама не пошла. Стать главой семьи, на которую ей было всё равно, без чьей-либо указки для неё было невозможным, а так, если все решения Деви будут диктовать, то она сможет и пожить для себя. Она сможет поесть хорошей еды, заняться чем-то новым и наконец нарядиться во что-нибудь красивое. Она станет человеком, а не безвольным подобием на него. Это не могло её не радовать. Деви мечтательно прикрыла глаза, не замечая, с каким довольством смотрит на неё Камал. Найти её было лучшим для него решением. Провинциальная дикарка, которая и читать толком не умеет, а ещё до ужаса жадная и готовая на всё ради хорошей жизни. Такими жалкими людьми было манипулировать легче, чем детьми.