Вопреки всЕМУ

Лиз. Я спала, как младенец. Проснулась от того, что заурчал живот. Не удивительно, организм хочет есть. Трахаться всю ночь, столько калорий потерять. Стоило мне продрать глаза и разомкнуть веки, сразу вспоминаю все, что мы творили вчера. Чувствую, как низ живота приятно потягивает, визуализируя в голове вчерашние образы. Ника рядом нет. Уже встал? Так рано. Аккуратно выбираюсь из-под одеяла, обнаружив, что под ним я совсем голая и тихонько захожу в ванную. Подхожу к зеркалу. Кроме растрепанных волос, которые сейчас больше похожи на гнездо, у меня еще засосы по всему телу. Не яркие, но, если присмотреться, то их хорошо видно. Вчера я искренне кайфовала. В постели Николас просто огненный мужчина. С виду и не скажешь. Такой весь правильный и строгий, а с женщиной творит невообразимые вещи. Глаза завязывает, к кровати прижимает, командует, на ухо шепчет всякие непристойности, хрипло и так до одури сексуально, что хочется встать на колени и исполнять все, что он скажет. Я и встала. Вообще для меня такое поведение не свойственно, но вчера со мной что-то произошло, видимо. Ник, наверняка тоже не ожидая такого подарка судьбы, сначала опешил, смотрел ошалевшими глазами, а потом просто тяжело выдохнул, когда я прикоснулась к его члену губами. Я старалась доставить ему максимум удовольствия. Он ведь мне его доставил, не сосчитать сколько раз. И каждый его громкий стон, поощряющее прикосновение к голове и рывок за волосы, заводили меня все сильнее, заставляя саму трепетать от наслаждения. Стоя под прохладными струями воды в душе, я ловлю себя на непроизвольных прикосновениях к промежности. Ох, нет, это уже слишком. Быстренько сполоснувшись, надеваю найденную в шкафу мужскую футболку и выхожу из ванной. Только сейчас замечаю стакан сока на тумбочке возле кровати. Мысленно поблагодарив за заботу, делаю пару глотков фреша и иду искать Николаса. Буквально подпрыгиваю, увидев его за управлением яхтой. Он стоит, в одних белых брюках, без ремня, поэтому сидят они очень низко, экстремально, я бы сказала. Голый торс, солнцезащитные очки. Картинка на заставку мобильного, не иначе. Попивая сок, загадочно улыбаюсь. Сердце тут же подпрыгивает к горлу, но я проговариваю вполне спокойно: — Доброе утро, капитан. — Привет, — отвечает весело и игриво. — Хорошо спала? — Да. Только мало. — Я специально тебя не будил, зная, что ты не выспишься. — А ты? Рано ведь еще, для выходного. — Я привык вставать в шесть утра, независимо от выходного и количества часов сна, — чуть наклоняет голову. — Подойди ко мне. — Снова командуешь? Я думала, у тебя это только ночью… — У меня это тогда, когда захочу сам. Я хмыкаю, не сдержавшись, но вовремя беру себя в руки. — А если не подойду? — Тогда я брошу рулить, но так мы рискуем во что-нибудь врезаться. — Почему это? — Потому что аж руки чешутся, как хочу тебя прижать к себе. Приятно. А еще осознание того, что на мне сейчас, кроме его футболки, ничего нет, подстегивает на очередные подвиги. Я медленно подхожу, ступая одними носочками, ветер треплет мои волосы и холодит кожу, соски тут же твердеют, натягивая футболку в этой области... Конечно, это не остается без внимания Ника. — Тебе холодно или это то, о чем я думаю? — Может быть… Обожаю ходить по тонкому льду. Заводит. — Может быть? — А о чем ты думаешь? — подхожу к Николасу и он тут же сгребает меня в охапку, целует жадно, пробираясь под футболку и, обнаружив, что на мне нет белья, стонет мне в губы. — С недавних пор — только об этом, — хлопает по попке, довольно сильно, так, что я вскрикиваю. — Вчера было очень хорошо. — И мне, — шепчу. — Давно ты научился водить яхту? — перевожу тему. — Относительно. Два-три года назад. Хочешь порулить? — А можно? — Тебе все можно. С этими словами он разворачивает меня к себе спиной, прижимается ко мне, я чувствую его крепкое подтянутое тело сзади и снова плавлюсь, как пломбир. Его кожа горячая, даже через футболку я ощущаю этот жар, который исходит от него. Он горит не меньше меня. — Клади руки вот сюда, — говорит Ник над моей головой хриплым шепотом. Очень хриплым… Я кладу руки на штурвал, Ник накрывает мои ладони своими, прижимается ко мне еще ближе и я остро чувствую поясницей его эрекцию. Мы вместе сейчас управляем яхтой, но мои мысли далеки от этого действа. — Вот так, умничка, — он чуть наклоняется и кусает меня за шею, заставляя выгибаться в его руках. Возбуждение простреливает по позвоночнику, с губ срывается тихий стон. Николас не останавливается. Целует и покусывает кожу на моей шее, вынуждая раствориться в его сильных руках, пальцы скользят по моим плечам, спускаясь плавными касаниями до самых кистей. Такая нежная ласка… — Я что, сейчас одна веду эту яхту? — доходит до меня спустя пару минут поглаживаний. — Да. Ты очень способная ученица. От двусмысленности этой фразы меня снова простреливает возбуждением. Закрываю глаза на миг и резко их распахиваю, я ведь должна следить за ходом яхты, совсем уже плохо соображаю от того, насколько внутри меня сильный жар. — Прости, я отвлеклась, я… — Возбудилась? — подсказывает Ник. — Увлеклась. Это так… — Порочно? — снова он перебивает. — Безответственно. Я же за штурвалом и я… — Делаешь минет, как богиня? Нет, моя хорошая, пожалуй, вот последнее точно не могу простить. Это вообще законно, что ты так умеешь? Я смущаюсь. Да, мне невероятно приятно это слышать, но то, что Николас это произносит так буднично, так повседневно, заставляет пылать щеки. И не только… — Да ничего особенного я не делала. Ник недалеко отходит, нажимает какую-то кнопку, подходит к бару, берет стакан, делает глоток, хватает меня за руку, отрывая от штурвала, и привлекает к себе. Я утыкаюсь носом в его грудь, чтобы спрятать пунцовые щеки. — А как же яхта? — Тут есть автоматическое управление. — Вот как… — Только не говори, что ты не делаешь ничего особенного, — строго проговаривает он мне в макушку. — Все, что ты делаешь — особенно для меня. — Хорошо, — шепчу с комком в горле. — Ты ведь все помнишь, все, что было вчера? — Да…, — выдыхаю, пораженная его сменой темы. — Я всю жизнь буду помнить нашу ночь. Что бы ни произошло. Твое идеальное тело в свете луны… твои потрясающие ноги на моих плечах… твои стоны…и как ты губами… — И мне понравилось…губами.., — снова смущаюсь, почему — ума не приложу, на меня это совсем не похоже. Всегда говорю как есть, называю вещи своими именами. — Что? — дразнит Ник, видимо подначивает произнести это вслух. Я отбрасываю все стеснение и говорю вслух, как есть. — Понравилось делать тебе минет. Ник издает хриплый смешок и крепче стискивает меня в объятиях. Через секунду он отстраняется, заставляя меня поднять голову. — Скажи еще раз, — просит, почти умоляя, и даже чуть присаживается, чтобы наши лица были на одном уровне. — Тебе нравится, как я произношу слово «минет»? Уайт закатывает глаза и с его губ срывается хриплый рык. Один из тех звуков, что вчера побуждали меня на разврат. Ник снова разворачивает меня к себе спиной, и, обхватив руками, подталкивает к шезлонгу, стоящему рядом с баром. — Хочу тебя сзади, — шепчет он на ухо, облизнув мочку, и толкает вперед, своими коленями согнув мои. Я оказываюсь на том самом шезлонге, с задранной кверху попой. Поворачиваюсь, пытаясь оглянуться, но ощутимый шлепок ладонью меня тут же отрезвляет. — Не шевелись. Почему меня это так заводит?! Никогда не понимала этого подчинения, а сейчас готова исполнять все, что он мне скажет. Как это работает?! Через несколько секунд чувствую, как кожу касается что-то холодное. Очень холодное. Вздрагиваю. — Тшшш, не бойся. Закрываю глаза, отдаюсь ощущениям. Я уже поняла, что Ник придает очень много значения прелюдии и разогреву перед самим процессом. И мне это безумно нравится. Поцелуй. В одну ягодицу, затем другую. Всего лишь легкое прикосновение, а меня словно током прошибает от контраста его влажных губ и моей разгоряченной кожи. Когда по бедрам стекают струйки чего-то холодного, я вдруг понимаю, что это… — Лед?! Смешок Ника означает, что я права. Хочу повернуться, но вспоминаю, что мне сказали не шевелиться. Зажмуриваюсь, когда вода стекает по позвоночнику под футболкой, которую мы так и не сняли, капли растекаются по ребрам, доходят до груди и на этом их путь заканчивается. Уверена, футболка Ника спереди будет вся мокрая. — Привстань. Он срывает с меня футболку, она оказывается на полу. — Хочешь посмотреть? Хочу. Оборачиваюсь и наблюдаю за тем, как Ник, прижавшись ко мне вплотную и поддерживая меня под грудью, с кусочком льда между зубами, наклоняется и ведет им по моему голому плечу. Манипуляции со льдом, а выглядит это так горячо, как палящее солнце над нами. — Ты такая восхитительная, моя девочка, — касается моего бедра ледяными ото льда пальцами, трогает едва ощутимо, продвигается вверх и шепчет мне на ухо, расслабляя только сильнее. «Моя девочка» из его уст звучит так необычно и так… чувственно. Я всхлипываю и постанываю, заводясь все больше, моментально становлюсь влажной. От его губ и требовательных касаний меня ведет, и бороться со своей слабостью я не хочу. Все меняется в один миг, я снова оказываюсь на коленях, распластавшись на шезлонге, Николас подтягивает к себе мою попу, взявшись за бедренные косточки, и, только расстегнув ширинку, входит одним глубоким толчком. — Ох черт… малышка… Николас наваливается на меня всем телом, прижимается грудью, не прекращая фрикций, я хвастаюсь за плед, которым накрыт шезлонг, и, чтобы мои крики не распугали обитателей морских глубин, зажимаю его краешек зубами. В этот же момент Ник кусает меня за ухо. Мне так хорошо, что аж плохо. Его движения то напористые, то мягкие. Едва ощущения становятся близкими к оргазму, и тело вибрирует, Николас отступает. А когда я успокаиваюсь его легкими касаниями, он снова жестко врывается в меня мощным толчком, доводя до безумия. — Вынь эту тряпку изо рта, я хочу тебя слышать, — глубокий толчок, я чувствую, как внутри меня словно растекается горячая магма. — Хочу, чтобы ты выкрикивала мое имя прямо в это бескрайнее небо над нами. Делаю, как Ник просит. Цепляюсь за основание шезлонга, стараясь хоть как-то удержаться от силы и глубины его толчков. Мои стоны превращаются в крики и голос срывается почти на визг, Уайт таранит меня как поршнем, быстро и мощно. Больше он не произносит ни слова. Трахает, вгоняя член до самого основания, стискивая попку, не давая ни шанса уменьшить интенсив проникновения. Шлепки ладонью, хлопки соединения наших тел — все это погружает нас в сладостный экстаз безумия. Моя кульминация была невероятной. Мощной и опустошающей. Желанной и бесконечной. Я забыла о своем жестком ложе, забыла о стеснении. Самым важным сейчас было желание одновременно забрать себе все и отдать всю себя. Мой крик взлетает к небу, рассыпаясь на рваные стоны и невнятные выражения. Ник, стерев с моей спины следы своего оргазма, отстраняется, и я сразу же сажусь, притягивая его губы к своим. Слова излишни. Беру стакан, из которого он пил, потому что он стоит ближе, чем мой сок, и одним глотком осушаю его. Сразу же закашливаюсь, машу руками. Алкоголь. Не вкусный, очень крепкий. Даже слезы из глаз брызнули. Николас подавляет смешок. — Что это за пойло? — Коньяк пятидесятилетней выдержки. — Просроченный? Все понятно. Ник уже не сдерживается и откровенно хохочет. Взъерошивает себе волосы, забирает у меня стакан и предлагает: — Давай я тебе какао сделаю. — С печеньками? — наглею, но как-то плевать. — Орео? — О, да. Откуда ты знаешь? — Я о тебе много чего знаю, Лиз. Николас открывает один из ящиков бара, а оттуда на меня смотрят сладости всех разновидностей. Шоколадная паста, печенье, драже, батончики и прочая сладкая дрянь в ярких упаковках. — Это что у тебя там? Заначка? — я не смогла не съязвить. — Что-то вроде. Только для тебя купленная. Я такое не ем, а ты любишь все это безобразие. Ник достает банку какао и коробку Орео, включает чайник, чтобы закипел, спускается вниз и возвращается с пакетом молока. — Ты всегда кладешь три ложки и пятьдесят на пятьдесят воды и молока. Причем, вода должна быть кипятком, а молоко из холодильника. Я в шоке. — Ник, ты случайно не сталкер? — Нет, я просто очень долго за тобой наблюдал и выучил все твои пристрастия. Мы возвращаемся домой через пару часов. Когда спускаемся с яхты, я кидаю на нее взгляд, чтобы полюбоваться при ярком свете дня, и замираю на месте. На солнце золотистым цветом переливаются буквы на корпусе — Элиза. — Давай руку. Ты чего? — Ник протягивает мне ладонь, замечает мой ступор, следит за моим взглядом и понимает, куда я так откровенно пялюсь. — Ты назвал яхту моим именем? — Да, — твердо, без колебания, смотря прямо в глаза. Никакого замешательства, лишь уверенность в себе и неустрашимость. — Не знаю даже, что сказать… Это круто. — Не надо ничего говорить. Я явно не для похвалы это сделал. — А для чего? — Захотел и назвал. Ты рассмотрела? Поехали? — Да. Сейчас, — тянусь в сумочку за телефоном и делаю снимок. Ник смеется. Ну а что? Не каждый же день в честь меня яхты называют. *** Когда мы приезжаем ко мне домой, в квартире непривычно тихо. Сейчас послеобеденное время, до прогулки с сыном еще пару часов. — Проходи, только тихо. Кажется, Алекс спит, — говорю Николасу, разуваясь на ходу. Устала я от этих высоченных шпилек, и, когда наконец от них избавляюсь, издаю блаженный стон и прикрываю глаза от облегчения. Тут же чувствую руки Ника на бедрах, он прижимает меня к себе, сминая попку. — Ты чего? — хихикаю. — Когда ты так стонешь, у меня башню срывает напрочь, — шепчет мне на ухо, до безумия хрипло, на грани рыка. — Няня может увидеть, Ник, — пытаюсь отстраниться, улыбаюсь, по телу мурашки. — Няня вряд ли, а вот я увидел достаточно. Отскакиваю от Николаса, как ошпаренная, просто на автомате, словно мне пятнадцать и нас с парнем, зажимающимися под лестницей в коридоре, застукал директор школы. — Господи, Ходж, испугал! Что ты здесь делаешь? — Я что делаю? Сына пришел повидать. — А няня? — Я отпустил ее. — Почему меня не предупредил? — Я пытался. Но ты упорно не брала трубку и сообщения не читала. Теперь я понимаю, чем, а вернее, с кем, ты была занята. — Не груби, Бейкер, — вклинивается в наш диалог Николас. — Я еще не начинал даже. А ты не лезь, куда не просят, не с тобой разговариваю, — Ходж говорит удивительно спокойным тоном, даже странно, я думала, тут опять начнутся перестрелки взглядами и пинг-понг остроумными фразами. — Как Алекс? — все равно на всякий случай перевожу тему, мало ли. — Он только что уснул. Я хотел с тобой поговорить. — Хорошо. — Без него, — указывает на Николаса, мотнув головой в его сторону. — Лиз? — Ник обращается ко мне. — Я могу остаться, побыть в другой комнате. — Не стоит. Все в порядке, не волнуйся. — Ладно. Если что, звони. — Иди уже, Уайт. Что «если что»? Или ты думаешь, со мной оставаться небезопасно? Совсем уже что ли?! — Не лезь, куда не просят, не с тобой разговариваю, — парирует Ник. — Да ты… — Все! Я уж было подумала, что вы прекратили препираться, а нет, — закатываю глаза. — Ник, все хорошо, до завтра, ладно? — Напиши, как будешь одна. — Хорошо. Увидимся, — целую его в щеку, а он пальцем поворачивает мое лицо и целует в губы. При Ходже. — Люблю тебя, малыш. Господи, когда этот спектакль закончится?! Ходж. Я так хочу врезать Уайту. Стоит и ухмыляется, довольный собой, думая, что он победил. Но не буду. Леон прав, этот гад питается такими реакциями, а надо быть умнее и хитрее, чтобы Лиз увидела и поняла, что я могу быть другим. Не вспыльчивым идиотом, а благоразумным взрослым человеком. Хотя осознание того, что Уайт к ней прикасался, дарил ей удовольствие, слышал стоны и смотрел на нее в эти минуты, выпускает на волю моего внутреннего зверя, у которого одно желание — убивать. Голыми руками оторвать руки, что трогали мою женщину, и выколоть глаза, за то, что смотрели на Лиз. То, свидетелем какой сцены я стал, конечно, выбивает у меня почву из-под ног, но я все равно не отступлюсь. Не в этот раз. Больше я любимую не потеряю. Запишу ее связь с Николасом в слабость, в мимолетное желание. Очень трудно с этим смириться, но я попытаюсь. Я ведь знаю, что Лиз меня любит. Мы должны быть вместе. Когда за Николасом наконец закрывается дверь, я, движимый одновременно злостью на Уайта и желанием поскорее забрать себе Лиз, надвигаюсь на нее, следя за реакцией. Хочу увидеть, что я прав, что у нее есть ко мне чувства, несмотря на то, что сейчас она с другим. Это временно. Подхожу вплотную к своей женщине, настолько, что чувствую жар ее тела даже через несколько слоев одежды. Лиз тяжело дышит, но взгляд не отводит. Мягко беру ее за подбородок и поднимаю лицо, чтобы смотрела прямо в глаза. — Ты же тоже это чувствуешь, львенок? - хрипло шепчу, тяжело дыша. Черт! Ни одной женщине не удавалось выводить меня на такие эмоции и возбуждать только одним взглядом. Наваждение. Морок. Прикрыв глаза, веду носом по щеке, спускаясь к шее, к бешено колотящейся артерии. Еще одно свидетельство того, что моя женщина неравнодушна к тому, что происходит. Вдыхаю ее неповторимый аромат. Духи Лиз не меняла, а это значит… он тоже наслаждался тем, как она пахнет. Проклятье! Тут у меня все же срывает чеку. — Твой аромат принадлежит только мне. Ты поняла?! Чертовка не отступает, не двигается, в глазах — вызов. Обожаю это в ней. Несколько долгих секунд прямого зрительного контакта, Лиз прищуривается и вкрадчиво произносит громким шепотом: — Не тебе. — Что?! — Он не принадлежит тебе, Ходж. Я не твоя. — Моя. Ты моя женщина. Так будет всегда. — Ты слишком самоуверен, Ходж. — Можешь говорит что угодно, но твоё тело тебя выдает. Твои реакции, на меня. Скажи, с Уайтом также? Ты также дрожишь от его прикосновений? — Да! — грозно выкрикивает Лиз, отталкивая меня, разрывая столь тесный контакт. — Он лучше тебя в сто раз, Бейкер! Он любит меня и никогда не причинит такую боль, как ты! Ее слова больно бьют прямо в сердце, но я держусь. Нельзя давать негативную реакцию и истерить, как раньше. Что бы Лиз ни говорила, я знаю, что это все сказано на эмоциях. — Уходи. — Я уйду. Но мы видимся почти каждый день, и, учитывая, что сдаваться я не собираюсь, тебе будет сложно. — Нет ничего невозможного, Ходж. Когда-нибудь ты поймешь, что я уже ничего от тебя не хочу. — Посмотрим. Разворачиваюсь к двери и выхожу, даже не хлопнув, пусть даже в таких незначительных мелочах Лиз видит, что я могу быть другим. Ради нее. Выхожу на свежий воздух, сажусь в машину, и еду в бар. Старая привычка — снимать стресс алкоголем, не могу пока ничего с собой поделать. Заказываю двойной виски, и, пока наслаждаюсь его терпким вкусом, оглядываю присутствующих. Очень много женского пола в вызывающих нарядах, тянут мартини из трубочки, стреляя глазками в тех, кто поприличнее выглядит. В этом баре не бывает неприличных людей, но отхватить самый лакомый и успешный кусочек — цель этих девушек. Поворачиваю голову налево и натыкаюсь на заигрывающий взгляд одной из таких. Блондинка, длинные волосы в тугом хвосте, загорелая, обтягивающее красное платье экстремально короткой длины, грудь, готовая прямо сейчас выпасть из тугого корсета прямиком мне в руки. Казалось бы — мечта, счастливый случай. Хватай и увози. А я смотрю на нее и понимаю — не хочу. Ни длинные стройные ноги, ни упругая грудь, ни ее похотливый взгляд, ничего не действует на меня так, чтобы я подошел и хотя бы заговорил с ней. Лиз Тейлор напрочь отбила у меня всякое желание быть с кем-то, кроме нее. Даже на один раз, даже просто спустить пар. Никого не хочу. А у меня секса не было уже два месяца, между прочим. Когда терпеть уже невыносимо, иду в ванную, представляя Лиз, конечно. Да, как будто я снова в старших классах. Анекдот смешной, ситуация страшная. Минут через десять блондинка сама ко мне подходит, но я даю понять, что занят, женат, с детьми, и все в таком духе. Она сначала мне не верит, из-за отсутствия кольца на пальце, но когда я показываю заставку своего мобильного, где Лиз держит на руках маленького Алекса, этот снимок я сделал еще в клинике, то быстро ретируется. Позже, когда я уже не веду счет выпитому, на меня накатывает раздражение и грусть. Хочется выбить всю дурь из кудрявой головы Лиз, чтобы навсегда усекла, что я — ее мужчина. Только я. Никого другого с ней не может быть. Но она сама должна это понять, я лишь подтолкну. И скажу наконец, что люблю ее. Хватит уже хранить это в себе. Идеальнее момента не представить. Через полчаса я уже у нее в гостиной. Лиз сонная, в пижаме, она уже спала, когда я появился на пороге ее квартиры. — Ну и зачем ты приехал? Ночью. Точно не к Алексу. — Прости, что разбудил, но держать это в себе уже невозможно. — Что? Я набираюсь смелости, беру ладони Лиз в свои, она одергивает руки, сопротивляясь. — Говори, что хотел и уходи. Обойдемся без тактильного контакта, — она скрещивает руки на груди, насупившись. — Я люблю тебя, — наконец произношу эти слова вслух, ей, и сейчас кажется, что с моей души упал огромный булыжник. Вижу, как Лиз меняется в лице, она округляет глаза, тянет ртом воздух, но быстро берет себя в руки и произносит бесстрастным тоном: — Мне это уже не важно. Верить тебе я уже не смогу. — Я исправился, Лиз. Я меняюсь ради тебя. Я наконец понял, как сильно тебя люблю и это единственная правда, ныне существующая. — Ты не изменишься. Ты тридцать четыре года такой был, думаешь, я поверю в то, что ты можешь поменяться по щелчку пальцев? Это чушь. — Поверь. Теперь мне есть ради кого меняться. — Красивые слова, Ходж. Жаль, что поздно. Уходи, пожалуйста, я хочу спать. — Ты крепко спишь? — Что? Причем здесь?.. — Вот я например не могу нормально спать. Все то время, что мы в разлуке, я не могу спать. Потому что каждую ночь ты приходишь ко мне во снах. И в них ты всегда вдалеке, я не могу до тебя дотянуться, и это убивает. Я не сплю только потому, что не хочу тебя видеть в таком сне. Чужую, далекую. — Ходж… не надо. Уходи, пожалуйста. — Не уйду. — Ну как хочешь. Я пошла. Только Лиз разворачивается, чтобы уйти в спальню, я настигаю ее в пару шагов, пришпиливаю к стене, одной рукой схватив ее за запястья, другой — прикрывая пах. Ударит же, знаю я ее как облупленную. — Отпусти. — Я не договорил. Я люблю тебя. Да, я понял это слишком поздно. Как всегда. Я не могу объяснить, как болит мое сердце, зная, что ты не со мной. — Ходж тебе стоит прекратить это делать. Я не хочу больше… — Страдать? Только ты страдаешь, не так ли? А я — нет? — А на тебя мне уже все равно, — выплевывает с яростью, тяжело дыша. — Не верю. Как я говорил тебе днем, ты можешь обманывать меня, можешь обманывать Николаса, но себя ты не обманешь. Ты любишь меня. А я — тебя. Безумно. И ты будешь моей. Я все для этого сделаю, — наклоняюсь к лицу, очень близко, так, что слышу ее частое дыхание. — Твое тело — твой предатель. Оно тебя выдает. — Ничего подобного. Лиз молчит и также тяжело дышит, ее грудь вздымается, губы приоткрыты. Волосы забраны, как всегда во время сна, шея открыта и… вся в засосах. Твою мать! Чертов Уайт! Точно специально их оставил ведь, зная, что я увижу и буду беситься. И я бешусь. Только не покажу. Мое терпение висит на волоске, но жажда продолжать сильнее воли. Я делаю еще шаг вперед, прижимаясь к ней ближе, нависая над ней. В какой-то момент понимаю, что наши губы в нескольких миллиметрах друг от друга. Лиз не сопротивляется. Ей, блядь, нравится все, что я делаю. Она как будто исследование проводит. Ей интересно, как далеко все зайдет? Она позволит мне все? Нет, тогда я сам окончательно потеряю контроль. Нельзя. Не так. — Ты ждешь этого поцелуя, Лиз? — Пошел ты. Ничего я не жду, — щеки пылают, ноздри раздуваются. Моя кошечка в гневе. — Врушка. Какая же ты врушка. Поцелую, когда ты сама этого попросишь, — легонько щелкаю ей по носу, отпускаю руки и, пользуясь ее шоковым состоянием, иду к выходу. Сажусь в такси, которое ожидало меня еще с дороги сюда, и, назвав водителю свой адрес, откидываюсь на спинку пассажирского сидения, закрываю глаза и выравниваю сбившееся дыхание, чтобы хоть как-то справиться с адским стояком. Едва захожу домой, направляюсь в ванную, раздеваюсь, залезаю в душ. Рука сама тянется к члену, который, к слову, так и не упал, но меня уже тошнит от самоудовлетворения. Особенно после того, как я снова держал в руках не самого себя, а женщину. Не просто женщину. Любимую. Мою Лиз. Засыпаю, едва голова касается подушки. Хотел отправить фотку своего стояка Лиз, но вовремя отсеял эту бредовую идею. Еще не хватало. Тогда меня сразу можно будет в записывать в психопаты. — Просыпайся, спящая красавица, — слышу я голос того, кого точно сегодня не звал. Леон склоняется надо мной, втягивает воздух носом. — Ты меня целовать собрался или что? — ворчу спросонья, отодвигаясь на всякий случай в сторону. — Набухался опять? — выдает Макграт. — Прости, папочка, — откидываю одеяло и встаю с кровати, сразу направляясь в ванную, чтобы умыться. Леон идет за мной. — Забыл уже свой трехдневный запой? — Я его и не помнил. На то он и запой, — остроумие из меня так и прет. — Чего ты примчался, Леон? Я же тебе не звонил даже вчера. — Звонил. — Когда? — Ночью. По видеосвязи. Но я сразу понял, что ты в отрубе, когда увидел, что ты разговариваешь не со мной, а просто бубнишь что-то во сне. Положил трубку и подождал до утра, чтобы ты проспался. — Какой ты заботливый. — Ладно тебе смотреть волком, Ходж. Я, между прочим, из-за тебя на утреннюю воскресную прогулку с семьей не пошел. — Из-за себя. Подожди, — хмурю брови, учуяв запах еды с кухни. — Ты мне завтрак приготовил что ли? — Ну да. Заказал. На что еще нужны друзья? Я выплевываю пасту, полощу рот, улыбаюсь. — Спасибо, дружище. Я рад тебя видеть. — Обнимашки? — Леон разводит руки в стороны. Я кратко обнимаю друга, хлопнув его по спине. — Снова из-за Лиз? — спрашивает Макграт, идя за мной следом на кухню. — Да. Они с Уайтом все соки из меня выпьют когда-нибудь. — А он что? — Бесит. — То же мне новость. — Не скрипи, зануда. Кофе пей. Мы позавтракали и сели на террасе, обсуждая мое многострадальное душевное здоровье и последние новости. Вывалил Леону все, что было, все мысли, чувства и эмоции. — Она с ним спит. Ты представляешь? С ним! — Для тебя это так неожиданно? — Не знаю. А для тебя? — Для меня — нет. Все к этому шло. — Но как?! Как она может с ним трахаться, когда я даже смотреть ни на кого не могу? У меня не стоит, Леон, ни на кого не стоит, кроме Лиз. — Оу… — Мне тридцать четыре года, а последние два месяца дрочу, как в самый расцвет пубертата. — Господи, можно без этих подробностей? — Леон закрывает руками лицо и ржет. — Мы друзья, конечно, но представлять тебя за этим делом — это уже слишком. — Смейся-смейся. Тебе все равно не понять. У тебя жена. — Все в твоих руках, дружище. Не только член, — Макграт прыскает от смеха, я показываю ему средний палец. Кто там говорил, что мы взрослые люди? Забудьте! — Она — мое наваждение, брат, — чуть погодя, успокоившись, окончательно сдаюсь другу. Я знаю, он поддержит. — Она твое лекарство, Ходж, твоя наркота. Безумие для тебя — это разлука с ней. Вот увидишь, ты станешь собой, когда вы воссоединитесь. Тем более, ты говоришь, Лиз не отталкивает тебя и вся мурашками покрывается от близости. Значит, не все потеряно. — Да, факты — вещь упрямая, — ухмыляюсь криво. Когда Леон уходит, я ставлю себе цель, что Новый год мы встретим втроем. Мой сын, моя любимая женщина и я. Так должно быть. И так обязательно будет.