Закон Хольта непреодолим

      Вечер пятницы после ответственного дня демонстрации дронов Holt International обещал быть спокойным. По подоконнику барабанил дождь, и Дмитрию Дубину уютно. Он любил дождь, но боялся грозу.       Какая ирония.       Мероприятие по случаю запуска второй партии дронов прошло, как планировалось на бумаге. И казалось, Дубин должен гордиться проделанной работой и радоваться окончанию смены, но…       Одно сплошное «но», которое лейтенант боялся озвучить. Даже в собственных мыслях.       Дождь усилился.       Грозы не было, как и грома.       В его скромной уютной квартире на диване Юля Пчелкина поправила патчи для глаз, облокачиваясь на Дубина. Тот невозмутимо сидел с маской для лица и коротенькими хвостиками, параллельно что-то печатая в телефоне. Не то, чтобы он любил спа-процедуры, но отказывать Юле в ее редких просьбах — грех. И чего таить, Дубин хотел проверить ее чудодейственные маски, которые, цитата Юли: «могут оживить даже трещину на дедовской пятке».       Но на её вопрос «почему в этот раз ты так быстро согласился» Дубин ответил туманно: «эксперимент и личный интерес». «Личный интерес» стоял где-то рядом с «всегда ухоженным Августом ван дер Хольтом».       Дубин замер. Как вкусно в мыслях звучали его имя и фамилия. Август ван дер Хольт. Как хотелось произнести их полностью снова и снова, вдумчиво и по слогам. Ав-густ ван дер Хольт. Как в голове только одно ёмкое слово приходил на ум к синониму «восхищение»: Ав-густ-ван-дер-хольт.       Сколько грации, тайны и власти в этом имени. А Дубин… Дубин — это Дубин. Дмитрий Дубин. Твердость характера на два слова. К сожалению, эти бестолковые мысли родились от усталости, а не великого ума. Его мучил собственный голос в голове.       Но вечер располагал Дубина к дружеской встрече, и он не смел портить его. Встреча двух трудоголиков. Одна — журналистка, отчаянно добивающаяся справедливости в расследованиях питерских проблем. Второй — молодой лейтенант с хвостиками со свежими находками по делам МВД. Всё по-семейному.       Но даже у трудоголиков заканчивались силы. Их беседа медленно перетекла из рабочих курьёзов в «фастфудные» разговоры:       — … И понимаешь, Дим, сейчас тренд в ТикТоке, где Монеточка поёт «я пахну, как селфхарм». Но это не про любовь, это же про… Нездоровое отношение. Губительное! Но как можно лучше и точнее описать состояние, когда ты — худшая версия себя, а человек рядом с тобой, твой любимый человек, это — солнце? Я даже не знаю…       Юля встрепенулась, когда услышала странный диалог из динамиков телефона Дубина. На английском языке. Она извернулась и легко узнала интерфейс Duolingo. Дима пытался в третий раз исправить одно и то же предложение. Аудирование ему совсем не поддавалось.       — Давно ты учишься языкам…       Сообразительная Юля быстро замолчала и еле заметно улыбнулась. Механизм молниеносного построения нейронных связей журналистки сработал и здесь: всё объяснение крылось в странном поведении Дубина на церемонии в честь новой военной реформы. Дубин не отходил от оружейного магната, а тот на всех языках мира, включая язык тела, излучал: «я хочу быть ближе».       Особенно заметно было на официальной части. Август Ван Дер Хольт держался от других на расстоянии полутора метров. К примеру, когда всякий прочий собеседник делал шаг вперёд, он ловко ставил руку с бокалом или жестикулировал, обрисовывая вокруг себя личную недоступную зону. «Не подходи, убьет». Но с Дубиным всё было иначе: он не просто был рядом с ним, но и убирал руки за спину, полностью открываясь лейтенанту и смотря на его макушку чаще, чем на генералов или потенциальных клиентов.       Невесомо Хольт держал руку за спиной инспектора, когда деловито шептал ему на ухо. Но не дотрагивался до него. А Дубин с серьезным видом слушал, оглядывая окружающих и считывая посторонних: он при исполнении, значит, максимально насторожен.       Пчелкина могла бы списать всё на особенность процедуры сопровождения высокопоставленных лиц или голландские привычки. Но нет. Конечно же телохранитель, в лице Дубина, обязан закрывать объект защиты телом. Но охрана Хольта не просто вооружена лучше Дубина, но и значимо превышала его массу тела. Иногда казалось, что телохранители магната охраняют и закрывают собой Дубина. Август ван дер Хольт позволял Дубину сопровождать его в слабо охраняемые зоны, осознанно рискуя жизнью. Зачем?       Это было очевидно. Очевидно всем, кроме Дубина: один день кардинально отличался для каждого из них.       

***

      Дубин воспринимал этот служебный день скверно.       Все началось невпопад с самого начала.       С утра задержка кортежа. Личный состав телохранителей Хольта без остановки общались на туземских языках. Слово нельзя вставить в диалог. Хольт сидел в салоне машины в очках и часто о чем-то просил бородатого мужика из рекламы чипсов. Дубин не смог завязать с ними разговор, хоть очень хотелось: он сожрал себя изнутри. Закрылся.       Отдать должное, Август учтиво старался говорить с ним при любом удобном случае, но его то и дело отвлекали послы из стран экономического союза, личные помощники с документами, пресс-корреспонденты с федеральных каналов, потенциальные клиенты и старые партнёры. Беседы лились на английском, немецком, французском, чешском, японском языках. Дубин ничего не понимал. А хотел. Хотя бы услышать, о чем низким бархатным голосом вещал Хольт? Почему окружение засмеялось с выданной им фразы? Почему ему пожал руку маршал Российской Федерации? Ему хотелось все узнать. Всё контролировать.       Тревожный отличник молчал, наслаждаясь оставшейся возможностью быть рядом с Хольтом. Но безысходность и голод по беседе довели: он эмоционально отключился. Стойка смирно. Действия четкие. Никаких занудных справок. Всё по протоколу. Пустой взгляд к концу мероприятия. Желание поскорее упасть в кровать.       Дубин иссяк.       А Хольт зарядился.       Хольт испытывал себя на прочность и сообразительность в игре «как подольше провести время с Дубиным» да так, чтобы не смутить и не спугнуть лейтенанта.       Ведь Дима не знал, что солнечные очки Хольта прекрасно скрывали его изучающий взгляд с самого утра по прекрасно сидящей на лейтенанте униформе. Он бы и без очков пожирал его глазами, но не хотел смущать в присутствии других: им незачем видеть, как мило смущался этот солнечный зверёк.       Не знал, что на закрытой пресс-конференции Хольт притворился, что не понимал вопрос журналистов, просил Дубина лично объяснять «сложные крылатые выражения на русском языке». Будто бы он — не полиглот, а переводчиков не существовало.       Не знал, что он специально лгал о подозрительных личностях в толпе, чтобы Дубин не отходил от него ни на шаг. Мало ли, что могло произойти.       Не знал, что он отдал два дополнительных приказа личным телохранителям и охране. Первое правило, ни при каких обстоятельствах не трогать Дмитрия Дубина. Второе правило, охранять Дмитрия Дубина ценой собственной жизни. Два дрона остались патрулировать улицы Санкт-Петербурга вокруг самого магната: программа приоритетов дистанционно активировалась, где охраняемых целей было две. Потому что Август ван дер Хольт прежде всего — наследник оружейной империи, окруженный врагами и охотниками за головами.       Не знал, что он, лишенный уединения с Дубиным, прокручивал в голове жизненную необходимость украсть его на ужин в ресторан с выкупленным этажом. Или просто украсть. Иначе их не оставят в покое.       Не знал, что Хольт ненавидел каждую секунду в чужом обществе, из-за чего звукозаписывающая техника вышла из строя. Довольный Хольт ушел с пресс-конференции раньше плана. Ведь эти людишки отнимали его драгоценное время с лейтенантом.       Не знал, что Август предпочел просто стоять рядом с Дубиным, чувствовать его электромагнитные волны и молчать. Не прикасаясь. Не пугая зарядами. Не тревожа покой. Он рядом. Этого достаточно.       На большее Хольт не претендовал. Но на меньшее Дубин больше не согласен.       Они провели вечер молча, но плечом к плечу, делая вид, что любые их прикосновения случайны.

***

      Из воспоминаний о непростом дне Дубин выпрыгнул благодаря жужжанию Пчелкиной в его комнате. Внутри нее все бурлило, колотило, бренчало: перед ней сидела сенсация в увлажняющей маске, как же ей сидеть на месте и не спросить, о чем вздыхал его друг?       — «Это ты, это я», — поддразнивая пропела Юля, видя, что друг ее не слышал. Она сняла патчи, втаптывая остатки крема в кожу: — «Между нами — мол-ни-я».       Дубин поднял голову и прищурился. Его лицо в белой маске с изображением пёселя развеселило Юлю.       — Несмешно и скучно: Гром и так поставил это на звонок…       План поднять настроение Дубину через шутки не сработал. Женская чуткая интуиция кричала: дело чрезвычайной опасности. Дело сердца. Солнечный Дубин уже час, как не душнила. Беда крайней степени!       Юля взяла всё в свои руки: или он расскажет сам о электрической щетке, или она включит злого разведчика.       Заход издалека не сработал.       Она безуспешно включила тактику под названием «искусить, начать откровенный диалог, дождаться, когда объект наблюдения в тишине начнет выдавать себя с потрохами», но опытного лейтенанта таким не взять.       Тогда она подначивала Дубина поговорить о «том самом», пригрозив: «или ты расскажешь сам, или я начну вести репортаж, как я это вижу». Проводила рукой по плечам, расслабляя, смягчила голос и даже делала долгие паузы, но даже эти манипуляции не сработали.       Дубин — не такой, как среднестатистический мужчина. С первого взгляда, добрый и наивный, но на деле осознанный, закрытый до чувств и слабостей самокопатель. Он не так быстро поддастся манипуляциям. Тогда она решила бить в лоб:       — Как у вас с ним дела? — сдалась Юля, задавая вопрос в лоб.       — С кем? — встревожился Дубин, когда за окном сверкнуло.       «Всё-таки будет гроза».       Юля сменила стратегию с успокоения на эмоциональные горки:       — Ну знаешь… Тот, кто искрится рядом с тобой… Начинается на «А», заканчивается на «вгуст ван дер Хольт». Та самая автоматная будка, которой я бы посоветовала… не напрягаться.       Дубин проигнорировал каламбур подруги, но она продолжила выводить на эмоции:       — Вот тот голландский роутер, который раздает свой вайфай направо и налево, или он… Однопользовательский…       — ЮЛЯ, ПРЕКРАТИ, Я ПОНЯЛ, — взлетел Дубин, не понимая, какая муха укусила девушку, нескромно хихикающую с ним. Он устало и раздражённо выдохнул. Только не это. — Ты от Грома понабралась? Тебе заняться больше нечем?       — Ой-ой, какой грозный. Боюсь-боюсь. Но… Послушай, ты не хочешь поговорить об этом?       — О ч-чем?       — Ты задумчивый. Молчаливый. Используешь пасту для волос и странный парфюм, — на этих словах Дубин смутился, принюхиваясь к себе. — Попробуй травяной купаж… Ещё часто отводишь взгляд. Вздыхаешь, когда смотришь на лампочки… В общем, поговорим о твоем отношении к электроприборам?       — Юля, не начинай. Прошу.       — Димочка-а, я ведь серьезно, — она взяла его руки в свои, массажируя подушки пальцев. Да, манипуляцию она не оставила. — У тебя же в голове спутанная гирлянда мыслей. Ты расскажи, как на духу, легче будет. Распутаем вместе.       — Считай, такова моя судьба, — уходил от разговора Дубин. Он высвободил свои руки, снял маску и выдохнул. Он устал. Разговор ему бы действительно не помешал. Но о чем начать?       «Юля, как ты думаешь, если меня заводит ток по телу и один оружейный магнат, которого мой напарник подозревает в теракте, то я все ещё нормальный? Я все ещё хороший? Что делать, если я хочу быть ближе с тем, кто играет по ту сторону шахматной доски? Юль, я больной, если… Выбираю злодея?»       — Дим, тебе сам господь дал возможность охранять людей. Чем страшнее вокруг, тем больше ты должен работать. Но кто будет охранять тебя…       — Юлёк, я понимаю, но…       Механизм посыпался. Юля заложила бомбу, которая взорвалась. Поток слов уже не остановить.       — Почему, если я рожден спасать жизни, то не могу уделить чуть больше внимания конкретной душе?       Юля замолчала.       Вот оно.       — Почему я чувствую себя мерзко… Я плохой человек? Я же просто хочу… Побыть эгоистом. Впервые выбрать себя. А получаю упреки, насмешки и…       Сверкнуло. Вдали через несколько секунд громыхнуло.       — Знаешь, а этим вы с Игорем похожи... Вы — герои, а значит, вам предписано жертвовать собой ради спасения мира. А вот такие, как я… пожертвуют всем миром ради себя и, например, любви. Мы — злодеи.       — Ты — не злодейка.       — Пока, — взгляд ее потемнел, уверяя в намерениях. Она убьет того, кто наведет на ее близких оружие. И Дубин не желал это проверять. — Ты пойми. Вот Разумовский, он — сумасшедший. Муссолини — маньяк. А народ злодеями часто называет… Жертв собственной боли. Тех, кто выбирает себя, а не мир в глазах общественности. Злодеи в истории людей — те, кто понял себя и живёт по личным принципам, а не идеалами. Но это не плохо. Это счастье.       Вот, что искал Дубин. Слова поддержки. Не обвинения и упрёки. За окном по небу пробежала молния, а вслед за ней разбушевался гром.       — Герои могут сомневаться. Делать ошибки. Стремиться к добру и отстаивать свои убеждения. Но вот, в чём загвоздка, Димочка: герой выберет спасти мир, жертвуя собой или близкими. Злодей поставит мир на колени и пойдет против него, защищая себя и любимого человека. Таковы правила игры.       Дубин молчал. Эти слова были посвящены уже не ему, а Грому. Тому, кто недавно разорвал все связи с Юлей, ссылаясь на бредовые решения и прочее, и прочее. Но она осталась верна ему, потому что её любимый человек — герой. Герой руководствуется юриспруденцией в законе вагонетки. И он пожертвует ей, если на другой чаше весов окажется мир.       Дубин ещё не встречал таких сильных женщин, как Юля. В хрупкой девушке несгибаемый нрав и стальной стержень. Но на ее плечах мелькала гильотина: она смирилась с тем, что когда-то выберут не её.       — Став единожды на путь героя, ты обречен выбирать только «хорошие» поступки. «Хорошие» для других, не для себя. Ты обречен на добро: если отступишься на глазах общества, дороги назад уже не будет. Но пока… Пока ещё есть время… позволь себе, именно позволь жить для себя.       Договорив, она оставила его в тишине с грозой за окном, легко сведя тему через шутку, которую Дубин даже не услышал из-за тревожных мыслей. Девушка начала убираться в квартире, пытаясь скрыть дрожь в руках, а мужчина шепотом произнёс ту правду, что боялся сам:       — Август ван дер Хольт, ты — оружейный магнат, построивший бизнес на крови и костях. Ты жесток и циничен. Ты — ужасно подлый человек. Ты — злодей... Но как я могу убрать тебя из головы? Может, я нездоров? Может, я пытаюсь тебя вылечить? Может… Это синдром спасателя? Может… А может я нашел в тебе то, чего лишён я сам?       Он спрятал лицо в ладонях, сжимаясь на диване. Гроза пробила мурашками по телу, и от чего-то Дубин тосковал по голосу Хольта, который звучал мягче в его присутствии. Из-за него. Для него. Дубин пытался списать особое поведение мужчины на голландскую культуру или корыстные цели.       Но Дима больше не мог спокойно чувствовать на себе этот увлеченный взгляд. Ведь глазам не нужен перевод. Они однозначны.       Август ван дер Хольт — маяк на таинственном острове, и Дубин решал сам, обходить ли эти берега или разбиться о них. К несчастью мира и спокойствия Санкт-Петербурга, Дубин взял полный курс вперёд, на скалы.       «Если ты послан мне, как искушение, то я чертовски пропал в тебе. Но я прошу… Дай мне ещё повод увидеться с тобой. Сам я на это не решусь».       Его занесло. Повыть бы на луну или уйти ко дну, но он не понимал, как быть. В ту же ночь на его сотовый телефон пришло сообщение.       [Август Ван Дер Хольт]       Здравствуй, Дмитрий.       Как Вы поживаете?       Что Вы скажете о встрече тет-а-тет       по Вашему вопросу о японских группировках?       Выбор места оставьте мне.       Завтра в 18:45.