Сᴋᴏᴩбнᴀя ᴨᴇᴄнь ᴏ бᴇɜʙᴩᴇʍᴇннᴏй ᴄʍᴇᴩᴛи

      Валентино не торопился… Снова оказал ей некую услугу и, так сказать, пытался проявить маленькое милосердие… Хотя правильнее сказать, он просто позволил ей подготовиться. Потому что она сама ещё не знает, как очень скоро будет стонать его имя не в мольбах остановиться, а в откровенно слюнявых и матерных криках продолжить, желая сегодня и в этой кровати только его… Именно по этой причине Вал в эти минуты так старательно капашился в гримёрной и отбирал свои лучшие игрушки, которые ему могли бы пригодиться и как следует измучить Лину, с целью рассчитанных выпрашиваний и скулёжа, не иначе…       Задумчиво нахмурившись, при этом не переставая ухмыляться, сутенёр наконец-то убедился в своём окончательном отборе и, спрятав кое-что за спиной одной из свободных рук, неспеша покинул гримёрную. Он сразу поймал уже раздетую девушку на углу кровати и поощрительно прищурился, даже не думая, что она так легко будет слушаться… И всё ради того, чтобы этот ёбаный еблан не мучился, не сдох. Ну ничего, пара мгновений, и у неё не будет ничего в голове… ничего, кроме того, что он с ней сделает, и никого, кроме него самого. Как бы он не хотел накинуться на неё прямо сейчас и ударить её в самую дальную стенку матки своим давно готовым и изголодавшимся членом, мотылёк знал, что ожидание будет стоит того. Выдержка. Он принял её значение никогда так, как сейчас, стремительно и уже прямиком болезненно возвышая острые уголки своих губ от того, как продумывал каждый следующий шаг… прежде чем приблизиться к ней и брежно, словно на выставку, разложив подготовленный извращённый арсенал на другом углу кровати. — Ты проглотила язык, Лина? Я, кажется, не запрещал тебе говорить. — специально не используя в данный момент прозвища, а только имя, дабы сохранить эти наконец пойманные драгоценные нотки страха, Ви утробно коротко смеётся, после чего медленно располагается напротив неё, при всём своём росте, заставляя её значительно напрягать шею, чтобы смотреть ему в глаза… и обнажает её зору то самое, что всё это время старательно прятал за спиной.       Ошейник… тот самый подарок с её именем, который он якобы ошибочно преподнёс ей в кабинете Вокса. Она теперь его… и будет его и такая. Его шавкой. И будет ли она ходить с ним постоянно, или только сегодня вечером, дано знать только ему, запланированно не прекращая любоваться её реакцией чуть ли не желаннее, чем её по-настоящему редким выточенным идеалом и похотью телом. — На колени, Лина. Ты будешь так хорошо смотреться на коленях… и с этим у себя на шее. — его голос, помимо привлекательного испанского акцента, пропитан не только эротикой, но и оправданной манией, которую он эффективно распространял и без одурманивающего курева.       Как только Ойро не сразу, однако послушно оказалась на коленях перед кроватью, обнажённая, во всех смыслах этого слова… и по-настоящему напуганная, как побитый щенок, мужчина, не переставая пожирать её уязвимость перед ним, как в замедленной съёмке, будто бы камеры во всей студии всё ещё включены, опустился на кровать своей сексуальной пятой точкой. И только потом потянулся к ней, по истине, получая удовольствие от того, как надевал на неё это украшение, его метку, аккуратно, будто даже заботливо, закрепив его у неё на шее. И сразу же опирается на кровать одной парой рук позади себя, открыто и демонстративно наблюдая за представшей итоговой картиной. Блять, сука~… Он бы уже трижды кончил от одного этого облика, который он наконец-то полностью раздел. Настоящий. Голый. Уязвимый. Его. Сутенёр лихородачно поёжился бёдрами по постели, сминая её простыни не только руками… под свой тихий, а на самом деле проникающий во все щели и уголки студии рык, под конец отдавшийся шипением. — Ну же, Лина… Где твой наглый язычок? Может, найдёшь ему более полезное применение? — только договорив последние буквы своих слов, мотылёк резко превращает алую шубу в крылья, тем самым снимая с себя слой своей кожаной одежды… под которой у него ничего нет. Лёгкий поток ветра от порывистой обнажённости крыльев мимолётно окружил её, недолго играясь с тёмными волосами. Он выжидающе наблюдал за ней, вспоминая о почти уже выветревшейся сигарете и делая глубокую затяжку, вскоре медленно выдыхая её на свои рядом расположенные игрушки, потому что его взгляд ненадолго переминулся к ним. — Либо ты можешь выбрать из этого то, что может принести тебе удовольствие…       Он опять предоставлял ей выбор. И в этом выборе определённо что-то непохожее на предыдущие, вызывая не только сомнение… по крайне мере, у него точно, повторно, уже больше показательно заелозив бёдрами… и призывно раздвигая ноги.       И что же ты выбирешь в этот раз, песнь? Не будешь же ты предсказуемой и слишком послушной, чтобы отдать выбор и руководство только в его руки?..       Одеяло на удивление тёплое и мягкое, но ничерта оно не помогало унять мондраж в ожидании мотылька. Прожекторы слепили и лишь добавляли напряжения в и без того натянутые до предела нервы. Он же не собирался вести съёмки, правда? Они здесь вдвоём, а для записи нужен хотя бы ещё один или два ассистента. Значит, Валентино просто… поимеет её на огромной кровати для съёмок, чтобы закрепить понимание происходящего в её голове, а заодно «отпраздновать» свою победу. И как она потом сможет здесь работать и не краснеть, как школьница?       Спокойно, Лина. Ещё ничего не произошло, ещё…       Мысли прервались, когда демон вновь вышел в студию и неспеша приблизился к ней. Каждый шаг, как удар молотка, забивающего гвозди в крышку её гроба. Ойро поёжилась и плотнее сомкнула одеяло на голом теле. Будто это могло её спасти.       Она могла бы сопротивляться, могла бы артачиться и хлестать словами, как плетью, но Энджел всё ещё в здании, а пока паучок не исчезнет там, где сутенёр его не достанет, демонесса… будет послушной. Тем более всё это в любом случае неизбежно.       Но грешница действительно замерла и даже прекратила дышать, когда Валентино стал раскладывать… о, чёрт. Да, ей приходилось видеть, как актёры пользуются разного рода вспомогательными извращениями, но сейчас… сейчас мотылёк, очевидно, собирался использовать это на ней. И Ойро, чёрт возьми, покраснела. Как чёртова девственница.       Рёбра сжимает от того, как демон обращается к ней. И всё равно не может выдавить и звука. Валентино выпрямляется и становится прямо перед ней, и ей ничего не остаётся, кроме как болезненно заломить шею, чтобы посмотреть в его предвкушающие глаза. А затем замирает снова и давится вдохом. Потому что он принёс ошейник. Тот самый. С её, блять, именем. Сволочь.       По спине пробежали крупные, даже болезненные мурашки от его спокойного и уверенного приказа. Это против её природы, против собственных принципов, но, поколебавшись несколько секунд в выжидаемой тишине, демонесса медленно смаргивает рой мыслей и желание противиться, чтобы медленно выпустить одеяло и опуститься перед ним на ослабевшие колени, без единого звука. Будто и вправду потеряла способность говорить. А Валентино, получивший то, что пожелал, опустился на кровать рядом. Невольно Ойро вздрогнула и прикрыла веки, когда демон стал неспеша закреплять ошейник на её шее. Теперь ему не нужно призывать свою цепь от контракта, на которую её посадил, теперь всё видно наглядно. Осталось, блять, миску у двери с её именем поставить, ублюдок, для полноты картины.       Едва он закончил и откинулся на руки, чтобы полюбоваться результатом, в нос ударил запах его утроившегося возбуждения, а пространство заполнил нетерпеливое, будоражущее, низкое рычание, перешедшее в шипение. Лина подняла взгляд к его лицу. Второй раз говорит об её «остром языке», неужели… Додумать она не успела.       Потому что уставилась на полностью обнажённого демона, который внимательно следил за ней, пока делал новую затяжку, как истинный хозяин положения. Сигарета, кстати, не в мундштуке, а в пальцах. Странно, что она сейчас подметила именно эту деталь, хотя так, наверное, разум просто пытался отвлечься от происходящего.       Лина покраснела ещё больше, когда Валентино предоставил ей сомнительный выбор: придвинуться к его расставленным ногам и… или же выбрать что-то… для себя. Чёрт.       Хера с два здесь всё так просто, и на самом деле во имя самосохранения, вероятно, было бы лучше выбрать первый вариант. Взгляд девушки упал на его стоящий колом, размерам под стать росту мотылька член, и она вспомнила, как Валентино в прошлый раз вгонял его ей в глотку, пока она давилась им и сопротивлялась, и не только ему, но и самой себе, ненавидя себя в тот момент за то, что слюна предательски выделялась всё больше и больше.       Нет, если уж он предоставил ей такой выбор, она рискнёт и выберет второе.       Взгляд переместился на то, что принёс сутенёр из своей гримёрной. Лина видела, инвентарь для сцен с подобными вещицами актёры брали в другом месте, значит это что-то из его личного. Какая щедрость.       Губы приоткрылись от волнения и чуть заветрились, грешница облизнула их в попытке совладать с собой. Страшно. Она не знала, что выбрать, да и признаться, не хотела. Но отдавать выбор в руки сутенёра — ещё страшнее. Ей вообще никогда не приходилось сталкиваться со всеми этим лично, лишь здесь «по долгу службы» ей пришлось наблюдать за подобными извращениями, но и то, лично в руки она никогда ни одно из этих «приспособлений» не брала. И что же, можно считать щедростью эту возможность что-то выбрать лично, а не сразу пробовать на ней все свои игрушки? И вот эта его выдержка, которая скорее часть представления и позёрства, но всё же. После того, что было в коридоре, Валентино очень, очень быстро успокоился и вернул себе способность сдерживаться. С чего бы?       Ойро поняла, что уже слишком долго просто сидит и стеснительно пилит пугливым взглядом разложенный на кровати выбор, и ещё пара секунд промедления могу очень сказаться на ней и её целостности, поэтому дрожащая рука наконец взметнулась и… и снова зависла в воздухе.       Чёрт, чёрт, чёрт. Пожалуй…       Тонким пальчиком грешница указала на самую невинную на вид игрушку, судя по всему самый обычный вибратор без излишеств и необходимости его куда-то вводить. И всё это молча, снова. Не поднимая головы и не предпринимая попыток избежать своей очевидной участи. Потому что впервые в жизни Лина просто не могла найти слов.       Валентино однозначно сегодня не сведёт глаза с Лины… Никуда. С этого невообразимо сладкого образа страха и отчаяния, неизбежного послушания и переливающихся нервов по дрожащим клеточкам женского тела, несмотря на стабильную температуру. Хотя Вал часто мёрз и всегда распоряжался на повышение градуса в здании… несмотря на это, он уже в прямом смысле сгорал от предвкушения, от одного неспокойного и, признаться, непривычного образа Ойро… Так хотелось, чтобы она прикоснулась к нему… Обхватила его своими руками так крепко и отчаянно. Как несколько минут назад в коридоре. По своей воле… Сутенёр легко мог дать ей любое распоряжение в эту же секунду, и она бесприкословно его выполнит. Однако истинное наслаждение являлось, разумеется, в общем разделённом удовольствии… О, и демонесса будет его испытывать. Скоро ей будет настолько хорошо, что она забудет все имена при своей памяти, и будет произносить только его имя, как настоящая верная шавка… что бы ей не предложили, что бы не обещали или не делали, она не уйдёт от него, больше не сможет и не посмеет. И он сделает с ней прямо сейчас всё, что только захочет…       Всё ещё в ожидании ответа, мотылёк почти невинно и легко прикоснулся тонкими пальцами к её подбородку, чтобы и дальше отдаваться пародирующей оргазму дрожи внутри себя от её раздумий, от её колебаний и правильных сомнений в освещённых благодаря прожекторам глазам. Признаться, они и его раздражали, но он не снимет эти очки и не выключит грёбанный искусственный свет… Потому что ему хочется слиться с девушкой воедино и наглядно, во всех красках, неодноразных ракурсах и при ярком свете, наслаждаться её откровением, её обнажённостью и всей её сущностью, отныне включая в весь этот список душу…       Внимательно проследив за взглядом Лины на его игрушки, Ви интригующе выдохнул на удачу последнюю затяжку перед тем… как она дала свой ответ, указав на обычный вибратор розового цвета и простой длинной формы. Довольно приметивно… Ему всё равно понравился её выбор, отчего его ухмылка расцвела с другим, но не менее привлекательным значением, прежде чем картинно выбросить затушенную сигарету куда-то на пол. — Хороший выбор… — сладко прошипел мужчина, будто пытается её ласково усыпить, и а затем, больше не желая ждать, уверенно хватает её сразу за руки и бёдра обеими парой рук, дабы сразу же уложить на кровать и внушительно нависнуть сверху.       Он ничего не сказал… его взгляд уже говорил о многом. Вал предполагал, что Лина выберет самый простой вариант… и всё-таки ей стоило быть учтивее. Во-первых, у него попросту нет безобидных игрушек, иначе зачем они, правда? Во-вторых, её привелегии и даже маленькая пощада уже давно закончилась. Этот вибратор только выглядел примитивно на вид, на самом деле это его любимая физическая манипуляция, которую он частенько использовал на своих шлюхах. Этот вибратор особенно устойчив, долго держится при недурном запасе энергии и самое главное — у него не одна и даже не две, не три режима вибрации, а куда, куда больше…       Ухмыльнувшись настолько жадно стеклянным прозрачным личиком Ойро, чтобы на него упало пару капель слюней, сутенёр двойственно, с неким отдающим рыком внизу груди смеётся, в то время как его нижняя пара тощих рук медленно предвкушающе раздвигает девичьи сексуальные ноги, какие он когда-либо видел… — Я назвал его «Mariposa». — как бы между делом пояснил мотылёк и, не позволив долго раздумывать над его названием, сразу включает на высокую мощность, буквально врезаясь его вздутой головкой в искушающее до тёмной тряски лоно, сразу надавив несколько раз вперёд, дабы усилить давление и словно пытаясь войти им внутрь… и тут же неожиданно снижает скорость чуть ли не до самой незначительной, ухмыляясь под тенью прожектора и, всё ещё не моргая, нещадно, слишком голодно и животно пожирая её кровавыми глазами, в край наполненными желанием и пороком.       Шаловливая рука не останавливалась вместе с вяло работающим вибратором, мастерски мучая её ещё и дополнительным слабым трением об уже похвально увлажнённые складки…       Он не запрещал тебе говорить, песнь. Не запрещает тебе умолять… просить. И желать. Желай, Лина. Желай, и он сделает, твою мать…       Лина дёрнулась, тут же пугливо уставившись на сутенёра, едва его пальцы дотронулись до её подбородка. Она больше ни за что не поверит этой его нежности, откровенно отдающей доминированием. Напротив, теперь грешница за каждым таким пряником ожидала кнут. Она слишком долго молчит, в этом ведь дело? Молчит и не огрызается. Ни одного захудалого «нет», ни одного «пошёл ты» и «отъебись». А ему нужна причина врезать ей ещё раз, верно? Бесится, но держится.       Так не надо, блять, сдерживаться, Валентино! Что за привилегии? Ты ведь не такой, мать твою, полутона — это не про тебя, ведь если ты макаешь в дерьмо провинившихся, то не только мордой, а обмакиваешь с ног до головы уже хладные трупы.       Но нет, демон продолжал молча сидеть и ждать. Ждать и пожирать её глазами. Он даже курил в глубокий затяг, будто дорогой косяк, а не так, будто пытался испепелить сигарету одним присестом, как обычно бывало, когда градус бешенства оверлорда переваривал за допустимые значения.       Самый безобидный на вид вибратор. А он похвалил выбор. Это, блять, очень херовый знак!       Всё, что успела Лина, прежде чем быть похваченной сразу двумя парами рук и оказаться опрокинутой на гигантскую постель — это тихо всхлипнуть и сжаться. Впрочем, последнего сутенёр сделать ей толком не позволил. Кровать просела под его весом, когда сутенёр навис над ней, закрыв собой пару прожекторов. И лучше бы они продолжали её слепить, потому что теперь девушка отчётливо видела его суженные горящие глаза за очками, единственным элементом гардероба, который мотылёк решил оставить. Её дыхание колыхало белый мех воротника, но едва ли кто-то из них на это обратил внимание. Её внимание приковано к конфетной слюне, сочащейся из-за завораживающе хищного оскала сквозь зубы. Пара капель разбились о её щёку, и это отвлекло её на пару секунд. Поэтому грешница пропустила момент, когда в его груди стал резонировать утробно-низкий хриплый смех, который даже не сразу удалось распознать. Лина слабо заелозила под ним, а затем напряглась, сжимая простынь в ладонях. Он смеялся и раздвигал ей ноги. Подсознание начало инстинктивно выискивать бесполезные способы оттянуть неизбежное. Интересно, если учитывать, как Валентино ей врезал за укус своего языка и за попытку отвлечь от убийства Даста, что же он сделает, если она прямо сейчас возьмёт и швырнёт его очки в другой конец студии?       Ойро не знала, отразились ли эти панические мысли в её глазах, успел ли демон их разглядеть, но все они в миг улетучились. Зрачки сузились, дыхание застряло в глотке. Девушка уже приподняла голову, чтобы посмотреть, что он делает, но ответ нашёл её сам спустя мгновение. Она взвизгнула и буквально подпрыгнула в попытке отползти. Она бы, наверное, знатно удивилась, если бы у неё получилось. Губы сложились в широкую букву «о», но из звуков были лишь короткие, едва слышимые всхлипы, потому что спазмированная гортань не позволяла сделать ни одного полноценного вдоха, пока сутенёр что-то не поменял, и сила вибрации не снизилась до минимальной. Демонесса втянула воздух, как утопающая, сваливаясь обратно на простынь. Грудь натужно вздымалась, пока мышцы отходили от резкого перенапряжения. Казалось, что Валентино ударил её током, а сейчас успокаивающе поглаживал слегка вибрирующей игрушкой, но не тут-то было. Внизу стало развиваться тяжёлое тепло, и спрашивать её дозволения организм сейчас точно не собирался. Тёмные волосы за это короткое время успели разметаться так, что локоны почти полностью укрыли ладони, на которые опирался мужчина.       Он этого добивался, да? Чтобы она текла под ним, в буквальном, блять, смысле, и униженно просила большего. Может, стоило всё-таки выбрать минет? Отсосала бы ему, и разошлись бы по своим делам, но нет, мы же, сука, гордые. И к чему привела эта ебучая гордость?! К тому, что сейчас от неё не останется и камня на камне! — Х… хватит. — на грани слышимости выдохнула, выгнувшись на лопатках. — Хватит.       Она не хочет этого. Не хочет хотеть. Но изо рта уже стало вырываться скулящее хныканье, а тело ломать, будто от нехватки дозы наркотиков. Лина сжала зубы, не глядя в глаза демона, нависающего сверху, и изо всех сил постаралась взять себя в руки.       А может лучше наоборот? Может. по-быстрому расслабиться, получить оргазм, чтобы он уже сам наконец трахнул её и отвалил?       Она бы непременно нашла наилучший вариант из множества имеющихся, если бы могла сейчас внятно думать. Но Ойро прям чувствовала, как мысли тонут в киселе, а глаза затягивало пеленой.       Мало. Этого уже мало, очень мало. Сука. Его имя формировалось на занемевшем в миг языке с катастрофическим трудом, ещё тяжелее было заставить произнести его вслух, особенно глядя прямо в его жадные глаза. — Валентино…       Нет, она не сможет продолжить. Не сможет, блять! Пусть делает, что хочет, она не станет просить ничего вслух. Хватает и того, как жалобно Лина выскулила имя Оверлорда, глядя на него с удущающей ненавистью щенячьими глазами. Уже этого, сука, дохрена много, потому что у неё просто не выходило взять себя в руки и перестать плескаться эмоциями, как из рога изобилия!       Вместо этого грешница напрягла постыдно разведённые ноги и руки, снова отталкиваясь вверх. Правда вышло чуть отплозти и подняться на локти, но… но теперь она в паре сантиметров от его лица. Взгляд испуганно забегал от одного глаза к другому. А затем опустился к его губами, в которые так рвано дышала, будто подстреленная лань. И Лина никогда в этом не признается, но всего на мгновение, всего на один жалкий миллиметр она потянулась в нему, дёрнув верхней губой, чтобы тут же вжать голову в плечи и отдалиться, испугавшись в этот раз самой себя.       Валентино самого коротило, когда Лина так триггерно и уязвимо дрожала в его руках с раздвинутыми ногами при сдержанных хрипах и скулении. Вот, как? Решила играть на его нервах и дальше? Или ты настолько невинна и поташанна внутри, песнь? Настолько, что через силу и ежедневный пот надеваешь маску строптивости и отваги, холодного безразличия и при этом искушения? О, куколка, ты ещё не знаешь, а правильнее сказать, сама не видишь и не чувствуешь, насколько себя отпускаешь рядом с ним… Так покорно и отчаянно. А ведь он ещё даже толком не дотронулся до твоего тела, он ещё ничего не начал собственными руками…       Но она сама так пожелала.       И сколько смятения, сколько бури и эмоций в этих противоречивых с разумом глазах… Не будь Ойро так важна и эксклюзивна для него, он бы уже давно выколол её глазки, как драгоценные алмазы, и бережно повесил бы в идеальной рамке у себя в ложе, только для своего лика и обожания       И при всё при этом девушка не стонала… Похоже, он ошибся, она, на удивление, ещё не избавилась от контроля своего тела. Не разочаровала его… Ничего, сутенёр ещё выбьет и вытрахает этой ночью из неё столько стонов, сколько не вырывались из её дерзкого рта за всю её никчёмную и нестоющую до него жизнь… Словно в бреду или из-за алкогольного опьянения, хотя на самом деле скрывающее его зависимость к ней, он подхватил её голову за подбородок, на этот раз не с целью её направлять или повеливать. Только любуясь, только питаясь и дотрагиваясь до её внешнего совершенства, в данный момент длинным большим пальцем оглаживая её нижнюю губу и надавливая тонкой заострённой подушечкой пальца так, будто бы пытается стимулировать её губы… ведь со стимуляцией половых губ пока что похвально справлялся Mariposa.       Мужчина любовался ею, как самым соблазняющим и редчайшим плодом в этой Вселенной, не менее наслаждаясь тем эффектом и неоспаримым фактом, что этот плод сорван им и приназначен отныне только ему.       Другая его рука, играюче и задорно скользящая по уже помявшейся простыни, переползла в её привлекательно разбросанные волосы, неспешно и упоительно наматывая их большую часть на кулак, словно пытаясь загипнотизировать самого себя… перед тем как несдержанно вздёрнуть её голову, опирая на свой же кулак, и приподнять к себе, в паре сантиметрах от лица, по крайне мере, продолжая жадно разглядывать поплывшие черты её выразительного личика, если не ожидая немого поцелуя… Так и не приказывая, но требовательно намекая новой силой сжатия густых тёмных локонов и давления на свою же руку. В то же время остальные его конечностей тоже нашли чем заняться, а точнее продолжали следовать заранее поставленной раззодоривающей схеме: одна из которых контролировала степень её извивания, удерживая за бедренную часть тела и иногда в нужный момент повторно порочно раздвигая левую ногу, поднимаясь по ней узорчатыми полосами повреждения кожи остриём его пальцев, пока другая, ни на секунду не отвлекаясь, несмотря на более увлечённое любование, продолжала контролировать вибратор и степень его воздействия. — Это всё, что ты можешь сказать, Лина? — признаться, Ви ожидал хотя бы злостно большего, но озвучить это уже не стал… просто стал действовать, так же неожиданно и спонтанно переключившись чуть меньше высшей категории скорости, и в самом деле туго, но стремительно вдавливал извилистую головку внутрь подходяще увлажнённого влагалища.       В этот момент Валентино изрядно постарался, чтобы словить её взгляд, и, как только он связал их контакт ненадолго, но благодаря этой секунде наиболее крепко и остро… он резко заменил вибратор собой, вогнав его сразу на всю длину. Под собственное едва контролующее эротичное стрекотание, мотылёк перехватил её ногу и за колено прижал тело демонессы к себе, вплотную, по правде, заставляя выгибаться и чуть ли не подниматься к его члену навстречу.       Вот… Так. О, блять, да~… Ещё немного. Немного блаженного ощущения в ней, и он вернётся к задуманному. Он в любом случае на даст ей кончить так быстро… Только не сегодня. И уж точно не раз. Она, блять, будет стонать его имя…       Сутенёр вздрогнул не телом, а едва заметно, но так чувствительно вздёрнул усиками, не по-детски удивившись, когда с её губ в самом деле вырвалось его имя… Вырвалось.       Уже не пытаясь заглушить свой животный рык, он подцепил её ещё одной рукой и посильнее вжал между своих ног, хотя и так выпирал за финальную стенку… И, не теряя времени, перешёл на темп, предельно ему несвойственный, громкий, да, хлопающий и поддразнивающий, но очень короткий, рваный… и мягкий. Благо, ненадолго… Ему потребовалось, в хуй не сраться, дохуя нестабильных усилий, чтобы так же быстро покинуть её, как и настигнуть, ужасно и коварно оставляя желанные и истекающие, умоляющие ему стеночки без должного внимания… Но он должен научить её. Должен наказать… И должен испробовать во всех, сука, проявлениях, которые на сегодня запланировал.       Раздражённо подхватив вибратор обратно, да так, чтобы он наглядно открылся расплывчатому недоумевающему взору демонессы, демон ухмыльнулся и слащаво, как будто отрывал кусок пирога, нажал на одну из его малозаметных кнопок. Вот, теперь эта прелестная игрушка оправдала своё название, раскрывшись в нескольких слоях, как в нескольких крыльях бабочки… которые начали вращаться со средней мощностью, внушая опасение… и вскоре невероятное наслаждение, стоило Ви непростительно медленно столкнуть его оправдывающий механизм с нуждающейся промежностью.       И он таки не удержался… один разок аккуратно нагнувшись, дабы не попасть оправой очков под выбросы маленьких «крыльев», и старательно ловко прихватив пару стекающих капель густой смазки самым кончиком удлинённого языка… ею же и промочив пересохшие довольные губы.       Губы оказались так чувствительны под его пальцем. Хотелось сорвать его, откусить к херам собачьим и выплюнуть обглоданным в его морду, лишь бы Валентино не вызывал в ней это ненормальное желание чувствовать его как можно дольше. Как можно острее.       И Лина дёрнулась, даже показалось, что хрустнуло несколько шейных позвонков. Вот только сделала она это не из-за пальцев на подбородке и губах, а из-за ещё одной руки, которая стала трогать её волосы. Нет, не трогать. Наматывать на кулак, неспеша и со вкусом, будто намеренно раздражая её прикосновениями к ним подольше. Брови сошлись на переносице от внутреннего протеста. А затем он вздёрнул её, и Лина втянула короткий всхлип сквозь зубы. И горячо выдохнула в его. Казалось, ещё немного, и между ними начнут пробегать разряды тока. Он электризовал её, дрожащие губы фантомно ныли от поцелуя, которого ещё не было, от укусов, которые прокусят её кожу, будто манго. Грешница не позволяла себе ни одного движения навстречу.       Валентино только что чуть не убил Энджела, и обязательно сделал бы это, промедли Ойро хоть одну лишнюю секунду. А спустя несколько минут она уже придавлена его весом в пустой студии и влажно дышит в его губы. Что он из неё делает?       Идиотский вопрос, ведь ответ крылся в ошейнике на её шее. Ошейнике с её именем.       Лина ждала боли. Ждала принуждения. Да хотя бы морального унижения. Но сутенёр даже не целовал её насильно, хоть и явно этого хотел. И признаться, было бы гораздо проще, если бы Валентино вёл себя, как обычно. Потому что тогда Лина могла бы свалить всё на него.       Это всё он, Валентино. Он принуждал, заставлял, а она ни при чём. Но сутенёр буквально использовал только то, что Ойро сама выбрала, и просто держал её за волосы. И ждал, когда она покроется густым, как дёготь, желанием с ног до головы и почувствует себя настолько грязно, что станет уже всё равно, что этот демон — психопат с кровью тысячи демонов на руках, что он мучитель её лучшего друга и по совместительству того, с кем у неё едва не сложились новые отношения. Что он сутенёр и чёртов помешанный фетишист, что она вообще-то его ненавидит, как и большинство демонов, кому посчастливилось с ним познакомиться лично.       Ойро молчала и вымученно хныкала и поскуливала в его губы, рассеянно следя за ними помутневшим взглядом, особенно когда когти демона полосовали кожу бедра, повышая чувствительность от высокой до патологически острой.       Абсурдно, но так и хотелось сказать, чтобы Валентино прекратил звать её по имени. Это оголяло, сводило рёбра в щемящей судороге и обескураживало. Лучше сука, пряность, шавка, собственность и как там ещё он её звал. Потому что когда он звал её Линой так часто и твёрдо, всё, что демон говорил, хотела грешница того или нет, проникало в её голову и находило отклик в теле. За прозвищами можно было скрыться, как за ширмой. А сейчас ей нечем было прикрыться. Он не позволял. — Мгх! — шею и спину выгнуло, и девушка бы сейчас точно завалилась обратно на простыни, если бы Валентино не удерживал её за волосы. Так что грудью она невольно дотронулась до его. Холодная цепочка, оказавшаяся на её коже, запустила бег крупных мурашек. Сутенёр всё-таки сделал это, вдавил вибратор внутрь. Глаза закатились и спрятались за плотно сжатыми веками. — Стой… нет…       Лина вновь попыталась вяло взбрыкнуть и отодвинуться, но руки мужчины крепко и надёжно удерживали её на месте. Без шансов. Она закусила губу и вновь открыла глаза, чтобы посмотреть в сторону, найти что-нибудь, на чём можно сосредоточиться, чтобы отвлечься. Например, на входной двери, за которой мог быть Энджел. Как он там? Он смог подняться или всё ещё лежит на полу в луже отхарканной крови? Но жгучий взгляд Валентино невозможно не ощущать. И в момент, когда Ойро посмотрела на него снова… — А-а!       Пальцы обхватили простынь и запястье крепкой руки, которой демон упирался в кровать. Перед глазами заплясали чёрные мушки, но окончательно Ойро подавилась голосом, когда сутенёр прижал её тело к себе вплотную. Её выгнуло. Кажется, когти впились в его запястье до крови.       Что-то триггернуло его после того, как с её губ слетело его имя. Грешница лишь хотела привлечь внимание и, возможно, попробовать поторговаться, но вышло так… что она просто жалобно проскулила имя оверлорда, едва он вошёл в неё, глядя прямо в глаза. Он имел её уже несколько раз, и всегда это было грубо, животно и жёстко. То, как Валентино делал это сейчас… — О. Господи.       Он правда так мог? Он хоть кого-нибудь ещё так имел? Контраста в его темпе было столько же, сколько и в её эмоциях, и теперь их стало ещё больше.       Особенно когда сутенёр вдруг вышел из неё, а Лина вновь сжалась и заскулила… только в этот раз от позорного протеста. Грудь вздымалась от рваного дыхания, и взгляд вновь зацепился за ту же игрушку в его руках. Демонесса взволнованно нахмурилась, пытаясь понять, что вообще происходит и почему он просто оттрахает её, как делал это раньше. И вот, спустя пару секунд, девушка поняла, почему демон похвалил её выбор. Чем ближе жужжащая игрушка отказывалась к её промежности, тем больше напрягалось её тело, будто Валентино собирался не продолжить использовать вибратор по назначению, а провести ей лоботомию. В момент, когда крылышки коснулись грешницы, все мышцы прострелило дрожью. Она выдохнула стон.       От удовольствия предательски стали неметь разведённые ноги, а саму грешницу выкручивало и ломало, как от передозировки. Лина заметила, как Валентино стал пригибаться, и её в момент это напрягло. Но увидев, как длинный язык порочно слизывает её смазку, а после растирает по губам… она больше не могла. Это выше её сил. Глядя прямо в глаза демону, лицо девушки стало жалобно-блаженным. Медленно, но верно тело стало каменеть в подступающем оргазме.       Вот… Вот, она. Агрессия, ненависть… и самое главное, ненависть от предстоящего накатывающейся похоти, которое она не хочет признавать. Валентино видел такие случаи не раз и чаще всего либо игнорировал их, либо избавлялся от них, накачивая своих шлюх и делая их на всё согласными… Но с Линой всё напротив да наоборот. Её злость и пылкость в её глазах никак не портил, а только украшал и придавал её пламени больше пылкости, больше чувств и эмоций… А это именно то, чего он ждал от неё.       Вал и сам поёжился бёдрами на контрасте с Ойро, когда она так восхитительно и так откровенно выгибалась, по-настоящему сходила с ума и потерянно извивалась по сбитым простыням постели… и всё это не из-за игрушки, а только благодаря ему, стоило стать посдержаннее, помягче, коварне… О, пряность, значит, тебе именно так нравится? Что ж, он учтёт… Как-нибудь. А пока в данный момент её вновь обласкивал вибратор, сутенёр снова и снова прокручивал у себя в голове, как с её губ звонко и пискляво вырывалось его имя. Так, чёрт подери, нужно, искренне… Вспоминал. Вспоминал и продолжал только цеплять капли уже наиболее возрастающего возбуждения с её манящего лона, часто переползая в нижнее колечко, но так и не настигая его, лишь пожирающе и опасно поглядывая на его хозяйку…       Это удовольствие… Наслаждение. Эти стеклянные глаза, отражающие чуть ли не переплюнувшего его степень желания… Нет, блять, он больше не-… Да нет, сука!       Повторно утробно зарычав, словно хищник перед зверским нападением на свою беззащитную добычу, мотылёк резко откидывает вибратор, кажется, совсем не заботясь об его дальнейшей судьбе и состоянии… и не состыкуясь с первым движением, невозможно ласково и упоительно прильнул к истекающей промежности, при этом… ничего не делая. Он продолжал гнусно её мучить, не позволяя кончить раньше времени, поэтому и не проводил никаких махинаций, несмотря на, разумеется, в край невъебическую потребность. Он просто слизывал и подчищал потоки опороченной влаги и жадно заталкивал к себе в рот, шумно сглатывая под собственное приторное мычание… как будто наслаждается самым что ни на есть неповторимым десертом или запредельным главным блюдом.       И как только до его слуха стало доноситься возбуждающее, нет, бесстыдно расшатывающее скуление, пустив по его усикам новую волну дрожи… Блять, да пошло бы всё это. Она его. Его, мать вашу! Какого хуя он должен сдерживаться?!       Всё ещё удерживая одной из лап её оцарапанное бедро, в которое он вскоре, и правда, вцепился, вцепился во внутренности, Ви теперь уже с узнаваемой свойственной алчностью перевернул её на живот, грубо и властно, блять, имея на это полное право, шлёпнув её по заднице. Сначала по одной ягодице… затем по второй. И так ещё разок. И ещё, пока на упругой соблазняющей зоне не начал образоваться именно алый цвет, в то время как в остальных свободных руках мужчины что-то зазвенело, очень похожее на кандалы или…       Цепь, которую Вал пристегнул к червонному ошейнику Лины, больше ухмыляясь то ли имени на нём, то ли с самого помеченного им предмета, перед тем как одной рукой требовательно натянуть на себя жестяную длину, а другой опять несооветствующе продолжая вдавливать кулаком её голову в простыни попутно нещадно сжимающими пальцами вспотевшие чёрные пряди. — Что ты там говорила, песнь? Прости, я не расслышал тебя… — так погряз в возбуждение, так, сука, сосредоточен на ней, что и не заметил, как… извинился.       Блять.       И всё это считал неважным, пока наконец-то не вошёл в неё так же непостыдно и по самые вспухшие достоинства, как в самом начале… Чтобы, блять, начать и двигаться так же. Сука. Поддразнивающий, но очень короткий, рваный… и мягкий темп. Опять. Поддразнивающий, очень короткий, рваный. Мягкий.       Запомни… Запомни, пряность, что он ради тебя делает, с какой силой себя сдерживает, сдерживает, блять, как будто можно это представить… Пока ты в это время тонешь в созданном ИМ море порока и удовольствия…       О, черти! Господи и все его блядские ангелы! Блять, Валентино припал к ней языком и губами, и, Лина была готова поклясться, от того, как это выглядело… от того, как главный сутенёр ада и невменяемый от количества собственных фетишей король порно-индустрии сейчас смотрел на неё с языком между её разведённых ног, она буквально готовилась завизжать от подступающего оргазма, теперь напоминающего десятибальное цунами. Одно движение, всего одно грёбанное движение языком, и её бы смыло, она бы захлебнулась и сдохла самой порочной смертью, даже не пытаясь спастись.       Но он ничего не делал.       Ничего. Сука. Не делал!       Волна начала откат, а грешница, противореча всем своим принципам и убеждениям, изо всех сил пыталась её удержать, напрягла бёдра и пресс, попыталась заелозить по его рту. Но было поздно. Хочется выть. Хочется въебать ему. Но ещё больше самой себе, да покрепче и наверняка, чтобы вернуть съехавшие мозги на положенное место.       Но от его чмокающего мычания, сочащегося порочным наслаждением, и громких сглатываний, из-за которых щёки грешницы налились стыдливой краской, происходило ровно обратное. Показалось, что если не смотреть на то, что он творил, станет проще абстрагироваться. Лина откинулась на простыни, заломив шею так, чтобы взгляд упёрся в нетронутые подушки где-то у изголовья. И стало лишь хуже. Это истинное мучение, и до этого девушка даже не подозревала, что истязать можно вот так: не побои, не психологическое насилие, не грубое принуждение. О да, это совершенно новый уровень унижения, и кажется с ней он гораздо более эффективный, чем всё, что мотылёк пробовал на ней раньше.       Потому что исхудавшая выдержка давала крупные трещины уже сейчас. Это ещё не просьбы, не мольбы, но новый хныкающий скулёж слишком красноречив. Она просила, не произнося ни слова.       Хватит. Хватит! Только теперь не трогать её, а наоборот, трогать так слабо.       Нет, нет, нет! Сука, нет! Да что это с ней?! Пошёл бы он нахуй!       Ойро оскалилась, вцепившись пальцами в постель, и уже хотела сотворить какую-нибудь глупость, например, лягнуть его или плюнуть в очки, схватить за усик и выдернуть его к херам. Что угодно! Она даже забыла про тот всепоглощающмй страх, который ощутила рядом с ним в коридоре, а чувство самосохранения сейчас явно было в жёстком нокауте, но Лина так и не успела ничего сделать. Сперва острая боль в бедре. Изо рта вырвался испуганный всхлип. А затем пространство крутанулось на сто восемьдесят. Из лёгких выбился воздух, и новая порция кислорода вошла в них уже с оборвавшимся испуганным свистом. Всё тело дёрнулось. Дважды. Трижды. На четвёртый раз грешница невольно вскрикнула. И чем больше ударов прилетало по горящим задницам, тем злее и возмущённее становились её глухие взвизги. — Прекрати!       Она взбрыкнула, дёрнув задом в сторону. И именно в этот момент слуха коснулся лязгающий звук где-то сзади. Зрачки сузились до размера двух чёрных точек. Щелчок, и спустя пару секунд до замершей Лины дошло, что именно сейчас произошло. Ещё пара секунд, и Валентино продемонстрировал это наглядно.       Сука… Лишь Вокс знал, как она реагирует на такое на самом деле, именно на это теледемон и сделал упор в последнюю их встречу. И теперь об этом узнает и её сутенёр. В первый их раз всё было удачно списано на наркотики. Второй раз… можно назвать случайностью или объяснить особыми способностями демона. Сейчас же её вырвавшийся хриплый стон от того, как Валентино грубо упёр её голову в постель кулаком, натягивая неприкосновенные волосы, и придушил ошейником, оправдать нечем. Лина сокрушённо прикрыла веки, осознавая, что только что натворила. Он не должен этого знать, не должен.       Но в следующий миг её глаза поражённо распахнулись в неверии. Кажется, не только она теряла контроль над ситуацией, не так ли?       Может, грешница и не обратила бы внимание на то, как с языка сутенёра слетело неожиданное «прости», если бы он сам не замер на несколько коротких мгновений, осознавший свою оплошность. Это слово вообще при ней не вылетало из его рта, ни с кем, никогда. Но удивило её не только это. … Как он её только что назвал?       Лина задержала дыхание и чуть сильнее вывернула голову, чтобы хоть краем глаза оторопело взглянуть на его лицо в немом вопросе. И едва не свернула себе этим шею, потому что Валентино вошёл в неё, отчего всё тело напряглось и ненадолго онемело от острого ощущения наполненности до предела. Глаза закатились одновременно с искажённым от натянутого ошейника стоном. Девушка втянула губы, прикусив их зубами, чтобы не позволить ни одному звуку вылететь от того, что будет дальше.       По всем законам логики сейчас мотылёк должен был начать драть её в наказание за непонятно что и во имя собственного удовольствия. Но он вновь сбил её с толку, и сделал это настолько филигранно и протеворечиво, что у Ойро поплыло перед глазами.       Она не понимала, что её возбуждало больше: то, что он будто незапланированно снова её имел вот так, короткими мягкими толчками, или сам факт того, насколько на самом деле это для него нехарактерно. И чем дольше он это делал, тем больше Лина теряла контроль. Пальцы до побеления костяшек сжали одеяло. И да, с каждым новым толчком в её горле всё громче и громче звучали смазанные короткие стоны. Пока губы всё же не раскрылись, и сквозь уязвлённый оскал не вырвался громкий, надрывный, протяжный стон длиною в несколько толчков.       Ещё. Ещё. Ей мало, чёрт возьми, мало.       Могла бы она сказать себе, что гореть ей в Аду, но она уже здесь, не так ли?       И проклиная себя всеми известными ей матами, Лина в какой-то из толчков… слегка подаётся бёдрами назад, ему на встречу, встречая его собой, и тут же хрипло давится вдохом. А затем снова. И снова. Всё увереннее и увереннее, крепко сжимая веки в ненависти к себе и к нему. И от желания большего. — Я… тебя ненавижу. Почему… ты… так сдерживаешься? — сокрушённо прохрипела, закусывая губу, чтобы следом жалобно заскулить и плотнее упереться затылком в его кулак. — Зачем?       Валентино, к сожалению, в новом положении не мог так подробно и жадно впитывать, как настоявшийся нектар, эмоции Лины, зато такое положение и поза очень помогали их вызывать, крупица за крупицей, поток за потоком… Он бы уловил её страх, если бы Ойро не перебила его звуком… Он не ослышался? Он правильно понял? От услышанного, от одного стона девушки, который стал начальной деталью немаловажного пазла, сутенёр даже приостановился, расслабив пальцы на практически стальном поводке. Необходимо сложить два и два, чтобы понять, что происходит… Он, конечно, погряз в возбуждении, но не настолько, чтобы не понять этот её жест… рассказывающий о принадлежности прошлого хозяина. Вот как Вокси? Значит, вот, что тебе нравится, Лина? Какая же ты противоречия сука… Тебе нравится, когда Вокс обращается с той, как с куском мяса, но при этом не нравится, когда это делает он, хотя у мотылька это выходит намного, намного, сука, лучше и, что главное, приятнее. А она? А что она? Ей нравится, когда он так мягок и нетороплив, мучая её тело нехарактерными махинациями?       О, нет, песнь~… Этого ты не дождёшься. Может, он и любит эксперименты, но расположить его под собой, фигурально, конечно, тебе не удастся. Не забывай, это ты, ты, блять, на его поводке, а не он!       Его настолько разозлила эта мысленная дискуссия, что кровь мгновенно закипала в жилах, молниеносно циркулируя по организму… и немалым потоком направляясь в собственный член, что пошатнулся и упёрся в самый её конец сам, заставляя его контрастно вздрогнуть. Однако теперь это Вал не позволил себе простонать, сжав челюсть и громко начиная шипеть, будто бы, вот-вот, в шаге освежевать демонессу и вырвать ей рога…       Но всё не так просто. Пусть его планы поменялись, он в любом случае сделает с ней всё, что захочет. Что ОН, блять, захочет!       Применив силу натяжения неслучайно не столько на цепи, сколько на её волосах, став не только сжимать, но подтягивать, мужчина вышел почти полностью и, как только головка едва касалась влажных половых губ, он жестоко и резко ворвался в неё, словно пронзая собой и указывая, где её место… На нём, в нём. Сучка.       И всё-таки Валентино решил оказать ей маленькую услугу… И то, только потому что она начала двигаться ему навстречу, как бы он себя не вёл, она хочет его и это стоит поощрить…       Видишь, песнь? Видишь?! Сутенёр, сутенёр, мать твою, делает тебе поблажки и делает так, как тебе нравится!       Грубо приподнимая ватное и обмакающее от порока и похоти тельце Лины, сжимая ладонь в намокших прядях только сильнее, мотылёк опять полностью вышел и жестоко вошёл. И всё это до раздражения и колебания долго, медленно и по-настоящему мучительно, не на шатку наслаждаясь под собственные хрипы, больше напоминающие рык, как её смазка стимулирует и обволакивает его жаром с его рваным неслабым движением… — Вот. Вот, песнь. Я не сдерживаюсь сейчас… Ради тебя. — он наклонился, чтобы как можно слаще и горько одновременно выпалить ей это гнусным шёпотом на ухо, властно очерчивая его кончиком языка, без стеснения или спроса пуская слюни в ракушу, прежде чем замедлиться и войти в неё так же редко, но метко, когда пару его лап повернули её таз с ягодицами, вправо, потерянно меняя угол. — И ты сейчас меня так же ненавидишь? Так ненавидишь, что из твоего рта по-прежнему звучит «хватит», а тело умоляет выдрать тебя, как маленькую шлюху? Что ты на это скажешь, песнь?..       Этот толчок стал оборванным, на половину, качнув бёдрами вперёд, но так и не настигнув «избитую» стенку матки, не сдержав привлекательный стон в конце жаждущей глотки.       Он понял, понял, чёрт возьми, конечно понял. Он грёбаный Оверлорд, сутенёр и хрен пойми кем был при жизни, и назвать Валентино можно было последним уёбком, гондоном, сволочью, двуличной тварью… но точно не идиотом.       Его возрастающее бешенство распылялось удушающим химическим оружием и травило грешницу новой волной страха, особенно когда мужчина остановился, ослабив поводок, видимо, от осознания, и зашипел так, что Лина плотнее вдавилась лицом в простыни, как страус в песок.       Ну какого хуя? В чём её, блять, вина?!       Блядство… она ненавидела, когда трогают её волосы, но все вокруг постоянно почему-то норовили это сделать. Вот только был один небольшой секрет. Да, Ойро не любит прикосновения. Она любит, когда их натягивают и наматывают до предела. Как это делал Вокс. Как это вдруг начал сейчас делать Валентино в приступе злости. Это провал, потому что ей бы лучше молчать и не выдавать никаких звуков, но как только сутенёр вынудил её выгнуть голову от грубой хватки на ставших влажными волосах и даже приподняться с постели, грешница блаженно закатила глаза, сквозь оскал выдохнув ещё один глухой стон. Который вдруг стал коротким, но ярким криком. Она выгнулась, непроизвольно плотнее прижимаясь задницей к его паху, буквально вдавливаясь в него до приятной боли. Сука, он такой большой, во всех грёбаных смыслах.       Сложно определиться, чего ей хотелось больше: чтобы он наконец продолжил или наоборот уже остановился и прекратил к ней прикасаться? Ах да, о чём это она? Теперь же можно забыть о подобных надеждах отъебаться от его рук фигурально и буквально.       Лина переводила дыхание, пока Валентино медлил, но снова хныкнула, когда он потянул её, почти безвольную из-за онемения от перевозбуждения, на себя и снова вошёл, насаживая до упора тело демонессы одним жёстким движением. Вскрик и измученное, походящее на детский плач хныканье.       Почему песнь? Демон назвал её так лишь единожды, и то это вспомнилось с трудом, потому что было давно, фактически в самом начале их… знакомства.       «Скорбная песнь о неизбежной смерти… Вам не подходит.»       Боже, да, да. Этот сукин сын сделал всё, чтобы она потеряла голову и железобетонную гордость, чтобы желала его всё больше и больше, как наркоманка чистый медицинский морфий. — Почему? Почему… ради… меня? — с трудом сформировала вопрос, пока Валентино профессионально ухудшал ситуацию, уделив внимание и её ушку. — Мгха!       Блять, как он это делал… Лина начинала понимать, почему ему продают души за гроши. Оказавшись на боку, она так и не посмотрела на сутенёра, хотя такая возможность появилась. Не хотела. Нет, пошёл нахер. Чем больше он говорил, тем больше девушку охватывала злость, парадоксально усиливая возбуждение, что демон, несомненно, чувствовал каждый раз, когда входил в неё. Слишком много смазки. Слишком легко она его принимает, будто подтверждая его мразотные слова.       Она молчала, лишь сдавленно постанывала и скалилась, хватаясь руками за простынь. Пока мотылёк вдруг не приостановился, так и не толкнувшись до конца. Внутри всё сжало от такого обмана, ведь тело ожидало его и правда просило ещё, просило не останавливаться. Оно помнило этот манёвр, только исполнитель раньше был другим. — Нет, Вокс, ещ… — Лина резко оборвала хриплый шёпот, уставившись в темноту за прожекторами. Кажется, она прямо-таки почувствовала, как с лица сходят краски.       Нужно что-то сделать, срочно, отвлечь его. Он ведь приостановился намеренно. Неужели ждал её ответа? Грешница решила не задаваться этим вопросом и воспользоваться возможностью, пока дыхание не застревает в глотке. — Ты сказал тогда, что мне не подходит. Так почему сейчас… зовёшь песнью? — Лина нервно облизнула губы, а затем заелозила бёдрами, чувствуя, как двигается его ствол внутри. — Почему имеешь так, как мне нравится?       И только сейчас демонесса, заходясь от сбитого дыхания, посмотрела на него, врезаясь в кровавые провалы за очками. Он душил её только вот этим своим взглядом, но Лина, как настоящая мазохистка, продолжала смотреть и задыхаться, пытаясь делать это как можно незаметнее.       Валентино уже достаточно поиграл с Линой, чтобы заметить, как ей не нравятся прикосновения к волосам… Она в общем-то не очень тактильна, но благодаря их новому иному углу проникновения, сводящий с ума их тела обоих сразу, он заметил, как совсем иначе, противоречиво и прекрасно реагировала Ойро, когда Вал, не сдерживая силу, недовольно вжимал её в постель и непристойно сжимал её лохматые намокшие локоны…       О, Сатана и высшие грехи… Она закатила глаза, как же это, блять, прекрасно. Невозможно… Её стоны становились всё привычнее и привычнее, но они по-прежнему служили ему лучшей наградой за столь нелёгкие интригующие испытания. Он получил её, и она полностью принадлежит ему… Может, ещё не совсем всем, но сутенёр считал, что ему более чем достаточно души и тела. Хотя о чём он… С такой, как Лина, ему всегда будет мало.       Мотылёк по-настоящему громко и эротично простонал, оправдывая свой божественный голос, стоило девушке двинуть тазом ему навстречу… Сучка. Сладкая сучка. Его сучка, блять… Ты его. Его. Всегда будешь его. Прорычав, но на этот раз без отрицательного или злого посыла, прикусывая нижнюю губу с подтекающей алой слюной, мужчина покрепче зарылся ладонью в её пряди, будто бы похвально и благодарно массируя голову, перед тем как снова на контрасте щедро и жадно вогнать в неё свой член, так хорошо и точно обозначив своё место в ней… — «Почему»? Разве тебя должен волновать этот вопрос? — действительно, прикладывая усилия к тому, чтобы звучать уверенно и сексуально, особенно после столь бурной реакции демонессы, демон снова активно разгуливал по её ракуше, иногда проказно заползая внутрь и словно пытаясь овладеть всеми её отверстиями, собираясь пометить их все… и запечатлеть собой.       Когда он остановился, Валентино сам нетерпеливо заелозил бёдрами внутри неё, пошло размазывая всю её возбуждённую влагу и по собственному члену, и по её натёртым горящим стенкам. Он знал, что дождался её мольбы и даже будоражуще дёргнул усиками от предвкушения… И она попросила. Попросила, блять. ПОПРОСИЛА. НЕ ЕГО. ВОКСА. ОНА. НАЗВАЛА. ЕГО. ВОКСОМ. В ПОСТЕЛИ. СУКА!!!!!!!!!       Ох, это слишком долго и громко придётся описывать, и то не хватит никаких сил и терпения, чтобы определённо передать желание сутенёра прямо сейчас достать свой пистолет и пустить пулю не в голову Ойро… В её пизду, блять. Он бы понял… Он бы ещё понял, сука, если бы они ещё были женаты и это какой-то классический тупой жанр в совместной жизни, но МРАЗЬ ТЫ НЕБЛАГОДАРНАЯ СУЧКА. Вот, так ты хочешь его, да?.. Вот, так?       О, песнь, тебе придётся умолять. Ты будешь вынуждена умолять. О, нет, ты получишь наслаждение… Настолько много, что будешь умолять его остановиться и пощадить её, а не продолжать, как он планировал изначально.       Вал надолго замер, позволяя в её тело и разум снова проникнуть тёмному и пожирающему страху… Но он настиг её не так, как он планировал. Опять. Хах, думала отвлечь его? Неглупо… Но тебе пора усвоить, пряность, что его возбуждение не мешает ему думать и нести наказание, как многие все думали… Тот же блядский Вокс.       Вообще, он и не собирался отвечать. Он бы не ответил, даже если бы эта истекающая мразота не назвала его…своим бывшим. Это интрига. И она останется интригой. Пусть и теперь в ином ключе…       Мотылёк не приказал ей заткнуться…потому что более чем эффективно это сделает всеми его последующими действиями. Он отпустил её волосы, разжал пальцы в иллюзии спокойствия, но на самом деле он вцепился и куда сильнее сдавил цепь, которой натянул её шею и затем голову чуть ли не к своей груди, настолько повеливая выгибаться, до популярной мучительной боли в спине, и лёгком удушении… перед тем как начать откровенно таранить её. Он не избивал её изнутри, он фактически мог её убить подобными зверскими движениями и варваским контролем… Но этот демон умел рассчитывать свою силу, вытрахивая из неё всю жизнь и энергию, в то же время делая это изнутри благодаря трению и нужному углу настолько, чтобы в такие случаи жертва могла истекать не только феромонами, но и слезами от порочного наркотического удовольствия… — А почему… нет? — прерывисто ответила вопросом на вопрос.       Почему бы ему не ответить? Разве не должно было прозвучать что-то по типу: «потому что ты моя блядская марионетка», «пробую на тебе новый вид унижения» или, в конце концов, «улыбнись в камеру, Лина»?       Но, сука, теперь вопрос дня адресован самой себе. Это же надо быть такой идиоткой?! Стоило ещё «Энтони» выкрикнуть, чтоб у Валентино вообще больше не осталось причин трахать её живую. Ну, насколько, конечно, это слово применимо для той, кто попал в ад. С недавних пор Лине не посчастливилось несколько раз убедиться лично, что молчание мотылька намного страшнее его психов и истеричных выкриков. Молчание было крайней стадией ярости Валентино, и сейчас наступила именно она.       Тишина студии сдавила виски не хуже руки, вдавливающей её голову в постель, как провинившуюся шлюху. В принципе, демон никогда не скрывал, что именно таковой её и считает, она его шлюха. Только почему-то персональная. Большинство это просто списали на очередной фетиш или новый повёрнутый бзик сутенёра, вот только чем дальше заходил этот день, тем больше вопросов возникало к действиям оврелорда у той, кого уже все, кому не лень, называли весьма однозначно: «собственность Валентино».       Инстинкт самосохранения, этот бесполезный кусок дерьма, который нужен был ей ещё пару секунд назад, решил истерично заработать с двойным усердием, лишь когда пальцы демона стали медленно разжимать её взмокшие волосы. Мозг ещё немного и точно бы задымился от поиска выхода из задницы, в которую Лина сама себя загнала, но заботливый владелец её души великодушно избавил девушку от возможности пользоваться этим, как выяснилось, бесполезным органом. Глаза рисковали выпасть из орбит от такого убийственного по силе удушения, и не было никаких сомнений, что на шее останется яркий, сочный синяк от впившегося в кожу ошейника, в дополнение к тому, что цвёл на щеке. Хотя в данный момент целесообразнее было назвать его удавкой.       Демон настолько её выгнул, что затылок упёрся в его широкую грудь, а глаза в его пугающе каменное лицо. Хотя, так показалось ей только на первый взгляд. Валентино беззаветно пылал яростью и похотью в чистом, неогарнённом виде. Спину и гортань прострелило болью до такой степени, что глаза стали слезиться. Он это видел. И добил. Слёзы брызнули из глпз, прикованных к его кровавым провалам, по щекам, стекая мимо открытого в рваном крике рта, и даже самой Лине не было известно, крик этот от боли или от режущего не хуже мясницкого топора удовольствия. Оно стало таким сильным, что буквально душило чуть ли не сильнее ёбаного ошейника, и слишком яростно конкурировало с болевой агонией, охватившей тело, и страхом, что Валентино просто сейчас прорвёт её изнутри или же сломает позвоночник в нескольких местах.       Демоны, надо что-то… надо… о, чёрт. Ойро не могла стонать, не могла кричать, малейшее усилие — и её гортань просто переломит. Она могла лишь выражать эмоции льющимися слезами и помутневшим, умоляющим взглядом. Если Лина что-нибудь не сделает, он точно её убьёт. Убьёт, блять, во время секса!       Ты ведь любишь эмоции, да? Любишь конктрасты и противоречия? Ведь ты сам из них лишь и состоишь, не так ли? Именно это тебя так влечёт, Валентино?       Проверить теорию можно лишь одним способом, и взять бы ей да сразу это выяснить. Вот только подтверждение этой гипотезы несколько дохуя опасно для жизни, хотя в принципе ещё не много, и ей вообще терять будет уже нечего. А ещё… ещё это очень волновало Ойро, в плохом смысле. Для себя в плохом. Между ними с Валентино с самого начала происходило что-то патологическое и больное, и если она сделает то, что задумала, во избежание незавидной участи, это крайне уязвит их обоих. Ну, в одном из возможных исходов. В противном случае, демон просто свернёт ей шею.       Времени думать о том, насколько ей бы хотелось макнуть в грязь саму себя за то, что сейчас сделает, уже не было. Лина чувствовала, что сдаёт. Если трясущиеся от напряжения и сопротивления мышцы спины растеряют остатки сил и обмякнут, мотылёк её просто сломает пополам одним из своих. это даже толчками назвать было нельзя. Одной из попыток пробить ей все органы без шанса на восстановление, правильнее будет назвать это так. Так что отбросив все последние сомнения и мысленно перекрестившись (здесь она могла бы усмехнуться от богохульства, но сейчас вообще не до этого), Лина закинула руку на его затылок, крепко ухватившись когтями, и, помедлив ещё одно короткое мгновение, приподнялась. Чтобы впиться в его губы настолько жадно и голодно, что грешница удивилась самой себе. В этот момент Ойро решила, что если уже и рисковать жизнью, то делать это красиво и невменяемо, под стать мотыльку, так что Лина пошла дальше. Она втянула одну его губу и закусила её, не прокусывая, но наверняка оставляя заметный след, чтобы тут же обласкать её языком. Чтобы тут же вновь припасть к нему плотнее, на исходе сил. Чтобы хрипло прошептать на выдохе, почти беззвучно, его имя, так, как она ещё ни разу его не называла. — В… а… л…       По букве на каждое вбивание внутрь. От её сбитого дыхания стёкла его очков чуть запотели, но Лина сейчас волновалась не об этом. Всё равно в таком положении, пока их губы соприкасались, она не могла видеть его глаз. Всё, что ей оставалось — это с замиранием и без того сбивающегося с ритма сердца ждать его реакции.       Сейчас, за всё это время, он больше действовал, несдержанно вколачиваясь в тело девушки своим членом, словно ножом в мясо, резко и с размаху, как можно сильнее ударяя по внутренностям, нежели наблюдал за её реакцией…       Пытаясь вбиться всё глубже и сильнее, оглушительно шлёпая и соединяя свой таз с её аппетитной, но в данный момент по полной провинившейся задницей, Валентино сдавливал пальцы на цепи и думал… Чем он, блять, хуже Вокса? А, блять, Лина?! Он мастер, он король, он бог, блять, в сексе и знает о мире удовольствия столько, сколько ей не присунули при жизни самые ахуенные мужланы… Он знает, как и мужчине, и женщине, как даже им сразу вместе доставить неимоверное убийственное наслаждение. Знает, как лишить женщину рассудка и контроля над телом… Что, собственно, в данный момент и делал с Ойро. Так что тебя не устраивает, песнь?! Что такого делал Вокс в ваших перепихонах, что не может превзойти он?! Он, сутенёр с твёрдыми руками и профессмональными пленяющими движениями?!       Сука… Вот сука…       С каждым новым раздражительным изгибом его бровей, его движение сталось беспощаднее и проницательнее, словно, действительно, пытаясь протаранить девушку насквозь. Ничего, пусть усвоит урок~… О, нет, он не убьёт её, даже при таком оправданном и ещё далеко смягчённом потоке психа сутенёр достаточно себя сдерживает и контролирует, чтобы изводить её тело вдоль и поперёк, но не дать ей переставать дышать… Он использовал ту самую грань, грань наслаждения и мучения, так и не позволяя её переступить ни в одну сторону, ни в другую.       Однако, что его точно отвлекло и завладело его вниманием… Так это её слёзы. Слёзы, блять… Мотылёк освободил одну из рук, перестав, как будто антистресс, сжимать её ягодицу до посинения и вновь обновил оттенок её оттёкшей щеки новым хлёстким ударом, пожалуй, лишь чудом не ломая ей шею из-за ошейника. — Это что, Лина? Что это?! — он жестоко ухватил её за подбородок и натягивал её лицо к себе при перевёрнутом положении, даже не замечая, как от её сбитого в край потерянного дыхания запотевают его очки… — Слёзы… Я ненавижу, блять, слёзы. — и зная, что демонесса сейчас не в лучшем положении и состоянии, чтобы вытраханной и ещё не до предела следовать его приказам и хотя бы попытаться вытереть свои щёки, он утробно рычит прямо в её лицо, словно готовясь сожрать личико своей добычи, и небрежно вылизывает её солёные полосы, не позволяя на потемневшей коже не остаться ни капли, пусть и для этого приходилось подавлять рвотный рефлекс в горле. — Я убью тебя, Лина… — снова по имени. Холод. Жестокость. Дерзость. И дикая нестандартная похоть… — Убью, если ты будешь пускать слёзы в моём присутствии.       Потому что он не верил в слёзы радости и счастья, не верил, чтобы можно заплакать от возбуждения, это всё иллюзии и выдумки, а ему нужно было от Лины как раз желание и мольба, но никак не слёзы… И плевать, что он её на них стимулирует возросшимся удушением и слишком глубокими толчками, начиная оставлять синяки и на её бёдрах, помимо задницы и талии. Своим тазом… Своими бёдрами и животными движениями.       Сучка… Самая настоящая сучка в руках своего хищника. Виляющая задницей в знаке протеста и подавая голос шипением… О, да.       И Ви не останавливается… Не останавливается, даже когда Лина неожиданно, блять, впивается самыми желанными и страстными вихрями своих губ в его губы. По-настоящему охеревая, это ещё очень мягко сказано, и прижимая усики к своему затылку от удивления… Сутенёр не остановился в своих движениях, отреагировав намного агрессивнее и противоположно, тут же увелечив темп до бешенного и молнеиносного, создавая по-настоящему болезненное и колющее трение внутри, давящее на мозг.       Идиотка… Так пыталась его отвлечь? Так, что он в шаге от того, чтобы убить тебя передозом, мать его, секса, и так, чтобы сломать себе шею уже самостоятельно?       Как только невинно, но не шутку пугающе хрустнула её шея, а из неё не вырвалось ни звука, Валентино едва слышимо прохрипел… Он мучительно прекратил двигаться и разжал все свои пальцы, позволяя Ойро, как тряпке при замедлённой съёмке, обворожительно свалиться на кровать с выпученной задницей… О, да, сука. И это ещё лишь малая часть того, что он может и что сделает с тобой… Песнь была в шаге от смерти, так что он покажет ей, как он приводит в чувства.       Почти не шлёпая, а только похлопывая порочно тёмную будто неживую кожу её ягодиц, Вал подползает ближе и… нерезво, а медленно переворачивает пострадавшее, однако ещё не до конца обласканное и возбуждённое тело на спину. Зато в эту же секунду характерно вошёл, увлечённо, словно изучая её изнутри заново, неспеша проникая внутрь, неслучайно не дотрагиваясь до неё ни одной конечностью и не двигаясь.       Неотрывно наблюдая за ней и поймав её глаза своим хищным разочарованным взглядом, мотылёк завораживающе, как будто они, и правда, снимаются в фильме, располагает одни руки у неё на раздвинутых коленях, а другие на той же постели для опоры… Нависнув над ней и не прекращая таранить взглядом, он начинает двигаться. Нежно… Нежно, блять, и неторопливо. Сука, как же мерзко, как же сопливо и неправильно… Но ему было интересно понаблюдать за реакцией демоницы. Реакцией её тела и запертой души… — Повтори. — серьёзно и властно сказал демон, как будто это звучало как факт, а не как приказ.       Ну а о чём именно он её попро… приказал ей, догадаться несложно. Пусть поцелует его… Пусть это делает сама. Пусть сама целует его… И желательно, нет, сука, обязательно, так же, как и несколько секунд назад. Со страстью, алчностью и отчаянием. Да, песнь~…       Ей бы завыть, заорать в горло, да хоть что-нибудь, лишь бы осевший в лёгких воздух вышел наружу и прекратил её травить, подобно эфиру. Лина теряла способность дышать как таковую, и это чертовски, до нарастающей паники пугало её. Никогда, никто в жизни, ни в аду, ни на земле, не драл её так, чтобы её тело стало само себя душить, да ещё и делать это с таким убийственным рвением. Разум терял контроль над жизненно-важными функциями, и следующим на очереди стало сердце. Оно металось в груди подстреленной канарейкой, сбитое с ритма, и грозилось влюбой момент взорваться, как перегретый мотор на запредельных оборотах.       Наверное, Лина бы уже раз пять переступила черту и расплавилась от убийственного оргазма, если бы не боль. Она была повсюду, и внутри, и снаружи, ноющая и стреляющая автоматной очередью, поражающая насквозь, как наточенные лезвия. Или как когти демона, намертво вцепившиеся в плоть. Боль обострилась и сконцентрировалась на ягодице, которая уже успела онеметь от хватки сутенёра, в момент, когда его рука вдруг пропала. А затем Лина захлебнулась. Удар по той же щеке, на которой Валентино уже оставил свой отпечаток чуть ранее, на несколько секунд выкинул её из реальности. Из горла приступом вырвался натужный кашель из-за перетянувшего трахею ошейника. Она даже не сразу поняла, что голову вновь отбросило в сторону. Это из-за Вокса? Конечно, из-за Вокса. А чего ты ожидала, Лина?       Но затем, когда Валентино заорал на неё так, что ослабели все мышцы от очередной волны страха, мгновенно отразившегося и в её глазах, вместе с тем хватая её за подбородок, чтобы не было иных вариантов, кроме как в неестественно выгнутой позе смотреть в его разъярённые, почти невменяемые глаза… девушка поняла, что ошиблась. И больше всего её поразил тот факт, что слёзы от простого переизбытка эмоций вывели Валентино гораздо сильнее, чем имя его друга, вылетевшее из неё несколько минут назад, тоже на простом рефлексе. Он зарычал прямо в её лицо, скалясь, как заражённое бешенством животное. Для полноты картины не хватало только белой пены изо рта. Лина трусливо попыталась втянуть шею в плечи и дёрнуть головой в попытке сбросить его руку и спрятаться. Казалось, демон сейчас просто вонзит зубы в её лицо. От того и почувствовать его язык, небрежно и раздражённо слизывающий влагу с щёк, было обескураживающе неожиданно. И, сука, как бы унизительно всё это ни было. в этот момент Лина ощутила смутное облегчение. Видимо, после того, как он стал её рвать и раскрашивать синяками, любое прикосновение, не приносящее боль, вызывало ровно противоположное ощущение. Длилось это, конечно, не долго. Убьёт за слёзы… Вместо того, чтобы затрястись ещё больше, девушка задалась вопросом, почему? Откуда такая чистейшая, абсолютная ненависть к слезам?       Лина зашипела, оскалившись от силы ударов бёдер Валентино. Она попыталась сменить угол проникновения, хотя бы на пару градусов, потому что по ощущениям скоро на коже уже будут раны, а не синяки.       Пожалуйста, остановись…       Она ощутила, он опешил от её порыва. Последнее, что мужчина ожидал — ощутить её губы на своих, тем более по её личной инициативе, тем более после всего, что он сделал за последний час. Несложно догадаться, что этот поцелуй — далеко не искреннее желание ощутить вкус его губ. Ей нужна была передышка, хотя бы минуту или две, и Лина очень расчитывала на эффект неожиданности, помноженный на капельку везения и выводы, которые сделала о его тяге к ней. И вновь ошиблась.       Ладони на затылке мотылька, словно пёрышко, коснулся усик подлиннее. Значит, удивить Валентино получилось. И это была последняя мысль, которую Лина смогла сформировать перед тем, как… сутенёр сорвался. Боль. Боль, сжигающая лёгкие, органы, кожу и перегревшийся мозг. Грешница сжала веки до побеления перед глазами и с ужасом чувствовала, как мышцы сдают и начинают терять силу от столь долгого перенапряжения. Она успела только пару раз искажённо пискнуть и лихорадочно сжать затылок демона покрепче, будто это могло привлечь его внимание, прежде чем шея оглушительно хрустнула. Лина даже не дёрнулась, даже не всхлипнула. И не вздохнула. Просто была уверена, что ещё один толчок, и ей конец. У её шеи не было опоры и защиты, так что любое движение сейчас станет летальным. И признаться, грешница успела уже принять тот факт, что сейчас сдохнет, как сломанная шлюха под своим сутенёром. Но похоже, наконец Валентино и сам осознал, что вот-вот лишится своей новенькой игрушки.       Лина свалилась на кровать, как подстреленная, не способная удержать собственный вес. Хоть доступ к кислороду вернулся, наконец, в полном объёме, Ойро могла втягивать его лишь слабыми урывками. Сил не было ни на что, и даже если бы её мучитель сейчас предложил ей убежать, она бы не смогла даже сдвинуться к краю кровати. Она не реагирует на его почти игривые шлепки по заднице, даже губ не поджимает, но тело вновь начинает мелко потрухивать, едва стоит ощутить, как он подползает и. просто переворачивает её, и при этом делает это медленно и даже аккуратно, а не ожидаемо рвано, чтобы продемонстрировать всё своё пренебрежение и отвращение к её персоне.       Демон тут же вошёл, и Лина слабо, но всё же замычала, разлепляя тяжёлые веки. И сквозь ресницы увидела, что Валентино даже не пытается вновь сжать её тело хотя бы одной рукой, а просто смотрит, как на главное разочарование в своей жизни. Это странно, и не менее странно что-то внутри отзывается желанием виновато заскулить. Тошно от самой себя, хочется уже самостоятельно влепить себе отрезвляющую пощёчину.       За что, блять, ей чувствовать вину?       «Прости, Валентино, что всю жизнь я не ждала только тебя»?       «Прости, Валентино, что я не забыла всех и вся, как только ты посмотрел в мою сторону»?       «Прости, Валентино, что я не благодарна тебе за твоё необъяснимое помешательство на мне»?!       Неужели это та самая дрессировка, которой он славился? Ты не виноват, но мотылёк профессионально заставляет твоё подсознание думать иначе.       Каждую следующую секунду Лина ожидала подвох и новую порцию боли или унижения. Она не верила его ладоням, чувственно обхватившим безвольно разведённые колени, не верила тому, как он медленно навис над ней, будто любовник, в очередной раз провоцируя спёртое дыхание застрять в переполненных лёгких. Верила лишь его взгляду, которым мужчина будто обещал ей все муки Ада.       У неё не было сил сжаться, когда Валентино задвигался. Но… — А-ах…       Её глаза расширились. Она не в силах сопротивляться ни ему, ни собственному телу, просто потому что демон только что выбил из неё эту способность, целиком и полностью. Она не могла напрячься, чтобы контролировать себя, и сейчас это сыграло с ней самую злую шутку. Потому что от того, как нежно и медленно Валентино вдруг стал в неё входить, не позволяя отвезти взгляд, и от того, что больше ничего не сжимало её горло (а именно сейчас она была бы даже благодарна за хоть малейшее удушение), с губ пусть пока и тихо, но начали срываться неуверенные, ноющие стоны.       Какого… — М-м… Мгх… Мнх-а…       Пальцы стали снова подцеплять простыни в намёке на протест. И вдруг… Лина обомлела от того, как он сказал это. Как он желал это. Вроде и требовательный приказ, но чёрт возьми, сколько уязвимости было в этом одном слове. И взгляде. Да, смотрел он так, что не оставалось сомнений, любой намёк на сопротивление будет очень быстро и очень жёстко подавлен, но за всем этим, в самой глубине кровавого варева, было что-то ещё. Брови нервно дрогнули. Да нет, не может, блять, этого быть, скорее Ад замёрзнет, чем она поверит в то, о чём на мгновение подумала. И всё же… и всё же…       Демонесса на чистой упёртости приподнялась и опёрлась на локти, оказавшись ближе к лицу мотылька. Она чувствовала, как их дыхание смешивается на губах, пока не отрывала взгляд от его глаз. Они вновь в том же положении, с которого начали. Она хочет это увидеть, хочет убедиться, что ей показалось. Что это всё обычная похоть и желание показать, кто в чьём подчинении.       Лина потянула руку и вновь положила пальцы на его шею, проскользив ими к затылку. В этот раз она не впивалась в его кожу когтями. В этот раз она щемяще нежно, почти пленительно притянула сутенёра к себе, дотронувшись раскрытыми губами до его, и замерла на пару секунд, не отрывая прямого, проницательного взгляда, прежде чем упоительно прильнуть к демону в затяжном и опьяняющем поцелуе, таком неправильном, что казалось, её оштрафуют за него по полной, если увидят. И в особенности за то, как она жалобно простонала в его рот от очередного мягкого толчка.       Что, если он просто хочет почувствовать себя нужным? — Вал…       Несколько минут или секунд, Валентино не знал точно, пока он двигался, вновь погряз в свои мысли…       Да уж, что-то он часто стал это делать, хотя обычно и тем более во время секса Вал больше погружён в процесс… и в самого партнёра, но никак не в собственную голову.       Эта и была пища для его размышлений… Лина. Это имя отзывалось чем-то острым, беспредельно колющим его грудную клетку. Как застрявшая в ноге, только в этой ситуации в груди заноза. Заноза, которая постоянно напоминает об ощущениях с ней… Об воспоминаниях, как и где он мог её получить. И, соответственно, сутенёр не раз вспоминал тот самый день, когда впервые увидел секретаршу Вокса, пролившую на него кофе… и которая в данный момент находится у него контракте, стонущая и постепенно сходящая с ума под ним. Казалось бы, это победа, это фурор, это, мать его, та самая долгожданная эксклюзивная модель, о которой ты и не мечтал, всё копил и копил, и сейчас наконец-то имеешь возможность ею пользоваться! Но почему он не чувствует полного удовлетворения? Почему он не чувствует бешеного ликования? Обычно всё кажется не таким идеальным и радужным… и всё равно не менее желанным в тех самых длительных отношениях. Любых. Братских, любовных или дружеских…       Он ничего не боялся, и всё-таки, блять… Он не рассчитывал на это. Не рассчитывал на то, что будет… зависим от неё. Этого нет с Воксом. Этого нет с Вельветт. Этого не было с Энджелом… А с Линой, блять, есть. Почему? Обычно это он накачивает всех, кто ему как-никак дорог, неважно, в каком плане, и кто интересует его, однако с Ойро мотылёк чувствовал совершенно противоположную сторону… Берёт её он, а одурманивает и накачивает его как будто бы она. Нет. Нет, она слишком проста и неоднозначна, чтобы иметь при себе какое-то оружие… Тогда почему?       Почему?       Этот вопрос настолько крепко и неравнодушно засел в его разуме, что Ви даже не думал сменять темп, словно непросто задумался, а проникся им сам, неторопливо и сладко прочувствуя все виды внутренностей девушки, выливающиеся наружу благодаря его толчкам и её рту… Он застопорился, но двигаться не перестал, недоумённо нахмурив брови, когда из её губ стали срываться блаженные, по истине, пропитанные нефальшивой страстью стоны, оправдывая сущность своей хозяйки и напевая о том, как она хочет его. Более того… Как нуждается в нём? Что это такое, нахуй?!. Что за идиотское давление в рёбрах, сковывающее движения?!       Ему всегда казалось, точнее мужчина был уверен в том, что всей этой нежной хернёй должны заниматься неопытные сопливые парочки… Те демонята, которые ещё не знают жизни и её истинных наслаждений, пытаясь не принуждать ни к чему своего партнёра и ограчивая себя в столь ценном незабываемом опыте. Но почему сейчас… так приятно? Почему так приятно ей, буквально поведывающей ему это в лицо?       Валентино негромко рычит от какого-то странного непривычного обволакивающегося тепла и судороги по всему телу, немного склоняя голову к груди и даже на секунду… растерянно сжимая ткань постели где-то рядом с головой демонессы. Вот, чёрт… Почему, почему нахуй?!. С какой стати это должно было затронуть его?!       И впервые ему наконец-то за всё это время хочется не столько похвалить, сколько поблагодарить, в хуй не сраться, да, Лину… За то, что она прервала все эти его, наверное, действительно, обкурившиеся мысли тем, что он ей приказал.       Он тут же хотел привычно жадно зарыться в её густые локоны и взять своё дерзкое главенство в поцелуе… Как в итоге даже не пошевелил губами, оборвав путь ладони, задорно ползущей по простыне к её волосам, по середине. Она опять… Опять то ли отвлекала его, то ли… Что это? Что ею руководит в данный момент? Что это за чувство, которое не укладывается в его понимании даже благодаря настоящему грубому прощупыванию её души, чего, она, конечно, почувствовать и ощутить не могла. Что вообще происходит?       Вал опять замер на неопределённые время, продолжая двигаться… И как только Ойро решает отстраниться от его губ без приказа, сутенёр слишком гладко и мягко для своей натуры накрывает её голову и прижимает к своим губам обратно за затылок, начиная с истинным рвением… и с какого-то хера передаваемой пленяющей мягкостью сминать её губы, как будто больше не пытаясь навредить своей покалеченной им же на полных правах игрушке.       Действительно… Похоже, плюс такого неторопливого поцелуя… пожалуй, лишь в том, что так можно гораздо лучше и подробнее прочувствовать губы партнёра. Мотылёк считал, что это дохера скучно и не нужно вообще, но… Но. Сука.       Губы Лины напоминали огласки кофе, а также неоспаримо затрагивали вкусовые воспоминания таких продуктов как клубника… Ну, и, наверное, какой-нибудь чай, он не особо в них разбирался. Определённо, какой-то дорогой и элитный, несмотря на простой, но редкий состав трав.       И тут его в чувство приводит его имя… То, как он не разрешает ей его называть. Открывая глаза и хмурясь, со соблазняющим звуком прекращая поцелуй, Ви смотрит на неё сжатыми бровями и даже подготовил вторую руку в воздухе, чтобы снова ударить её по щеке, но она как будто перестала подчиняться хозяину… вяло прекратив своё движение и замедленно опускаясь обратно. Наверное, его мозг реагировал всё-таки лучше тела в данный момент. Наверное. Потому что на той щеке уже не было живого места, а второе окрашивать нет смысла.       Хватит… Хватит, блять, Вал. Что ты вообще творишь? Она. Твоя игрушка. Она. Твоя. Так бери и пользуйся, блять!       С нарастающим и теперь вновь пугающим стрекотанием другой парой рук мужчина уверенно, но до сих пор не столь грубо, переползает с её колен на сгиб под ними и располагает её ноги у себя на плечах. Для нового… не менее приятного, комфортного угла. — Не зови… меня так, блять. — попросил. Просто, блять, попросил.       Всё, пора с этим заканчивать…       Промахнувшись… и схватив её за правое плечо, а не шею с полюбившимся ему ошейником, не прекращая сжимать кожу под коленями, и всё это вспотевшимися ладонями, Валентино постепенно наращивает темп, будто позволяя привыкнуть к тому и захлёбываться от наслаждения с каждой новой волной его непривычного темпа. И чем быстрее он… бережно вторгался в неё, словно пытаясь просто не расквашить повреждённые внутренности, тем мягче при этом же, блять, входил… И как только головка уже который раз упёрлась в самый израненный излюбленный и вытрахенный конец её бесподобной матки, Вал с обнажающим рыком вторгся в неё на этот раз несдержанно, резко, привычно… По-своему. Он орошил её приличным потоком спермы, щедро наполняя её стенки влагалища и душу собой, своей похотью… и будто бы своими же мыслями. Внимательно, как будто от этого зависела вся его жизнь, он вменяемо разглядывает её лицо, которое поведала ему не только об её оргазме… Он запоминал каждый угол её изменившегося лица и впитывал это в памяти, как самое важное запоминающееся зрелище.       О, нет, не подумайте… Для Вала это далеко не всё и он бы мог выполнять все свои планы ещё до следующего обеда… Но дело в том, что. Что? Что он впервые ощутил удовлетворение… Другое. Другую какую-то наполненность. При чём даже пытающуюся вырваться, настолько этого много. Но сутенёр логично спихнул это на то, что Лина достаточно вымотана и покалечена, так что следующий раунд она точно не выдержит. А смысл ему трахать безжизненную или просто выключенную куклу, верно? Какой ему прок, если он не будет получать удовольствие от её меняющихся эмоций?       Дело плохо! Дело просто дрянь: и с ней, и с Валентино что-то было не так, что-то чертовски безобразное, и в этот раз, кажется, это пугало не её одну. Эта нежность, эта мягкость, неспешные, глубокие толчки, они должны были вот-вот перерости во что-то другое, чтобы вновь проучить её. Но нет, он всё входил, и входил, и входил, по прежнему умопомрачительно чувственно, так по-скотски возбуждающе и неестественно аккуратно, что её замутило от того, насколько было хорошо. Это, кажется, не то, что Валентино планировал. Ему понрãвилось, как это ощущается, а Лина всё больше терялась в противоречиях, потому что то, что делал демон — даже не импровизация. Мутация, изъян, разросшийся злокачественной опухолью, которую не заметили вовремя.       Губы на вкус, как смоченный в вишнёвой пропитке табак с примесью опиума. Прохладные, сладко-горькие, вызывающие онемение. Неподвижные.       Почему он не отвечает на поцелуй?! Ну же! Ну же, докажи ей, что всё это не больше, чем очередной фарс, просто хорошо сыгранный театр одного актёра! Это же такая возможность, мать твою, показать, кто здесь главный! Валентино собирался это сделать, точно собирался, Лина почувствовала движение его руки. Но так и не почувствовала её властную хватку.       Сложно анализировать, что происходило в этот момент с нависающим над ней мужчиной, а думать, что это творило с ней, и вовсе не хотелось. Но перепутать это чувство грешница не могла. Она ощутила резкое, неприятное чувство в животе — зуд разочарования. И в тоже время почувствовала, как цепочка, свисающая с его сосков, дразняще трётся о её грудь, сопровождая каждое движение члена внутри, распаляя чувствительность до предела.       Дура блять, что с тобой вообще происходит?! Этот психопат чуть не убил Энджела, испортил тебе жизнь своим нездоровым помешательством, капризно кричал «хочу!» при виде тебя, будто не привыкший к отказам мальчишка у прилавка с игрушками. Ты для него не больше, чем вещь, авантюра и лекарство от скуки. Так какого хуя ты разочарована, что он не желает отвечать на блядский поцелуй?! Ещё и двенадцати часов не прошло с момента заключения контракта, а ты уже ведёшь себя, как настоящая, выпрашивающая внимание шл…       Сука, он даже не ухватил её толком. Да он вообще почти не применял силы, когда притянул её обратно, едва Лина решила, что с неё хватит этого позорного ожидания. И от того, КАК Валентино её поцеловал… чёрт, она простонала, как послушная девочка на растлении. Его неповторимый вкус, его запах, его тепло — всё смешалось, и, честное слово, Лина едва не захныкала от этого поцелуя, готовая вновь прослезиться от щемящего грудную клетку желания продолжать ещё и ещё. А самое паршивое в этом всём… он хотел не меньше. Это не грёбаная игра, Валентино не притворялся. Не притворялся ведь? Сделай же что-нибудь, сбрось ты уже эту пелену с её глаз и верни ясность уму, напомни, кто ты!       Да. Да, вот так. Эта сладкая опасность в глазах сутенёра и правильное чувство страха, разлившееся по венам. Вот это правильно! Это то, что нужно. Лина инстинктивно сощурилась и пригнула голову в попытке спрятаться от замаха. Но вот, секунда, две, три, и рука демона опускается, а грешница во все глаза смотрит на это замедленное действо.       Что происходит?       Почему он передумал?!       Всё ясно, придумал что похуже, верно? Несмотря на всё происходящее, Лина всё ещё оставалась собой, и об этом Ви напомнили её глаза. Полные страха, да. Но и упёртости. Она смотрела прямо на него, нахмуренная, по прежнему испуганная, но упрямо не отводящая взгляд.       Давай уже, прекращай, блять, тянуть.       А Валентино уверенным движением закидывает её ноги себе на плечи, и Ойро буквально почувствовала, как к щекам обильно прилила кровь от такого положения. Пследним, контрольным выстрелом стали его слова на выдохе. Слова. Даже не угроза. Он просто сказал не звать его так.       На этом последние крупицы понимания происходящего окончательно рассыпались в прах. Стоны стали свободнее, и нет, Лина не кричала. Каждый стон она буквально ныла, протяжно и растерянно, выгибаясь грудью на каждый его толчок. А затем, не веря самой себе, стала тихо, еле ощутимо двигаться ему на встречу. Занемевшие пальцы свобобной руки зарылись в волосы на виске, второй она ухватилась за крепкое предплечье демона. Бархатистая на ощупь кожа просто горела, и Ойро обхватила её плотнее, ненадолго отвлекаясь на это ощущение под пальцами. Мышцы узлами перекатывались от движений сутенёра, и грешница сжала одну из них большим пальцем. Выделилась слюна, захотелось её укусить, совершенно иррационально. Но чем быстрее и парадоксально мягче становился темп Валентино, тем больше Лина теряла голову, вскоре растеряв последние мысли. Стоны сливались между собой, становились всё жалобней и громче; образ демона расплылся, будто девушка смотрела на него сквозь толщу воды. Медленно, но неумолимо наполняющая всё существо волна оргазма казалась настолько пугающе сильной, что грешница в панике стала задыхаться, натужно втягивая воздух сквозь парализованные связки. Окончательно она провалилась в экстаз, — настолько сильный, что, пожалуй, даже болезненный, — когда Валентино после всех нежностей грубо врезался в неё. Лина взвизгнула и выгнулась, на пару секунд потеряв связь с миром и собственным телом.       Глаза отказывались фокусироваться хоть на чём-либо, и всё же девушка с трудом, но разглядела в мельтешащих точках лицо демона. Он смотрел на неё так внимательно и въедливо, что у неё даже дрогнул уголок губ. Это не веселье, отнюдь. Это истерия.

***

      Учитывая то, что Лина находится в ватном почти отрубленном состоянии, Валентино не стал ей ничего говорить и объяснять по поводу некоторых касающихся пунктов в контракте, которые она, естественно, не прочитала… Поэтому он делал всё без спроса и уж тем более без стеснения или стыда. Пожалуй, даже хорошо, что Ойро близка к отключке, сейчас он как никогда не хотел наблюдать за её реакцией, в то время как с недовольной рожей и нахмуренным выражением аккуратно… и заботливо, фу, блять, смазывал её повреждённые участки мазью. Не только тела, но и внутренних стенок… Выгодно, что девушка это почти не почувствовала, лишь пару раз что-то промычав и незначительно пошевелив ногой.       Мыть её смысла и подходящего оборудования нет, да и не то, что бы она была испачкана. Учитывая то, что произойдёт в скором времени, она и сама сможет спокойно помыться утром, он не побрезгует своей ванной и душем. А пока сутенёр оделся сам и… вынужденно одел и её саму, заранее и не очень охотно избавляя её от груза ошейника с цепью.       Пришлось отпустить водителя и повести лимузин самостоятельно, чтобы не возникало каких-то вопросов и за ним никто не осмелился следить в такой поздний час. Тем более, что демонесса весьма удобно и шикарно расположилась в салоне с непрозрачными стёклами… Не то, что бы она это понимала, но это даже к лучшему.       Удобно, что у него две пары рук, потому что одной мотылёк держал секретаршу, другой открывал ключами квартиру, кидая их на входную тумбочку и сразу же понеся девушку в спальню, не разуваясь. Он мог и не следить за порядком, здесь всё равно в назначенное время прибирались нанятые грешники.       После секса с любимой игрушкой… и даже после столь нестандартного удовлетворения настроения у Ви не было, так что, только лениво скинув обувь, он рухнул в кровать прямо в одежде рядом с Ойро. По пункту 57 она должна спать в его постели, рядом с ним и не выкабениваться с его объятий… … но за всю ночь он так и не прикоснулся к ней. Как будто был настолько в ней разочарован, когда вспоминал, каким именем она его назвала… Или опасаясь, что одно его прикосновение массивного, пусть и худого длинного тела превратит её в пыль. Будто. Это не так. Ему просто не спалось, он просто прокрутился всю ночь, вот, и всё…