Когда ты наследник

Бывший любовник отца Хосока, а ныне — пока еще не утративший былой красоты муж члена совета директоров компании, не мог пройти мимо представшей перед ним картины на свадьбе одного из богатеньких болванов из его окружения. Практически все знакомые, в том числе и муж, думают, что он просто чуть потрепанная, но все еще красивая секс-игрушка, эскорт — не более. Лишь избранные из доверенного круга знают, что он еще тот хитрец, главное правило которого: смущенно хлопай ресницами и больше слушай. Конечно, он в курсе подробностей жизни семьи Ким Сокджина. Разумеется, он владеет информацией по части бизнеса его отца. Обычно он использует подобные сведения для шантажа, какой-либо выгоды либо просто для собственного развлечения, но в данном случае речь идет об удержании на вершине успеха организации, которую так долго и так усердно выстраивал его до сих пор любимый человек, пускай ради этой ненавистной ему компании им пришлось расстаться. Он должен предупредить. Набрав на экране смартфона номер, который помнит все эти годы наизусть, он еще долго смотрит на него и не решается нажать кнопку вызова, лишь покусывает нижнюю губу и неловко переминается с ноги на ногу. Хорошо, что в поле зрения сейчас нет посторонних глаз и любопытных ушей, возникло бы слишком много ненужных вопросов — таким взволнованным и трогательным его никто из присутствующих на свадьбе никогда не видел. Внутри что-то переворачивается от предвкушения услышать до боли знакомый голос в динамике, пальцы дрожат, а во рту пересохло от моментально накрывших, словно буря в пустыне, воспоминаний их беспечной юности и неиссякаемой любви. Господин Чон… Нет, его господин Чон из раза в раз сбрасывает звонок. Но он не злится — только улыбается своим мыслям, среди которых капсом прописана одна единственная: «Мой господин все такой же обидчивый, но и невероятно отходчивый, когда дело касается нас». И он оказывается прав. Как и всегда. Несколько минут они поначалу молча дышат в трубку. Господин Чон первым не выдерживает тягучей и заволакивающей туманом разум тишины, начав с робкого: «Привет». Как оказалось, фирма семьи Ким находится на грани банкротства. Дело всей жизни отца Сокджина рушится на глазах, потихоньку теряя клиентов и оставаясь третий год подряд без прибыли — в скором времени платить по счетам будет нечем. Именно поэтому он с таким воодушевлением воспринял предложение о свадьбе младшего сына, на которого не было никакой надежды изначально, с наследником империи Чон. Это ли не подарок судьбы? Слияние с таким крупным и успешным бизнесом уж точно может помочь спасти и этот — убыточный, стремящийся к краху своего существования. О бедственном положении осведомлены лишь несколько человек, поэтому глава семьи Чон никак не мог предполагать, что творится на самом деле. Закончив свой рассказ, бывший любовник выдыхает в трубку восхищенное: — Прими правильное решение, как ты делал всю свою жизнь, и не тони вместе с ними. — Из-за этих решений я лишился тебя и своей души. — Твоя душа здесь, со мной. Если когда-нибудь захочешь вернуть ее — ты знаешь, где меня найти. Вызов завершается, оставляя каждого из участников диалога в раздумьях и сомнениях. Однако, сбросив сумрак нахлынувших воспоминаний, каждый из них возвращается к жизни, которую построил сам, изо дня в день надевая маски и играя прописанные давным-давно роли. Их мир жесток и беспощаден, он всегда голоден до наивных глупцов и влюбленных идиотов. Здесь нет места слабости и ранимости. Ты либо играешь по правилам, либо идешь нахуй со своими никому не нужными чувствами. Здесь серьезные дяди и тети играют по-крупному и ставят на кон все, что у них есть, оставив при себе только трусы и напрасные надежды. Сразу после звонка договорившись с семьей Чхве о свадьбе, папа Хосока достает с верхней полки громоздкого шкафа из темного дерева закупоренную бутылку коньяка, с трудом открывает ее, ощущая слабость в теле, и наливает полный стакан, тут же осушая его до дна, лишь слегка поморщившись. Не помогает. Тогда он пишет и отправляет сообщение сыну, сопровождая едва слышным: — Прости.

***

Хосок читает сообщение только на утро. Внутренняя легкость и окрыленность новыми чувствами куда-то пропадают, сменяясь грузом ответственности и тяжестью в груди. Плечи, еще недавно бывшие одухотворенными, поникают, стремясь слиться с землей и стать невидимыми — лишь бы только их не трогали и вообще забыли об их существовании. Но это практически невозможно. Он бросает телефон на кровать, которая за эту ночь стала для него колыбелью страсти, удовольствия и нежности. Ему было так хорошо, как никогда прежде, и он забылся. Теперь же ему напомнили в очередной раз, кто он есть на самом деле и что его ждет. Хосок думал, что перехитрил судьбу, но эта сука трахнула его во все щели, бросив в подворотне, словно дешевую шлюху, крикнув напоследок жестокое: «Твоя жизнь тебе не принадлежит — не обольщайся!». Оставив домашнюю одежду, любезно выданную Сокджином, на стуле в спальне, он крадется в ванную, где в душевой кабине трется мочалкой с ароматнейшим гелем для душа мужчина мечты, которой, по-видимому, не суждено стать реальностью. Хосок, открывает дверцу и проникает внутрь, тут же прижимаясь грудью к немного поцарапанной спине и крепко обнимая ласковое тело потрясающего человека. Сокджин замирает. Густой горячий пар прогревает внутренности, но конечности отчего-то до сих пор дрожат. Освежающий запах кедра и мяты проникает через нос и распространяется по организму, но не придает бодрости духа и хорошего настроения, как обещано на бутылочке геля для душа. Только присутствие Ким Сокджина рядом успокаивает. Хосок водит руками по его груди, прижимается еще ближе и наудачу выцеловывает мускулистую спину, пытаясь уделить внимание каждой клеточке драгоценной кожи. В этой тесной кабине хочется остаться навечно. Сокджин разворачивается и натыкается на мокрое, очевидно, не от воды из душа лицо Хосока. Он не понимает, что могло произойти за те пятнадцать минут, когда его не было рядом. — Что случилось, милый? — ласково спрашивает Сокджин. Хосок ничего не отвечает, вжимается в крепкую грудь, обхватывает шею и впечатывает Сокджина в стенку. Рыдания, которые были бесшумными, перерастают в истерику: дыхание становится рваным, слезы застилают глаза, возникшее громкое икание не веселит, а только усиливает волнение и беспокойство. Переведя дух и пережив пик сильнейшей эмоциональной встряски, Хосок слабым хриплым голосом цитирует прочитанное сообщение, а затем, лишившись последних сил, повисает на Сокджине, как обезьянка на лиане — ноги не слушают одурманенный остатками истерики разум, становятся ватными и немного сгибаются в коленях. Сокджин выключает воду, оборачивает Хосока в большое полотенце и, надежно поддерживая за талию, ведет его в спальню. Бережно обтерев полотенцем, он кладет его в кровать и укутывает теплым одеялом, подсознательно стараясь защитить от трудностей этого безжалостного и беспощадного мира. Мира, который он сам искренне ненавидит. — Мы что-нибудь придумаем, хорошо? — Сокджин целует торчащую в коконе одеяла макушку и поглаживает по спине. — Теперь я не смогу тебя отпустить ни за что, понимаешь? Хосок, провалившись в сон, едва голова коснулась подушки, не слышит, что ему говорят. Сокджин достает из вороха постельного белья его телефон, снимает блокировку и заходит в список контактов. Увидев нужное имя, нажимает кнопку вызова.

***

Чон Хэюн, будучи младше брата на два года, нисколько не уступала ему в интеллектуальных способностях и проявлении деловых качеств. Она так же свободно владела четырьмя иностранными языками и уже учила пятый. Во всем старалась следовать примеру брата. Считала его своим личным божеством, хотела быть умной и доброй, как он. И, разумеется, желала ему только счастья. Она прекрасно понимала, что ей не светит стать наследницей семейного бизнеса и папа не воспринимает ее учебу и стремления построить успешную карьеру всерьез. Она лишь хотела помогать брату в будущем, надеясь стать ему опорой и поддержкой. Всю ночь она не могла уснуть, подслушивая, как родители ругались в кабинете отца. О стены и пол разбивались стаканы и бутылки. В какой-то момент оказался перевернутым стол. Ей было очень страшно, но чувство самосохранения атрофировалось, ведь сквозь истерические крики и звон бьющегося стекла она слышала имя брата. Она обязана была разобраться, в чем дело. Если коротко: мать считает отца жестоким ненавистником своего ребенка, а отец маму — легкомысленной дурой. За пару часов разнеся кабинет в щепки, папа куда-то уехал, оставив маму рыдать посреди ненавистного ей помещения, в котором муж проводил большую часть времени, забывая о существовании семьи, несмотря ни на что испытывающей теплые чувства к отцу, ведь он все-таки родной человек. Хэюн не стала вмешиваться. С ней никто информацией не делился, а за то, что подслушивала, могла и получить затрещину. Утренний звонок с номера брата нисколько ее не удивил. Она ждала. Только услышав на другом конце провода не его голос, она занервничала, но Сокджин заверил, что с Хосоком все в порядке. — Я бы вовсе не выпускал его из своей квартиры, я могу о нем позаботиться. Но мы ведь понимаем, что он не сможет, во-первых, оставить тебя в том доме, во-вторых, спокойно жить, понимая, что родные люди считают его бракованным сыном, — подытоживает небольшой рассказ Сокджин. Он понимает, что сестра Хосока вряд ли чем-то поможет, но в сложившейся ситуации она первая и единственная пришла в голову — только ей он мог позвонить и выложить все, как есть, зная, что собеседник точно волнуется и ждет новостей. — У меня есть идея, Сокджин, — с замиранием сердца произносит Хэюн. Она с детства желала этого. Она, сколько себя помнит, страстно хотела выйти из тени любимого брата и показать, на что способна. Она грезила мечтой стать главной наследницей детища своей семьи. Готовилась к этому, не подозревая, что представится идеальная возможность. И вот он, переломный момент — или сейчас, или никогда. Добраться до мечты и спасти родственную душу от истязаний и насилия, против страха быть осмеянной и непонятой, страха услышать, что она не достойна. Оказавшись перед сложным для нее выбором, держа в руках красный и зеленый провод, она не может решиться. Нужно резать красный! Нужно разъебать здесь все к чертям, чтобы потом восстановить в еще лучшем виде, оставив Хоби в покое с любимым человеком. Хватит быть нюней, пора действовать. Хэюн любит зеленый цвет, но пришло время для красного. На семейный совет с родителями через четыре дня Хосока привозит Сокджин. Теперь они пахнут одинаково, оба одеты в одежду Сокджина и выглядят почти как семья. Не хватает лишь очаровательной улыбки на лице Хосока, которая завершит образ влюбленного глупыша. Хосок не понимает, почему его парень так хитро улыбается. Откуда в сложившейся дерьмовой ситуации он черпает вдохновение для хорошего настроения и пения веселых песен в ванной, для готовки вкуснейших сладких завтраков и игривых танцев по вечерам. Он будто бы счастлив… Но не говорит причину, ставя Хосока в идиотское положение и вызывая недоумение. В голове каша из сомнений, противоречий и странного предчувствия — очень похоже на переваренную манку с гигантскими комочками, политую клубничным вареньем пятидесятилетней давности закрутки. Выглядит неаппетитно и вызывает тошноту при дегустации. Хочется выблевать, прочистить горло ершиком и забыть как страшный сон. Хосок хочет только одного — чтобы его оставили в покое, чтобы позволили быть рядом с Сокджином. Это ведь не так уж сложно, правда? — Нет, неправда, — отвечает себе вслух на заданный мысленно вопрос. — Интересно, в честь чего сборище… В этот раз они скажут мне, что нужно жениться на жабе с ближайшего болота? Или прострелить обе коленные чашечки? А может, переспать с собственной сестрой, записав все на камеру, и выложить в сеть? Не удивлюсь уже никаким извращениям этих людей. — Милый, просто зайти в этот кабинет. Я уверен, не все так плохо, — Сокджин поправляет галстук Хосока, заправляет волосы за уши и целует в уголок губ. Каждое прикосновение отдает заботой и нежностью, движения рук аккуратные и бережные. Они оба берегут друг друга. Хосок прикрывает глаза и молится всем богам в поисках того самого, который подарит ему каждый день в объятиях этого потрясающего мужчины. Два поколения семьи Чон сидят за круглым столом в одном из офисов огромного тридцатиэтажного здания в деловом районе Сеула. Отец семейства явно только что выкурил несколько сигарет подряд, поэтому в тесном помещении царит духота и обволакивает крепкий запах табака, а спертый воздух непроветренного офиса душит, учащая сердцебиение и увеличивая напряжение между собравшимися. Атмосфера поистине угнетающая. Хэюн, выпив по дороге на семейный совет любимый кофе и собравшись с мыслями, чувствует себя окрыленной и готовой на подвиги. Она встает из-за стола, открывает нараспашку окно, впуская в помещение осеннюю свежесть, вдыхает полной грудью насыщенный аромат приближающейся зимы, а затем садится обратно. И тогда, не спрашивая разрешения и не интересуясь ничьим мнением, она выкладывает свой план спасения Хосока, завершая шуткой, чтобы разрядить атмосферу: — И кстати, я погуглила, что там за дочь семьи Чхве. И да, я согласна слиться с ней не только корпорациями наших семей, — она игриво подмигивает брату, на долю секунды поддавшись эротическим фантазиям. Ее и правда заинтересовала та девушка. Хосок, в свою очередь, неотрывно смотрит на нее, восхищаясь стойкостью и храбростью этой милой малышки, осознавая, что сестричка выросла, пока он сам все пропустил. Она ведь прямо сейчас вытаскивает его из дерьма. Дает шанс на ту жизнь, которую он проживал практически каждой ночью, погружаясь в сон и надеясь, что родители не умеют читать мысли и не смотрели фильм «Начало». Когда офис вновь погружается в молчание, мама начинает плакать от гордости за своих прекрасных детей, которые выросли честными, порядочными, добрыми и тонко чувствующими окружающую реальность людьми, несмотря на жестокость и лишенное родительской ласки детство, а отец погружается в глубокие раздумья, не сказав ни слова, и даже не повернув головы, уставившись в открытое дочерью окно. Семейный совет ничем не заканчивается. Главе семейства нужно многое взвесить и обдумать. — Решение будет принято завтра, — безапелляционно объявляет он грубым басом и покидает присутствующих. Когда брат и сестра оказываются на улице, они не успевают опомниться, как вдруг Сокджин приобнимает Хэюн и целует Хосока в щеку, сразу же уводя обоих в любой ближайший бар — им совершенно точно необходимо расслабиться.

***

Год спустя.

Сокджин уютно устроился на диване в гостиной перед камином, что тихонько потрескивает и расслабляет и без того спокойного и умиротворенного парня. Он отпивает безалкогольный глинтвейн из кружки с оленями и снеговиками и неловким движением ненароком тревожит посапывающего в его объятиях Хосока, завернутого в пушистый плед и его теплые ласковые руки — все как он когда-то мечтал. — Ой, прости, милый, ты уснул, — Сокджин приближается к уху и едва ощутимо просовывает язык внутрь, хихикая как нашкодивший детсадовец. — Фу, какая гадость, господин Ким, — Хосок чуть приподнимается, чтобы принять сидячее положение. — Если бы только твои родители видели, чем ты тут занимаешься. — Им было бы похуй, поверь. Пей давай, я для кого варил этот адский коктейль? Хосок, не открывая глаз, все еще в сонном состоянии распахивает губы в ожидании, когда теплый напиток сам польется в рот, еще больше согревая изнутри, обволакивая пряными вкусами розмарина и гвоздики, балуя рецепторы сладостью вишневого сока и кислинкой лимона. Но получает он в разы улучшенное наслаждение в виде пухлых мягких губ любимого человека со вкусом глинтвейна и невообразимого счастья. Поцелуй, очень неторопливый и тягучий, почти сразу становится влажным. Языки обхватывают друг друга, ласкают, каждый раз они будто знакомятся заново, узнавая все новые грани удовольствия. — Люблю тебя, милый, очень-преочень, — успевает прошептать Сокджин, переведя дух и впиваясь в родные губы с уже совершенно другим настроением. Воздух в комнате тяжелеет. Он начинает пропитываться все больше возбуждающимися феромонами. Прерывистое дыхание влюбленных становится похожим на стоны, оповещая партнера о взаимном желании и необходимой сейчас близости. Сердцем к сердцу. — И я тебя, очень-преочень. Сокджин бережно массирует предварительно смачно смазанным пальцем анус любимого, сидящего лицом у него на коленях, упершись своими в спинку дивана, и отвлекает его внимание на покусывания ключиц и поцелуи в шею. — Ты можешь не проворачивать эти трюки, Джини… Ммм… — Хосок выгибается в пояснице и выдыхает весь воздух из легких, когда палец настойчиво проникает внутрь. — Я готов крутиться на твоих самых красивых во всем свете пальцах двадцать четыре на семь. — Я знаю, милый, — добавляет второй палец и легонько двигает внутри. — Я бы тоже не вынимал из тебя свои пальцы, а из твоего рта — свой член. — Боже, заткнись, — хохочет Хосок, отчего скольжение на пальцах становится немного интенсивнее. — Черт, как же хорошо. Быстро целуй меня! И Сокджин целует. Напористо, дерзко, вкладывая в движения губ чувства, что распирают изнутри. Он хочет, чтобы этот парень знал, как сильно ему дорог, насколько он благодарен за то, что Хосок нашел его и не испугался ни Чонгука, ни его сварливого характера, ни гнева своей семьи. Да, вот так. Сильнее… Глубже… Настойчивее… Хосок медленно опускается на член, плавно раздвигающий внутренние стенки. Никаких рывков и чрезмерного давления — только забота, только комфорт. Привыкнув к такому знакомому и родному ощущению, он начинает насаживаться, быстро ускоряя темп. Потрескивание поленьев в камине заглушается самой лучшей мелодией, которую влюбленные обожают слушать, оставаясь друг перед другом полностью открытыми, доверяя каждую клеточку тела рукам, способным доставить ни с чем не сравнимое наслаждение. В обожаемой обоими скачке они быстро добираются до финишной черты, отпраздновав победу вторым почетным кругом по стадиону. Так и оставшись в совершенно развратном голом виде, парни подходят к незашторенному панорамному окну, за которым простирается вид на Сеульскую телебашню, уже завораживающе-красиво мигающую разными цветами в сумраке вечернего города. Сокджин обхватывает талию Хосока, прижимает его спиной к груди и наблюдает за медленно опускающимися с неба снежинками. — В этом году так рано пошел первый снег. Что бы это значило? — Что вы, господин Ким, вовремя позаботились о строительстве самого большого в Южной Корее крытого поля для гольфа в своем гольф-клубе, — Хосок кладет ладони поверх рук, по-хозяйски скрещенных на его животе. Он очень гордится Сокджином, который смог обратить недостатки бизнеса в достоинства, вложив огромные силы и средства в модернизацию, которая уже понемногу начинает приносить первую прибыль. — Ты у меня такой умный. — Кто бы говорил! Я бы ни за что не догадался свалить весь бизнес на сестру, но сохранить второй по размеру пакет акций компании за собой! — Хах. Так и я не догадался! Ты ведь знаешь, что все это ее идея. И она на самом деле очень хорошо справляется. — Тогда мы оба полные кретины по сравнению с твоей Хэюн. Только благодаря ей я стою сейчас рядом с тобой, полностью голым после двух великолепных оргазмов. — Да уж. Давай отправим ей цветы. — Полезнее будет набор дилдо разных цветов и размеров. После свадьбы с той девчонкой им точно понадобится что-то подобное, — Хосок резко разворачивается в объятиях и принимается щекотать этого юмориста, которому только дай волю — обсмеет все на свете. — Эй, ты чего! — Сокджин ловко присаживается, хватает Хосока за задницу и перекидывает его через плечо. — Мой член настолько воспитанный, что встает, чтобы тебе было куда сесть. — Опять?! Сокджин! Я устал! — Пойдем, детка, я не виноват, что твоя попка такая аппетитная. Я сделаю все сам — с тебя нужно только присутствие. — Вот же балбесина! Сокджин возвращает Хосока на диван, укладывает на мягкие подушки, но нет, не трахает до потери сознания, а ложится рядом, придвигает худое тельце к себе поближе и шепчет, как сильно любит. Хосок расслабляется и расплывается довольной лужицей в надежных руках. Он тоже любит. Любит осень, которую так ненавидел. Любит себя осенью. Любит Сокджина, что когда-то ворвался в его расписанную на годы вперед жизнь, чтобы послать все эти планы к чертям.

***

Когда ты наследник, твоя жизнь тебе не принадлежит. Ты не любимый ребенок в любящей семье, ты разменная монета, которой с удовольствием воспользуются твои близкие в угоду интересов бизнеса. Но иногда происходит чудо. Иногда случайная встреча, мимолетный взгляд и неожиданное прикосновение могут перевернуть жизнь с ног на голову, разорвать все написанные давным-давно сценарии и сделать человека абсолютно и безусловно счастливым.