small present from ananti golf club

Алкоголь ударяет в голову, и они слишком сильно растворяются под влиянием момента, практически теряя счёт времени. – Лучше не делай так, – отрываясь, облизывает губы блондин, пока грудь вздымается слишком активно, наполняя оголодавшие лёгкие кислородом, – Я выставил неточный курс. – Почему? – сводит брови Джонхан, но выглядит не лучше, запыхаясь, – И зачем тогда его назвали автопилотом? – голова соображает изрядно плохо, мысли отсутствуют напрочь, кроме одной – сильное непокидающее желание снова прикоснуться к чужим раскрасневшимся губам. Изнутри поедает жалкое противное чувство, будто у него только что отобрали самую вкусную на свете конфету. Или маринованных крабов – первое он не понимал, а вот за второе, возможно, продал бы нацию. – Затем, что, – блондин обрывает фразу на полуслове и вдруг застывает, округляя глаза, когда взгляд испуганно бегает по показателям на приборной панели, – Чёрт. – Что? – волнение поднимается за секунду, застревая где-то в горле. – Аккумулятор почти разряжен, – стандартно хмурясь бросает блондин, продолжая внимательно изучать цифры и стрелки, и резко глушит двигатель, после чего внезапно срывается с места, быстрыми шагами достигая каюты. Джонхан, в мгновенье лишившийся всякой поддержки, оглядывается по сторонам и видит лишь бирюзовые волны вплоть до линии горизонта. Тревога накатывает из неоткуда – он и не знал, что настолько боится открытых пространств. Сердце снова ускоряет пульс, только адреналин выделяется теперь по совсем другой причине. Мир схлопывается до одной точки, пустота давит и сковывает, а кислород почти перестаёт поступать в лёгкие. Сынчоль появляется в поле зрения через непростительно долгую минуту, да ещё и с непонятной махиной в руках, но когда он открывает отсек с аккумулятором и ловко орудует проводами, Юн складывает два плюс два. Паника потихоньку отступает, но глаза видимо всё ещё раскрыты больше обычного, потому что иначе объяснить поведение блондина нельзя – тот, увидев его, грустно умиляется, аккуратно берёт его лицо в свои ладони, невесомо прикасаясь запястьями, чтобы не испачкать мягкую кожу, и испытующе нежно заглядывает в слезящиеся глаза. Джонхан внутренне умирает и клянётся себе, что будет почаще принимать такой вид, только бы Сынчоль смотрел на него вот так. – Всё в порядке, – произносит спокойный и уверенный низкий голос, его тон слишком убедительный, – Я поставил аккумулятор на подзарядку, – чем дольше он говорит, тем сильнее Джонхан ему верит. Седативный эффект, который брюнет ловит от его слов, эхом проносится по телу, моментальная расслабляя все мышцы на окаменевшем теле. Уши краснеют, ведь крупные ладони всё ещё на его щеках, и не проходит и минуты, как Сынчоль снова тянется, чтобы мягко и успокаивающе поцеловать. Брюнет плавится в чужих руках похлеще пломбира на сковородке, а сохранять бдительность становится всё сложнее, когда поцелуй вдруг снова набирает обороты. Сынчоль отрывается лишь на секунду, чтобы вытереть руки, но, заглядывает в беспокойные глаза, и что-то снова щёлкает внутри, давая понять, что рычаг спущен. Грудную клетку разрывает от очередного вспыхнувшего пламени, сносящего все остатки разума на своём пути. Впечатывая красивое тело в приборную панель, на секунду в панике проверяя, не задели ли они ничего, он жадно съедает мягкую сводящую с ума шею, спускаясь и выцеловывая ключицы, насколько позволяет нынешний вырез рубашки. Ещё через секунду он подхватывает крепкими руками чужие бёдра и слышит лёгкий стон когда тот сильнее прижимается к нему, сцепляя ноги за спиной блондина. Губы Джонхана это что-то настолько прекрасное и немыслимое, что Сынчоль уверен, однажды он их съест и не заметит. Когда тело напротив отчаяннее хватается за него, мёртвой хваткой обвивая его руками и ногами, Сынчоль держит крепко, и несёт его прямо в каюту. Места немного, и чтобы не упасть с лестницы и не стукнуться головой о потолок, блондину приходится поставить брюнета на землю, хотя отпускать его кажется преступлением. Когда они оба оказываются на горизонтальной поверхности, Джонхан, будучи снизу, слабо контролирует себя, изгибаясь под чужим телом, и до невозможности чутко отзывается на все его прикосновения и поцелуи. Леопардовая рубашка расстёгивается в четыре руки также быстро, как и чёрное поло, снимающееся через голову, открывающее вид на сумасшедше подкаченное тело. Джонхан готов петь деферамбы его фигуре, но жадно поедая взглядом, лишь скулит от нетерпения, и Сынчоль считает, что это один из самых красивых звуков, которые он когда либо слышал. Сквозь призму созданной под эффектом Джонхана другой реальности, он клянётся себе никогда не надевать футболки, лишь бы слушать его вечно. Второй любимый звук это сладкие горловые стоны, а значит сейчас самое время снова заняться чужой шеей, а после грудью, ведь эрогенные зоны это лучшее, что придумала эволюция. Когда Сынчоль, собрав полный букет ярких откликов на свои непотребные действия, добирается до нежного живота, Джонхан вдруг зовёт его к себе для поцелуя, и притянув за шею максимально близко, переворачивает и толкает под себя, усаживаясь на чужие бёдра. Новая поза приносит львиную долю эмоций, запуская вагонетку по мёртвой петле американских горок снова и снова. От переизбытка эмоций сносит крышу, с каждой секундой Сынчоль всё больше теряется в пространстве и времени. То, что происходит у них с Джонханом, рвёт привычное на кусочки и заставляет переосмыслить всё своё существование в принципе. Старые установки больше на канают, а новых придумать не хватает сил, ведь всё, о чём получается думать это насколько идеально тот смотрится на нём сверху. Ладони блондина по-хозяйски укладываются на ткань чёрных джинс, слегка стискивая чужие приятные формы, получая в ответ слабо сдерживаемые толчки от худых бёдер. Снова ленивые касания подопухших губ, снова спертый воздух на двоих, снова его так много и так близко, что хочется не отпускать вовсе. Снова попытки прижаться друг к другу как можно сильнее, наполненные невозможной близостью, и ощущение того, что всё это чертовски нереалистично. Через ещё пару минут джинсы уже валяются где-то у кровати, а Сынчоль со всей силы старается не сгореть от нежности накативших чувств. Аккуратным движением он нащупывает нужное место и Джонхан на секунду теряется, как испуганный кролик, правда вида не подаёт, но Сынчоль учится слушать и слышать через все прикосновения, улавливаемые с такой непреодолимой точностью. Действовать хочется незамедлительно, главное, не забывать, что для кого-то это впервые, хотя в его движениях всего едва прослеживается отсутствие такого нужного сейчас опыта. Руки неконтролируемо сжимаются, раз за разом срывая чуткие стоны с горячих губ. Спустя минуту Джонхан отстраняется и медленно движется вниз, выцеловывая узоры на чужом торсе. Медленно подобравшись к чужой ширинке, Джонхан помогает себе руками расстегнуть надоедливую пуговицу, и касается губами нижнего белья. Происходящее по-прежнему не укладывается в голове, но брюнет не даёт и шанса отвлечься от происходящего. Когда он позволяет себе оттянуть кромку трусов, ощущения усугубляются в разы. Спуская ненужные элементы одежды до лодыжек, Джонхан, вернувшись, едва дотрагивается до головки припухшими губами, на что Сынчоль слегка дёргается. – Ты действительно такой чувствительный? – поднимает голову Джонхан, встречаясь с заплывшим взглядом напротив. Слишком много вопросов, которые хочется задать в ответ – что-то вроде «У тебя точно никогда не было секса с мужчинами?» или «Сколько гей-порно ты посмотрел за последний месяц?» и, последний – «Может перестанешь? А то хочется кончить от одного твоего вида», но отвечать вопросом на вопрос дурной тон. – Кажется, она возросла за последнее время, – сипло хрипит Сынчоль, прочищая голос, и искренне пытается не произнести вслух те тупые три слова, что так упрямо вертятся на языке. Очень импульсивно и очень не вовремя. Чтобы хоть немного отвлечься, Сынчоль, позволяет себе новую шалость – берёт свой член в руку и проводит им по чужим губам. Кажется, это что-то за гранью привычных ощущений, и на долю секунды ему даже становится страшно любопытно умереть от переизбытка собственных чувств. Джонхан не отступает ни на секунду, и, широко открыв рот, выставляет язык. Добавляя больше смазки в виде слюны, он проводит им верх-вниз. С каждой секундой становясь всё смелее, в один момент он, наконец, полностью берёт в рот, смыкая губы, и слышит чуть более громкий стон, чем до этого, делая пометку, что вроде как всё делает правильно. Он движется, плавно водя губами по всей длине, во рту на пробу играясь с уздечкой, на что Сынчоль, стоя на локтях, откидывает голову, изгибаясь в спине, а Джонхан давит победную улыбку. Он меняет ритм, то ускоряясь, то замедляясь, постоянно мониторя, как тело под ним отзывается на все его телодвижения. Сынчоль же чувствует себя самым счастливым и смущённым на земле, потому что это всё ещё Юн Джонхан, который без зазрения совести берёт за обе щёки его член. Ещё немного и он точно не выдержит, и, решая больше не сдерживаться, Сынчоль берёт и кладёт свою руку на тёмный мягкий затылок, позволяя себе вбиваться в чужое горло с новой интенсивностью. Рвотные рефлексы никто не отменял, но Джонхан же решает терпеть до последнего, ведь он, очевидно, не из тех, кто сдаётся на полпути. Хотя основная причина лишь в том, что он слишком сильно хочет довести мужчину под собой до оргазма. Ускоряясь до непривычно быстрого темпа, блондин, наконец, доходит до той самой точки. Возможно, прозвучит романтично, но это один из самых сильнейших оргазмов, что были у него за последнее время. Быстро высунув член изо рта, он подставляет кулак, чтобы ничего не запачкать. К сожалению, он немного не успевает вовремя, отчего на нижней губе у Джонхана блестит белая капля. Сынчоль чувствует, что готов сгореть от стыда (или за секунду накатившего возбуждения), но Джонхан, всё ещё глядя прямо в глаза, проводит языком по нижней губе, беспардонно слизывая блестящую жидкость. Сынчоля переполняют противоречивые чувства, но брюнет в ответ лишь слегка улыбается и ждёт обратной реакции. И мужчина, не теряя ни минуты, тянет его к себе, кусая чужие припухшие губы, будто показывая, что готов одобрить все его выходки. Джонхан удовлетворён, но не тем, чем надо, и это необходимо как можно быстрее исправить. Чхве всё ещё тяжело дышит, но ведёт себя куда более размеренно, нежели минуту назад, и у Джонхана от чужой уверенности сводит все внутренние органы. Блондин то нежно обрамляет руками линию челюсти, то хватает за шею и притягивает так сильно, что Джонхан хватается за последние попытки задержать остатки вновь утекающего сознания. Внутри он терпеливо ждёт, принимая правила игры, и даёт понять своим молчанием, что готов продолжить. Ловко скинув с себя Джонхана, Сынчоль встаёт и шарится по ближайшим ящикам в поисках заветного тюбика и квадратика из разноцветной фольги. Джонхан откидывается на простыни, пытаясь перевести дыхание, но раздеваться не спешит. Сынчоль подходит к кровати, не торопясь залезает на него сверху и дарит нежный недолгий поцелуй, а после спускается, очерчивая губами гладкий живот и, наконец, избавляет мужчину под ним от тесных брюк. Сынчолю хочется быть нежным и одновременно грубым. На секунду вспоминая своё состояние ещё буквально вчера, он непроизвольно злиться, и это не ускользает от внимания младшего. Тот поднимает чужой подбородок на себя и, отвлекая от важных дел, по типу раскатывания резинки по члену, волнительно смотрит в глаза. И Сынчолю хватает. Его снова колотит от переполняющих грудную клетку чувств, словно кайф, где доза – брошенный взгляд, любое прикосновение или произнесённое полушёпотом имя блондина. Когда Сынчоль выдавливает на пальцы жидкую смазку, Джонхан под ним слегка напрягается, но обещает себе идти до конца. Он с трудом принимает первый палец, но под мягкие поцелуи и нежные успокаивающие слова, получается лучше, чем он сам от себя ожидал. Второй и третий идут ещё сложнее, но Чоль не торопит, заставляя забыть обо всём, кроме него самого. Когда Джонхан, наконец, слабо кивает, говоря, что готов, Сынчоль, нависая над хрупким телом, мягко входит. Приятного мало, пока старший случайно не нащупывает то самое место, прикосновения к которому теперь отзываются во всём теле. Джонхан готов рвать на себе волосы, скулить и плакать, когда Чхве ко всему прочему берёт член в свою руку, начиная интенсивно надрачивать в ритм с собственными толчками, но тот в ответ лишь тянет, цепляясь за влажную шею, на себя, чтобы запечатлеть все разрывающие изнутри эмоции в короткие касания с чужими пересохшими губами. Кажется, система точно не выдержит, если блондин над ним продолжит в том же духе. Но Джонхан лишь сильнее насаживается в ответ, отчего уши ловят несдержанный стон сверху, из-за которого так нещадно рвёт крышу, и вмиг становясь ещё ненасытнее. Это настолько в их стиле – мериться, кто кого ебёт сильнее. Силы уже на исходе, когда оргазм, наконец, накрывает с головой, словно чего-то подобного Джонхан не испытывал уже очень давно. Это настолько ярко и сильно, что даже пугает. Сокращаясь, он доводит и Сынчоля до точки – тот кончает практически одновременно с ним, еле удерживаясь на вмиг ослабевших мышцах. Джонхан ощущает, как от перепадов давления кружится голова, а лёгкие враз наполняются кислородом, и он чувствует себя так хорошо, что почему-то хочется смеяться. Сынчоль смотрит в ответ как-то слишком по-доброму и тоже глупо улыбается. Нежно целует в нос и ложится рядом, в ту же секунду задумываясь, не было ли это слишком. Но когда Джонхан поворачивает голову, то выглядит слишком блаженным, мягко чмокая блондина в губы, и навязчивые мысли ненадолго покидают его. Слишком забытое чувство – обнимать любимого человека после секса. Сынчоль очень хочет, но всё ещё боится. Боится сделать смелый шаг и получить отказ, боится, что Джонхан просто взял и поигрался с его чувствами, что это всё была разовая акция, просто потому что здесь их никто и никогда не найдёт. Остаться бы жить на этой проклятой яхте. Он неспеша встаёт, но довольно быстро одевается и выходит на воздух. Солнце медленно коренится к горизонту, и, как здорово, должно зайти прямо в море. Хочется покурить, только, жаль, нечего, да и откуда – он же не курит. Подойдя к приборной панели, он проверяет уровень зарядки аккумулятора, и разобрав нужные цифры, заводит мотор. Включив автопилот, он отходит к краю яхты, и, прижимаясь спиной к холодным поручням, пилит взглядом бесконечный горизонт. Мысли снуют одна за одной, а грудную клетку таранит ужасно неприятное чувство. Он никогда не умел контролировать страх – тот моментально опоясывает и проникает в голову. Кажется, блондин за секунду успевает пожалеть обо всех словах, что вырвались в самые уязвимые моменты, и всех тех вещах, что позволил себе сделать с мужчиной, что так сладко произносил его имя. От этих картин перед глазами мурашки, но наученный горьким опытом он всё ещё пытается не поддаваться эмоциям, насколько это вообще возможно. Когда через несколько минут, Джонхан, наконец, появляется в поле зрения. Ветер развивает тёмные вьющиеся пряди, пока он пытается посильнее закутаться в уже застёгнутую рубашку, обнимая свои сложенные руки, то ли от холода, то ли от чего-то ещё. Зевая, он выглядит так мило и заспано, что Чоля переполняет желание крепко обнять его и прижать к себе, согревая накопившимся теплом. Но он снова сдерживается. Смотрит, не отрываясь, прямо в глаза, ища ответы на самые интересующие сейчас вопросы, будто там всё по пунктам расписано. Но Джонхан, как всегда, сплошная загадка. Тихая гавань, где вдоль пирса гуляет одинокий чудной капитан и каждый раз выкидывает что-нибудь новенькое. Правда эта, как и любые другие сложности в характере Юна, не пугают, а лишь подстёгивают занырнуть ещё глубже. – Я, – начинает брюнет, и, коротко вздыхая, отворачивается, чтобы не сбиваться с мысли. Какая редкость, Юн Джонхан снова открыл рот. Первый. – Ты, – слегка глупо улыбается Сынчоль, возвращая чужое внимание на себя, и изо всех старается не сорваться с места, потому что настолько милый Джонхан – зрелище не для слабонервных. – Я ни о чём не жалею, – от этих слов хочется выдохнуть, а Сынчоль мысленно переводит дух, ведь это может означать что угодно, начиная от «у тебя неожиданно большой член», заканчивая «спасибо за мой первый опыт с мужчиной». – Хорошо, – не без улыбки отвечает Сынчоль, но милого в ней мало. Правила игры меняются за секунду, и вот он уже не боится, а скорее ждёт объяснений. И он ясно ощущает, что имеет на это право, ведь это не у него тут пэкэдж в виде семейных отношений. Джонхан делает несколько шагов, сокращая расстояние, и смотрит в упор, глазами бегая по чужому лицу. – Ты очень красивый, – Сынчоль внутренне тает, но в ответ лишь ухмыляется, отводя взгляд, потому что слышать такое от Джонхана как увидеть северное сияние. Хочется запечатлить этот момент в своей памяти на очень долгое время, потому что он вряд ли когда-либо услышит что-то подобное. И поторопить, потому что ещё немного, и он абсолютно точно не сможет удержать себя в руках. Спросить бы, чем всё это кончится, только сбивать момент не хочется ровно настолько же, насколько хочется попросить его изъясняться быстрее. – Ты не лучше, – кидает Сынчоль, чтобы сказать хоть что-то. Джонхан будто слегка тушуется, но после лишь приближается ещё сильнее, вдруг сокращая расстояние до минимального и прикасается своим носом к чужому. Дышит чужим воздухом. Чолю кажется, что он сейчас умрёт, но момент не позволяет. Вместо этого он просто ждёт. Снова чужие пальцы, такие приятные, словно это не просто часть чужого тела, а что-то особенное, что хочется трогать не переставая. Кожа у блондина такая горячая, что можно обжечься. Она создаёт сильный контраст с холодной джонхановской, будто более бледной. Когда Чоль открывает глаза, они касаются лбами, пока он, опустив голову, изучает взглядом их руки, будто что-то пытаясь понять для себя, а потом резко поднимает глаза, отстраняясь. – Если ты не хочешь повторения, не подходи так близко, – более серьёзно, но всё ещё мягко говорит Чоль, и Джонхану не нужно повторять дважды. – А что если, – заговорщически произносит брюнет, бессовестно нарушая чужое пространство и гуляя руками по чужой талии. – Никаких если, – возмущается Чхве, в привычной манере округляя глаза, – Не думай даже, – и добавляет, – Не сегодня, по крайней мере. Джонхан улыбается сильнее, и теперь, окончательно льнёт к чужому поло, замыкая руки у него на талии. Сынчоль пытается успокоить разгулявшееся сердцебиение, но сдаётся и прижимает его сильнее, врезаясь губами в тёмные волосы. Мысли крутятся в голове и больше всего на свете он сейчас хочет услышать три заветных слова- – Я подал заявление, – бурчит в грудь Джонхан, и Сынчолю на секунду кажется, что он сейчас заплачет. Что-то колет в груди, но это приятная боль, она словно от облегчения. Кажется теперь, наконец, можно не бояться дышать. И жить. Ветер ласкает лицо, пока ноздри забивает запах дорогого шампуня. Это успокаивает. Настолько, что Сынчоль вдруг чувствует себя, как дома. Им предстоит непростое путешествие по изучению друг друга. Решение нестандартных ситуаций и сложные моральные выборы. Ссоры и разногласия, споры и конфликты, недопонимания. Много недопониманий. Нежелание уступать другому. Разочарования. А ещё тепло. Очень много тепла. И света. Бесконечно много любви, нежности и ласки. Заботы. Красивых слов, приятных головокружений и сбивчивого дыхания. Дрожи в коленках, страхов, сильных тревог. И много счастья. Простого, но такого необходимого. Слишком много всего, чтобы уместить в одно воспоминание. Но где-то внутри Сынчоль уверен, что это начало чего-то хорошего.