Atropa belladonna

White Mustang - Lana Del Rey

***

Ренджун морщится, словно только что выпил гремучую смесь из алкогольных напитков, даже еще полностью не просыпаясь. Все тело ломит, а конечности чувствуются в четвертом измерении. Элементарно поднять руку получается с трудом. Он медленно трогает свой лоб, где лежит марлевая мокрая ткань. Моргает, пытаясь сфокусировать взгляд, но перед глазами всё расплывается. Постепенно зрение проясняется, и он открывает глаза, уставившись на потолок, который не похож ни на его домашний, ни на больничный. Осторожно убирает компресс и приподнимается, осматривая комнату, в которой лежит. Просторная, сочетающая в себе черты арт-деко и минимализма. Стены окрашены в нежный оттенок слоновой кости, создавая ощущение чистоты и простора, а глянцевый чёрный пол контрастирует с белыми элементами, отражая свет и добавляя глубины. В углу комнаты стоит низкий диван из мягкой кожи кремового цвета с чистыми линиями, подчёркивающими минималистический стиль. Вокруг него расположены небольшие стеклянные журнальные столики с золотыми элементами, характерными для арт-деко: тонкие ножки и геометрические узоры. На потолке свисает массивная люстра из хрусталя с острыми, чёткими гранями, создавая игру света и тени. В противоположность этому, вдоль стен расположены встроенные светильники с мягким, ненавязчивым светом, подчёркивая строгость пространства. Светильники? Он смотрит в окно и понимает, что сейчас уже вечереет. Ренджун отодвигает от себя белый пододеяльник. Движения медленные, словно каждый сустав отзывается болью. Первым делом он опускает ноги на холодный пол — и ему думается: «В такой комнате ходить босиком может привести к серьезным проблемам». Постояв несколько секунд, чтобы не потерять равновесие, он медленно оглядывается. Над ним висит огромное абстрактное полотно в чёрно-белых тонах, привлекающее внимание геометрическими формами. Взгляд падает на черную тумбочку у кровати, на которой стоит стакан с водой и таблетками. Он берет упаковки в руки вчитываясь в названия. Жаропонижающие, антибиотики и противовоспалительные. Рядом стоят бутыльки с физрастворами и ампулами. Он обратно ставит все на место и идет к открытой двери. И именно в этот момент слышится звук набирающегося кода от входной двери и Ренджун торопится в сторону звука. Он делает шаг вперёд, выходя на пол из гладкого мрамора, который под его босыми ногами кажется ледяным. Встроенные в потолок лампы мягко светят, заливая пространство тёплым, но приглушённым светом, создавая интимную атмосферу. Холл огромен, как будто создан для приёма гостей или проведения важных событий. Потолок высокий, уходящий вверх в темноту, а свет, исходящий от встроенных ламп, создаёт тени, играющие на стенах. Эти стены покрыты панелями тёмного дерева, каждая из которых кажется вырезанной вручную с изящными деталями. Вдоль одной стены тянется длинный шкаф с закрытыми дверцами, а напротив — большая лестница с мраморными ступенями, которая плавно изгибается наверх. Ренджун стоит, чувствуя себя маленьким и потерянным. В воздухе ощущается лёгкий запах полировки и чего-то старого, почти забытого, как будто эта комната давно не видела людей. Но несмотря на ощущение заброшенности, всё вокруг выглядит безупречно ухоженным, словно кто-то тщательно следит за этим местом. Вдруг в холл заходит мужчина в сером костюме, зачесывая волосы назад. Звуки его тапочек разрезают тишину – Ренджун забывает дышать, потому что прямо сейчас перед ним стоит... - Господин Ли Донхёк? Мужчина поднимает голову, смотря на застывшего впереди него парня. - Вы проснулись? Как самочувствие? – спокойно спрашивает он, останавливаясь перед журналистом в двух метрах. - Голова чуть болит, но спасибо, думаю мне уже лучше. - Ну и напугали вы меня, конечно, - он цокает, но в глазах ни капли укора или злости. - Если честно, я особо не помню, что произошло, - Ренджун слабо пожимает плечами. – Но я готов поверить в судьбу и правдивость сюжетов дорам, если вы сейчас скажете, что сбили меня на машине. - О нет, пока рано считать это судьбой, потому что это – наша вторая встреча. Но есть основания считать так, потому что, нет, я не сбил вас, - пытается сдержать смешок, - нашел на улице, лежащего без сознания. Он не мог сказать, что между ними произошло что-то особенное. Это было не вспышкой чувства, не внезапным пониманием, а просто моментом лёгкости, словно что-то привычное и естественное. Они уже однажды так говорили — непринуждённо, без напряжения, и в этот раз было то же самое. Ему не приходилось подбирать слова или следить за тем, как он звучит. Но почему-то поддержка в этот момент, пусть и через шутку, пробудила в нём чувство уюта. Это был момент не близости, а скорее напоминание о том, как приятно быть понятым. Тёплое ощущение пришло не от эмоций, а от самой атмосферы разговора — естественного, лёгкого. — Точно дорама. В третий раз где встретимся? — прыснул он, и уже через секунду заметил, как мужчина разворачивается. Он на мгновение захотел вернуть свои слова обратно, опасаясь, что доставил дискомфорт, но спустя некоторое время перед ним снова появился Донхёк, держа в руках такие же чёрные домашние тапочки. - Вы только встали после долгой отключки. Не стоит пренебрегать здоровьем, - он ставит тапочки, чуть наклоняясь. – Наденьте, пожалуйста. - Спасибо. Донхёк медлит милисекунды, прежде чем шагнуть вперед и приложить тыльную сторону ладони на лоб парня. - Температура, думаю, есть, но незначительное. Не хотите кушать? – он обратно идет туда, откуда пришел. Шуршит пакеты, и он заходит уже с двумя пакетами. – Я вернулся с работы пол часа назад. У вас была температура, и я сделал компресс, чтобы вам было легче. После, уехал закупиться продуктами. Идемте. Он ведет их на кухню, сразу поворачивая вправо. Кухня оказалась обширной, со светлыми стенами и современными элементами интерьера. Пол выложен большими плитками приглушённого серого оттенка, а вдоль одной стены тянется длинный кухонный гарнитур из гладкого белого мрамора. На нём стоит набор бытовой техники — всё аккуратно расставлено и будто бы едва ли использовано. В центре кухни находится массивный остров с барными стульями, на котором стоит поднос со стаканами и графином воды. Рядом — большая индукционная плита и встроенная вытяжка, подчеркивающие лаконичность интерьера. Столешницы идеально чисты, как и стеклянные шкафчики с посудой, которые отражают свет встроенных точечных светильников на потолке. Донхёк спокойно ставит пакеты на остров, бросает быстрый взгляд на парня и говорит тоном, лишённым лишних эмоций, но в то же время мягким: - Присаживайтесь, я что-нибудь приготовлю. Вы любите кашу? - Если честно, терпеть ее не могу, - он смотрит на Донхёка, который начинает разбирать продукты, двигаясь с удивительной уверенностью. Ренджун, всё ещё чувствуя лёгкую слабость после болезни, подходит и берется за распаковку второго пакета, ощущая взгляд мужчины на себе. – Но ничего, не умру, если один раз покушаю. - Как вам тогда суп из водорослей? Говорят, он хорошо помогает, если человек пьет антибиотики, - говорит Донхёк, забирая у него пакет. – И не нужно мне помогать. Садитесь. - Но... - Может куриный суп? Но, как вы терпеть не можете кашу, я терпеть не могу курицу. - Так вы предлагаете мне всего лишь один вариант, - тихо смеется Ренджун. На мгновение он чувствует себя неловко, не зная, чем помочь, но затем присаживается на барный стульчик, просто наблюдая, как Донхёк ловко достаёт кастрюлю и кладёт на столешницу. – Тогда ни вам, ни мне – суп из водорослей. Мужчина улыбается краем губ. Тепло кухни и заботливые действия Донхёка начинают постепенно успокаивать его, отводя мысли от прежнего напряжения. Но это длится недолго. - Не помните, как вчера оказались на улице в таком состоянии? Конечно, он помнит. Его плохое самочувствие. Ынче. Пришедший костюм вечером. (Его костюм? Он резко опускает взгляд и смотрит на свою одежду, удивляется, чувствуя запах свежего белья от черной оверсайзной футболки и шорт). - Извините, если это было грубо, но ваш костюм был в грязи, и мне пришлось поменять вашу одежду. Все было в бескорыстных целях, - говорит Донхёк, заметивший мельтешение Ренджуна. - Ничего. Спасибо. Это вы извините, что доставил неудобства. - Все в порядке. Звуки ножа о доску заполняют комнату, снова погружая парня в свои мысли. Ынче. Вечеринка. Ынче. Услышанные слова. Ынче. Сердце сжимается, а глаза слезятся. Он смотрит наверх, считая до десяти, призывая себя к спокойствию. Они расстались. Они с Ынче расстались самым худшим образом во всей истории любви человечества. Она просто разбила все его трепетные чувства в один миг, сравняв их с грязью по ногами. И Ренджун не понимал, как он все это время спокойно вел себя, если внутри него была такая всепоглощающая боль, сметая весь уют, который преследовал его последние пол часа. Успокоиться не получается, и слезы все-таки медленно срываются с глаз, следя за очертаниями скул. Он прижимает ладони к глазным яблокам, сильно вдавливая, надеясь, что так его слезы перестанут ранить его еще больше. - Надеюсь, вы не тот тип... Оу... – прерывается Донхёк, увидев, как парень перед ним пытается собрать себя по частицам. – Мой вопрос сделал это с вами? Ренджун вдруг хихикает, услышав серьезный вопрос от мужчины. - Боже. - Я не буду больше спрашивать вас. Обещаю. - Нет-нет. Все хорошо. Я просто переживаю разрыв отношений как какой-то школьник, раздувая из мухи слона. Донхек опускает нож, прямо посмотрев на него. - Чувства никогда не могут быть расценены как школьные или взрослые, а проблемы как маленькие или большие. Если вам больно, значит это больно. Если это проблема, даже если маленькая, значит это проблема. И просто ужасно говорить: «Все хорошо», когда все что вы чувствуете не подходит под это описание. Не прошу от вас честности со мной, но будьте честны с собой. Не отвечайте, если не хотите обнажать душу передо мной, но по крайней мере не лгите себе. После такой теплой поддержки платина Ренджуна прорывается, без единой уцелевшей части. Он плачет, злостно стирая слезы и стараясь остановиться. Но боль будто увеличивается, заполняя все вокруг. Ренджун не может понять, откуда взялась такая ярость внутри него. Каждая слеза, скатывающаяся по щекам, словно вытаскивает на поверхность все его подавленные чувства — обиды, страхи и глубокую усталость. Он чувствует, как боль сжимает его сердце, лишая воздуха. Это не просто физическое страдание, а нечто гораздо большее — мучительное осознание своей уязвимости. Он сжимает кулаки, пытаясь взять себя в руки, но внутренний гул эмоций не затихает. Каждое воспоминание о прошлом, каждый момент, когда он чувствовал себя одиноким, словно взрывается в его сознании, причиняя ещё большую боль. Он злится на себя за слабость, за то, что позволил этому моменту пробудить в нём такие глубокие переживания, но ничего не может поделать с собой. Ренджун закрывает глаза, надеясь, что это поможет затушить огонь внутри, но только усугубляет ощущение безвыходности. Он сжимает зубы, пытаясь остановить поток слёз, но они продолжают литься, как будто сами по себе. Внезапно, он осознаёт, что все эти чувства не нужно скрывать — они часть его, часть его борьбы, его истории. И вот, вместо того чтобы пытаться подавить их, он принимает свою уязвимость, позволяя себе быть тем, кто он есть. Боль становится неотъемлемой частью его существования, и, хотя она всё ещё заполняет пространство вокруг, в глубине души начинает зарождаться ощущение освобождения — освобождения от страха, от необходимости быть сильным всегда.

***

Кушают в тишине, игнорируя тот факт, что у журналиста минутами ранее случился нервный срыв. Донхек любезен, оказывая простую человеческую помощь. Поставил перед ним салфетки, стакан воды и какие-то зеленые таблетки. А Ренджун изнурен, чтобы спрашивать, что это за таблетки. Поэтому просто молча выпил, и взял салфетки, стирая слезы и сопли. Из-за переутомлений, он не в силах стыдиться этого, а Донхёк и не против, молча убирая салфетки в мусор. - Вы вкусно готовите, - тихо выдает Ренджун, снова зачерпывая суп ложкой. Спрашивать, где он научился так готовить, он не решается, боясь тронуть душу. – Какие блюда еще умеете готовить? - Много что. Легче ответить, чего не умею, - хмыкает мужчина. В детстве мама учила таким основам, как заготовка мяса, основные ингредиенты соусов и правильная чередность продуктов. А дальше уже жизнь научила, какие блюда можно готовить из этой смеси. Лучше всего получается Кимчи-Ччиге. Может из-за того, что я всей душой обожаю это блюдо. - Понятно, - кивает он, проглатывая тающие во рту водоросли. – А что не получается? - Барбекю? - Серьезно? Из всей легкой готовки, на первом месте стоит барбекю. Что сложного в том, чтобы продержать мясо у огня, пока оно не будет готово? – смеется Ренджун. - Именно этого я и не понимаю. Как мясо может приготовиться, простояв просто в теплом воздухе, – Донхёк в недоуменнии вытаскивает мясо и показывает. – Я – сторонник жареного, вареного, и пареного. Но сушеного? Не понимаю... Ренджун смеется пуще прежнего. - Кто бы мог подумать. Не зря вы бизнесмен. Любите четкость и ясность, да? - Сильно заметно? – улыбается Донхёк. – А по вам заметно, что вы журналист. По-прежнему хорошо разбираетесь в эмоциях и чувствах людей. - Что? Да нет. Не было такого. - Было. Никогда не забуду, как вы спокойно погасили мое раздражение из-за вашего опаздания. Вам это удалось за секунду. Также вы тактично промолчали там, где не нужно было копаться. Думаю, вы были рождены, чтобы стать журналистом. - От вас ничего не скроешь, - расплывается с нежной улыбке. – Спасибо за наблюдения. Трапеза продолжается легкой непринужденной беседой. Они разговаривают о мелочах, которых не могли бы вспомнить на завтрашний день. Говорят о тонкостях своих профессии, говорят о нескончаемых пробках, о погоде и цен на продукты. (В основном жалуется Ренджун, которого возмущает инфляция). Говорят о еде, и любимых напитках. Час проходит совсем незаметно. Их прерывает звук звонка мобильного телефона Донхёка, и он уходит из кухни, отвечая на звонок. Ренджун оглядывается вокруг: уютная кухня, тепло, которое не хочет отпускать и тишина, наполняющая пространство. В этом доме он чувствовал заботу, о которой давно не знал. Он вздыхает и встает с места, убирая посуду в раковину. - Оставьте, вам нужно отдыхать. Я сам помою, - говорит Донхек, заходя на кухню. - Неправильно, если человек, который готовил, будет мыть еще и посуду, - пытается запротестовать Ренджун. - Неправильно болеющему человеку вообще делать что-то бытовое. Он мягко отодвигает Ренджуна и берется за перчатки. - Думаю мне пора вернуться домой. Я уже задержался у вас достаточно долго. Донхёк оборачивается. - Но уже совсем темнеет. Да и вы не до конца выздоровели. - Ничего страшного. Я же могу позаботиться о себе в 27 лет. - Очень сомневаюсь в этом, - фыркает мужчина. – Хорошо, если вы того желаете. Ренджун не желает этого. Была бы его воля, он бы остался здесь навсегда, где все проблемы забываются как те самые ужасные матрицы и уравнения из математики. Он так не любил этот предмет. Но завтра уже надо ехать на работу и вернуться в свою обычную жизнь. В обычную жизнь, где у него проблем все еще вагон и маленькая тележка.

***

Он переодевается в свой чистый костюм, пахнущим кондиционером и свежестью, аккуратно сложив домашнюю одежду на кровать. Выходит из комнаты, натыкаясь на Донхёка с пакетом в руках. - Я положил немного супа и салата, чтобы вы чуть позже подогрели и покушали. - Не стоило, - ворчит он, но пакет все же принимает. На пороге он останавливается и оборачивается, чтобы ещё раз взглянуть на Донхёка. Мужчина стоит с легкой улыбкой, и Ренджун ощущает тепло этого взгляда, которое дарит чувство спокойствия и дома. В сердце рождается благодарность — за этот день, за поддержку, за понимание, которое он так долго искал. - Спасибо за всё, — тихо произносит он, не зная, как ещё выразить свои чувства. - Всегда рад помочь, — отвечает Донхёк, и в его голосе звучит искренность. – Кстати, спасибо за отличную статью. - Вы прочли? - Конечно, не мог пропустить как будут выглядеть мои мысли с ваших уст. Все так, как я и ожидал. Вы, правда, профессионал своего дела. - Спасибо. Прощайте, господин Ли Донхёк. - Давайте не будем прощаться навсегда. Кто знает, может встретимся случайно в третий раз, - улыбается мужчина. - Тогда, до скорой встречи, - Ренджун кивает, давя в себе улыбку, и, наконец, выходит на улицу. Холодный воздух касается его кожи, но, несмотря на это, он чувствует себя легче, будто побывал в мистическом острове, который бережно скрыл его от людских глаз.

***

Caught up in my dreams and forgettin'

I've been actin' like armageddon, 'cause you

Held me in your arms just a little too tight

That's what I thought