Отпусти и забудь (18+)

      Можно было написать сценарий к какому-нибудь психоделическому фильму по сюжету снов, которые Хёнджин смотрел всю оставшуюся часть ночи(точнее уже утра) после пьяных похождений в клубе Чана. Он развалился на кровати в позе снежинки, лежа на животе, пускал слюни в подушку и похрапывал одной ноздрей. Не хватало только почесывания задницы для завершения этой идеалистической картины. Если бы кто-то увидел его в таком виде, весь романтичный образ недоступного грациозного красавца в миг бы улетучился.       Солнце предательски светило через щель в закрытых шторах, а звонящий без перерыва телефон упорно пытался вырвать Хвана из его занимательных сновидений.       — Да твою ж…кому там не спится в такую рань… — промычал он в подушку и попытался нащупать телефон, продолжая лежать в том же положении.       Телефона рядом не оказалось. Он валялся где-то на полу и продолжал трезвонить. Обматерив весь мир, Хёнджин стал подползать к краю кровати, но немного не рассчитал и с грохотом повалился на пол, запутавшись в одеяле и ударившись головой о тумбочку. Кошки вытаращили на него свои зеленые глазища и, сидя на подоконнике, с любопытством наблюдали за развернувшийся картиной. Пару раз они негромко мяукнули, из чего Хван ясно понял, что они пытались сказать что-то типа “Наш хозяин идиот”. Со слезами на глазах спустя пять минут сражения он все же выпутался из предательского одеяльного плена и поднял ненавистный девайс.       52 пропущенных звонка и 48 сообщений в мессенджерах. День начинался просто прекрасно.       Снова укутавшись в одеяло и держась за стену, Хван побрел в сторону кухни. Его слегка мутило, а перед глазами все так и норовило перевернуться вверх тормашками. По пути он зачем-то бросил взгляд на зеркало в коридоре и чуть в обморок не шарахнулся. Вернувшись под утро из клуба Хёнджин забыл смыть макияж и вся красота размазалась о подушку, сделав его похожим на какого-то жуткого хэллоуинского персонажа с огромными черными разводами под глазами и торчащими во все стороны спутанными прядями.       Тяжело вздохнув он заварил себе эрл грей и, вдыхая любимый запах бергамота, сел за кухонный стол разбирать пропущенные звонки и сообщения. Это было деньрожденческое утро, поэтому сообщения все продолжали поступать, а Хёнджин все продолжал томно вздыхать. Внезапно к телефонным звонкам прибавился еще и звонок в дверь.       Еле поднявшись из-за стола в своем тяжелом коконе он неспешно поковылял к двери, все так же опираясь о стену. На пороге стоял курьер, молодой парнишка. Увидев Хвана он сначала отпрыгнул метра на два, но потом, еле сдержав истерический смех, вручил Хёнджину охапку красных роз и поспешил ретироваться.       — Ах ты-ж,… мелкий паршивец! — все что смог выдавить из себя Хван от негодования.       Он уже хотел было погнаться за мальцом, но выглянув на площадку этажа, с удивлением обнаружил, что там его ждала еще дюжина букетов всех цветов и размеров. Омега расплылся в довольной улыбке, скинул одеяло, и стал перетаскивать оранжерею в своё маленькое омежье логово.       Когда дело было сделано, он вернулся к просмотру пропущенных, которых теперь было ещё больше. Половина — от курьеров, которые не смогли разбудить спящую красавицу, другая половина от друзей, коллег и Чонина. Брату Хёнджин все же решил перезвонить.       — Привет, Чони, — прокашливаясь, просипел Хёнджин в трубку. У него в голове голос звучал гораздо приятней.       — Хэй-хэй, именинник! Переключи на видео, хочу убедиться что ты жив.       — Не буду. Рожа недовольная.       — Да не боись, дурашка. Я тебя блюющим вчера видел и выжил. Врубай камеру. Чонину было трудно отказать. Пересилив смущение и бурча себе под нос как старый дед Хёнджин дотянулся до телефона и включил фронталку.       — Пха-ха, у тебя воду отключили? Погоди, замри, я скриншот сделаю, — не успев ничего возразить, Хёнджин услышал звук затвора. — Сейчас Чану отправлю поржать.       — Тогда я ему отправлю фотки с твоего мальчишника, — ухмыльнулся Хван, видя секундную панику на лице брата.       — Только попробуй. Я вообще тебе звоню напомнить, что нас родители ждут на ужин в 5. Так и знал что ты дрыхнешь. На время посмотри, спящая красавица.       Хван только сейчас увидел на кухонных часах, что было почти 2 часа дня.       — Охренеть. Я так поздно не просыпался со старшей школы.       — Ну так ты и под утро приходил последний и единственный раз в старшей школе. Ты хоть помнишь что вчера было? Точней, до какого момента ты все помнишь?       Хёнджин задумался, почесав затылок и делая прическу ещё больше похожей на гнездо.. Он завис, пытаясь собрать мысли в кучу. Воспоминаний было совсем немного, это очень напрягало.       — Расскажи лучше сам. Вчерашнюю ночь можно вычеркнуть из моей жизни, я не помню нифига.       — Не расскажу, буду тебя шантажировать.       — Да и хрен с тобой. Я Чану позвоню, — вообще, конечно, Хван начинал нервничать, хотя и пытался делать вид, что все окей. Провалами в памяти он никогда раньше не страдал и его пугало, что ночью он явно не контролировал ситуацию.       — Ладно, ладно, я расскажу. Ты там такооое вытворял…, — Хван фыркнул и закатил глаза. Он был очень близок с братом, обожал его всем сердцем, но вместе с этим иногда его хотелось придушить.       — Мне не смешно.       — Лааадно, правильный ты мой… — Чонин завибрировал от истерического смеха, который он тщетно пытался сдержать. Доставать старшего всегда было его любимым занятием. — Ничего криминального не произошло, расслабься. Мы приехали в клуб, ты поскакал на танцпол, склеил там какого-то горячего латиноса и чуть не укатил с ним в закат. Я, признаться, не ожидал от тебя такой прыти. Пока вы с ним предавались плотским утехам, мы с Чаном встретили Феликса и его друзей. Потом Феликс куда-то пропал, Чан сказал, что ему вроде стало плохо от духоты и он уехал домой, — на этом моменте Чонин подозрительно прищурил свои хитрые лисьи глаза и многозначительно ухмыльнулся, следя за реакцией Хёнджина. Но тот и бровью не повел, поэтому подробней на этом эпизоде он останавливаться не стал.       Хотя у Хёнджина в момент упоминания имени Феликса в голове происходили микроинсульты. Картина как его бешеный начальник несется к нему на всех парах, а он такой весь развратный и потный трется задницей о пах огромного самца прямо у него на глазах, мгновенно заставляла уши краснеть, а ладошки покрываться испариной. Ему было стыдно признаться прежде всего самому себе, что вся эта ситуация будоражила фантазию.       — А потом ты отшил своего сексуального альфу и мы всей компанией напились Лонг Айлендов в честь твоей днюхи и танцевали до утра. Как мы доехали до дома я и сам уже не помню. Но, то что ты сейчас довольно бодр и разговариваешь, меня радует, выворачивало после коктейлей тебя долго, как и бедного Сынмина.       — Хах, спасибо, что подержал мне волосы, — и братья обменялись сердечками из пальцев, чмокая друг-друга через экран. — Ладно, ты меня немного успокоил, — с явным облегчением выдохнул Хёнджин и наконец-то расслабленно развалился на кресле.       Во время всего рассказа Чонина он трусил и ждал каких-то грязных подробностей. Но, видно, омега с возрастом и затворническим образом жизни стал еще большим занудой, что даже в пьяном угаре не мог позволить себе отпустить тормоза и окончательно поддаться разврату и полуголым танцам на барной стойке. Даже своего ухажера отшил, о чем уже дико жалел.       — Сексуальный альфа, кстати, оставил мне визитку, если тебе интересно. Чонин радостно присвистнул.       — Ваууу, я не ожидал. Думал ты его правда послал. Он был реально хорош и вы круто вместе смотрелись. У меня даже есть пара горячих видео. Продам тебе за пять миллионов вон, только потому что ты мой брат.       — Оставь себе. Меня порнушка не возбуждает. Только реальные члены, — Хван заржал, видя красные щеки и удивленные глаза Чонина.       — Если ты ему не позвонишь, я сам это сделаю. Что он с тобой сделал? Ты сказал слово “член” вслух, и не покраснел и не побежал прятаться.       — Иди ты, Чони! — Хёнджин, поморщившись, показал ему средний палец.       Омеги еще поболтали какое-то время, делясь впечатлениями и сплетнями и без конца подкалывая друг друга. Их общение всегда походило на словесную перепалку, которая часто заканчивалась возней и шуточной дракой. Когда они были маленькими, драки были совсем не шуточными. Родители часто забирали их из школы с фингалами, которыми они щедро одаривали друг друга на переменах. Хёнджин был не робкого десятка, но при этом всегда слыл примерным сыном и прилежным учеником с синдромом отличника. Он читал умные книжки и никогда не общался с хулиганами, просто потому что ему это было не интересно. А вот Чонин как раз и был тем самым хулиганом. Он вечно боролся с братом за внимание родителей и цеплял старшего при любой возможности. Хёнджин долго терпел и жалел младшенького, но эта вечная борьба его в один прекрасный момент так задолбала, что он стал давать сдачи. Отношения у них наладились только в старшей школе, когда им больше нечего было делить. Чонин был для Джинни той искрой, которая часто в тяжелые моменты разжигала в нем желание жить и получать от этого кайф. А еще с ним он мог расслабиться и быть самим собой.       После разговора с братом, Хёнджин, наконец, привел себя в порядок, нехотя разобрал оставшиеся звонки и смски, поблагодарил друзей и коллег за цветы, и стал собираться на праздник к родителям. Он не мог не улыбаться, порхая по своей уютной квартирке, вдыхая чудесные ароматы букетов, которые заполонили все небольшое пространство его жилища. Свой День Рождения он любил именно из-за цветов. Они вдохновляли его, дарили ощущение собственной важности и просто украшали его мир своим красочным разнообразием. И эти запахи... Хёнджин думал, что если когда-то и менять работу, то только на должность в цветочном магазине. Ну или стать художником, и всю жизнь эти самые цветы рисовать. Вот это была его голубая мечта.       Прилично провозившись с нарядом и макияжем и уже довольно сильно опаздывая, Хван сидел в коридоре и вызывал Убер, как вдруг в дверь опять позвонили. С трудом сдерживая недовольство, Хёнджин стремительно распахнул дверь. Он ненавидел опаздывать, особенно из-за кого-то, но то что он увидел за дверью мгновенно превратило его мозг в сладкую вату, отгоняя все неприятные мысли. На площадке стоял курьер, утопающий в огромном букете гортензий. Среди гигантских голубых, синих и фиолетовых соцветий торчала маленькая открытка с акварельным изображением звездного неба. Проводив курьера, Хёнджин поставил цветы в вазу, положил карточку на стол перед собой и с волнением уставился на нее. Это были его любимые цветы, об этом знали только родители и Чонин, но от них букеты принесли еще утром.       Спустя минуту терзаний он все же решился — торопливо открыл послание и прочитал на открытке всего одно слово — «Прости». Подписи не было, но она была и не нужна.       Хёнджин прикрыл глаза. Тепло волнами разливалось по телу, а сердце бешено колотилось в груди. Он не мог поверить, что его упёртый самовлюблённый начальник извинился перед ним. Это было совсем не похоже на Феликса. Альфа вообще никогда не признавал свою вину и никогда ни перед кем не извинялся. Скорей он всегда так ловко переводил стрелки, что извиняться приходилось перед ним.       Ну и получить цветы от босса само по себе ощущалось дико приятно. Да еще и любимые гортензии. Такое внимание к деталям и желание удивить подкупало и заставляло щеки и уши краснеть от смущения.       Хёнджин взял телефон и перед выходом к ожидавшему на улице такси написал Феликсу тоже всего одно слово — «Прощаю».

***

      Родители Хёнджина и Чонина жили в небольшом коттедже на окраине Сеула. Они переехали в этот дом когда братья учились в младшей школе. Самые тёплые детские воспоминания были родом оттуда, поэтому для ребят этот дом был по-настоящему дорог и любим. Но, как обычно бывает, у внезапно повзрослевших детей свободного времени становилось все меньше и меньше, и они стали посещать своих родителей только по праздникам. Только Чонин несколько почаще, периодически оставляя сыновей на попечение бабушке и дедушке.       Хёнджин приехал, опоздав на полчаса, и завалился в гостиную впопыхах, когда все уже садились за стол. Мама с папой сначала радостно просияли, однако затем одарили его грозными, недовольным опозданием взглядом. Дисциплина и пунктуальность взращивались в этом доме с младых ногтей, и даже для именинника не предполагалось никаких привилегий. Чан, проспорив на сколько опоздает старший брат, передал Чонину купюру под столом, а их дети — прелестные почти пятилетки близняшки-альфы Чимин и Сонхва — накинулись на дядю с дикими воплями, практически повалив его на пол. В общем, все шло как обычно — жизнь в семье Хван кипела и не собиралась останавливаться.       Папа Хёнджина, Хван Ёнсун, был доминантным альфой, высоким, статным, с яркими карими глазами и убийственным пронизывающим взглядом. Он работал главным инженером в крупной строительной компании и несколько лет назад ему предложили должность генерального директора. Однако Ёнсун предпочел отказаться от повышения. Для него всегда была важней семья и он не перетруждался. Все свободное время он предпочитал посвящать внукам, которые в дедушке души не чаяли. Старший Хван был уравновешенным и спокойным, рядом с ним можно было просто сидеть и молчать и чувствовать себя в безопасности. Неудивительно, что внуки так тянулись к нему.       Мама Хёнджина и Чонина — Хван Сумин — омега, стройная как лань, с мягкими чертами лица и добрым сердцем, всю жизнь работала врачом-омегологом и акушеркой в медицинском центре. Она была очень энергичной и жизнерадостной, вечно пропадала на работе, но дом ее был всегда в чистоте и порядке, а дети накормлены и объяты материнской любовью.       Сумин очень гордилась своими сыновьями, постоянно всем про них рассказывала. Она не уставала хвастаться их достижениями, не могла нарадоваться их физическими данными, их чертам характера, а сыновья в ответ ее просто обожали. Но вот Ёнсун был строже с ними и в детстве мальчишки его немного побаивались. Он всю жизнь старался развивать мальчиков, дать им лучшее образование, научить их всему, что знал сам, и требовал четкого соблюдения своих правил и наставлений. Он боялся, что омеги могут попасть под дурное влияние и Хёнджин, видя беспокойство и стремления отца, с самого детства пытался делать все, чтобы оправдать его ожидания.              И хотя Хёнджин все чаще думал о том, что любовь его родителей все больше походила на гиперопеку и нежелание отпускать от себя своих уже выросших детей, часто навязывая свое мнение, иногда совсем не желая принимать их выбор, семья для всех Хван была главной жизненной опорой. Они всегда проводили их семейные праздники вместе, поддерживая друг друга и даря спокойствие и уют.       Когда ужин подошел к концу, подарив Хёнджину все подарки и поздравления, вся семья переместилась на диваны в каминный зал, расслабленно попивая шампанское. Дети носились с пистолетами Нёрф и играли в войнушку с Хёнджином, который сначала пытался делать вид, что он очень взрослый и важный и сидел слушал серьезные разговоры про бизнес Чана, а уже минут через пятнадцать стал скакать вместе с племянниками, ища места для засады и обстреливая мальцов из-за угла, пока те убегали с дикими визгами.       Хёнджин любил такие уютные семейные вечера. Улыбка не сходила с его лица и по всему телу разливалось тепло и умиротворение.       Он несся по коридору, громко смеясь и отстреливаясь от “противника” в виде двух оголтелых мальчишек, как вдруг произошло то, что заставило умиротворение покинуть его мысли очень и очень надолго.       — Ауч! Какого х..! — Послышался грохот, Джинни издал истошный вопль и вся семья высыпала в коридор, пытаясь понять, кого и где убивают. Картина предстала перед их глазами весьма занимательная. Хёнджин сидел на полу, держась рукой за правую часть лица. Сквозь пальцы просачивались и стекали вниз к запястью тонкие струйки крови. Он и сам не понял, что произошло. Видимо, пока убегал от преследования, поскользнулся на своих длинных брюках палаццо, его занесло и он влетел лбом об косяк.       — Боже, Джинни! Дай посмотрю! — Сумин подбежала к сыну и осторожно убрала руку от лица. Кровь залила весь правый глаз и место раны невозможно было нормально осмотреть. — Давай, осторожно поднимайся, я отвезу тебя в клинику! Рана на вид довольно глубокая, скорее всего нужны швы. Ну что же ты летишь, сломя голову! Тебе что, пять?!       — Джинни, ты решил самовыпилиться? Ну ты чего, косяк не самое лучшее средство. Взгляд кошки, грация картошки — это про тебя, — Чонин хихикнул, как всегда пытаясь сгладить напряжение. Выходило фигово и отец одарил его многозначительным взглядом, отчего Чонин прикусил язык и спрятался за спину мужа.       Хёнджина аккуратно посадили в машину. Сам он пребывал в шоковом состоянии. Вид того, как кровь заливала его любимую черную кружевную блузку приводил в оцепенение. Сумин ловко запрыгнула на водительское сидение, на ходу звоня в приемное отделение, Ёнсун дал сыну с собой муслиновые салфетки, чтобы хоть как-то остановить кровотечение, и они помчались в больницу.       В приемном их встретил дежурный врач-хирург Пак Джун. Он был коллегой Сумин по родильному отделению. Очень красивым коллегой. Хван одним здоровым глазом зачем-то оценивающе осмотрел его. Поход в клуб явно как-то странно на него повлиял, включив какой-то альфий радар. “Пора проверить гормоны”, — подумал он, с трудом отводя взгляд от молодого привлекательного хирурга.       — Ну что, придется немного потерпеть. Я промою рану и посмотрим, нужны ли швы, — сказал Джун с легкой улыбкой.       Он аккуратно смыл все кровоподтеки с лица Хёнджина. А тот в свою очередь одергивал себя, чтобы не таращиться в сторону выразительного паха врача и не оценивать мягкость его рук. Уж очень близко он стоял, неприлично близко. В итоге Хёнджин уже готов был упасть в обморок то ли от такого тесного контакта альфы с его кожей, то ли от потери крови, кто знал…       — Сейчас я наложу пару швов. Рана неглубокая, но кожа прилично разошлась. У вас будет милый маленький шрам над правой бровью, — либо Хёнджин бредил, либо врач подмигнул ему, говоря это.       — Да и немаленький тоже пойдет, главное чтобы меня заштопали вы, — выпалил Хван, немного закатывая глаза. Сумин с Джуном переглянулись.       — Конечно же я, разве вы видите здесь еще кого-то?       — Нууу…разве что ангела у вас за спиной… — сказав это Хёнджин стал медленно оседать. Сильные руки альфы успели подхватить его под спину и аккуратно уложить на кушетку. Сумин быстро достала из шкафчика нашатырь, промокнула ватный диск и поднесла к носу сына.       — Фууу…. что за мерзость, — Хван еще не открыв глаза стал уворачиваться от отвратительного запаха лекарства.       — Пациент скорее жив, чем мертв, — констатировал Джун, улыбаясь бледному как смерть Хёнджину. — Придется сделать вам МРТ, прежде чем отпустить домой, и еще возьмем пару анализов, чтобы видеть полную картину.       — Что случилось? Я что вырубился? — расстроенно заныл Хёнджин. Позорней подката к красавчику-врачу и не придумаешь.       — Да, милый. Сейчас мы сделаем все что надо , и подождем результатов в моем кабинете. Налью тебе чая. Мне на днях подарили твои любимые конфеты. Пошли, дорогой, — Сумин знала, как успокоить сына. Хёнджин спрыгнул с кушетки, стараясь отогнать неприятные мысли, представляя вкус своих любимых шоколадных конфет с орехами. Он не любил сладкое, но эти шоколадные шарики в золотых обертках иногда очень хорошо помогали привести мозги в норму, особенно во время стресса.       Хёнджин мог поклясться, что это был самый запоминающийся День Рождения в его жизни. Такой спектр эмоций он испытывал только когда завалил выпускной экзамен после первого курса института, потому что за день до этого отравился курочкой и всю ночь обнимался с белым другом вместо повторения материала. Вроде было радостно что живой, но дико обидно, что завалился.       Вытерпев все манипуляции, а потом с горя напившись чая, наевшись конфет и наболтавшись на год вперед в кабинете у Сумин, Хёнджин порядком утомился. Он прилёг на диван и через пару минут провалился в сон. Ему снилось как он беременный, весь опухший и с огромным животом сидел как будто прикованный к дивану в гостиной какого-то холодного пустого дома, звал своего мужа-альфу и просил у него килограмм клубники. А муж все не приходил и не приходил. И Хёнджин, не способный пошевелить ногами, которые будто приросли к полу, начал горько и истерично плакать во сне, осознавая собственную беспомощность, одиночество и слабость. Как будто все потаенные страхи вылезли наружу и вылились в эту бессознательную истерику. Проснулся он весь в слезах, оттого что мама гладила его и просила проснуться. Видимо плакал навзрыд он и наяву тоже. Разлепив глаза он увидел удивленные лица доктора Пак и Сумин.       — Милый, все в порядке? — Сумин заботливо погладила его по щеке и помогла вытереть слезы. — Давай аккуратно поднимайся. Доктор Пак принёс результаты обследования.       — Господин Хван, вы же плакали не от боли? Если шов болит или пульсирует, могу сделать обезболивающий укол.       — Спасибо, доктор Пак, все в порядке. Задницу свою я просто так не доверю, — кряхтя и поднимаясь в вертикальное положение съязвил Джинни. Джун ухмыльнулся в ответ, качнувшись на стуле.       — Дорогой, сотрясения у тебя нет, с головой все в порядке, — спокойно заговорила Сумин. «Я б не был так уверен, мам», — подумал Хван, вспоминая свой утренний полет с кровати. — Голова не должна болеть, только если место удара. Единственное, что меня беспокоит, это твои анализы. Ты гормоны давно сдавал?       — Год назад, когда подбирал подавители.       — Судя по анализам у тебя зашкаливают показатели, которые отвечают за повышение гормонов, участвующих в репродукции. Тебе надо пересдать их, но я и так тебе могу сказать, что из-за постоянного приема подавителей и игнорирования репродуктивного возраста скорей всего у тебя произошёл какой-то сбой. Ты ничего не замечал странного в своем поведении в последнее время?       — Нууу… не так чтобы что-то сильно изменилось … — «Ладно, Хёнджин, позорься уж до конца», — Разве что альфы стали сильнее привлекать и пошлые мысли часто лезут в голову, — щеки омеги стали пунцово-красными, когда он произнес эти слова. Он опустил взгляд, боясь смотреть на лица его собеседников.       — Доктор Пак, вы не оставите нас с сыном? — Хван был готов броситься маме на шею, за то что избавила его от страданий.       — Конечно, госпожа Хван. Господин Хван, приходите на перевязку в понедельник. Я захожу на смену в восемь утра, буду вас ждать к одиннадцати, сразу после обхода.       Хёнджин кивнул. Снова пересекаться с Джуном он не планировал, после всего что тот про него уже узнал и в каком состоянии лицезрел. Загадки в Хване уже явно никакой не было. Однако, уходя, молодой врач на секунду обернулся и снова подмигнул угрюмо смотрящему ему вслед Хёнджину. Интересненько.       — Джинни, я больше не хочу на тебя давить, и расспрашивать подробности твоей личной жизни, — продолжила причитать Сумин, — но тебе надо не полениться и сдать анализы. Я понимаю, ты всегда занят или, может быть, тебе страшно заниматься своим здоровьем. Но раз ты уже чувствуешь какие-то изменения, надо понимать, что с этим делать дальше, пока не стало хуже. Ты сам виноват в сложившейся ситуации. Мы с отцом не зря говорили тебе о том, как важно найти спутника. Вот к чему привело твое игнорирование наших слов.       Хёнджин закатил глаза. Тема детей и замужества, постоянно поднимаемая родителями при встречи, раздражала его. И опять он чувствовал себя нашкодившим пятиклассником, за которого решают, что ему лучше, как ему лучше и с кем ему лучше.       — Мам, я все понял. В понедельник приду на перевязку и заодно все сдам. Напиши, что требуется.       — Сейчас. В понедельник я тоже буду в клинике, прослежу, чтобы ты не утащил к себе в логово доктора Пака, — Сумин довольно захихикала. — Хотя похоже он и сопротивляться не будет.       — Ну мааам! …       Хёнджин взял назначение у госпожи Хван, которая продолжала улыбаться, глядя на сына. Такого завершения дня омега и представить себе не мог. Вроде и жив, но лучше бы помер. Думать о собственном здоровье он ненавидел, это сжирало его энергию и постоянно нервировало, пока неясен был диагноз. Ему срочно надо было себя пожалеть, поэтому мама отвезла его домой, чтобы он смог наконец лечь в свою кровать, обложиться кошками, наесться шоколадок до сахарной комы и подумать над бренностью бытия. Что теперь было делать прожжённому чайлдфри и отшельнику с этой новой информацией? Пока не будут готовы анализы Хёнджин решил просто ждать и страдать.