JQ — технологии лжи

Будто с похмелья, едва разбирая дорогу, Робби доковыливает до кухни и, опустившись на массивный деревянный стул, топит лицо в ладонях. Стрелки старинных механических часов ползут по кругу — вяло и муторно. Через силу. Тик-так. Тик. Так. День ещё толком не начался, а она уже устала. Боже, как она устала! Психологиня как-то рассказывала про синдром отложенной жизни, иллюстрируя в качестве примера свой рассказ жизнью самой Робби — безвекторной, безыдейной, бестолковой... Черновиком, репетицией для другой, настоящей жизни — смелой, безумной, опасной, яркой. Той, о которой всегда мечталось. Мечталось... Разве может быть в мире что-то бесполезнее мечты? Если только мечта о том, что однажды перестанешь мечтать и начнёшь действовать. "Пора взять судьбу под контроль! Сейчас или никогда! Ты должна выяснить всю правду о том, что случилось с Паулиной. А это задача не из лёгких. Она под силу лишь тому, кто точно знает, чего хочет, и способен на всё ради цели!" В как будто бы далёком, но совсем недавнем прошлом, в затемнённой прохладе просторного кабинета, эти слова звучали революционными лозунгами. Покидая кабинет после очередного сеанса, с каждым разом сильнее Робби сжимала кулаки в решимости взять судьбу в свои руки, стать той, кем никогда не была, и зажить жизнью, на которую никогда не решалась... Настоящей жизнью. Сейчас же воспоминания о сеансах рождают лишь грустную улыбку на обескровленных губах. Где он, геройский запал, где магическая сила цели? Ей бы вернуться в своё пресное и такое спокойной прошлое, к частным занятиям с чьими-то бесталанными детишками, случайным заработкам на мероприятиях и богемным посиделкам с такими же творчески одарёнными бездельниками. Сейчас ей именно та жизнь и видится настоящей. А полное неизвестности существование под крышей дома Вайсов — репетицией нормальной жизни, прелюдией, которой, возможно, не суждено закончиться. — Кофе, чтобы не спать! — звучит над ухом. Тут же на столе появляется огромная дымящаяся чашка, и пахнет от неё до восторга умопомрачительно. — Спасибо, — выдыхает Робби, мельком взглянув на Хуаниту, и шумно, через зубы, всасывает первую порцию напитка. — Фу! Что это? — Осторожно, подождать пить! — реагирует повариха с некоторой обидой в голосе. — Кофе самое хорошее, только очень горячее! — Не в этом дело... — Не кипяток испугал Роберту, а безошибочно улавливаемый рецепторами вкус запретного. — Сахар? Там сахар? — Конечно! Три ложки для энергия и ещё молоко для... — Прости, Хуанита, я должна была предупредить. Неудобно-то как вышло! Чтоб не расстраивать кухарку, которая, конечно же, хотела как лучше, Робби делает ещё несколько крупных глотков, мысленно проклиная себя за несообразительность, вылезает из-за стола и шагает к шкафчику, в котором, по её наблюдениям, хранятся приправы и добавки. В самом дальнем углу, между неактивными дрожжами и яблочным уксусом, она обнаруживает искомое и с чувством облегчения вытаскивает его на свет божий. Точнее, их — две пачки: с аспартамом и экстрактом стевии. — Я без сахара пью. — Как без сахара? Несладкое кофе невкусное! — всплёскивает руками Хуанита. — Без сахара — не значит несладкое. Ты только в голову не бери. Мои заморочки — не твоя забота. Я сама себе буду кофе делать, я умею, я... — Вот это беда не беда, какой вопрос. Твоё кофе без сахара и с это, — Хуанита изящно выхватывает из рук Роберты обе пачки. — Буду положить. — Широкая улыбка ставит точку в недоразумении. — Спасибо, — отвечает Робби и готовится вернуться за стол, где рядом с початой кружкой запретного напитка уже ждёт классическая яичница с беконом и два ломтика поджаренного хлеба с сыром, как вдруг повариха преграждает ей путь. — Я тебя видеть раньше. Очень похоже. Такое лицо... Ты знаменитость? — Знаменитость? Тоже скажешь мне... Таких лиц тысячи, с такими не становятся знаменитостями. — За смешливыми отговорками Робби прячет нервозность. — Все лица разные, даже белые, у меня хорошо помнить их, тебя точно помнить, твоё лицо видела... — Ты ошибаешься. — Робби огибает мексиканку, как шхуна маяк, увиливает от пытливого взгляда тёмных глаз. Господи, только бы не выдать себя! — Quizás, quizás... — мямлит Хуанита и, к радости Робби, переключается на бурлящее на плите варево. Что в кастрюле — очередной суп или, может быть, какой-то экзотический соус? Это ж надо было так попасться... Сколько Робби себя помнила, окружающие в один голос твердили, какие они с сестрой совершенно непохожие. И по характеру, словно из разного теста сделаны, и внешне — ну ничего общего. Полли — копия матери, высокая и тонкая, с железной волей, и, как там говорят — "со стержнем", а Робби скорее в отцовскую породу крепко взбитых гуманитариев, вечно ищущих себя. Поставь их с сестрой рядом, и ни за что не скажешь, что они одной крови — вторили знакомые, очевидно не вкладывая в констатацию результата своих наблюдений никаких особых смыслов, кроме желания поддержать разговор. Но вот, она в доме второй день, и за это время сестру в ней чуть было не разглядел водитель, а теперь ещё и кухарка... Что само по себе хорошо — значит, Полли не просто бывала здесь, а бывала достаточно часто, чтобы примелькаться персоналу. Но к тому же ещё и плохо — Робби здесь всего второй день, а её уже почти разоблачили.

***

Явившись в кабинет к назначенному времени, Робби не успевает даже за стол присесть — лишь хватает по указу начальника его портфель в одну руку и свой рабочий планшет в другую. Вместе они направляются вниз, где их уже ждёт машина. Робби знала, что сегодня у господина Президента запланирована встреча с министром экономического развития, причём на его же, министерской, территории, но не думала, что на встречу они отправятся с самого утра. Про министра она много слышала — как любой чиновник, держащий тесные связи с промышленниками, он склонен к фантазиям о великом будущем своей страны и крупным хищениям из госбюджета в пользу своего личного великого будущего, но Робби он интересен не этим, а давней дружбой с начальником столичной полиции — тем самым, по решению которого дело об исчезновении Паулины Шустер так и не было расследовано, а команда Алекса, им занимавшаяся, получила недвусмысленный намёк не оспаривать решение руководства и вообще забыть, что девушка с таким именем когда-либо существовала. Прокручивая в голове возможные сценарии предстоящего рандеву, Робби даже не заметила, что босс оставил её сразу по выходу из лифта — наверное, решил заскочить в уборную. До лобби Робби добирается с обеими занятыми руками и в полном одиночестве. В лобби светло, аж глаза режет — день выдался солнечным, впрочем, как и десяток дней до него. Стеклянный купол омыт солнцем, словно жидким золотом. Робби трёт глаза тыльной стороной ладони, находясь в полной уверенности, что в лобби кроме неё никого нет, и протёрла бы себе дыры в глазницах, если б не чей-то смешок, прозвучавший в обидной близости. — Так вот ты какая, замена Антонио? — У? — спешно отодрав от лица ладонь с зажатым в ней планшетом, Робби подслеповато промаргивается, рассматривая незнакомца. Незнакомцем Николаса Вайса можно назвать лишь условно — она столько о нём читала, в Forbes и Die Welt, в Daily Mail и The Sun — личностью наследника империи JQ интересуются как финансовые издания, так и таблоиды, не говоря уже о сплетнических телеграм-комьюнити. Мистер Вайс-Вайс известен не только бурной деятельностью по внедрению информационных технологий (предоставляемых его фирмой, конечно же) во все сферы жизни страны, но и своими экстравагантными выходками, бессчётным числом романов с супермоделями и громкими вечеринками на острове Сен-Барт. Но весь образ, что она создавала в своей голове, пока готовилась к (должности) роли ассистентки Вайса-старшего, не выдерживает конкуренции с реальностью, рассыпаясь на кусочки перед живым Николасом. Настоящий Нико, не в пример отцу, предстаёт лучшей копией своего медиа-двойника, и даром что только с дороги: ботинки блестят так, словно никогда не касались дорожной пыли, золотистый дорожный саквояж от YSL небрежно брошен на пол, костюм в неяркую крупную клетку должен был взмокнуть уже от июльской жары, но на нём ни складочки, ни предательского пятнышка, а воротничок тускло-сиреневой сорочки с расстёгнутой верхней пуговицей изнутри так же чист и свеж, как и снаружи. Робби скользит взором от загорелой шеи с острым кадыком к лицу хозяйского сына. Оно идеально — на ровном лбу ни испаринки, в наглой улыбке обнажены белоснежные зубы, и только красная сеточка воспалённых капилляров в белках карих глаз выдаёт в Вайсе-младшем существо из плоти и крови. По глазам этим видно, что ночь он не спал — возможно, накануне работал допоздна или просто переборщил с веществами, а скорее всего, и то, и другое сразу. — Ой-ой, лови-лови — упадёт сейчас! Робби машинально дёргает рукой в стремлении поймать то ли планшет, то ли портфель босса, пока до неё не доходит, что ничего из поклажи и не собиралось падать. — Слюни лови, говорю! Уже до пола свисают. Да ты не переживай, мне не привыкать. Прислуга всегда на меня странно реа... Робби до скрипа сжимает челюсти. Хозяйский сын с порога выставил её ничтожеством, а она хорошо помнит ту часть своего технического задания, в соответствии с которой её предстоит любыми правдами и неправдами сблизиться с Вайсом-младшим для выяснения через него части необходимой информации. Однако, пока что сближение кажется не просто маловероятным, а скорее даже невозможным. — У людей на вас аллергия? Да такая сильная, что им приходится давиться слюной, лишь бы не блевануть прямо вам под ноги? Вы это имели в виду? Робби почти уверена — за эту дерзость ей ничего не будет. Из общения с Викторией она сделала кое-какие выводы. Но всё же рисковать не стоило. Он оскорбил её, она оскорбила в ответ... Боже, ну почему она не осталась дожидаться босса у лифта? Почему первое столкновение с Николасом должно было случиться именно здесь, именно сейчас и именно так? Она продолжает бесстрашно взирать на него, скорее уже по привычке — это не битва взглядов, хотя и он глаз не отводит, но это не битва, нет... В его глазах нет ярости (чего можно было бы ожидать), нет и азарта (говорят, некоторых богатеньких говнюков заводит, когда им дают отпор). В усталых глазах Николаса плещется любопытство, постепенно сменяемое страхом. Он узнал её. Узнал в ней тень Полли. Если водила с кухаркой узнали, то почему бы и ему не узнать? Это провал. — Аббас правду сказал — ты та ещё выскочка. И совсем не понимаешь, куда попала. Но в одном он ошибся — здесь ты не по мою душеньку. Господи, как же он прав. Робби бы бежать прямо сейчас, по минным полям через невидимые границы, но она стоит, словно вкопанная, сжимает во влажных ладонях планшет с ручкой портфеля и готовится к окончательному разоблачению. — Ваш водитель не только в этом ошибся. — Робби делает шаг в сторону, пытаясь ретироваться. — Позвольте пройти и не мешайте мне впредь работать. В отличие от вас, некоторым приходится очень хорошо потрудиться, чтобы получить свою должность. Я не собираюсь терять работу из-за тех, кому их работа досталась просто так. — Мне кажется, ты переходишь границы. Я в целом не прочь неформального общения, но только на моих условиях. А будешь дерзить, и... — Развернувшись к Николасу спиной, Робби не сразу понимает причину, по которой он так резко оборвал свою угрозу, и оборачивается, только чтобы отразить очередную порцию хамства невозмутимой улыбкой. Оборачивается и видит господина Президента, пересекающего лобби резво, насколько это возможно, если двигаться наощупь, постукивая по мраморному полу кожаной нашлёпкой тяжеленной трости. Так вот кто заставил Николаса заткнуться! Внутренне Робби уже готовится стать свидетельницей неудобной для каждого чужака семейной сцены. Того и гляди расстроганный отец сомкнёт в объятиях вернувшегося из длительной командировки сына, и они долго будут рассказывать друг другу, как соскучились, а Робби предстоит наблюдать за всем этим со стороны — и не улизнёшь уже незаметно, останется только торчать с боку припёку в надежде, что оба Вайса хотя бы на время забудут о её существовании. Однако, поравнявшись с сыном и даже задев его плечом, Эдвард Вайс шагает себе мимо, в то время как сам Нико, проглотивший фразу на половине, сопровождает отца нечитаемым взглядом, не трогаясь с места. — Роберта, ты ещё здесь? Я думал, ты уже в машине. Торопись, мы опаздываем. Робби направляется вслед за боссом, а Нико, дождавшись, когда стеклянные двери разверзнутся и впустят в лобби порцию пряного утреннего воздуха из сада, разворачивается на каблуках, прихватывает ручку саквояжа и сворачивает в свой луч коридорного полусолнца.

***

Проникнув в чертоги министра, Вайс, а вместе с ним и Робби, натыкаются на секретаршу. Она ждала господина Президента — наверное, минуты считала и держала кулачки, ведь ей предстояло сообщить ему, что кроме самого министра на встрече будет присутствовать ещё и господин Зондер — тот самый шеф полиции. И, кстати, он уже здесь. Если для Робби данная новость стала волнующей неажиданностью, то для Вайса, почему-то, досадной. — Я рассчитывал на встречу тет-а-тет, — оставив приёмную позади и при помощи ассистентки перешагнув порог рабочего кабинета, обращается он к его хозяину, даже того не поприветствовав. — Брось, Эд, здесь все свои. Я пригласил Зондера на обед и призываю, прежде чем мы приступим к подписанию бумаг, и тебя отобедать с нами. — Для обеда рановато, — отмечает Вайс, и мало кто мог бы с ним сейчас поспорить — часовая стрелка едва перешагнула цифру десять. — Ты всё ещё злишься за ту историю? — вклинивается сам Зондер. — Брось. Всё обошлось — и ладно. Я выполнил свою часть уговора, ты — свою, нам нечего делить. Кстати, надеюсь, твой сын больше не доставит нам неудобств? — Он выучил урок. — Хорошо, если так. Скоро выборы, и нам нужно вести себя осторожно. — Извини, Зондер, но какое отношение ты имеешь к выборам? — Собственно, для этого я вас и пригласил, господа. — Министр примиряюще берёт обоих под локотки и ведёт в проём внутреннего зала. Робби немо следует за ними, ни жива ни мертва — внимая каждому слову, она старается запомнить их наизусть и при этом ничем себя не выдать. Так сильно старается, что чуть было не вписывается носом в закрывающиеся створки дверей. — Ничего личного, Эд, но будущее партии мы обсудим без ассистентов. Ставки слишком высоки. Испытывая что-то среднее между обидой и облегчением, Робби ступает за ранее дежурящими поодаль, а ныне потянувшимися к выходу помощниками министра, которым, видимо, вся эта процедура совсем не в новинку — в сторону закрывшихся дверей внутреннего зала они даже не посморели. Выйдя вместе со всеми в приёмную, она удобно располагается в кресле для посетителей и прикрывает глаза. Это просто сумасшествие какое-то! Её распирает от новой информации, и она совершенно не понимает, что с ней делать. Она не знает, что ищет. Остаётся надеяться, что то, что она ищет, найдёт её само. Встреча заняла без малого полтора часа. Господин Вайс покидает владения министра в ещё более взвинченном состоянии, чем ранее, и Робби, не рискуя вызвать на себя гнев босса, максимально тихо и ненавязчиво сопровождает его до подземной парковки, где их уже ждёт Аббас. Едва они размещаются на заднем сидении, босс достает из кармана телефон и даёт голосовую команду по набору номера: — Виктория. Дочка отвечает почти сразу — она ждала этого звонка. Значит, встреча с министром была для них важна. Робби не слышит её голоса — Вайс использует фурнитуру, однако ей достаточно слышать самого Вайса, тем более что тот, не таясь, вываливает дочери самое главное: — Они хотят назначить Зондера председателем партии и сделать его лицом избирательной кампании. Нет, в случае победы должность премьера по-прежнему за мной, но у нас были и другие планы... Кажется, из-за твоего чёртова братца и его выходок Зондер думает, что может нас шантажировать. Нас, Вайсов! И знаешь, что самое забавное? У него есть основания так думать! Нет, конечно, не забивай себе голову. Сконцентрируйся на своих делах. Я во всём разберусь. Твой брат поставил под удар наши позиции. Мы должны сделать всё, чтобы их вернуть.

***

Утро начинается с кофе без кофеина и ржаного рогалика без сахара, лактозы и глютена. С вежливой безучастностью их преподнесла повариха, и, конечно же, имя её не Хуанита. Сегодня на кухне командует Линда — длинная и жилистая специалистка по здоровому образу жизни. Велнесс-энд-лайфстайл-коуч, как она представилась. Судя по акценту — истинная британка. Робби не доводилось ещё видеть, чтобы белые британки прислуживали за рубежом. Видимо, гонорар, пожалованный госпожой Викторией, с лихвой перекрывает чувство национальной гордости. В том, что Линда — протеже Виктории, та сама призналась. Впрочем, по предлагаемому ею меню, это было понятно без слов. — Вы здесь новенькая? Мне про вас рассказывали. Будем знакомы. Правда, видеться будем не часто, — начинает разговор Линда. Уже ясно — она не из молчаливых. — Не часто? — Я здесь, только когда Ви нужна моя помощь перед мероприятиями. Вы же знаете, у неё сегодня презентация новой коллекции. Ви нужно быть сытой, и чтобы без побочек. Вот значит как. К начальнице — панибратски, к коллеге по статусу эксплуатируемого — исключительно формально. Выбор местоимений призван подчеркнуть место тренерши в пищевой цепочке. Будто она не знает, что местоимениями оно не определяется. — Коллекция? Не слышала, если честно. — Хисан. Эта коллекция — знаковая. Она носит имя самого бренда. Идея создания линейки уходовой косметики с ближневосточным колоритом пришла Ви во время реабилитации. После серии операций она четыре месяца провела в Фуджейре, на закрытом резорте, где мы с ней и познакомились. Там она увлеклась верховой ездой и прониклась эстетикой пустыни. В дизайне упаковки преобладают тёплые песочные оттенки, а в оформлении корпусов люксовой серии используется сусальное золото. Логотип выполнен в виде графического изображения скакуна, что перекликается с названием коллекции. Ну, а ингредиенты... Можете мне поверить — в составе сплошная роскошь! Амла, макадамия, мускатный орех и даже шафран... Линда самозабвенно вещает — неподобающе иностранке бегло и грамотно, будто зачитывает абзацы из рекламного каталога. Робби тянется за вторым рогаликом. Ей не хочется выглядеть обжорой в глазах адептки правильного питания (и всего остального правильного), но впереди целый день, и калории ей понадобятся, даже такие тощие, что водятся в диетической выпечке. — Очень интересно. Значит, ты раньше работала в... Ничего, что я на "ты"? — спохватилась Робби. — Ничего. Так даже удобнее. Только я не работаю ни "в", ни "на", ни "у". Я помогаю. Помогаю людям. За вознаграждение. Робби едва сдерживается, чтоб не фыркнуть в чашку. Тогда, если что, и она здесь не работает. А помогает. На правах... Ах, да — без прав. Бесправная помощница — звучит куда лучше, чем прислуга или рабыня. Даже лучше, чем ПиЭй. В холле первого этажа царит настоящая неразбериха — сегодня сюда напихалось с десяток человек свиты, среди которых визажист, стилист, девушка, таскающая за собой передвижную стойку для вешалок с разнообразными нарядами, фотограф и профессиональный оператор. Линда, улизнувшая с кухни незадолго до Робби, всей этой свитой командует, как заправский прораб, а в центе действа красуется она — виновница торжества, переспелая принцесса Виктория. На Робби никто не обращает внимания, и по дороге к лифту она улучает пару минут, чтоб понаблюдать за суматохой со стороны. — Линда, дорогая, может всё-таки вернём брюки для пресс-конференции? В них я выгляжу... Внушительнее. — Ты всегда внушительна, милая. А золотистое мини от Prada даст фору любым брюкам — тем более, с твоими-то ногами. Ты должна блистать. Ослеплять! — Как думаешь, та продажная крыса, проплаченная Estée Lauder, тоже придёт? Снова будет спрашивать меня про искусственно поддерживаемую стоимость акций и убыточность наших производств... Вот бы избавиться от неё! — Ну, брось! Ты же знаешь, что ответить. Пусть завистники утрутся. Чем больше завистников — тем громче успех, помнишь? Сегодня твой день! Эй, стилист, быстро сюда! У госпожи прядь отклеилась от локона — чем вы вообще её фиксировали? Сахарным сиропом что ли? Робби слушала бы и слушала воркование двух бездельниц, но, тик-так — время не ждёт, к тому же, она уже услышала многое и многое поняла. У железной леди Ви, оказывается, тоже есть свои слабости! Кроме слабости к роскоши и лошадям она имеет ещё как минимум слабость к своей заграничной компаньонке. Так или иначе. Робби уже готова покинуть вечеринку, как вдруг обнаруживает, что у кого-то на неё другие планы. Бледно-красный костюм-тройка, снова в едва уловимую клетку, кожаные мокасины на босу ногу и наглость, с которой Николас преграждает ей путь к отступлению, застают врасплох. — Я не мог тебя нигде раньше встречать? — Вопрос в лоб. Как выстрел. — Это вряд ли. — Робби долго училась носить маску невозмутимости и порядком в этом преуспела. — Я тоже думаю, что вряд ли. Я знаю всех эскортниц в стране, и тебя в их числе точно нет. — Я не знаю ни одной эскортницы. Мы общаемся слишком в разных кругах. Позвольте пройти — господин Президент ждёт меня в кабинете. — Мы живём в одном доме. В моём доме. — Вторую часть реплики собеседницы Нико напрочь игнорирует. — Веди себя потише, Робби, — на её имени он делает влажный акцент, будто распробовал его и готовится сплюнуть. — Я здесь не просто живу, а работаю, и буду вести себя именно так, как того захочет мой босс. Ты — не мой босс. — Если уж с Линдой можно на "ты", то и с ним тоже можно. Тем более, что он первый начал. — Поаккуратней, — повторяется пижон, но всё же даёт дорогу. Кажется, самоуверенность отцовской ассистентки его совсем не злит, разве что немного обескураживает. Отметая сторонние мысли, Робби добегает до лифта, запрыгивает внутрь и готовится к долгому рабочему дню рядом с господином Вайсом. Двери кабинета отворяются за пару минут до десяти — самое то, чтобы не разозлить босса опозданием, но и не выглядеть слишком нетерпеливой. Босс на телефоне — на звук шагов он не отвлекается, лишь взмахом руки указывает Робби на её рабочее место, которое она покорно занимает в ожидании дальнейших указаний. — Я всё сказал. Собирай всех к полудню. Да. Сам приеду. Ты что-то имеешь против, Крис? Тогда заткни свой рот и исполняй приказы! Телефон летит на ковёр, а разгорячённый хозяин отходит от стола и разворачивается к окну. Делает пару решительных шагов, но вдруг замедляется и оставшуюся дистанцию до окна преодолевает мелкими шажочками, тщательно вымеряя каждое движение. Робби наслышана, что слепые создают вокруг себя обстановку, максимально для них удобную, и учатся ориентации в пространстве на ощупь: девять шагов от двери до стола, ещё четыре от стола до окна, торшер — по правую руку, книжная полка — по левую на уровне плеча. Что-то в этом духе. Вайса кто-то разозлил — это ясно из того обрывка разговора, что ей довелось застать, и, видимо, будучи в гневе, он не очень-то себе доверяет. — Вам помочь? — несмело спрашивает Робби. — Да, помоги, пожалуйста. Заткнись и дай мне подумать! Надеюсь, на это ты способна? От порции рявканья Робби невольно прикрывается — выставив вперёд ладонь, она использует её в качестве виртуального щита. — Ступай и проверь, уехала ли Виктория. И предупреди Аббаса, чтоб готовил машину. Будь снова здесь через пять минут. И захвати мою трость. Вперёд. Вняв инструкциям, Робби выскальзывает из кабинета и бежит вниз. Виктории со свитой уж и след простыл, как и Николаса. Она не удивлена, что господин не желает пересекаться с чужаками в своём доме, но удивлена, что он даже не вышел благословить дочку на успешное предприятие. Должно быть, сделал это раньше, без свидетелей. Аббас курит у дома, а услышав о скорой поездке, решает забежать в туалет "на дорожку", о чём громко, со смаком оповещает Роберту. Она уже держит путь обратно в кабинет, как вдруг вспоминает: трость. Трость, где же она может быть? Вернуться вниз, дождаться Аббаса и спросить у него? Но босс и так зол, а если она ещё и припозднится... Зайти в его комнату? Нет уж, лучше припоздниться, чем быть пойманной на несанкционированном проникновении в спальню господина Президента. Да и вряд ли там открыто. Порог кабинета она преступает с пустыми руками. — Господин президент, госпожа Виктория уехала, ваша машина готова, — рапортует она, молясь, чтобы босс не вспомнил о третьей части своего поручения. — Трость. — Опираясь о подоконник, Вайс-старший протягивает руку в готовности сжать ладонь на гладком металлическом набалдашнике. — Трость, она... — мямлит Робби и вдруг видит! Блестящая отполированным деревом, та валяется на ковре, аккурат между столом и ногами господина. Робби тут же ныряет вниз, стараясь не дышать, будто бы от босса можно скрыть её телодвижения, и на коленках подбирается к заветной цели. Должно быть, чёртова палка тоже была брошена туда хозяином в порыве гнева... — Раз уж ты там ползаешь, то подними заодно и мобильник, чтоб два раза не лазить, — раздаётся сверху. Судя по интонациям, босс немного остыл. Робби тихонечко выдыхает.

***

Она не ожидала, что её снова возьмут на встречу. Ей не сказали, куда едут и зачем, велели лишь прихватить планшет и не зевать. Это всё. Но из тех скупых фраз, которые Вайс бросал, пока они спускались, она поняла, что произошло нечто очень нехорошее. Аббас гнал, не глядя на спидометр — с немого одобрения хозяина он не стеснялся ни вездесущих камер, ни радаров. И даже в таком режиме путь занял более полутора часов — обогнув город по объездной, машина свернула на какую-то разбитую грунтовку и ещё долго, на пределе возможностей движка, но без риска перевернуться вместе с ценным содержимым, петляла по полузаброшенным промзонам, пока не примчала к Дунаю. Конечным пунктом поездки стали речные доки. Грузовые суда швартуются вдоль берега — одни ждут разгрузки, другие, уже пустые — следующего рейса, некоторые стоят на ремонте. Выйдя из машины, Робби чуть не закашлялась — влажный воздух, пропитанный тошнотворной смесью запахов речной тины и машинного масла, в полуденную жару липнет к бронхам, душит изнутри. А вот Вайс даже не поморщился — видимо, глотать здешнюю вонь для него привычно. У богачей свои привычки. Пройдя через пристань, где кроме парочки разнорабочих, раскуривающих косяк на импровизированном лежбище из деревянных поддонов, им никто не встретился, троица сворачивает на стоянку контейнеров. В лучах зенитного солнца огромные стальные коробки, отличающиеся друг от друга лишь логотипами владеющих ими компаний, переливаются, будто слитки. Завидев несколько рядов контейнеров с узнаваемой эмблемой JQ, Робби ожидает, что старик, на редкость проворно вышагивающий по не самому чистому бетону под ручку с заботливым арабом, свернёт именно к ним, но он проходит мимо, оставляя свой карго-отсек позади. С каждым пройденным метром бетон под ногами становится грязнее, а щели между плитами опасно темнеют. Кое-где из них уже торчат нелепые корявые кусты — данная часть набережной лежит далеко за парадной стороной, и за благоустройством здесь вряд ли присматривают. Вайс теперь крепче держится за Аббаса и морщит нос, будто унюхал дерьмо, хотя воздух здесь такой же, что везде по берегу — ничего не изменилось. Возможно, обонянию слепцов доступно чуть больше, чем нюху зрячих? — Вы уверены, что сами хотите... — Остановившись у одного из контейнеров — грязно-белого, невзрачного, по углам дёрнутого ржавчиной и напрочь лишённого опознавательных знаков, Аббас обращается к хозяину. — Открывай дверь и веди меня! — слышится в ответ. Дверь оказалась прихлопнута, но не заперта. Робби заходит внутрь последней и едва сдерживает рвотный позыв — вонь здесь, не в пример обычному прибережному поветрию, влажная и приторная — тошнота подкатывает моментально. Внутри контейнер кажется намного просторней, чем снаружи — обман восприятия. Но вот что точно не обман — так это четыре стула посередине и привязанные к ним мужчины, раздетые по пояс. Запястья каждого схвачены наручниками, цепочка которых продета через прутья металлических спинок. Робби морщится, представив боль, которую испытывают пленники. Их плечи отведены назад до упора, локти неестественно вывернуты, кожа на запястьях содрана лоскутами. По их лбам струится пот, который они, будучи не в силах утереть, вынуждены глотать и отфыркивать. Тела покрыты синяками и ссадинами — их били, и не раз. Осмотревшись вдоль стен, Робби замечает ещё нескольких человек, в одном из которых явственно выделяется лидер. Люди эти при оружии. Робби застывает у входа, и ей кажется, араб тоже не прочь был бы остаться с ней, но старик уже сам за собой его тянет, пока оба не подходят к пленникам вплотную. Поведя носом из стороны в сторону, Вайс протягивает трость и звонкими ударами о ножки пересчитывает стулья. — Вы знаете, кто я? — произносит он после нескольких мгновений тяжёлого молчания. — Я спросил: вы знаете, кто я? Не слышу ответа! — Да, — выдавливает из себя один из пленников. — Не слышу! — Да! — отвечают уже все четверо. — Тогда, если вы знаете, кто я, то как вам хватило наглости, сучьи дети, пойти против меня? — Я не... — заикнулся один и тут же зашёлся захлёбистым кашлем. — Роберта! — Услышав своё имя, Робби вздрагивает. — Зайди-ка на платформу внешнего наблюдения и найди там... Как бишь его, этот файл? — обращается Вайс к толпящимся в стороне прислужникам. — Семь ноль семь, босс. — Семь ноль семь. Найди и открой. Да поживее. Робби хватает рабочий планшет — система в нём свежая, хоть и досталась ей от предыдущего ассистента, начинка что надо, всё порхает — не в пример её стационарному компьютеру в кабинете начальника, но руки предательски трясутся и ладони мокрые — не ровен час девайс выскользнет из рук, и тогда храни её господь... — Вот. — Нужная иконка находится неожиданно быстро. — Открой и смотри. Будь моими глазами. Она спешно набирает в строке поиска названные цифры. Поиск выдаёт нужный файл с первого раза — и всё ещё не понимая, что именно она делает, Робби жмёт на плей. На видео весьма сомнительного качества можно разглядеть какое-то незнакомое здание в каком-то незнакомом городе — судя по характерному ландшафту, это где-то на юге. Длина видео — полтора часа. — Нам нужен таймкод, — соображает она. — Четырнадцать семнадцать, — отзывается главный из вооружённых, будто только этого и ждал. Робби проворно подгоняет бегунок к нужной отметке. — Ну? Что ты видишь? — Вайс раздражён и нетерпелив. — Н-ничего... — Честно отвечает Робби, и ответом ей следует тишина тяжёлая, как минута молчания в память о ней. — Хотя... Я вижу людей. Четверых. Нет, пятерых. Да, пять мужчин. Они заходят в здание... И — всё. — Там есть функция захвата, — советует всё тот же приспешник. — Все лица распознаны. Знать бы ещё, что это за функция. Долгие и нудные тренировки под руководством Чемы сделали из Робби уверенного пользователя всевозможных рабочих программ, однако к работе с видео с камер наблюдения она оказалась не готова. Робби отгоняет бегунок на нужный таймкод, интуитивно выбирает на панели инструментов ладонь и подводит её к одному из силуэтов. Тут же на весь экран выводится бритое, холёное лицо молодого европейца. — Один есть! — Ну? Ты узнаёшь его? — Вайс постукивает тростью по носку ботинка, демонстрируя крайнюю степень нетерпения. Сигнал красный — ошибиться нельзя. Будет взрыв. — Н-нет... — снова честно признается она. — Так вот же он! Вот! — опять вклинивается бандюк, подходит ко второму слева пленнику и двумя пальцами задирает его подбородок. — Вот! — Он или не он? — цедит Вайс. — Роберта, твою мать! Я велел тебе быть моими глазами! Быть слепым я могу и без твоей помощи! Робби переводит взгляд от лица указанного ей мужчины к лицу на экране и обратно, и так несколько раз. В импозантном скуластом блондине, одетом в строгий тренчкот и укороченные узкие брюки, с трудом можно узнать опухшего от побоев пленника, в едва заметной самодовольной ухмылке — пересушенные потрескавшиеся губы с кровоподтёками в уголках, но определённо, здесь, перед ней, и там, на записи, один и тот же человек. Или, по крайней мере, очень похожий. А может, это и не он? — Я не знаю. Вроде похож. — Это он, босс. Отвечаю, — вмешивается Аббас и тут же получает тростью по колену. — Ай... — Я не давал тебе слова. Хочу, чтобы Роберта мне сказала: парни на видео и парни перед нами — это одни и те же парни или нет? Как она скажет, так и будет! — Это не мы. Это подстава! Видео — подделка! Кто-то хотел от нас избавиться, чтобы закрыть отдел. Вы не там ищете крысу! Не тех схватили! Настоящая крыса на свободе! Это кто-то из топ-менеджмента! Ищите в JQ, ищите... Один из пленников, крайний справа, выдаёт нервную тираду, перерастающую в настоящую истерику. — А может, так оно и есть, и мы не там ищем крысу? — произносит Вайс на удивление ровно и спокойно. — А может, отдел экспериментальных проектов тут вовсе ни при чём, и наши наработки пятинанометрового чипа в VivaSonic слил кто-то другой? — Да, да босс! Так оно и было! — разрозненно реагируют пленники. — Ответ в этом видео — я правильно понимаю? Если это вы, сукины дети, пойманы бездушной камерой на подходах к зданию головного офиса VivaSonic в Мадриде, то разговаривать больше не о чем. Роберта. Я жду твоего вердикта. — Я не... — Роберта, мать твою! Просто скажи — на видео они или не они? — Они. Они, — отвечает она, устав колебаться. Для случайного совпадения хватило бы одного похожего парня, ну двух, но на видео они все похожи. Четверо из пяти. — Только вот этот, — она тычет пальцем в экран, будто хозяин может её видеть, — его здесь нет. — Про то и речь, босс. Они не колются, кто был с ними на встрече в VivaSonic. Но он точно не из JQ и никогда у нас не работал — мы пробили по всем системам. Это кто-то со стороны, возможно — их испанский куратор... — Кто первый назовёт имя пятого, получит свободу, — произносит Вайс. В ответ ему звучит тишина. — Если не колетесь, значит виновны. Все. Молчание — знак согласия, проносится в голове. Робби привыкла так думать. Они виновны, эти бедолаги. И им несдобровать. Насколько — она ещё не знает и совсем не хочет знать, да только от её желаний тут мало что зависит. — Хотите, чтобы мы с ними разобрались, босс? — Тишина затянулась, и главный бандюк вновь демонстрирует желание выслужиться. — Знаешь что, Крис... Я не за тем приехал в эту жопу мира, чтобы всё самое интересное оставить кому-то другому! — Тогда... Немного замешкавшись, Крис протягивает хозяину свой пистолет. Тяжелая рукоятка легко касается старческой руки. — Друг мой, если я начну здесь шмалять, то живых не останется. Предлагать слепцу пострелять в тесной конуре, забитой людьми — отличный ход, но, боюсь, сегодня у меня другие планы. — Босс? — Притихший было Аббас вновь решается вставить слово. Он осторожен и заискивающе мягок. Он привык управляться с господином Вайсом, подмечает Робби — сколь бы ни был араб ей противен, она всё же могла бы у него кое-чему поучиться. — Поедем домой? Госпожа Виктория, должно быть, уже вернулась. А если и нет — вам нужен отдых. Да и пообедать не мешало бы. Тем более что здесь мы уже всё выяснили... — Да, выяснили, — отвечает начальник. — Точнее, Роберта выяснила. Перед нами крысы, из-за которых мы лишились своего флагмана, уже анонсированного к выпуску в начале будущего года, пропустили VivaSonic вперёд на торгах и потеряли на падении акций миллиарда так полтора... Не считая репутационных потерь — моей компании, моей семьи и моих лично. А вот чего мы не выяснили, так это того, чей череп крепче! Всё происходит слишком внезапно. Робби инстинктивно смыкает веки, да так сильно, что глаза сводит от боли. Пока Вайс машет перевёрнутой тростью с металлическим набалдашником, Робби прикрывается планшетом и тихо хнычет. Раскрыть глаза она не решилась бы, даже если б от этого зависела её жизнь. Звуки глухих ударов сменяются эхом влажного чавканья. Сознание само рисует картины треснутых черепов и смятых в кашу мозгов, и, скорее всего, картины эти не далеки от тех, что рисуются сейчас наяву, в нескольких метрах от неё. Поверить в это не реально. Это сон, этого не может быть. Нет, не сон — скорее розыгрыш. Да, старик Вайс наверняка разыграл весь этот спектакль, чтобы проверить её, новенькую, на вшивость. И ей плевать, прошла ли она проверку или нет — ей плевать. Она хочет домой. Не в тесную спаленку с ролетом вместо занавески и не на казённую квартирку, что на балансе у Министерства юстиции, а к родителям, в поместье, где лошади и апельсины. Она так давно там не бывала и не собиралась когда-либо возвращаться. Она была такой дурой... Наконец становится тихо. Робби не сразу находит в себе силы открыть глаза. Последствие расправы предстаёт её взору через помехи из стаек мелких мошек. Четверо пленников, не имевших возможности сопротивляться, лежат на полу вперемежку со стульями. Это не сон и не розыгрыш — она знает точно. Запах свежей крови невозможно подделать. Теперь он повсюду. И в мареве этом, густом и горячем, господин Вайс полновластным хозяином возвышается над кровавым хаосом и дышит полной грудью. Он не смеётся и не плачет. Только дышит — расслабленно и умиротворённо, как курортник, вышедший поутру на балкон гостиничного люкса с видом на море. Убедившись, что крыс в этом контейнере больше нет, господин Вайс переворачивает трость набалдашником вверх. Роберта покидает место расправы первой, не дожидаясь ни приказа, ни разрешения. Шагает по памяти через ряды контейнеров, спотыкаясь о расщелины плит. Осознание медленно настигает её. Она сказала ему убить их. Фактически, так оно и было. Пусть они и преступники, а её босс — настоящий убийца, но она стала наводчиком. Её сделали наводчиком. Он специально так сделал! Он заставил её подписать приговор! С помощью Аббаса Вайс устраивается на заднем сидении слева от помощницы. На его рукавах, отворотах пиджака и даже на губах поверх слабой улыбки — брызги крови. Размашистые кляксы с тёмными сгустками. — Приятно иной раз вспомнить молодость. Роберта, ты куришь? — Нет, — сквозь тошноту отвечает она. Аббас заводит мотор, но двигаться не спешит. — А я — курю, — как ни в чём ни бывало продолжает Вайс. Обыденным жестом водитель открывает бардачок, извлекает оттуда зажигалку, пачку классических Marlboro и спреевый освежитель для рта. — Только не пыхтелку эту чёртову, как у Аббаса, а нормальные сигареты, как в старые добрые времена. Но Виктория не должна об этом знать. — Закурив, старик блаженно выдыхает в открытое окно. — Она расстроится. — Докурив, он передаёт весь набор Робби. — Отныне держи при себе. И если Виктория заметит, скажешь, что это твоё. Обратно едут, уже не нарушая скоростного режима. В это сложно поверить, но босс безмятежно дремлет, а водила, вопреки обыкновению, держит рот на замке и даже не заглядывается в зеркало заднего вида. В салоне тишина, но в голове у Робби ревёт. Её разрывает от мыслей, и не в силах совладать с ними, она отпускает их на волю и мирится со скорым возможным безумием. Сегодня Робби кое-что узнала о короле бизнес-империи. Во-первых, он побаивается своей дочери, хоть и старается спрятать признание за ней опасности в нежелании её расстраивать. Во-вторых, он не боится больше никого. Всё, что о нём говорили Алекс и ребята — правда. Всё, о чём её предупреждал Харди, тоже оказалось правдой. Всё, что Робби хочет сейчас — это выпрыгнуть из авто на полном ходу и поставить точку в своей неудавшейся (жизни) миссии. К чёрту всё. Психологиня, сучка, всё врала. Когда перестаёшь мечтать и начинаешь действовать, случаются катастрофы.

***

Зубная щётка, душ, пижама. Чашка чая. Постель. Всё как обычно — осталось только лечь и заснуть. Робби давит недобрую ухмылку: вся эта вечерняя рутина — насмешка над реальностью. Как будто ничего не случилось. Харди звонил два раза — она сбросила. О чём сейчас с ним говорить? Реветь в голосину и умолять вызволить её из дома, куда она так стремилась попасть? Он помог ей в этом. И она знать не хочет, поможет ли он исправить то, что натворил. Харди лепил из неё шпионку, а получил убийцу. Что он на это скажет? Нужна ли она ему такая? Где-то в самых дальних уголках сознания она подозревает, что, узнав о случившемся, он отвернётся от неё. Он и все ребята — просто сделают вид, что не знакомы с ней. Зачем им такие проблемы? Она уговаривает себя, что этого не может быть, что они не такие, что они команда — её команда, её почти-семья. Почти верит, но проверять свою веру не торопится. Перед возвращением домой Вайс заехал на одну из своих городских вилл. Там он привёл себя в порядок, переоделся и даже выпил вина. Вскользь бросил, что завтра Робби может взять выходной. Снова проверка? Робби отказалась, не раздумывая. Угодить боссу она больше не стремится: теперь они оба знают — отныне она на коротком поводке и никуда от Вайсов не денется. Выходной не берёт, потому что в свободный день ей нечего делать и не с кем поговорить. О том, что случилось в доках, она нескоро сможет кому-то рассказать. И случится это точно не завтра. Сон не идёт, а она и не зовёт его. Боится сомкнуть глаза и узреть то, что не узрела наяву. Воображение страшнее реальности, а сон — простор для воображения. Ближе к двум она встаёт, накидывает свитер поверх пижамной кофты, втискивается в мягкие тапочки. В жопу режим, в жопу. Сейчас она спустится на кухню и нажрётся до отвала — всем подряд, не вчитываясь в этикетки и не гугля гликемический индекс. Господи, вот бы там на столе стоял огромный кремовый торт! Вот бы... В желудке громко заурчало, рот наполнился слюной. Торта на кухне не оказалось, зато там оказался Николас. С порога Робби замечает скрючившуюся фигуру — хозяйский сын копается в холодильнике, дверца которого прячет его от Робби наполовину. Под открытой дверцей, в тёплом электрическом свечении, видны только ноги — голые, в шлёпанцах. Сбоку из-за дверцы выглядывает кусок задницы. У Робби все шансы улизнуть незамеченной, но вопреки здравому смыслу она стоит, как вкопанная, и таращится сквозь тьму на косой параллелепипед желтоватого света, топящий в себе фрагменты мужского тела. Интересно, у него только ноги голые или ещё что-нибудь? Но хлопает дверца холодильника, и кухня погружается в почти полную темноту, разрядить которую призваны лишь пара садовых фонарей, заглядывающих с клумбы в незанавешенное окно. — Сука, мать твою, напугала до усрачки! Что ж тебе не спится-то, привидение! Николас заметил её, о чём не преминул сообщить, пока Робби обстоятельно его разглядывала. Нет, он не голый — в трусах и майке это ведь почти что одетый, верно? Сейчас, без клетчатых костюмчиков, он выглядит каким-то потерянным, но не жалким, нет. Немного испуганным. Будто и впрямь привидение увидел. Оценив степень испуга по глазам, почти сливающимся с ночью, Робби переводит взгляд на руки. В одной Нико сжимает порядком подопустевшую бутылку Jack Daniel's, а в другой — полнёхонькую и слегка пропотевшую литрушку диетической колы. — Спустилась выпить чаю, — врёт Робби и многозначительно кивает на "Джека". А ведь спустись она на пять минут пораньше, была бы застигнута Вайсом-младшим за опустошением холодильника. Легко представить, каких изощрённых насмешек он отсыпал бы, узрев её поедающей салаты вприкуску с пирожными, с жирными руками и перемазанным ртом, с крошками на воротнике и возможно даже майонезным пятном на рукаве. Но это ей повезло застать его в неприглядном виде, а не наоборот. Хоть в чём-то ей сегодня повезло. — Хреново выглядишь. — Ошарашенность во взгляде Нико сменяется заинтересованностью. — Тяжёлый выдался денёк? — Не так хреново, как ты. — Пришла её пора игнорировать вторую половину фразы. — Храбрись сколько хочешь — я знаю этот взгляд. Помню, как отец впервые взял Антонио с собой в доки. Когда тот вернулся, у него были такие же глаза, как у тебя. — Не понимаю, о чём ты. — Понимаешь. — Нико приземляет на стол обе свои бутылки, берёт из сушки две чашки, одну из них наполовину наполняет колой. Под шелест пузырьков воздух напитывается сладковато-бодрящим ароматом. — Кстати, я навёл справки. Слишком уж твоя мордаха показалась мне знакомой, это подозрительно. Но, видимо, чуйка меня в кои-то веки подвела. Ты ведь действительно никто. Девка с улицы. Это так в духе отца... — Кола в чашке щедро разбавляется вискарём, сладость в воздухе — терпкостью спиртовых испарений. — Брать служек из ниоткуда, а потом выкидывать их в никуда. Антонио был умный и не стал ждать неизбежного. Сам свалил. Хитрец заокеанский. — Прихлюпнув, Нико отпивает коричневой жижи и довольно ухмыляется. — Холодно, сука. Прям что надо в такую жару. Возможно, и ты скоро поумнеешь. Но есть ли тебе куда бежать? — Он заглядывает ей в глаза — по-хмельному рассеянно и пытливо, будто ждёт ответа. Будто не знает, что она не ответит. Напоследок выплёскивает остатки виски в пустую кружку. — Можешь заваривать свой чай. Но лучше отведай моего. Кто знает — вдруг поможет уснуть? Мне вот иногда помогает... — Уже в дверях, не оборачиваясь, он роняет: — Добро пожаловать в JQ. Теперь по-настоящему.