Недостойная

      Маргарет Браун заказала двойной виски и сразу за ним второй. Бледную Розу Бьюкейтер сопроводили к столу. Короткое приветствие между женщинами. Появился Джек Доусон в костюме от портного с лондонской улицы Savile Row, за спиной мольберт, плетется за официантом. - Джек! - взмахнула руками Роза Бьюкейтер.       Общество на секунду отвлеклось и вновь продолжило есть и танцевать. - Меня пригласил мистер Хокли, Роза - сказал Джек Доусон, рассеянно смотря по сторонам. - Я - Джек, художник, - протянул руку Маргарет Браун. - Ирландец? - посмотрела внимательным взглядом Маргарет Браун. - Из Лондона, учился в Париже… - Маргарет Браун. Вы похожи на ирландца… чуть-чуть профилем… - попыталась улыбнуться в привычной широко-радушной манере. - Но почему мистер Хокли пригласил тебя, Джек? И сюда? И совершенно целого? И почему он сам… - Роза Бьюкейтер посмотрела на Маргарет Браун, - Вышел прочь? - Полагаю, - миссис Браун опрокинула второй стакан виски, - мистер Хокли изволил продолжить торг с вашей матерью, Роза, в другом месте. Сорок лет живешь-живешь, будто все знаешь… А удивительное рядом… - Маргарет Браун посмотрела за тем, как перед ней поставили закуски, - Приступим к ужину!       Руфь Бьюкейтер бежала вперед от самой себя. За ней следовал мистер Хокли. Она видела это в зеркалах. Отзвуки музыкального зала и слов и не брошенный ей ответ и вопрос: «Куда еще больше?». Портье нажал кнопку их этажа. Покачнулся лифт в стиле романтичного ар-нуво и выплюнул их в коридор. - Что дальше, мистер Хокли? Будешь ломиться в дверь или сразу в кровать? Ты врал мне 180 дней! Все газеты кричали о том, что мистер стальной Хокли хочет породниться с древним английским родом! - Я хочу, Руфь! Во всех газетах было именно это: «Мистер Хокли и древний английский род, и ни слова о твоей дочери». Я знаю каждую публикацию, мой секретарь отследила по моей просьбе… - Делец! Ты… Ты устроил беспроигрышный торг?! - А ты известила все общество, что миссис Бьюкейтер не продается никому и ни при каких условиях! - Сделал вид, что заинтересован в моей дочери?! - Этот вывод сделала ты, Руфь, когда узнала, что некий американский Хокли тридцати четырех лет наводит о тебе справки. И ответила той же монетой: проанализировала меня и пригласила на обед… - А потом был Лондонский аукцион… ты намеренно туда пришел… а потом… - Все началось с того, что ты приехала в Рим обсуждать с экспертом перепродажу этрусских сережек для американского коллекционера. Ты стояла в Пантеоне, в толпе со стариком, а я любовался тобой... - Я не заметила, - мотнула головой, - это было до приглашения на обед и путешествия по Европе… Но… Как сказать это дочери… Боже… - Руфь Бьюкейтер толкнула свою дверь, оставляя открытой.       Каледон Хокли зашел следом. Дверь плотно закрылась, оставляя коридор пустым.       Марагерт Браун выдержала речь старика-профессора. Джек Доусон и Роза Бьюкейтер прижались друг к другу, ожидая со всей внимательностью, как старик извлек три лупы из внутреннего кармана пиджака и принялся разглядывать стопку рисунков. - Джек, я купила два билета на утро на поезд до Лондона, - прошептала Роза Бьюкейтер, - третьим классом, конечно. Упаковала чемодан. - Зачем? - Думала, как тебя спасать… наверно, лучше всего бежать в родной Лондон? Джек, почему мистер Хокли тебя пригласил? - Оценить мой талант, предложить рассмотреть твоей матери меня в качестве твоей партии. - Значит, мать не ошиблась в благородстве мистера Хокли?!       Маргарет Браун вздохнула и заглушила все удивление этого вечера еще двойным виски.       Руфь Бьюкейтер сняла сережки. Походила по комнате. - Как это объяснить себе… принять… а дочери? Я заказала билеты на утро до Лондона. - У твоей дочери поклонник-художник, который следует за ней от дверей французского аукционного дома, как я за тобой этот год. Готовый бросить дело жизни к ее ногам, самого себя… Мы с тобой бы заметили, если бы… - Не были заняты торгом. - Друг другом, Руфь. Я люблю тебя.       Женщина закрыла рукой мужчине рот и прошептала: - Ни слова!