Испания станет концом

Жаркие солнечные лучи и приятный охлаждающий бриз Средиземного моря, ласкающий слух шум воды и слегка раздражающие крики чаек. Никаких забот и проблем, никаких мыслей, кроме упоения моментом. Столь необходимый отдых после угрюмой, вечно спешащей, ужасно шумной и дикой Москвы. В Барселоне все казалось совсем не так, может, виной тому был пентхаус на окраине города около моря, где все тихо и спокойно, где люди довольствуются этим уединённым умиротворением в своих домиках, иногда выходя из них, чтобы удивиться красоте пейзажа, простирающийся перед ними. Открыть глаза означало подивиться атмосфере вокруг, невольно сравнивая с Российской столицей, и тут же перестать думать о том, что где-то там осталась компания, теперь уже филиал. Испания встретила расцветом красок и тепла: стоило очутиться в одном из самых крупных её городов — Барселоне, как в глаза ударило неповторимое сочетание готической архитектуры и модернизма, причудливых форм и средневековых улочек, будто каждый уголок города, каждая узкая улочка дышит историей и искусством, каким-то волшебство и загадочностью. Но в городе жить не хотелось, стоило увидеть раскидистый пляж с поблескивающим золотом песком и прозрачной водой, на которой играло солнце, как выбор тут же пал на уединённый домишко, где можно будет наслаждаться всем этим великолепием в одиночку. Вечера проходили почти одинаково, но никогда не надоедали: розовый цвет неба от закатного солнца, переходящий в глубокий фиолетовый, наполнял сердце волнующим трепетом и теплом, каким то убаюкивающим блаженством и безмятежностью. Удивительно, как после столь романтического окончания дня, город воспылал вновь, восставал из тьмы, не желая заканчивать веселье: улицы оживлялись светом и музыкой, доносящейся из множества клубов и баров, люди пускались в пляс, намереваясь окрасить тёмную безликую ночь красками настоящего веселья, свободы и бурлящей по венам энергии, что буквально била из каждого уголка города. Познать Барселону во всех её аспектах было невозможно, от того в ней хотелось остаться навсегда. Днём: приятная, не отягощающая и не обременяющая работа, перебивки на познание традиционной кухни и купание в тёплых водах моря; вечером: размышления на шезлонге под яркий, пламенный закат, ходьба по берегу и собирание причудливых ракушек; ночью: дикие страстные танцы в толпе, алкоголь, лёгкая травка для расслабления и шумная компания новых знакомых-испанцев, а ещё, если уж совсем разморит и разнежит, горячий секс с каким-нибудь мулатом или мулаткой, которых потом нельзя будет вспомнить, и только приятная истома и опустошения будут напоминать о проведённой с кем-то ночи. Да, Барселона — город страсти и ритма, восхищения и вдохновения, веселья и свободы. Только вот все это неописуемое счастье и довольство заканчивалось тогда, когда на глаза попадался чёрный пиджак с запахом дорогих духов.

***

А Москва была особенно уныла, сера и отвратительна. Столица будто тоже была в печали и злости, обиде и скуке от всех этих людишек, снующих по ней, вечно куда то спешащих, злых и угрюмых, готовых порвать друг друга. Город страдал вместе с ней, понимал её и подливал масла в огонь своими дождями, серым небом и ветром. Кажется, Москва всегда была такой, всегда со своим диким жизненным ритмом и плохой погодой, но только после её уезда она обрушилась на плечи тяжким грузом и бренностью жизни, только после этого она и правда ощущалась такой, без единого преувеличения. Дни стали одинаковыми, сливались в одну большую бесконечность. Из окна виднелись однотипные высотки со своими темными фасадами и большими окнами, кишащие людьми улицы и бесчисленные автомобили, которые казались одной длинной металлической гусеницей на дороге. Кажется, квартира стала казаться ещё пустыннее и печальные, одиночество съедало тело и раскалывало голову, тишина звенела в ушах, убивала своей печалью. Работа стала такой тягостной и невыносимой, что приходилось сбегать в ресторан, чтобы заесть эту гнетущую тоску, а потом по несколько часов зависать в зале, выбивая всю тоску, обиду и уныние из головы, заменяя их тянущей болью в мышцах. Жизнь стала состоять только из работы и зала, никаких интрижек, никаких занятий помимо этого, никаких чувств и эмоций. Приходилось утомляться днём так, чтобы на вечерние раздумья и мысли перед сном просто не оставалось сил, чтобы они даже не возникали, не успевали проникнуть в уставшую голову, заполоняя её полностью, без остатка, без единого шанса выбраться. Но чёрная дыра все равно поглощала, медленно поедала каждую клеточку, так незаметно и тихо, что можно было посчитать это за простой недосып или дикую загруженность на работе. Постепенно жизнь вполне начала быть нормальной, привычной и сносной: работа, работа, работа, что ещё нужно было, чтобы чувствовать себя удовлетворённой. И кроме работы не нужно было ничего, пока взгляд не цеплялся за аккуратное чёрное кольцо на полке, такое простое, но такое красивое и печальное.

***

Если бы в мире существовало что-то столь же ужасное и съедающее, как одиночество, то человечество было бы обречено на какую-то непременную катастрофу. Не каждый человек кажется одиноким, не каждый и правда так одинок, как говорит. Можно ли считать человека, который днём выжимает всего себя в работу, а вечером, лишь бы не начинать думать о плохом, о гнетущем, о таком больном и режущем, кутит в клубах и барах, забываясь в алкоголе, разъезжает на тачке с двухминутными знакомыми, уже считая их друзьями, спит с кем попадётся, чтобы хотя бы на время заглушить пустоту в душе, которая тлеет и растёт внутри, одиноким? В чем познаётся его одиночество? Он не имеет ни настоящих друзей, ни знакомых, ни близкого человека, перебиваясь подачками. Его одиночество в его нескончаемом веселье, в безудержной энергии, которую он тратит на заполнение зияющей дыры в душе, стараясь не замечать её. Но даже имея друзей и коллег, знакомых и подчинённых человек может быть одиноким. Можно ли заполнить пустоту в душе бесконечной работой, постоянным желанием испытать себя на прочность? Это не заполняет эту пустоту, это подогревает её, подстегивает, распаляет, показывает, что работа заменила тебе любовь, чувства, желание быть единым с кем-то. Когда работа — единственное, что есть в жизни, жизнь — существование, а существовать в мире сложно, горестно, тяжко. И рано или поздно судьба посмеётся над тобой, упрекнет и напомнит о чем то такой больной и щемящем, о таком далёком и мимолетном, что все разлетится. Но, пока все это не разлетелось к чертям, они будут продолжать напиваться в баре и изображать довольство тихой и солнечной жизнью, утопать в работе и пресекать все чувства, говоря, что это не нужно, это глупо, это рискованно. Ни чёрный дорогой пиджак, пропитанный запахом воспоминаний, ни простое блестящее кольцо, в котором отражаются беспокойно смотрящие на него глаза, не заставят их почувствовать боль, не заставят подумать о том, как все могло быть иначе, не заставят задуматься и окончательно убедиться, будто бы из страха непредсказуемых разрушений, что Испания стала концом. Это все сгинет под убеждением, что так было правильно, так было лучше, так было нужно.