Испания станет концом

— Все хорошо? — остановившись чуть дальше двери, спросила девушка. В голосе её слышалось неявное, но довольно уловимое беспокойство и заинтересованность. — Да. — хрипло ответила женщина и сглотнула. Она удивилась своему голосу, не признав его, от чего брови слегка нахмурились, но Марина быстро пришла в себя, стараясь не смотреть в отражение, лишь бы не наткнуться на зелёные глаза, на лёгкую улыбку с нотками какой то грусти. — Вы выглядите уж очень не хорошо. — поняв, что простыми жалкими вопросами от Князевой ничего не добьёшься, Рита пошла в наступление, в резкое и жёсткое наступление, которое тут же пробудило что-то внутри у стоящей у зеркала. — Я чем то вас расстроила? — двигаясь дальше по уборной, с улыбкой спрашивала девушка. Она не отрывала взгляда от тяжело дышащей и так рьяно старающейся не смотреть на неё женщины, что уже буквально стискивала мраморную столешницу раковины. — С чего ты взяла, что можешь меня расстроить? — усмехнулась Марина какой то жестокой ухмылкой, скрывая своё желание взять и броситься на Зайцеву, такую вечно наглую и ужасно раздражающую. — Ты меня только бесишь своей компанией, не более. — она остановила себя, чуть не добавив «и своим существованием», но сочла это уж слишком переходящим границы, все-таки она уже не так ненавидела Маргариту. Сейчас ей просто нужно было позлить девушку, как-то задеть, чтобы она просто ушла как можно скорее, дала женщине шанс восстановить нормальное сердцебиение и дыхание, выйти из уборной не жаждущей секса, а вполне обычной Князевой, что уничтожает всех одним взглядом, что способна совладать со своими чувствами и эмоциями, что противостоит отношениям с конкурентами, хотя бы из целесообразности. — Не более? — удивлённо подняв брови и тихо прыснув смехом, спросила Зайцева, дошла до стены и облокотилась на неё, складывая руки на груди. Она порядком изучила Марину Евгеньевну: напряжённая спина и плечи, руки, что сдерживали порыв сорваться, пытающиеся скрыть лёгкую дрожь ноги, пульсирующие вены на шеи и лбу, дикие глаза со стольким количеством эмоций, что считать было не трудно, но немного проблематично, потому что Князева отказывалась смотреть на неё. — Тогда почему вы так хотите меня? — после минуты молчания, что показалась вечностью для женщины, резко, но спокойно и с долей удовольствия сказала Рита. Это была фраза пальцем в небо, без стопроцентной уверенности, но она казалось столь правильной и логичной, что девушка выпалила её, даже особо не думая, чем все это обернётся. — Что? — со смешком спросила Марина, не веря, что девушка и правда это сказала, и резко повернула голову, чтобы посмотреть на это до ужаса довольное, что догадка оказалась верной, лицо. Не могла она это сказать, это немыслимо, это нереально, это глупо. Это правда. И от этой мысли резануло в голове, заставило сердце биться ещё чаще, дыхание стать прерывистым и сбивчивым. Она поняла, она все поняла. — Вы плохо скрываетесь. — качая головой и продолжая улыбаться, сказала Зайцева. Но она не насмехалась над Князевой, не упрекала и не дразнила. В её улыбке было лишь банальное понимание, осознание и вполне взаимное желание. Она просто смотрела своими светло-зелёными глазами на женщину, пока та утопала в них, плавилась и собирала свою сдержанность по крупицам. — Блять, иди к чёрту! — резко крикнула женщина, сорвалась с места и в несколько гулких и жёстких шагов настигла Риту. Та не шелохнулась, не повела ни одной мышцей на лице, просто также продолжила спокойно стоять у стены с улыбкой, наблюдая за дикими карими глазами напротив, в которых плескались раздражение, злость и неистовое желание. Когда лицо Князевой с его острыми удивительными чертами было совсем близко, она не смогла сдержать лёгкого, едва различимого смешка. И этот смешок, который женщина уловила, сорвал все спусковые крючки в ней, все установки, правила и рамки. Марина сократила расстояние за секунду, жёстко и резко впиваясь в сладкие пухлые губы напротив, притягивая девушку за шею. Маргарита никогда не сомневалась, что если такое произойдёт, то она не станет медлить ни секунды, ни мгновения. Ей не нужно было думать, она тут же запустила пальцы в тёмные мягкие волосы, сильно сжимая их у корней, от чего лёгкий стон сорвался с губ Князевой, и ответила таким же страстным и жгучим поцелуем. Они целовались как заклятые враги, желающие уничтожить друг друга, подчинить, унизить, но в их поцелуе было больше страсти, чем у обычных парочек, больше экспрессии и похоти. Они целовались так, будто завтра умрут, будто никогда больше не увидят друг друга и не смогут вновь ощутить губы, что так жаждали чуть ли не с первой встречи. Марина целовала с присущей ей жёсткостью, сминая губы, кусая их почти до крови, изучая рот языком, от чего Зайцева не могла сдержать шумных выдохов, походящих на тихие стоны. Сама Князева хотела стонать от того, как сильные длинные пальцы сжимают её волосы, оттягивают в порыве неконтролируемого желания обладать, а ногти впиваются в кожу с каждой минутой все сильнее, Рита целовала страстно, упивалась привкусом вина на губах, желая добавить к нему лёгкий привкус металла, от чего её острые зубу впивались в губы напротив чуть сильнее, а язык зализывал раны, бесстыдно проникая внутрь. Хотелось стонать от того, как холодные руки с ещё более холодными кольцами сжимают шею, слегка перекрывая доступ к кислороду, как острые ногти царапают нежную кожу, норовя оставить глубокие следы. Это был акт животной похоти, дикой энергии, жестокой страсти. Им было все равно где они, кто они друг другу, было важно только целовать, сжимать, хватать крупицы воздуха, чтобы вновь целовать. Когда в глазах начались вспышки от нехватки воздуха, Марина отпрянула от столь сладких губ и горячо выдохнула в рот Зайцевой. — Ко мне. Сейчас. — рвано и с придыханием сказала она в губы напротив, смотря в потемневшие от похоти зелёные глаза. — Как скажешь. — промурлыкала девушка, часто дыша, и, прикусив нижнюю губу Князевой, до ужаса возбуждающе оттянула её и отпустила. Та не смогла больше держаться: резко схватив тонкое запястье, она быстрым шагом направилась к выходу, утаскивая нахалку за собой. Похватав сумку со спинок стульев, Марина Евгеньевна бросила карту для расчёта на стол и, не думая ни секунды, направилась к выходу, выискивая глазами свою машину с водителем. Зайцева послушно направилась за неё, по пути стрельнув озорными глазами парочке официантов, как бы благодаря заведение за столь прекрасный ужин. — Домой! — рявкнула женщина водителю, садясь на заднее сиденье. Через секунду на соседнее уселась Маргарита, расправляя плечи и млея от мягкости салона. Мужчина за рулём удивлённо поднял брови, но тут же опустил их под взглядом начальницы, кивнул и устремил взгляд вперёд, заводя автомобиль. — Не слишком ли вы строга с подчинённым? — продолжая обращаться к женщине на «вы», спросила с ухмылкой Зайцева. Ни поцелуй, ни намечающаяся жаркая ночь не заставит её перестать возвышать Марину таким обращением. Девушке нравилось говорить с ней так, будто власть здесь имеет она. Было в этом что-то удивительно забавляющее и соблазнительное, такое щекочущее чувство внутри, от которого непременно хотелось улыбаться. — Заткнись. — грубо прервала её та, смотря перед собой и вжимая пальцы в подлокотники. — Грубо. — надув губы в наигранной обиде, сказала Рита и, дотронувшись до плеча Князевой, повела пальцами по руке. — Очень грубо. — растягивая гласные, продолжала она, доходя до сжимающих кожу сиденья рук. Женщина напряглась от этого, сглатывая и тяжело дыша. Краем сознания она хотела прекратить движение девушки, но это казалось невозможным, желание прикосновений оказалось сильнее, так что она просто продолжила сидеть и позволять это все. Рука Маргариты неожиданно переместилась на живот, слегка царапая кожу под шелковой майкой. — А я думала, что это я нетерпеливая. — усмехнулась Марина Евгеньевна, уже не скрывая бушующего возбуждения. Она ждала от девушки чего-то такого, что обязательно заставит её задохнуться от ощущений, но никак не могла подумать, что её пальцы резко и грубо пройдутся по брюкам как раз там, где это было необходимо, где все горело. Удивительно, как на внезапный громкий стон Князевой, разлившийся по телу Зайцевой сладкой тягучей симфонией, водитель не обернулся, даже не бросил взгляд в зеркало заднего вида, оставаясь безучастным третьим лицом в этой сцене. — Прекрати. — зажмурившись, сквозь зубы процедила женщина и сильно сжала бёдра, лишь бы пальцы девушки не проделали снова свой манёвр. Рита довольно усмехнулась такой реакции и резко убрала пальцы, вновь задевая возбужденное место, от чего с губ Марины сорвался ещё один стон, но уже более рваный, походящий на рык. Больше они не взаимодействовали: Зайцева спокойно уселась на своём месте, смотря на проносящиеся мимо многоэтажки и редких людей на улицах, а Князева тяжело дышала, пытаясь хоть немного отойти от такого наглого действия, и продолжала сжимать подлокотники до самого дома, что аж пальцы стали болеть, а костяшки побелели.

*

Как они вышли из машины, как зашли в подъезд и поднялись на черт знает какой этаж, как вообще Князева смогла открыть дверь с первого для Маргариты не имело значения, она не особо запомнила эти моменты. Её сознание начало записывать вечер в тот момент, когда её резко прижали к стене, едва она успела осмотреться. Женщина с силой вдавила её в стену за плечи, что по телу разлилась волна резкой боли, сменяясь мгновенно на возбуждение, потому что тёмные глаза Марины были совсем близко, метали искры, пленили, очаровывали. Их губы встретились жёстко, грубо, влажно, грязно. Руки с массивными холодными кольцами оплели светлую длинную шею, пробуждая мурашки. Тонкими пальцами Рита вцепилась в тёмные волосы напротив, натягивая их сильно и властно, показывая желание обладать. Жажда женщины, чьи вечные пакости могли погубить компанию, пробудила жажду мести. Сладкой, жгучей, развратной мести за все причинённые Князевой неудобства. И это так смешалось в Зайцевой, что она уже не могла так усердно контролировать себя. Хотелось отыметь Князеву здесь и сейчас. Но губы продолжали свой неумолимый танец, зубы кусали так, будто каждая хотела разорвать губы напротив, языки влажно и звучно боролись за власть. Дыхания настолько не хватало, что в глазах стали ярко вспыхивать огни всех цветов, а тело немело, но обеим было так все равно на это, хотелось только целовать губы друг друга, растаять в этом моменте, раствориться в запахах дорогого парфюма и возбуждения. Маргарита запомнит этот поцелуй надолго: он застрянет в памяти, врастет в кору головного мозга, отпечатается в выжженных недостатком воздуха лёгких, останется не покидающим привкусом на губах. Этот поцелуй будет преследовать её всегда, в любое время и месте, стоит только вспомнить Князеву, хотя бы её карие пронзительные глаза. Марина особо не думает, просто целует с той животной страстью, на которую способна, отдаёт этому поцелую всю себя, поддаётся своим грязным мыслям и желаниям, наплевав на все принципы и устои, заложенные в ней. Она не думает, но понимает, что никто из тех мужчин, с которыми ей довелось переспать, не целовал её так: так пошло и возбуждённо, так влажно и сладко. Но нехватка воздуха берёт своё: когда тела начинают слабеть, они разрывают поцелуй, рвано дышат друг другу в рот, пытаются собрать картину перед глазами воедино, но вспышки света продолжают мелькать на сетчатке. Пару минут, пока они приходят в себя, кажутся долгой бездонной пропастью, в которую обе падают ужасно быстро, без возможности вернуться назад, на безопасную землю, где они все ещё конкуренты. Рите не нужно больше желать мести и власти: она резко тянет волосы женщины, потом отпускает и одним резким и грубым движением меняет их местами, прижимая Князеву к холодной жесткой стене, от чего та издаёт не то стон, не то вздох, не то всхлип, морщится и шипит. Зайцева смотрит на неё внимательным взглядом, подмечая все детали лица, будь то лёгкая морщинка меж бровей, красные опухшие губы, вздувшаяся вена на лбу или пульсирующая вена на шее. От неё пахнет дорогим тяжёлым парфюмом и возбуждением, которое даже, можно сказать, перекрывает запах духов. — Господи, знай я, что возбуждённая вы выглядите именно так, переспала бы ещё на первой встрече. — очерчивая пальцем острые скулы и выступающую вену на шее, восхищённо мурлычет Маргарита. Она всегда находила женщину привлекательной, с какой то особой природной красотой, но сейчас та выглядела настолько прекрасно в своём желании и похоти, что хотелось смотреть на неё вечно. — Я не стала бы с тобой спать, Зайчик. — ухмыляется едко Марина Евгеньевна и запускает пальцы в тёмные мягкие волосы, царапая кожу головы острыми ногтями. Рита шипит и сдерживает стон от этого действия. — Мы этого не узнаем. — придя в себя, беззаботно улыбается девушка, и Князевой кажется, что только за эту простую улыбку на стервозном лице она готова свернуть голову кому угодно. Эта улыбка не вписывается в ситуацию, противоречит всему, что сейчас происходит. Она слишком невинная и спокойная, слишком простая и мягкая, чтобы и правда сейчас играть на лице Риты. — Ты слишком много болтаешь. — язвит женщина, как делает всякий раз в момент смущения или удивления. Зайцева на это лишь усмехается и резко сжимает горло Марины, заставляя ту тихо простонать от неожиданности и накатившего новой волной возбуждения. И Маргарита и правда больше не болтает, только слегка сжимает горло Князевой, смотря той в глаза, пытаясь понять всю глубину её чувств и грязных мыслей. Ухмыльнувшись на то, как женщина задержала дыхание от шока, девушка убирает руку с шеи и грубым движением отводит голову Марины в сторону. Та вздыхает резко и рвано, не двигается, даже не пытается оттолкнуть. Когда влажные губы касаются пульсирующей вены на шеи, а зубы слегка кусают её, она стонет, прикрывая глаза и напрягая плечи. Зайцева продолжает поцелуи, переходя на подбородок, а потом вновь спускается к шее, оставляет глубокий и болезненный засос, переходит на ключицы. Свободной рукой она медленно спускает пиджак с плеч, едва касаясь мягкой горячей кожи под ним. Но руки Князевой, которые не могут найти себе места, не позволяют одежде сползти на пол: они покидают волосы, сжимаются на шее, перемещаются на спину, царапая, оставляя дикие красные царапины, которые приносят девушке море боли, от чего она чаще начинает больше кусать, чем целовать кожу на ключицах и плечах, но вместе с тем и наслаждение, потому что именно эта боль не даёт ей погрузиться в небытие от упоения ситуацией. Когда острые ногти резко оставляют пять ярких царапин от самых ключиц до живота, Рита тут же отстраняется от женщины, выгибаясь и вскрикивая. Она стискивает зубы и шипит, прикрывает глаза и пытается прийти в себя, пока Марина Евгеньевна тяжело дышит и довольно улыбается, облизывает пересохшие губы и убирает волосы с лица. Сжав кулаки, Маргарита открывает глаза и грубо сбрасывает пиджак на пол, царапая короткими ногтями руки женщины в отместку. Она не даёт Князевой опомниться, запускает руки под шёлковую майку, находит грудь и сильно сжимает её, оставляя следы от ногтей. — Сука! — вскрикивает женщина, откидывая голову и хватая Зайцеву за плечи. Это действие приносит боль, боль и такое наслаждение, что становится плохо. Но Маргарита не хочет снимать майку, не желает видеть сейчас обнажённое тело Марины: единственное, что сейчас ей не терпится сделать, так это грубо трахнуть женщину. Продолжая одной рукой грубо сжимать грудь и щипать соски через бюстгальтер, другой рукой девушка двигает по животу, не упуская возможности оставить красный след от ногтей. Князева продолжает часто и рвано дышать, сжимая плечи напротив, но не смотрит на Риту. Той это не нравится, её даже раздражает эта своего рода непокорность, так что она убирает руку с живота и опускает голову женщина за подбородок, чтобы тёмные карие глаза смотрели точно в зелёные. И глаза Марины такие красивые, что Зайцева не сдерживается и грубо целует её, проникая языком внутрь. Отпустив и так истерзанные губы, она возвращает руку на живот, продолжая при этом смотреть в глаза напротив. В этих глазах с каждым движением пальцев вниз все больше проступает надежда и мольба, желание и предвкушение. Длинные пальцы ловко справляются с пуговицей и молнией брюк, подцепляют резинку чёрного белья и резко проникают под них. Одно жёсткое движение по всей возбуждённой плоти, и Князева громко и протяжно стонет, не в силах больше сдерживаться. Ноги начинают дрожать, голова кружится, пока в голове крутится одно лишь назойливо кричащая мысль: «Просто трахни меня уже!» Но девушка дразнит, больше не двигает пальцами, просто утопает во влажности и липкости, пока на лице расползается до ужаса довольная улыбка. Она резко приближается к шее женщины и проводит языком по ней, до самого подбородка, так влажно и грязно. И, не дав опомниться, два длинных пальца жестко входят на всю длину. Стон, который издаёт Марина, слышен по всей квартире; он гулким эхом отзывается в голове Зайцевой, застревает и оседает там навечно; он заставляет голову расколоться, а кровь застучать до боли в висках. Сжав грудь до иступляющей боли, Рита задаёт пальцами грубый и быстрый темп, не давая ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни вообще понять происходящее. Она двигает пальцами под сопровождающие громкие стоны Князевой. Кажется, что вокруг совсем не осталось воздуха и стоит такая адская жара, будто вот вот может расплавить кожу и выжечь лёгкие до тла. Но Марина Евгеньевна успевает и набирать воздуха для новых стонов, и смотреть в зелёные глаза, сжимая плечи до боли, оставляя глубокие следы от ногтей на светлой нежной коже, и думать о том, что это самый страстный и дикий секс, который у неё был за последнее время. Ей даже начинает казаться, что это вообще самый лучший секс, который у неё был, что ни один мужчина не приносил ей своим членом столь удовольствия, не задевал столько точек, сколько задевают пальцы Зайцевой. А в девушке чувствуется этот профессионализм, это знание своего дела, она будто чувствует женщину напротив. Её пальцы с таким грязно хлюпающим звуком входят и выходят, задевают до невозможного возбужденный клитор, находят потаённые точки возбуждения, о которых и сама Князева не догадывалась. Ей так хорошо, что она впервые не думает о работе, конченных клиентах и всем прочем, что ежедневно съедает ей мозг, заставляя голову болеть, а тело чувствовать усталость. Ей так хорошо, что она хочет остаться в этом моменте навсегда, ощущать пальцы Маргариты, дышать ароматом её парфюма с нотками вина, смотреть в темные зелёные глаза и слышать частое горячее дыхание. Она понимает, что не сможет больше противостоять этому урагану похоти, не сможет забыть эту ночь, не сможет конкурировать с девушкой как раз тогда, когда третий палец грубо врывается к двум другим и её спина выгибается, ноги дрожат и подкашиваются, а разум будто вовсе покидает тело. Кажется, она срывает голос в диком стоне. Оргазм окатывает её мощной волной наслаждение: перед глазами начинает темнеть и одновременно на сетчатке вспыхивают искры; руки резко разжимают плечи, от чего Зайцева морщится и шипит, потому что ногти буквально выходят из проткнутой кожи; дыхание опаляет горло, заставляя желать вдохнуть больше, лишь бы перестало так все гореть; по щеке стекает одинокая слеза неописуемого удовольствия, сливаясь с дорожкой пота, прячась за ней. Рита шумно выдыхает, смотря на это великолепие перед собой: на всю бурю эмоций в глазах, на влажное от пота лицо, на дрожь в плечах и высоко поднимающуюся в тяжёлом дыхание грудь. Она прекрасна. Маргарита запомнит этот момент, как запомнит стоны и вздохи, руки и глаза женщины. Она запомнит всю её в эту ночь, до мельчайших деталей.