Когда нет выбора.

      Сегодняшней ночью температура плавно понизилась, оставляя на огромных панорамных окнах двухэтажного коттеджа извилистые узоры, поблескивающие в свете солнечных лучей. От зимнего солнца не исходит тепла, просторная комната наполняется лишь плодотворной энергией. Холод, гулящий по мраморному полу спальни, не располагает к тому, чтобы выбраться из-под одеяла. Ким Сокджин остается лежать белоснежных на хлопковых простынях ровно до того момента, пока шумная свита из престарелых женщин и мужчин не ворвется в покои.       7:03 — В этот раз поздно.       Классическая музыка, словно раскат грома солнечным утром. Женщина, замыкающая это адское столпотворение, держит в руках магнитофон с изученной вплоть до каждой ноты Лунной сонатой, мотив которой до сих пор пробирает до костей. Воспоминания снежным комом всплывают в голове молодого человека, неприятные, оборванные. Как рука матери тянется к его щеке, а потом крик наполняет просторную комнату, эхом отскакивая от стен еще несколько минут. Сжавшись в собственной постели, Сокджин с головой прячется под утяжеленное одеяло, желая исчезнуть на мгновение, раствориться, чтобы не видеть этих фальшивых лиц.       7:05 — Первая попытка дворецкого стянуть с Господина одеяло.       Ким ногой быстро отпихивает мужчину, нарушившего субординацию. Это неприемлемое поведение вмиг выводит парня из себя, и он подскакивает на месте. Вылезает из-под одеяла резким рывков, пугая окружающих, присаживается, облокачиваясь спиной на подушки, громко ворча:       — Что? Что? Что я говорил вам на прошлой неделе?! Не трогать меня руками, это запрещено, — мужчина отстранился, опуская вниз руки, сцепленные в замок и голову. Все отошли на несколько шагов назад, давая Господину вновь наслаждаться солнечным светом. — Ни одного утра не проходит без ругани! Я скажу отцу, чтобы вас всех уволили!       Швырнув подушку вдогонку женщине с магнитофоном, удаляющийся звук немного успокоил молодой пыл. Эти люди никогда не понимали нормальных объяснений.       — Неужели работать к отцу приходят настолько тупые, — цыкнул Сокджин, наконец-то спуская ноги на пол.       7:10 — Ноги Господина наконец-то касаются мягкого прикроватного ковра.       Каждый день ровно в семь утра, комната Ким Сокжина превращалась в базар, в рынок с морепродуктами, где он являлся выставочным образцом. Пять пар глаз безмолвно нависали над кроватью, наблюдая за тем, как молодой Господин просыпается и как быстро приходит в бешенство из-за столь неподобающего поведения. Им нравилось смотреть на предметы роскоши в комнате, куда вход был разрешен только на пару мгновений с утра и больше никто, кроме самого Хозяина не появлялся в этих стенах. Текучка среди среднего персонала тоже была достойной, многие просто не выдерживали строгих правил этого дома. За их выполнение платят щедро, мало, кто дотягивает до середины месяца.       Если Ким младший не требователен, то в доме ещё по мимо него есть молодая Госпожа и Хозяин, которые не скупятся указывать этим глупым людям. Мало кто согласиться работать без контракта на постоянной основе, на странных условиях, находясь постоянно на территории особняка. Обычно это слабые старики, бездетные женщины, те, кто совсем отчаялся от одиночества. Никакой физической работы, только мелочи по дому, для остального есть горничные.       Чувствуя прохладный ветер, пробирающийся под ткань пижамы, Сокджин привстал со своего места — это помогло на мгновение справиться с дрожью в теле. Оглядывая родную комнату, где приходится проводить большую часть времени, и без того отвратительное настроение падает куда-то ещё ниже. В бездну. Эти стены, не помнившие заботы и ласки, были холодны даже в любимую летнюю пору. Холодны, как его душа. Ему не нравилось указание отца, что за ним нужно присматривать, как за маленьким, но Ким Сокджин избалован. Нужно признать это, он никогда не видел проблем с деньгами, предпочитая делать все, что захочет душа, пока люди вокруг завистливо кусали локти.       Но за безупречной картинкой большого особняка за городом стоят весьма отвратительные отношения между членами семьи. Отец, погруженный в работу с тех самых пор, как мальчик остался без самого близкого своего человека — матери, никогда не интересовался душевной составляющей своего сына. Тот, в свою очередь, никогда никому не открывал своего сердца.       Сокджин был уверен, что не умеет любить.       Пока кое-что в его жизни не изменилось.       «Он» — не лучше той свиты, что погано выглядит в лохмотьях, повинуясь за копейки, но каждый его вздох, приводил в чувства бабочек внизу живота, заставляя их наслаждаться полетом.       7:13 — Стук в дверь.       — Входи, — шипит Ким, застыв на месте.       Сценарий его жизни прописан на годы вперед его же отцом. В дверях появляется низкорослый мужчина, крепко прижимающий к себе несколько вешалок с одеждой, закрытых специальными чехлами.       — Господин, сегодня выбор среди ваших нелюбимых моделей, — мужчина кланяется в низком поклоне, оставаясь далеко на расстоянии.       Молодому человеку остается только перевести дыхание, чтобы не потерять самообладание. Медленными шагами он подбирается поближе, осторожничает, будто увидит на вешалке что-то страшное. Свою повешенную оболочку. Длинные пижамные штаны закрывают частично ступни, не давая соприкоснуться с холодной плиткой. Рукава закрывают кисти рук, его вид со стороны очень нежный. Высокий стан, черные растрепанные после сна волосы, сонные глаза, пытающиеся до сих пор привыкнуть к солнечному свету. Сокджин машет, давая знак расчехлить одежду своему верному дворецкому.       Его самый близкий человек в этом доме, служил еще при матери и не смог остаться в стороне, когда мальчика оставляли в одиночестве. Именно он привил мальчику любовь к музыке во всех её проявлениях, стал учителем игры на фортепиано, не получая за это не единой копейки дополнительно.       — Извините, эти новенькие дамы не смогли справиться с заданием Госпожи… — попутно открывая вид на три классическим костюма разных, нетипичных стилю молодого человека, цветов.       — Как долго ты будешь оправдываться за людей, которые не имеют к тебе никакого отношения, Том? — Перебивает его Сокджин.       — Моя душа слишком добра, Вы сами знаете это. Я лишь хочу, чтобы этих бедняжек не выгнали на улицу спустя пару дней, им совсем некуда идти.       Белый костюм — слишком ярко, не то, чтобы не подходящий вариант, однако Сокджин всегда хотел надеть этот брендовый костюм на более важное мероприятие. Махнув рукой в сторону, Том быстро соображает, что нужно вывесить вторую модель на досмотр.       — По мимо меня здесь живут еще несколько человек, могущества у них побольше, чем у меня.       Бордовый костюм не выделялся среди черных моделей и всегда оставался вариантом про запас. Именно сегодня был такой день.       День необычного расположения духа.       Настроение будто само по себе потихоньку приподнималось. Кажется, Сокджину вновь вспомнился недавний жаркий и красочный сон с предметом его воздыхания, что щеки вмиг покраснели.       — Как Вы себя чувствуете? — Забеспокоился Томас.       — Сделай все в лучшем виде, — Ким кивнул на второй вариант костюма, не рассматривая подаренный отцом черный смокинг.       7:17 — Время принять душ.       Вода льётся под сильным напором, капли, падающие на макушку, приводят в чувства после сна, наконец-то удается почувствовать слабый прилив сил. От одной мысли, что сейчас придется спускаться на первый этаж к семейному завтраку ком в горле, мешающий сглотнуть неприятные ощущения. Убавив горячую воду, Ким, несмотря на легкое недомогание после длительного нахождения на улице вчера, остается под струями холодной воды. Тело трясет, мурашки распространяются с молниеносной скоростью.       Он любил ощущать холодные капли на своем лице, любил возвращаться мысленно в прошлое.       Та ебучая ухмылка молодого парня в кожаной куртке с чёрной гитарой наперевес. Перед глазами только она. Как в тот пасмурный вечер во время выступления его группы пошел ледяной дождь, перемешанный со снегом, а Сокджин стоял подобно статуе, очарованный его хриплым голосом. Сколько лет прошло с той встречи? Года три?       Жить воспоминаниями так паршиво, но это все, что есть у Ким Сокджина.       Память о матери.       Память о нём.       Горячие слёзы, спускающиеся по щекам, пока молодой человек сползает спиной вниз по плитке, быстро перемешиваются с холодной водой. Конечности уже неприятно покалывает от долгого нахождения в столь низкой температуре, Ким пытается побороть желание вылезти прочь, в очередной раз, загоняя себя в паническую атаку. Несколько минут назад это утро казалось отвратительным, потом вновь приобрело краски, но первое ощущение не затмить. Так тяжело быть столь далеко от него, несколько лет живя иллюзиями о встрече. Запуская пальцы в волосы, Джин откидывает голову назад, макушкой больно ударяясь о стену. Сейчас он совсем не понимает, что происходит вокруг. Мысли заполняет родной голос матери и вот, он уже громко рыдает вслух, оставляя попытки сдерживаться.       Он каждое утро проигрывает самому себе.       Вода больно бьёт по охлажденной коже, оставляя на животе и плечах, куда больше всего попадает, красные отметины. Тряска от холода, от панической атаки, рваные попытки ухватить губами глоточек воздуха и истомный плач. Ким уже забыл, какого это, находиться в настолько сильной истерике. Но совсем недавно он оказался в сильных руках своего любимого человека, спустя столько лет наблюдений со стороны посмотрел ему в глаза. Странные чувства теперь переполняли душу. Сокджин прекрасно понимал, что действовал неправильно, подобно избалованным деткам, желающим получить игрушку. Это все, что он мог.       Тихий стук приходит в чувства, хотя еще сильно трясет. Джин протягивает руку к выключателю, сначала путая его с горячей водой и обжигаясь кипятком. Охлажденная кожа еще чувствительнее к горячему, поэтому красные пятна местами становятся более воспалёнными, требуя внимания.       Перед дворецким медленно распахивается дверь, Томас заходит осторожно, подверженный испугу за Господина. Джин, толкнувший дверь секунду назад, стоит как вкопанный. На бедрах едва затянуто полотенце, кожа плеч красная, словно его избили ладошками несколько десятков человек. Его пухлые губы трясутся, сдерживая истерику.       Мужчина распахивает руки для объятий, Джин окажется в сильный руках через мгновение, начиная рыдать навзрыд громко, привлекая внимание стоящей за несколько дверей остальной свиты. Утыкаясь носом в плечо дворецкого, парню приходится нагнуться посильнее, сжать родного человека в объятиях.       Он запутался: что приносит боль? Что удовольствие?       И на фоне чего у него вновь этот приступ.       — Вы принимали свои лекарства вчера? — Тихий голос прямо на ухо возвращал в сознание. — Вам было прописано принимать таблетки с утра, но видимо Вы забыли. Посттравматическое стрессовое расстройство никуда не исчезнет, если будете избегать терапии. Помните, Вы — не ребёнок, — его ладонь поглаживала мокрые черные волосы.       Они отстранились друг от друга в немой тишине. Джин не стал оправдываться в свое оплошности. Вчера у него была веская причина оставить все дела позади, но сегодня он сполна прочувствовал, насколько сильно страдает.       Сокджин выпрямляется, поднимает голову, промаргиваясь, чтобы явная краснота глаз прошла. Пытается быть сильным, даже когда больно.       — Вы похожи на неё, — шепчет Томас, уходя. — Моя помощь больше не нужна, Хозяин ждет за завтраком. Осталось пять минут. Прислать помощницу, чтобы переодеться?       Только этот дворецкий в черном костюмчике из дешевого материала знает, как после панических атак Сокджину приходится тяжело. Тело перестает слушаться, память начинает подводить, практически на весь день, хоть в блокнот записывай. Он всегда приставлял к нему помощницу, но на терапии старался давать парню больше свободного пространства. Ему ещё стоит многому научиться в общении с самим собой, чтобы подобных эпизодов больше не было.       — Помоги ты, — едва слышимо шепчет Сокджин, перебирая ногами в сторону спальни, где уже висит наглаженный бордовый костюм.       Теперь ему не нравится этот цвет, однако выбора нет.       7:30 — Хозяин ждет его за завтраком.       Молчаливая, сдержанная атмосфера так подходит сегодняшнему утру. Старик во главе стола — отец Ким Сокджина, Ким Джинхо. Громоздкие перстни на каждом пальце, золотая рубашка — вычурно, безвкусно, отлично подходит этому грубому мужчине. Его имя означает «Золотой тигр» и это буквально про него. Тот, кто убил больше сотни людей, чтобы стать самым страшным человеком всей страны. Чьего имени бояться, чьего упоминания избегают, чтобы не навлечь беды. Лысоватый, полный — отлично дополняет картину противного внутреннего мира. Он был безумным красавцем в свои лучшие годы, девушки мечтали быть с ним.       Горячий высокий красавец с золотым зубом посередине, что блестел во время противного смеха. Он покорял со своими лучшими друзьями местные подворотни во времена лихого кризиса девяностых годов, когда экономика страны держалась на честном слове и даже сейчас решает вопросы подобными способами. Крепкие связи в полиции, правительстве, многие ребята вышли из его банды, заняв почётные места в управлении, и теперь обманывали простых граждан.       — Доброе утро, Сокджин. Как спалось? — Женщина подняла глаза, не отрываясь от разрезания блинчика с ягодной начинкой, сидящая по правую руку от Хозяина. Она единственная нарушала правила дома, которым десятки лет. Она позволяла себе все, что хотела, а он шел на поводу, как маленький.       Любовница, ставшая Госпожой.       Просила называть себя «мамой».       — Одежда в магазине закончилась? — Язвительно буркнул Сокджин, присаживаясь по левую руку от отца. Он сразу поймал его не одобрительный взгляд, поджав губы.       Пак Хана — американская модель девяностых, её труд раньше отлично оплачивался. Кто-то говорил в доме, что она китайского происхождения и семья уехала на заработки в Америку. Кто-то шептал, что мать китаянка родила внебрачную девочку от американца, тот бросил семью ради неё. Хана никогда не отличалась хорошими манерами, потому её привлек этот плохой парень Ким Джинхо.       Уже взрослому Сокджину Томас рассказывал о переживаниях матери. Что она узнала об изменах своего мужа, и потому обиженный Ким-младший стал агрессивно настроен к новой невестке, вошедшей в дом. Дворецкий просто не мог позволить памяти прекрасной женщины вот так забыться в интригах Хозяина. Столько было таких девушек? Осталась одна она, тошнотворно наигранно улыбающаяся каждое утро Сокджину, задающая бессмысленные вопросы ради приличия. Все в ней сплошная фальшь.       — Таким чудесным утром было очень тяжело выбраться из кровати, — она уложила руку на огромную ладонь мужа, игриво хихикая.       Пак Хана сидела за столом в полупрозрачном халатике, не скрывая достоинств фигуры. Этот пурпурный цвет совсем не шел её бледной коже, но отцу обычно нравилось что-то подобное на дамах. Яркое, вызывающее. Перья рукавов лезли в тарелку, наблюдать было весело. Сокджин едва смог промолчать, сглатывая все пришедшие на ум ругательства.       — Да, утро чудесное, — вздохнул молодой человек, лениво ковыряясь в тарелке.       Подобно маленькому принцу он питался с самого детства лучшими продуктами, приготовленными блюдами самых дельных шеф-поваров своей страны. Будучи несчастным в стенах огромного помещения, Ким Сокджин находил покой в том, чтобы изучать все, что его окружало до мельчайших деталей. Так он мог ощутить безопасность на короткий промежуток времени, потом опять тревога.       Каждый новенький работник, забывая несколько пунктов правил, нарушал личное пространство молодого Господина, переворачивая все в его спальной комнате — маленькое убежище его детской личности. Книги, стоящие ровно по алфавиту, вещи, которые молодой человек убирал каждый день ровно на те места, положив их туда однажды. Это что-то вроде мании контролировать все происходящее вокруг, когда нет возможности управлять своей жизнью вовсе.       Из раза в раз он начинал свое утро громкими возмущениями, запивая горсть прописанных психологом таблеток холодной водой с лимоном, любезно принесенные Томасом. За завтраком всегда были жалобы на новеньких, часть из которых увольняли сразу после трапезы. Отец был внимателен только к тому, какие люди на него работают. Чтобы не было вокруг тупиц, не готовых выполнять более дельные поручения — слежка, махинации, обман. Все то, что помогало жить Сокджину в иллюзии.       Иллюзии бесконечных суток и постоянного контроля.       — Что на счет Сольмин? — Сокджин застывает на месте, в надежде превратиться в невидимку или провалиться сквозь землю.       Девушка, чьё имя было озвучено, сейчас портила жизнь Сокджину не меньше, чем её мать. Миловидная девушка, помешанная на брендовых вещах, скорее расскажет поочередно названия модных бутиков на центральной улице города, нежели, сколько денег отца там оставила. Заноза в заднице, рана от которой постоянно саднит. Прилипала к каждому новому знакомому молодого Господина, но так и не удосужилась даже в кругах ровесников стать больше, чем «Леди Прилипала».       Сольмин выбегает со второго этажа, быстро перебирая каблучками новых туфель. Она младше Джина где-то на год, но по её странной манере говорить миловидным голосом, можно дать на пару лет меньше.       — Папочка! — Кричит она вслед, налетая на главу семьи с объятиями. На самом деле Сокджин не верит в то, что у отца есть симпатия к этой девчонке. Она совсем отличается от нравов семьи, словно бельмо на темной репутации, слишком безобидная. Слишком слабая. И потому играет большую угрозу для тех, кто явно не ладит с бизнесом отца, так что Сольмин всегда довольствуется кучей охраны, думая своим мозгом с грецкий орешек, что это папочка её так любит.       — Мы хотели устроить званый ужин, да, дорогая? — Хана кивает дочери на место рядом с Сокджином, та смиренно присаживается, не желая трапезничать со всеми.       У этой легкомысленной девчонки, скорее всего свидание с утра пораньше. Хотя молодой девушке не нужен повод, чтобы хорошо выглядеть каждый день.       — Опять пустая трата денег? — Хмыкнул Сокджин.       В этот раз отец согласился с сыном.       — Давайте оформим отдых, как в прошлом году? Мои придурки похлопочут недельку самостоятельно, — мужчина лениво откинулся на спинку стула, выпячивая живот. Пуговицы едва держались от такого напряжения.       О, в прошлом году это была райская неделя самостоятельности. И нет, эти придурки совсем не знают, что нужно делать в отсутствие Хозяина, потому все тяготы грязной работенки по выбиванию денег у должников на территории банды пали на широкие плечи Джина. В какой-то момент он даже задумался над покушение на собственного отца, под конец отпуска, насколько не хотелось возвращаться в круги затворников. Однако по документам больше половины переходило не родному сыну, а той самой женщине, что мило ласкала руку Хозяина за столом этим утром. Сместившая мать Сокджина из сердца отца.       — Почему твой сын празднует день рождение так, как душе угодно, а моя дочь этого не заслуживает?! — Возмущение превращало голос этой женщины в писк, от которого чуть не лопались стаканы.       Сокджин молча наблюдал за дискуссией взрослых. Одно неверное слово и он лишился самого главного праздника в своей жизни — единственного дня рождения, который он согласился отпраздновать.       — Никогда, никогда мой сын не просил меня... Тебе не понять, — Джинхо едва покачал головой, прекращая говорить на самом интересном месте. Он никогда не толкал душевных речей, особенно с утра, только на пьяную голову. — Ладно, празднику быть. Но! — стукнув по столу, вся прислуга и сидящие за ним замерли во внимании. — Делайте все сами, девочки.       Сольмин по счастливой случайности родилась на неделю позже, чем Сокджин, чем очень гордилась. Она шутила в компании незнакомцев, что они будто близнецы, рожденные с задержкой, и даже не подозревала, как отвратительно это звучит. Вот настолько плохи её познания во всех остальных аспектах, кроме моды.       Когда глава семейства сложил свои приборы на тарелку, пришло время отстранятся от трапезы.       — Всё нормально? — Вдруг спросила девушка, взяв Сокджина за запястье.       — Какой повод так мной интересоваться? — Ким выхватил руку, хмуря брови от недопонимания внезапной заботы сводной сестры.       — У тебя пятна, — она указала на зону шеи на себе. Кожа еще не пришла в нормальный вид, тело неприятно ныло, одежда помогала скрыть это состояние, но никак не на болезненный цвет лица. — Могу посоветовать тебе одного визажиста, — Сольмин полезла в сумочку, но была остановлена.       — Не утруждайся, машина ждет.       — О, точно!       — Хорошо дня, — выдавил из себя улыбку Ким, махая рукой убегающей в сторону огромной двери девушке.       Теперь можно было расслабиться, перестать претворяться, что есть силы с кем-либо общаться. Вернуться в свою комнату, свою обитель и придаться легкому дрему или какой-нибудь любимой американской классической литературе, где красиво умирают за любимого человека.       В стенах собственного идеального порядка, понятного только ему, Сокджин быстро находит, чем себя занять. Молодой человек садиться в удобное кресло, распахивает книгу на середине, пролистывает парочку страниц вперед, в поисках нужного момента. Он не собирался читать всё полностью, не хватило бы суток, ему нравилось находиться в моменте. Находить момент, когда герои находятся в своем «долго и счастливо» хотя бы день, хотя бы час...       Хотя бы минуту.       — Господин, Вы настойчиво игнорируете предписания врача, — несмотря на недовольство у Томаса добродушный тембр, от которого тепло на душе.       Ким поднимает глаза на дворецкого, смиренно выжидающего ответных действий от своего господина с подносом в руках. Стакан холодной воды с лимоном, несколько таблеток на отдельном блюдце.       — В этот раз больше, чем обычно, — Сокджин поочередно запивает каждую большим глотком воды, не испытывая неприятных ощущений.       — Посоветовался с Вашим лечащим доктором, он сказал дать вам ещё один препарат, — прочистив горло, Том уточнил. — Успокоить нервы.       — Чтобы мои нервы были в порядке, нужно изобрести машину времени. Жаль, что даже с большими деньгами этого сделать невозможно, — Сокджин поджимает ноги к себе, полностью погружаясь в романический мир, написанный многими столетиями назад.       Глаза прыгают по строчкам, выученным наизусть. Вопрос, возникающий в голове под конец: «Смог бы я отдать жизнь за кого-то?»       Дворецкий всё это время стоит рядом, молча глядит в одну точку. Он не ждет, что Господин вдруг заговорит с ним, Томас прекрасно понимает смысл своего нахождения здесь сейчас. После таблеток Сокджину не редко становится плохо, такова реакция организма на побочные действия таблеток. Высокий, худой парень никогда не отличался крепким здоровьем и избегал всех вредных привычек. Но в данной терапии ему не помогали более слабые препараты, это так сказать крайность.       И сейчас, когда станет немного легче, тучи на душе разойдутся в стороны, открывая пространство для солнечных лучей, Том сможет уйти по своим делам.       Джин прикрывает глаза, когда чувствует неприятную, привычную пульсацию в голове. Несколько минут глубоко дыша — помогает справиться с резко подступившей тошнотой от тупой боли в затылке. Смотря на собственные руки, крепко обнимающие колени, молодой человек замечает слабость и дает знать об этом дворецкому. К счастью, сегодня обходиться без падения в обморок.       — Теперь можешь идти, — чувствуя себя лучше, Джин отпускает своего подопечного.       Томаса давно язык не поворачивается назвать «прислугой», «дворецким», «подопечным». Он что-то большее, что-то теплее и роднее.       — Спасибо, — тихое, шепотом, вдогонку.       Будто самому стыдно, что не можешь озвучить свои чувства человеку.       Но мужчина слышит то, что сказал ему молодой Господин. На мгновение он застревает в дверном проеме, обдумывая, стоит ли отвечать. Если этот ответ останется безмолвным, то стеснительный парень так не перестанет бояться обнажать душу другим. Пусть это будет один единственный человек, но Сокджин наконец-то будет думать, что у него есть близкие люди, питающие к нему столь добрые чувства.       Как отец к сыну.       — Вы построили стену, оставшись наедине с самым страшным — своими страхами, молодой Господин. Если бы хоть кто-то видел в ваших глазах тот блеск, что сияет для меня... Я думаю, у вас бы была поддержка. Найдите себе даму сердца.       Даму сердца?       Ким шумно усмехается, провожая взглядом закрывающуюся дверь. Он никогда не думал, что может почувствовать себя более мерзко, чем есть на самом деле. Только представив себя в объятиях какой-нибудь девицы типа Сольмин, что вешается к нему на шею, лезет за поцелуями на глазах у высокопоставленных лиц. Это все вызывает лишь отвращение.       Ему неприятны женские прикосновения, решено давно.       С тех пор, как он не может забыть его чёрных глаз.       Он грустно глядит на обложку классической книги в твердом переплете. Издание лимитированное, рисунок выполнен собственноручно французским художником, вдохновившимся составить прообразы героев. Девушка в объятиях мужчины, её счастливый расслабленный взгляд. Их сердца бьются в унисон. Это же совершенно нормально, почему вдруг так неприятно представлять себя на месте главного героя? Разве не про прекрасную принцессу все мальчики мечтают с пеленок?       Парой пальцев молодой человек расстёгивает первые несколько пуговиц на своей рубашке, мешающих нормально дышать. В обыденные дни, когда никто не обращает на него особого внимания можно позволить себе разрушить эту идеальную визуально картинку: уложенные наверх волосы с идеально ровным пробором с правого бока, выглаженный костюм, приятный аромат дорогого парфюма, украшения к завершению образа. Ким Сокджин любил продумывать все до мелочей каждый раз, когда нога ступает за порог комнаты. Никто не должен был знать, что на самом деле твориться на душе.       Там буря.       Бесконечный ураган странных чувств, не способный успокоиться самостоятельно.       Чувствуя постепенное облегчение после принятия лекарств, его не отпустила только одна мысль — нужно встретиться с ним. Навязчивая мысль, постоянно повторяющаяся в голове, пока нужное действие не выполниться. Нужно было просто подняться со своего места, отправиться туда. Вновь скрываться.       Лечащий доктор ещё не знал о ухудшении состояния своего молчаливого подопечного. Сидя в кресле напротив мужчины в белом халате, Ким Сокджин вальяжно рассказывал сказки, не касающиеся его жизни. Потому что не считал нужным делиться всем, что происходит в его голове. Он никому не доверял. Врал, приукрашивал действительность, чтобы не услышать реального диагноза. Вся та терапия, выписанная в начале месяца, лишь облегчала бытие, но избавляла от женского голоса в голове. Голоса матери, ночами истошного крика.       Пролетая по длинным коридорам словно тень, Джин направлялся в сторону главного выхода. Огромные белые двери, описывающие мощь и авторитет живущей внутри семьи, идеально подходили к классическому дизайну коттеджа. Отец ничего особо не смыслил в искусстве, купив это здание, как самое дорогое в городе, но угадал с предпочтениями сына. Именные награды украшали бежевые стены. Мальчик с самого детства занимал призовые места в школьных олимпиадах, выходя на всемирный уровень, и изредка уступал первенство кому-то из далеких стран.       Будучи подростком Сокджин стал тренироваться с бандой своего отца. Эти тупоголовые ребята не умели даже слова правильно произносить, но кулаками махали отменно. Редко, когда получалось вернуться в родные стены без новых синяков или ссадин. С возрастом физической нагрузки стало больше, и Ким понял, что силой ему не выиграть. Он использовал стратегические уловки, чтобы обходить своих конкурентов, получать преимущества, и стал побеждать. Только вот отцу все равно было не угодить.       Требуя стабильных результатов, закаленный старой бандитской школой, Ким Джинхо не считал, что стратегия помогает — выиграет время, не более. Стрельба, драки, Сокджин по пятам мотался за отцом, наблюдая за тем, как невинные люди падали на колени с мольбами о дать им чуть больше времени. Капельку времени для выплаты долгов. И тут все зависело от настроения: лучше, чем паршиво — возможно ты еще поживешь недельку, но этого вряд ли хватит, чтобы погасить долги. Если отец настроен был убрать назойливого клиента, он делал это быстро.       Каждый ребёнок хочет быть самым лучшим для своих родителей.       Эти таблички в золотых рамках с заслугами и шрамы на руках от постоянных тренировок — травмирующая память. Стуча каблуками своих лакированных крокодиловых туфель, Сокджин бросает кроткий взгляд на стены со своим именем, ускоряя шаг.       Мужчина со строгими чертами лица, угрюмый от постоянного недовольства то ли работой, то ли жизнью в целом, встречает молодого Господина на выходе. Да, ему до сих, как маленькому, приходится отчитываться о своих попытках куда-то сходить прогуляться. Отец называет это безопасностью, а Сокджин коверкает каждый раз в голове на «контроль», но не в силах противиться.       — Куда на этот раз наш молодой Господин уходит столь рано? — Его красивая грамотная речь большая редкость для подобного статуса.       — Давай договоримся, — Джин запускает руку во внутренний карман пиджака, где обычно лежит набитый наличными купюрами бумажник. — Ничего ему не говори.       — Слишком часто за последнюю неделю, я боюсь, что Ваше отсутствие заметят, — мужчина, не смотря на свой не доброжелательный вид, не принимает подачку, беспокоясь больше за самого Господина.       — Два раза — это часто?       — В случае с тем, кем является ваш отец, даже один раз рискованно выходить молча.       — Тысячу раз слушал его неторопливые нотации, послушаю и тысяча первый.       — Слышал, — мужчина переходит на шепот, подтягиваясь к уху Сокджина. — У него сейчас некоторые трудности с одной группировкой на востоке города. Нервничает много, работает. Если подумает, что вы кому-то информацию даете…       — Не неси ересь, я — последний человек, который предаст отца, каким бы человеком он ли был.       У самого после сказанного аж в висках начало пульсировать.       Для работников дома Кимы держали нос высоко, не давая чужим пробираться сквозь семейные интриги и разводить там еще больше грязи. Сокджину прекрасно хватало той женщины, что ужасно исполняла обязанности Хозяйки столь большого дома, но скорее всего прекрасно выполняла обязанности страстной жены, именно поэтому её ещё не выставили за порог. Джин не раз становился свидетелем её дневного поведения. Хана срывалась на бедных служанках, которые не поняли указаний, избивая их всем, что попадется под руку.       Отчасти Ким Сокджин сам был вспыльчивым и жестоким, но никогда не опускался до рукоприкладства в сторону глупой прислуги. Он старался держать осанку даже тогда, когда эта женщина выливала на него ведро помоев за обеденным столом, рассказывая отцу какие-нибудь глупости.       — Не сомневаюсь в Вас, Господин. Однако переживаю... — пожал плечами мужчина.       Он тяжело вздохнул, не смея больше противится. Его аргументы закончились, а вот желание Ким Сокджина поскорее исчезнуть на несколько часов из этого особняка никуда не делось.       Водитель сегодня находился на выезде вместе с отцом, утром подъехал на семейной машине ко входу и, закончив трапезу, глава семьи устремился на излюбленное заднее сиденье, уступая своему помощнику местечко впереди. Полностью затонированная чёрная машина, на ней комфортно передвигаться по городу, люди вокруг думают, что едет какая-нибудь знаменитость, пытаясь пробить номера в интернете. Есть ещё большее спортивный вариант и для бездорожья, но все они используются только отцом, когда семейной могут пользоваться остальные члены семьи. Ким Джинхе всегда любил производить впечатление на молодежь своим заработком, используя в качестве этого дорогие машины и вещи, вычурного цвета.       Молодой Господин выбрался за территорию особняка, прогуливаясь вдоль по улочке пешком. В тишине, убрав руки в карманы классического чёрного пальто, он наслаждался прохладным ветром, щекочущим шею, уши — его слабые места. После утреннего душа это кажется мелочью, ветер только мягко царапает кожу, не оставляя следов, не вызывая неприятных ощущений. В любом случае       Сокджину не пройти весь путь пешком.       Он целенаправленно шел в одну сторону, уверенные шаги оставляли вмятины от подошвы там, где дорога резко обрывалась, становясь кучей грязи. Волнение на душе, словно снежный ком, с каждым шагом увеличиваясь в размерах, мешая дышать. Уже около получаса пешком, а он едва ли выбрался за территорию восточной части города, его там знает каждая крыса.       Такси Сокджин вызвал стоя на улице, которая относилась с центральной части города. Клацал по сенсорному экрану ногтем большого пальца, пытаясь выровнять дыхание после долгой быстрой ходьбы.       — Куда едем? — Спросила молодая девушка оператор у Сокджина.       Задай ему этот вопрос случайно неделю назад, он бы не нашел ответа. Тактично промолчал или ловко придумал, как усыпать интересующегося комплиментами, чтобы раз и навсегда избежать подобной темы.       Куда хочет отправиться тот, у кого есть всё?       К нему.       — Конец города, перед баром «Happy day», — будто кто-то ещё его услышит, Сокджин прикрывает ладонью свои губы, шепча.       — Стоимость поездки...       Джин сбрасывает, ожидая повторный входящий вызов с номером машины и именем водителя. Девушка даже не успевает договорить цену, как делается правильно по регламенту общения с клиентами, чем остается удивлена. Первый клиент на её памяти, не интересующийся стоимостью поездки.       Ничем не примечательная машина, разве что сильно грязная от постоянной езды в плохую погоду по разбитым улочкам города. В пробке, в которой они застряли таких стоит через одну, каждая четная является такси. Сокджин взглядом уже сосчитал все что можно, прочитал все вывески, проложил маршрут пешком до нужной точки и обратно домой. Лишь игра музыкальных инструментов по радио не давала сомкнуть глаз.       Стоило только таксисту перестроиться, свернув с главной дороги, по закоулкам приходилось двигаться медленно, но это уже лучше, чем ничего. Такой дорогой обычно не пользуются обычные обыватели, не совсем удобно. Стоит встретиться двум машинам, как разъехаться не получится, слишком узкие улочки вне главной эстокады. Джин был рад такому положению дел, медленная езда не укачивала, давая достаточное время на обдумывание дальнейших действий.       Он не мог просто выйти из машины, не осмотревшись по сторонам, не желал привлекать лишнего внимания среди знакомых, опрокидывающих в свой выходной по стаканчику. Узнав относительно недавно, что скитался в поисках в близкой доступности, ему становилось неловко. Вдруг встретятся ненароком? Джин был уверен, что узнает этого парня в кожанке с довольной ухмылкой из тысячи, особенно в месте, который построил его отец, где каждый угол был знаком.       Ему казалось, он продумал ходы наперед. Как встретиться с ним и что скажет, чтобы привлечь его внимание.       Чон Чонгук эти годы был так близко. Не ходил никуда дальше парочки баров в округе и изредка покидал то место, где собирались все участники группы летними вечерами. Стоило только от безысходности дать наводку лучшим агентам отца, как в тот же вечер Ким Сокджин снял трубку, услышав долгожданное:       — Господин, а какой план дальше?       А дальше — импровизация.       Сокджин ляпнул то, что пришло ему первым делом в голову.       — Спасибо, — сухо сорвалось с губ парня, аккуратно выбирающегося с заднего сиденья грязной машины.       Одно его пальто стоит как эта тачка, испортить такую вещь — испортить себе настроение на весь день.       — Очень странные места для свиданий молодежь сейчас выбирает, — усмехнулся мужчина, принимая новай заказ на свой мобильный телефон.       Сокджин громко хлопнул дверью, осматривая себя после того, как машина тронулась. Удостоверившись, что внешний вид в полном порядке, молодой человек кинул взгляд на вышибалу на входе. Коренастый парень с симпатичными чертами сразу склонил голову в качестве приветствия сына начальника, но ему было интересно посмотреть, как же выглядит этот парень, потому глаз не опускал. Джин, заметив то, что его тут же узнают работники, развернулся на сто восемьдесят градусов, удаляясь подальше от бара.       Стоило ему оказаться в незнакомой местности однажды, прекрасная фотографическая память позволяла нарисовать одинаковый маршрут бесчисленное количество раз. Выкинь его на дорогу где-то посредине, он без проблем доберется в любую изученную точку. Эта заброшенная дорога, фонари горят через один, и погода здесь ощущается более агрессивной. Ветер неприятно скользит по коже после поездки в прогретой машине.       Не смотря на глубокое разочарование вчера, теперь он знал, где может полюбоваться на него во всей красе. И собирался ходить туда, пока его кто-нибудь не заметит.       Тихо наблюдать, стоять как мышка, как пару лет назад.       Разве это подходит столь статному образу?       Звук рок-гитары доносится с начала гаражных построек. Здесь пустынно, темнее, чем на улице. Кто-то оставил велосипед, судя по старой модели рамы и отсутствию скоростей, розовая краска полностью потрескалась довольно давно. Ни у кого, даже когда тут кипела жизнь, не возникло желание взять чужое. Заброшенные первые ряды тоже выглядели не спокойно. Здесь запросто могли устроить притон какие-нибудь наркоторговцы, но тогда Сокджин бы знал об этой местности. Звук ржавой калитки, никогда не закрывающейся до конца, как показалось молодому человеку, привлекал внимание. Ветер гонял её в стороны. Приставив камень к низу, прижав дверцу, тем самым избавляясь от противного звука, мешающего наслаждаться гитарой, Джин прошёл внутрь, слегка пригнувшись.       Он не желал подсвечивать дорогу мобильным фонариком, чтобы остаться незамеченным для лишних глаз и потому бегал от ряда к ряду в поисках нужной цифры. По мере прохождения вглубь гаражных рядов, звук усиливался. Мурашки забегали по телу от волнения, Джин сжал кулаки в карманах, пристально вглядываясь в единственную приоткрытую дверь в конце, где горела слабая лампочка. Противный желтый свет не давал рассмотреть деталей, но ему нельзя было сокращать дистанцию.       Партия за партией, пятнадцать минут одного и того же текста. Ким Сокджин слышал, как Чонгук громит всё вокруг, а потом пытается снова. Он репетирует в этих стенах полностью в одиночестве уже несколько часов без остановки. Руки трясутся, но жар гуляет по телу.       Прямо, как у него, следящего издалека.