Play For Me

Каким бы ни было эмоциональное потрясение всей группы после случившегося, нужно было продолжать работать. Айзен и Гин, на удивление ребят, отреагировали на произошедшее относительно спокойно. Возможно, Хирако умолчал о деталях их долгого разговора за закрытой дверью кабинета владельца лейбла, но если он это сделал — значит, так было нужно. Группа продолжала работать над записью сингла, у Ичиго теперь увеличилась зона ответственности, но Куросаки воспринял это как данность и, пожав плечами, взялся за работу. Парни поглядывали на откровенно потухшего коллегу с безмерным сочувствием, Рукия всё пыталась вытащить Ичиго на пиво, но, даже когда ей удалось это сделать, кроме печального взгляда и многозначительных «я-не-хочу-это-обсуждать» вздохов и покачиваний головой, ничего не смогла добиться, потому тоже сдалась. Куросаки откровенно хандрил, его мучило произошедшее, но он не мог найти в себе силы хоть как-то поговорить об этом. Поэтому, сцепив зубы, работал над новыми аранжировками, строчил табулатуры и иногда с откровенной тоской смотрел в опустевшее кресло в репетиционной. Но продолжал молчать и словно отдалялся от группы. На репетициях он мысленно всегда отсутствовал, почти не участвовал в разговорах, а после завершения уходил молча, лишь коротко попрощавшись. Хирако, пожалуй, был единственным, кого он продолжал к себе подпускать, но и Шинджи не лез с расспросами. Они проводили вместе ночи, после чего Хирако всегда уезжал, оставляя Ичиго одного в пустой квартире. Куросаки не был против. Он пытался найти выход из этого состояния, пытался написать что-нибудь такое, чтобы вывернуть все чувства на бумагу и чтобы они на ней и остались. Но чего-то постоянно не хватало. Совета или какого-то ключевого слова, всегда выходили жуткие сопли о беспомощности и грусти, и Куросаки неистово рвал бумагу настолько мелко, что даже слов нельзя было разобрать. Под глазами залегли тени, руки болели, спина ныла, тело отчаянно просило отдыха, но Куросаки, словно бездушная машина, продолжал ездить на смены. Откачивал людей, кого-то не спасал, перед кем-то отчитывался о результатах лечения, а после ехал на репетиции, отыгрывал положенные несколько часов и снова уезжал в пустые стены. Выступления тоже потеряли в искре. Слушатели были безмерно расстроены отсутствием Джагерджака, но Ичиго изо всех сил старался это компенсировать перфомансами с Хирако. Шинджи приходилось очень быстро вспоминать всё, чему когда-то Гриммджоу его научил, но он достаточно объективно оценил свои силы — даже до уровня Ичиго ему было далеко. Поэтому он красился на концертах всё чаще, позволял себе выпить что-то с груди фанаток прямо во время выступления и выкладывался на полную. Куросаки в такие моменты ощущал себя чуть более живым, но всё же это не помогало. Вина продолжала подтачивать его терпение, словно каплями воды падая на душу, и с каждой каплей становилось всё больнее и тяжелее. Он закрывался с каждым днём в себе всё сильнее, утопая во внутреннем гневе и боли, писал бессвязные отрывки на измятой бумаге, по ночам выл в подушку, не в силах банально заплакать. Он был зол, разгневан, опустошён и обессилен. И совершенно не понимал, как это можно исправить. Пока однажды его не осенило. Скрипя зубами, он сел за очередной текст, параллельно наигрывая на гитаре что-то мертвецки-жуткое, мрачное, и каждая нота откликалась внутри него мыслью: «Да, это оно». Воистину великое искусство рождается в мучениях. Так Гриммджоу однажды ему сказал. Тогда Куросаки не понял, о каком мучении этот сраный наркоман может говорить, ведь в его жизни таковых точно никогда не было — всегда белая пудра в кармане, надёжно спрятанная в синий истрёпанный портсигар, пьяные девчонки, что радостно скачут на херу, музыка, концерты, драйв, — какие уж тут муки? Но теперь, зло дыша и продолжая писать, он понимал полностью. Достаточно лишь опуститься в самую глубину, посмотреть в глаза своим страхам и боли, не побояться выдержать взгляд бездонной пустоты, — и вот оно. Действительно искусство. Теперь Куросаки понимал Гриммджоу чуть лучше. И хоть легче от этого ему не становилось, зато он наконец-то смог подобрать все слова, которые так долго копились в голове, выстроить их в один ряд, понять, что он на самом деле хочет сказать, и вырвать из себя это с корнем. Но всё же помощь ему потребовалась, поэтому он по завершении срочно похватал наработки, гитару, комбик и рванул в ночь. К тому, кто действительно его может понять и помочь.

***

— И что это? — удивлённо покосился Хирако на протянутый ему листок. — Куросаки, ты решил основательно сочинительством заняться? Полностью все партии прописал? Ичиго устало посмотрел на него и не ответил, продолжил обходить репетиционную, раздавая ребятам листки с написанными на них партиями. Шинджи подскочил. — С каких пор ты меня игнорируешь? — Прости. — Хирако не видел его лица, но был готов поклясться в том, что Куросаки не испытывал ни капельки вины. — Мне ребята помогли, конечно. Хичиго особенно. Широсаки нахорохорился, садясь за стойку. — Ты бы себя видел. Лицо как у зомби, припёрся ко мне среди ночи и заявил, что хочешь написать новую песню. Куросаки устало улыбнулся. — Не пизди, песню на тот момент я уже дописал. Просто хотел насчёт ритма посоветоваться. — Что происходит? — Хирако растерянно осел, глядя то на барабанщика, то на гитариста круглыми глазами. — Вы когда успели так подружиться? Ренджи сел рядом и сочувственно похлопал его по плечу. — Когда Джагерджака откачивали. Я тоже охуел тогда. Хирако снова посмотрел в листок и тут же подпрыгнул, когда увидел табулатуры вместо текста. — Куросаки, ты мне дал не то! Ичиго посмотрел на него через плечо, сверился с листком в своих руках и снова отвернулся. — Всё я правильно дал. Исполнять буду я. Прости, для меня это важно. Да и публика охренеет, когда увидит меня на вокале, не так ли?

***

«Уэко» был забит до отказа. Люди кричали и тянули к ним руки, некоторые слушательницы в первых рядах визжали и теряли сознание, после чего их утаскивала в неизвестном направлении расторопная охрана. Ребята отрывались по полной, песня «Nancy Boy» в очередной раз основательно так прожарила зал, из-за чего публика натурально сходила с ума. Ичиго с Хирако зажигали на сцене, Куросаки порой даже ловил себя на мысли, что спокойный в жизни парень на публике давал фору не только ему, но и Джагерджаку. Он вытворял с гитарой что-то абсолютно невообразимое, умудряясь при этом петь и крутить бёдрами так, что у беснующейся толпы в такт их движениям шла кругом голова. Шинджи был горяч, как адское пламя, в своей очередной разорванной рубашке, и Куросаки кайфовал невероятно. Хоть на сцене и стало побольше места из-за отсутствия Гриммджоу, казалось, они умудрялись зажигать и без него. А может, они себя отчаянно пытались убедить в этом?.. Смахивая пот в перерыве, они с Хирако, под удивлённые взгляды толпы, поменялись местами. Ренджи с Хичиго неожиданно тоже махнулись инструментами, и Хичиго, уверенно обхватив басуху, встал за стойку микрофона, подстраивая высоту и наклон под себя. Мельком глянув в сторону Куросаки, он ободряюще дёрнул уголками губ. Ичиго мягко обхватил рукой микрофон и прищурился. — Сегодня у нас вечер экспериментов. Вы готовы? Он не был уверен, получится ли всё, но, кажется, заинтриговать зал у него получилось. Он готовился к этому дню ночами, распеваясь в репетиционной, пока никого не было. Песня была важна для него. Ичиго понятия не имел, разделяют ли его чувства остальные ребята, но ему хотелось наконец выплеснуть всё пережитое в зал, прокричать всё, что хотелось сказать. Как он был зол, в каком он был бешенстве. Как ему было страшно. Тронув струны, он услышал, как замерла публика. Первые несколько тактов он играл один в абсолютной тишине и прикрыв глаза. Мягкий, почти невесомый перебор гипнотизировал, заставляя тоже закрыть глаза и окунуться в тягучую меланхолию. Ренджи ударил палочками, и зал дружно вздрогнул, когда из колонок плеснул злой перегруз, такой же неторопливый и тягучий, однако будто тянущий к ним когти из тьмы. Куросаки приоткрыл глаза, отпустил гитару, оставляя ритм в лице Ренджи и Хичиго, и вступил, глядя куда-то в пустоту, но явно представляя, что смотрит кому-то в глаза.

Dead as dead can be

My doctor tells me

But I just can't believe him

Ever the optimistic one

I'm sure of your ability to become

My perfect enemy

Хичиго технично выдавал мягкий бас-ритм, низко опустив голову. Зал зачарованно смотрел на группу, которая резко перевоплотилась из горячих соблазнителей во что-то практически жуткое, угрожающее и гнетущее. Ренджи периодически поглядывал на Ичиго, который, так и не прикасаясь к гитаре, обхватил микрофон и проникновенно пел. Его голос становился громче, к концу куплета срываясь в пучину отчаяния и взлетая в припеве вместе с минорными нотами взревевшей гитары.

Wake up

And face me

Don't play dead

'Cause maybe

Someday I will walk away and say

You disappoint me

Maybe you're better off this way

Словно чувствуя настроение группы, публика мягко качнулась волной вперёд, жадно заглядывая в глаза участникам, которые, заразившись окутавшей Ичиго болезненностью и страхом, играли практически механически. Так было задумано: Куросаки объяснил, что нужно было усыпить бдительность. Чтобы после зал взорвался, чтобы его наполнило море боли, море тьмы, в котором можно было только тонуть и надеяться, что свет придёт.

Leaning over you here

Cold and catatonic

I catch a brief reflection

What you could and might have been

It's your right and your ability

To become my perfect enemy

Чёрная, вязкая, тягучая злоба стелилась по залу. Она захватывала разум кривыми когтями, пробуждая желание беспомощно вопить от ярости, когда ты совершенно не знаешь, что делать, в голове ни одной идеи, как выбраться из огромной помойной ямы, в которую можно только падать, тонуть и захлёбываться. Бесконечное разочарование, без единой доли надежды, равномерное и безликое. Ярость накладывалась на равнодушие, порождая удушье. Ичиго тонул, натурально тонул в бесконечном мраке, и его слова, словно капли яда или крови, разбивались, стоило им достичь стен. На следующем припеве вступил Хичиго. Его голос тихо задавал вопросы и, словно кривое зеркало, искажал интонации слов, делая атмосферу вокруг ещё более невыносимой. Море боли, море тьмы. Так они и хотели. Ичиго до побелевших пальцев сжимал гитару и игнорировал влагу на щеках. Его голосом можно было срывать двери с петель и сносить всё вокруг. Хичиго надрывно кричал за его спиной, а зал в помешательстве подпевал, пропитавшись плещущей во все стороны тревогой. Музыка взревела снова, оглушая смесью звуков, заставляя из глубины души подняться чувство абсолютной беспомощности, ужаса и неприкрытого гнева, возникшего из-за осознания собственной бесполезности. Ичиго рванул струны и переглянулся с Широсаки, словно давая сигнал к действию, после чего они оба завопили в два голоса, окончательно ломая тонкую стеклянную грань собственного самообладания.

Go ahead and play dead!

I know that you can hear this!

Go ahead and play dead!

Why can't you turn and face me?!

You fucking disappoint me!

Грудную клетку сдавило так, что петь стало физически больно. Он думал, что станет легче. Он думал, что будет не так тяжело признавать это. Ему так хотелось вопить ещё громче, чтобы все услышали его зов, чтобы знали, как он ненавидит этого ублюдка! За бессилие, за пассивность, за нежелание сражаться! Как же он разочарован! Как же ему хотелось это высказать ему в лицо, а ещё лучше — съездить по зубам, чтобы чёртова сволочь открыла глаза, посмотрела на него. Чтобы знала, насколько он разочарован! Пиздец как разочарован! Пассивно-агрессивный кусок дерьма… Пока он измученно шептал в микрофон последние слова песни, изумлённый зал начал сначала неуверенно хлопать, а после и вовсе разразился восторженными аплодисментами. Открыв глаза, Ичиго увидел десятки восхищённых пар глаз, которые смотрели на него так, словно впервые видели и его, и группу. Ребята растерянно застыли на сцене, переглядываясь. Они не давали этой песне никаких шансов. Ичиго с боем заставил организаторов добавить песню в лайн, но даже так они не были до конца уверены в успехе. И неужели всё получилось? Ичиго ощутил влагу на лице и, вытерев её, с изумлением понял, что это слёзы. Не пот, к которому он уже привык. В глазах знакомо щипало, а горло сдавило, пришлось отодвинуться от микрофона, чтобы зал не услышал его растерянный всхлип. — Кажется, теперь мы настоящие, — тихо сказал Хирако, всё ещё оглядывая ликующую толпу, — и что-то мне подсказывает, что именно этого от нас и ждали. Куросаки?.. Ичиго, ты чего?! Однако Ичиго его уже не слышал — сняв гитару, он с грохотом бросил её на сцену и стремительно ушёл за кулисы. Влетев в гримёрку, он сел на диван и уронил голову на руки, стараясь утихомирить сорвавшееся с ритма сердце. Боль внутри стиснула внутренности стальными тисками, хотелось только кричать и бросаться предметами в стены, он ничего не понимал, совершенно. Почему не стало легче? Он чувствовал себя теперь намного хуже, чем до того, как решился исполнить эту песню. Казалось бы, он взрезал себя от глотки до живота, вывернулся весь наружу, срывая связки и теряя самообладание. Но злость никуда не делась; холодная, кипучая ярость затмевала разум, в глазах темнело, словно что-то медленно захватывало его изнутри. — Ичиго! Блять, Куросаки, что с тобой?! Он стряхнул с себя чужие руки, уткнулся лицом в ладони и натурально завыл. Главное, чтобы не трогали. Он не хотел никому навредить. Совершенно не хотел никого обидеть. Ему просто было настолько больно, что становилось дурно от этого. Хичиго присел напротив него и обернулся на растерянного Шинджи. — Хирако, мне кажется, что он просто не вывез. Он неделю ходил как в воду опущенный, после того как Джагерджака всё-таки отправили в рехаб. — Но ведь это хорошо, разве нет? Я его к лучшему специалисту отправил, я ему доверяю как себе. — Шинджи растерянно посмотрел на трясущегося Ичиго, который всё не поднимал головы. — Что не так? Я не понимаю. — Ичиго боролся за него и хотел вытащить его своими руками. — Широсаки опустил глаза. — А мы теперь не знаем, что с Гриммджоу там, но надеюсь, что скоро нам разрешат его посетить. Мы с Ренджи… точно поедем. Басист положил ладони на его плечи и молча кивнул. Хирако скорбно поджал губы и всё же осмелился присесть рядом с Ичиго, с опаской тронув его руку. — Куросаки, ты ведь сделал всё, что смог. Почему тебя так кошмарит? Парень поднял на него мокрые глаза и тихо сказал: — Потому что я обещал, что сам вытащу его. А потом… он просто вырубился у меня на руках. Когда я думал, что уже всё в порядке… что его начало отпускать… Он просто взял и отключился и больше не пришёл в себя! Я ошибся, понимаешь, Шинджи? Я! Ошибся! Шинджи крепко сжал его плечи и притянул к себе, позволяя Куросаки наконец расплакаться в открытую. Хичиго присел напротив и положил ладони ему на колени, стараясь заглянуть в лицо. — Ичиго, послушай. Не знаю, что ты там себе надумал, но поверь — ты сделал даже больше того, на что этот ублюдок в целом мог рассчитывать. Если бы не ты — мы бы уже давно справили похороны и… — Его голос дрогнул и сорвался, но парень прокашлялся и продолжил: — И неизвестно, что было бы с нами дальше. Но ты его вытащил. Ты справился даже лучше, чем я когда-то. И представь, как бы он тебе сейчас вмазал за то, что ты сидишь и рвёшь себя на куски из-за него? — Ты не понимаешь… — прерывисто вдохнув, начал было Ичиго, но Широсаки лишь хмыкнул. — Это я-то не понимаю, Куросаки? Я вытаскивал эту блохастую тварь из бэд-трипов почти год, он у меня на руках полумёртвым валялся — и я не понимаю, что ты сейчас чувствуешь? Прекращай, рыжий. Он сейчас под присмотром врачей, которые точно не дадут ему загнуться. Ты и твоя семья приняли на себя самый тяжёлый удар и выдержали его. Вы вытащили его, он ведь даже очнулся в итоге! Сейчас позволь другим помочь. Ты не должен тащить всё на себе в одиночку. Ичиго поднял глаза, стараясь отдышаться и прийти в себя. Слова Широсаки явно подействовали на него несколько отрезвляюще. И правда, он же не в обычном стационаре его оставил… Там точно помогут, ведь рехабы для того и существуют — чтобы вытаскивать даже самых безнадёжных. Главное, чтобы пациент был готов и согласен на это. Тем более он ещё не воплотил в жизнь своё обещание — расквасить этой паскуде морду, когда тот переступит порог клиники. Так что стоило всё же собраться с духом. И правда — всё будет хорошо. Ренджи наклонился к нему и потрепал по плечу. — Давай, старик. Мы все понимаем, что это страшно и тяжело, но уверяю тебя — всё образуется. Мы рядом и всегда поддержим. Дверь скрипнула, и в проёме появилась Рукия, сжимая в руках гитару Куросаки. — Боже праведный, Ичиго! Да тебя Гриммджоу за такое этой же гитарой избил бы по заднице! Нельзя же так инструменты бросать! Эй… — Увидев, в каком состоянии находится Ичиго, она тут же аккуратно поставила инструмент и подбежала к нему. — Что это такое? Ты чего? Ичиго поднял голову и попытался улыбнуться. — Да всё нормально, не суетись. Кучики нисколько не впечатлилась и отоварила его кулачком по голове. — Я за пультом ещё видела, как у тебя «всё нормально», поэтому мне врать не пытайся! Это из-за блохастого? — Рукия… — деликатно попытался оттянуть её за плечо Ренджи, но Кучики молча выхватила из-за пояса отвёртку и угрожающе подняла её на уровень головы. — Понял-понял… — Мы ему уже всё сказали. — Широсаки бесстрашно закрыл Ичиго собой и ободряюще улыбнулся рассерженной подруге. — Он просто перенервничал и устал. Давайте аппаратуру собирать, иначе до утра тут провозимся. — Вы валите, а я ему всё-таки кое-что скажу. — Рукия махнула парням рукой и присела напротив Ичиго, проникновенно заглянув в его потухшие глаза. — Не знаю, почему ты так расклеился, но поверь мне, Ичиго: эта сволочь Сатану переживёт. И то, что ты сейчас сидишь и рвёшь себе душу, — ты этим ситуацию точно не сделаешь лучше. Верь в него, верь в себя, и всё наладится. — Она провела ладонью по его щеке и мягко улыбнулась. — Всё будет хорошо. Ичиго потёр руками лицо и, глубоко вдохнув, кивнул. — Да, я понял. Простите, я просто адски заебался. Кто бы знал, что я так за этого придурка переживать буду. Рукия окинула взглядом опустевшую гримёрку и положила руки на колени другу. — Ичиго, что ты чувствуешь? — Эм… — Куросаки озадаченно посмотрел на неё. — Что ты имеешь в виду? — Тут, — Рукия ткнула пальцем в его грудь, — постарайся не врать. Я ответ и так знаю, но хочу, чтобы ты сам это сказал. Ичиго слегка испуганно отпрянул, не понимая, к чему она ведёт. — Рукия, о чём ты?.. — Что ты чувствуешь к Джагерджаку? — с натиском спросила девушка, не позволяя отвести взгляд. — Не отрицай, не ври, говори честно, как есть. — Бля, — Ичиго всё же закрыл глаза рукой, — Рукия, я же только успокоился! Зачем ты… — Затем, чтобы ты признался наконец, хотя бы самому себе. — Рукия поднялась, упёршись руками в бока. — Парни, может, и думают, что ты это всё провернул лишь на дружеском энтузиазме и из порыва спасти любой ценой, так как ты врач. Но мне врать бесполезно, я всё вижу. — И как это выглядит с твоей стороны? — Куросаки беспомощно посмотрел на неё сквозь пальцы. — Потому что я настолько запутался, что уже в зеркале себя не узнаю. — Я не буду давать тебе подсказок, — мягко улыбнулась ему подруга, — ты сам должен это сказать. — Что сказать? Что полюбил его? Этого ты ждёшь? — взорвался Ичиго, вскочив. — А за что, позволь узнать, я должен был? Он же эгоистичная мразь, которая не видит дальше собственного носа! И вообще, я хоть от него никаких благодарностей и не ждал, но, даже когда он валялся в моих руках скулящей собакой, непохоже было, что он… — Парень, наконец, заметил торжествующе блестящий взгляд Рукии и осёкся, договаривая уже более тихо: — Непохоже… что он… Блять. — Ты договаривай, — подбодрила его Кучики, поведя рукой. — Или всё же нечего сказать? — Он так вцепился в меня тогда, — плечи Ичиго опустились, и он рухнул обратно в кресло, дрожа, — будто я — последнее, за что он мог схватиться. Никогда не забуду его взгляд. Вот поэтому я так и злился… Но не знаю, на кого больше: на него, ведь он сам влип, или на себя. Он смотрел на меня… будто просил его спасти в последний раз. А я не смог. Да, Рукия, я, наверное… Его слова утонули в шуме: парни с гоготом распахнули двери и принялись заносить части барабанной установки и комбики, шумно переговариваясь. Рукия слегка скривилась и наклонилась к Ичиго, ободряюще улыбнувшись: — Спасибо, что доверился мне. Я всё услышала. А теперь быстро поднял свою задницу и проверил гитару, которую швырнул! Если там гриф сломался, я тебе отвёртку в глаз засуну! — Боже, пощады! — Ичиго отпрянул в шутливом ужасе и покорно бросился к инструменту. — Я сам себе в глаз что-нибудь засуну, если она сломана! Всё же ему стало легче. Действительно, некоторые проблемы стоит проговаривать, а иногда даже орать до хрипоты, через боль, через сковывающий душу ужас. Только когда ты отпустишь всепоглощающее чувство вины, увидишь, что ты не один это чувствуешь, и ощутишь крепкую дружескую руку на плече, — лишь тогда ты поймёшь, что не одинок в своём отчаянии. И, определённо, ему стало намного легче дышать. Потому что есть те, кто готов с ним поделиться кислородом.