Brandy Aziraphale

Кроули не стал спрашивать, куда они едут — знал, что бесполезно. Если Люцифер не сказал сам, то уже и не скажет до самого момента прибытия, а попытаешься настаивать — скорее нарвешься на насмешливую отповедь, а то и профилактическую пулю в ногу, но никак не на прямой ответ. Так что увидев, что шторки на окнах черного Роллс-Ройса аккуратно задернуты, а перегородка между водительским и пассажирскими сиденьями переключена в непрозрачный режим, бармен постарался по возможности расслабиться и не тратить силы на лишние волнения. Как будто это вообще было возможно. В машине было хорошо: свет не бил по чувствительным глазам, к тому же, бывший (ведь все еще бывший?) шеф не стремился к немедленному общению, погруженный в чтение чего-то в телефоне. Кроули тоже очень хотелось достать свой и посмотреть, нет ли новостей от Азирафеля, но он понимал, что любые новости сейчас были бы лишними, заставив его либо занервничать еще больше, либо не в меру расслабиться, а ни того, ни другого позволять себе было нельзя. Посидев несколько минут с прикрытыми веками и немного придя в себя, бармен попытался припомнить свои ощущения с начала пути, надеясь, что повороты подскажут ему по крайней мере направление, в котором они двигались. Центр Лондона он знал прекрасно, мог бы проехать пару кварталов буквально с закрытыми глазами, но ориентироваться только на слишком плавный ход машины было сложно. Чертова люксовая подвеска. Ему показалось, что они пересекли Темзу, но сказать наверняка не смог бы, к тому же, вскорости после этого они явно встали в пробку, и определить скорость движения стало совсем невозможно. Кроули плотнее сжал челюсти. Скорее всего, размышлял он, они все же направлялись навестить Геррье. Бармен понятия не имел, где она живет, и не представлял, сколько времени может занять дорога, но надеялся, что женщины в любом случае не окажется дома: одна только мысль о том, что в ином случае Люцифер вполне может встретиться с Азирафелем, причем исключительно по его, Кроули, вине, вызывала волну почти панического ужаса. Сейчас ему казалось, что лучше всего было бы вообще ничего не рассказывать кондитеру, а просто потихоньку сбежать и разобраться со всем самому. Конечно, потом он бы крепко (и вполне заслуженно) получил по шее, но Азирафель хотя бы остался бы дома, в безопасности. Мысль о том, что, судя по настроению Люцифера, в Сохо он сам может не появиться еще довольно долго, Кроули старательно гнал прочь. Он вдруг ощутил движение воздуха и вздрогнул, открывая глаза. Лоуренс резко подался вперед, дотянулся до перегородки и трижды негромко по ней постучал. Бармен озадаченно проследил за этим, пытаясь понять, что происходит: для связи с водителем (и охранником, если он там был) существовала внутренняя связь, достаточно было нажать кнопку, и… Над его головой приглушенно, но все еще чересчур отчетливо взвыла сирена. И машина, последние несколько минут почти незаметно ползшая в пробке, тут же явно двинулась вперед, постепенно набирая скорость. — Ты пропустил несколько важных изменений, — заметил Люцифер, перехватив взгляд бывшего помощника. И продолжил почти ласково: — Но ничего, думаю, с твоими способностями тебе не составит труда наверстать. Бармен попытался сглотнуть, но во рту пересохло, и от его попытки только возникло ощущение, что сухие стенки горла слиплись, мешая нормально дышать. Итак, Лоуренс разговаривал не с бывшим, а со снова действующим помощником. С непредсказуемым (хотелось надеяться хотя бы на это), успевшим измениться, попытавшимся от него уйти человеком, которого, между тем, никто на самом деле не отпускал. Вероятно, спешно соображал Кроули, его сегодняшний визит вполне можно было расценить как довольно неуклюжую попытку возвращения. Он поймал себя на желании сжать кулаки покрепче, так, чтобы ногти до кровоточащих следов впились в ладони — и вопреки этому порыву тут же расслабился, зная, что Люцифер, даже если с виду не обращал на него никакого внимания, наверняка подмечал все малейшие детали. — Удобно, — наконец произнес он, чуть усмехнувшись. — Следующим этапом будет вертолет? Заднего двора как раз хватит, чтобы оборудовать там площадку. — Его пришлось оставить для передвижений за пределами Лондона, воздушное пространство над городом, увы, с недавних пор закрыто для всех гражданских судов, — Лоуренс тоже приподнял уголки губ в улыбке и с искренним, кажется, сожалением покачал головой. — Но это в самом деле удобно. Тебе понравится. — Мы едем загород? — Кроули поднял брови, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно более естественно. Люцифер пожал плечами так, словно сам не представлял, куда именно они направляются, и бармен понимающе кивнул. Терпение, Кроули, терпение. С этим человеком никогда не работало ничего, кроме долгой и упорной работы, совершаемой понемногу, исподволь. Он так привык вкладывать свои идеи в головы окружающих, что иногда — изредка, если повезет — не замечал, как кто-то из приближенных проделывает то же самое с ним, воспринимая чужие мысли как свои собственные. Бармен мог припомнить всего два или три раза, когда подобное срабатывало, но это было на два или три раза больше, чем во всех остальных случаях. Игра определенно стоила того. Еще четверть часа прошла в молчании. Сирена на крыше то принималась голосить, то затихала, выглянуть наружу и оценить ситуацию на дороге было нельзя, и оттого каждый ее новый вопль раздавался внезапно, заставляя голову Кроули болезненно пульсировать первые несколько секунд. Потом боль проходила, но он не сомневался, что итогом сегодняшнего дня станет мигрень — если получится вовсе остаться при собственной голове, конечно. Когда мягкий толчок в очередной раз обозначил, что машина остановилась, бармен морально приготовился к новой звуковой волне, но ее не последовало. Вместо этого Люцифер вдруг убрал свой телефон во внутренний карман пиджака и без какого-либо предупреждения открыл дверь. Уличный свет моментально залил салон, и Кроули зажмурился. Вообще-то снаружи было не то чтобы слишком ярко: накрапывал противный мелкий дождь, и сквозь плотные ноябрьские облака не пробивалось ни единого прямого луча, но после полумрака машины даже это бледное предсумеречное свечение казалось слишком интенсивным для ничем не защищенных глаз. Он вслепую нашарил ручку, дернул ее и выбрался наружу, понимая, что не может сейчас себе позволить отставать от шефа. Постоял несколько секунд, по миллиметру приоткрывая глаза, привыкая к не искаженным линзами цветам мира вокруг. Огляделся. И невольно сделал шаг назад, уперевшись спиной в мокрый бок Роллс-Ройса. — Зачем мы здесь? — почти прорычал он, снова и снова скользя взглядом по глухой стене тюрьмы Белмарш от вышки до вышки, по виткам колючей проволоки, очерчивающим тройной спиралью контур зданий, по силуэтам людей с автоматами, застывшим у ворот. Он знал, что целая свора таких же засела внутри, за мощными серыми воротами, и ужас был в том, что, несмотря на всю их невообразимую опасность, те, кого они сторожили, были опаснее стократ. — Приехали поговорить со старым другом, — равнодушно отозвался Люцифер, направляясь к проходной. — И ты, дорогой мой, идешь со мной. Мне крайне интересно, когда вы успели спеться за моей спиной. — Мы?.. — Кроули сделал было шаг за ним, но остановился. — Кто — мы? О чем спеться? Лоуренс нетерпеливо вздохнул и сделал рукой короткий жест, вдруг напомнивший бармену тот, каким собачники наматывают на руку поводок. — С Альфардом, разумеется. О похищении Адама, — почти кротко ответил он. — С кем? — он попытался изобразить невинность. Люцифер лишь досадливо отмахнулся. — Но… — Кроули вдруг почувствовал, что ноги стали какими-то чужими, словно их обкололи анестезией и обули в ботинки на три размера больше. — Но Геррье? — Девочка не представляет ни интереса, ни, тем более, опасности. В отличие от друга Альфарда, которого вы отчего-то прозвали Метатроном, — задумчиво закончил он, снова разворачиваясь к тюрьме. Кто-то аккуратно, но очень крепко взял бармена под руку, и он отстраненно подумал, что его догадка насчет охранника в машине все же была верна. — Помочь? — крайне вежливо осведомился незнакомый ему мужчина, слегка подталкивая его за шефом. Кроули медленно покачал головой. В конце концов, от одной встречи с Метатроном, пусть даже очной ставки, пусть и в присутствии Люцифера, ничего не будет. Это государственное строго охраняемое учреждение, с десятками наблюдающих и режимом, за нарушение которого моментально полетят головы. Наверное. Во всяком случае, должны. Ему очень, очень хотелось в это верить. Потому что иначе его шансы на ночную мигрень таяли с каждым нетвердым шагом, и что он может сделать, чтобы замедлить их стремительное падение, он не имел ни малейшего понятия.

***

Мишель в очередной раз наклонилась вперед, пытаясь за мутным от дождя лобовым стеклом и разноцветными пятнами машин рассмотреть причину пробки. Снова ничего не разглядев, откинулась на спинку сиденья и шумно вздохнула. Опять. Водитель недовольно покосился на нервную тетку в зеркало заднего вида. Ему, по всей видимости, тоже не доставляло ни малейшего удовольствия толкаться во внезапном заторе, но при его профессии было бы странно давным-давно не привыкнуть относиться к таким моментам философски. Где-то впереди, за перекрестком, взвыла сирена, и через несколько секунд летящие к земле капли расцветились синими всполохами. — Кортеж, — лениво прокомментировал таксист. — Небось из-за него и стоим. Насколько Азирафель успел увидеть, по переполненной улице пробиралась только одна машина с мигалкой, спокойно и непреклонно тесня и так плотно спрессовавшиеся автомобили. Если бы дело было в ней, перекресток перекрыли бы заранее силами полиции. Рядом снова вздохнула Мишель. — До которого часа нам нужно попасть… на место? — кондитер сделал крохотную паузу перед последними словами, в последний момент решив не упоминать непосредственно тюрьму. Конечно, водитель знал точку прибытия, но отчего-то не хотелось лишний раз ее озвучивать вслух. — Не имеет значения, — женщина скрестила руки на груди, переплетя их так туго, что Азирафелю показалось, ее светлый жакет вот-вот порвется на локтях. — Вы так уверены, что вас пропустят в любое время? — он понизил голос, не желая, чтобы разговор слышал посторонний. — У меня немало должников среди сотрудников нашей системы исполнения наказаний, — по ее губам скользнула мимолетная улыбка, почти заставившая кондитера вздрогнуть. — Даже после недавних событий? — все же рискнул уточнить он. Геррье повернула голову и уставилась на него, не мигая. Затем, долгую минуту спустя, отвела взгляд и вдруг сунула в рот костяшку указательного пальца на правой руке. Прикусила так, что на коже остались яркие, быстро темнеющие синевато-багровым следы. Азирафель отвернулся: он вдруг почувствовал себя совершенно лишним в этой машине, в компании с едва знакомой ему женщиной в то время, как он должен был быть рядом с Кроули, помогать ему, а не Геррье. Тем более, что в ее способность добраться до Метатрона он почти не верил — при всей своей серьезности Мишель не вызывала ощущение птицы высокого полета. К тому же, он не представлял, чем именно может ей помочь: в конце концов, он-то не имел к этой истории ровно никакого отношения! Он даже почти потянулся к дверной ручке, но тут такси тронулось, наконец проехало перекресток, и дорога стала свободнее, отрезав возможность выйти на ходу. С другой стороны, подумал он, покосившись на отпечатки зубов Геррье на ее кисти, оставлять ее одну до того момента, пока она не окажется под присмотром кого-нибудь другого, желательно физически сильного, вроде медиков или хотя бы тюремных охранников — тоже идея не из лучших. Любому, даже совершенно не сведущему в психологии человеку было ясно, что ее нынешнее внешнее спокойствие — чрезвычайно хрупкая, готовая в любой момент проломиться оболочка. Что поднимется при этом изнутри: ярость, истерические рыдания или то тупое оцепенение, в котором он ее застал — он не взялся бы предсказать. К тому же, вдруг подумалось ему, существовал шанс, что Метатрон знает что-нибудь про Кроули. Хотя бы может подсказать направление, где его искать. Он вздрогнул, вдруг ощутив в кармане вибрацию, и поспешно вытащил телефон, но это оказалось всего лишь сухое предупреждение от метеорологической службы: будьте осторожны, температура падает, ожидается гололед. Азирафель шумно выдохнул сквозь сжатые зубы, набрал все тот же крепко запавший в память номер, и на этот раз вместо гудков услышал пронзительное трехзвучие, сообщавшее, что абонент недоступен. Значило ли это, что Кроули оказался где-то, где не было сигнала? Или что там оказался только его телефон? Или что кто-то специально его отключил? Или что равнодушный аппарат просто разрядился в самый неподходящий момент? Вариантов было слишком много, но ни один из них Азирафелю не нравился. Он зажмурился и с силой потер лоб, а когда открыл глаза, впереди за лобовым стеклом показались серые стены Белмарша. — Направо, — вдруг скомандовала Мишель, и таксист послушно свернул. Азирафель нахмурился. — Нам разве не нужно пройти через КПП? — вполголоса поинтересовался он. Ему приходилось здесь бывать, всего пару раз, но он точно помнил, что проходная находится левее, сразу у второй вышки. — Разумеется, — Геррье кивнула. — Но не через центральную. Вероятно, в этом был какой-то смысл. Кондитер тихонько вздохнул и откинулся на спинку сиденья, пережидая последние минуты в пути. И как его угораздило оказаться посреди всего этого смерча из совершенно безразличных ему людей, их прошлых поступков, чужих преступлений и несбывшихся надежд. Казалось, он ненароком сумел примоститься в оке бури, и стоит лишь сделать шаг в любую сторону, как неумолимый ветер повлечет его все быстрее и быстрее, раскручивая в безумной спирали, отрывая от земли и бездумно швыряя на все попадающиеся препятствия — не со злости, просто волей обстоятельств. Ничего личного, как любили выражаться книжные злодеи. — Идем, — коротко бросила ему Мишель, выходя из машины. Азирафель поспешно поблагодарил водителя и выбрался за ней, догнав уже на дорожке, ведущей к тюрьме. В сгущавшихся сумерках безликие стены казались особенно высокими, а дула всех автоматов охраны будто бы были направлены исключительно на них, на две фигурки, торопливо идущие к служебной проходной. Кондитер прекрасно понимал, что это всего лишь его фантазия, но все равно невольно вжимал голову в плечи, пока они не оказались под козырьком крыльца. Честное слово, будто тонкий лист жести был способен защитить их от внезапной пули! — Скажешь хотя бы слово, пока мы не попадем внутрь — и я гарантирую тебе больницу, травматологическое отделение, — спокойно, словно речь шла о меню завтрашнего ужина, сказала Мишель, пропуская его перед собой. Азирафель хотел было возмутиться, но, обернувшись, поймал ее взгляд — и вспомнил про избитого Лависту. Кто даст гарантию, что подобное не повторится, теперь уже с ним в роли груши? А ему еще надо найти Кроули. К тому же, он все еще был уверен, что никакое его поведение не может повлиять на то, чтобы их пропустили: правила есть правила, и никто не будет им изменять ради приятельницы. На проходной оказалось двое полусонных охранников, встрепенувшихся при виде открывшейся двери. Тот, что старше, начал приподниматься с места и грозно сдвинул брови, но тут из-за спины Азирафеля выступила Геррье, и суровое выражение на его лице моментально сменилось широкой улыбкой. — Мишель! — воскликнул он, выбираясь со своего поста в проход. — Каким ветром? Кондитеру моментально захотелось ответить, что однозначно штормовым, но он промолчал. Женщина меж тем тоже улыбнулась, впервые на его памяти, и даже сделала короткий жест, словно намеревалась поправить прическу. — Марк, я по делу, — сказала она с явным сожалением. — Как обычно, — ничуть не смутился охранник, кинув быстрый, но внимательный взгляд на Азирафеля. — И твой друг тоже? — Это не друг, а важный свидетель. Понимаешь, в чем дело… Марк говорил, как-то особенно мягко произнося слова, и Азирафель попытался прикинуть, откуда он родом. Возможно, Уэльс? Или… — он снова вслушался в короткие реплики мужчины, которые тот вставлял во вдохновенное вранье Геррье — нет, скорее Австралия. Хотя наверняка живет здесь уже довольно давно. Но эти округлые, словно бы недоговоренные окончания слов... Поймав себя на бессмысленных по сути размышлениях, кондитер попытался вернуться в реальность. — … очень срочно, Марк, — просительно говорила Геррье. — К утру у тебя будут все документы. — Мишель, ты ведь знаешь, я не могу, — Азирафелю показалось, что охранник изрядно растерян и смущен ее просьбой. — Только при наличии официального запроса, к тому же, сейчас совершенно не приемное время… — Поэтому я здесь, а не на центральной проходной, — кивнула она. — Пойми, завтра будет поздно, у нас совсем нет времени. — Извини, — охранник развел руками и даже обернулся на своего коллегу в поисках поддержки. Тот ободряюще кивнул. — Меня в лучшем случае уволят с волчьим билетом, а в худшем отдадут под трибунал. «Умница», — подумал Азирафель, успокаиваясь. Мужчина показался ему адекватным и даже вполне симпатичным. — В худшем твоя дочь снова попадется этим подонкам, — жестко отрезала Геррье. Ее интонации обрели силу и твердость, какие кондитер привык у нее слышать, она тряхнула головой и сделала шаг к Марку. — Или ты уже забыл, как искал ее по всем больницам, уверенный, что в конечном итоге надо будет переключиться на морги? Как полгода потом не выпускал ее из дома и спал с единственными ключами под подушкой и пистолетом на тумбочке? С тех пор все стало только хуже, поверь мне. Ты не в курсе, как быстро растут такие сети при должном руководстве, а Люцифер, уж поверь, прекрасно знает, как развивать свой бизнес. И расширять направления, разумеется: как насчет похищения людей? Марк молчал, только бледнел все больше и прищурился, словно в глаза ему бил ветер пополам с песком. — Или ладно, скажем, ему попадется не твоя девочка, а чья-то еще, — продолжала Мишель. — Разница невелика. Ты понимаешь, что сейчас у меня есть реальная возможность прищучить весь, весь картель целиком, начиная с самой головы? Через два часа ее скорее всего уже не будет. А утром все эти мрази, кроме вашего заключенного, уже будут на пути в Колумбию. — По крайней мере, он останется здесь, — одними губами усмехнулся охранник. Ему явно было не по себе, и Азирафель прекрасно его понимал. Он бы давным-давно уже ретировался, но Геррье явно намеренно перегораживала ему выход, а прорываться мимо нее он не рискнул, зачем, если их в любом случае не пустят. Сейчас она поскандалит еще несколько минут, потом перейдет на уговоры, а затем они уедут, и он, возможно, даже уговорит ее показаться врачу. Нужно просто немного подождать. И подумать, куда он направится позже, чтобы все же отыскать Кроули. — Он выйдет через неделю, и все начнется снова, — Мишель покачала головой. — Пропажи, передозы, тысячи искалеченных жизней. Но зато Марк Чалонер останется при своей должности. — Я… — охранник в растерянности потер щеку, — я должен посоветоваться с начальником тюрьмы. Азирафель насторожился. Ему показалось, или уверенность мужчины в самом деле дрогнула? Мишель закатила глаза. — Ма-арк! — почти простонала она. — Если ты сейчас будешь с кем-то советоваться, я могу сразу уходить, ничего не выйдет. — Но… — Я готова поклясться тебе чем угодно. Жизнью матери, хочешь? Памятью своего умершего ребенка, помнишь, я рассказывала тебе, что похоронила сына? Азирафель невольно восхитился формулировкой. В самом деле, почему бы не поклясться тем, чего в действительности не существовало? Но на охранника эти слова произвели почти магическое впечатление: он вдруг глубоко вздохнул и расправил плечи, поникшие за последние несколько минут. — Хорошо, — отрывисто бросил он, отходя на пост к компьютеру и принимаясь щелкать мышкой. — Но если завтра с самого утра не будет бумаг… — Обещаю, что к началу дневной смены они уже будут лежать на столе у твоего начальства так, словно пробыли там всю ночь. И Марк сдался. — Давайте документы, — глухо проговорил он. Его коллега наклонился и что-то тихо шепнул ему на ухо, поглядывая на странных вечерних посетителей, но Марк только мотнул головой и тихо, сквозь зубы процедил: — Это приказ. И второй охранник — младший по званию, как только сейчас осознал Азирафель, догадавшийся наконец обратить внимание на знаки различия на форме, отступил. Геррье тем временем вынула из внутреннего кармана паспорт и удостоверение и протянула их в окошко поста. — А второй? — рассеянно переспросил Марк, внося данные в систему. — А у меня с собой нет, — подал голос Азирафель. — Но есть электронная копия, — быстро продолжила Мишель, подсовывая охраннику под нос собственный телефон с открытым на нем документом. Наверняка из личного дела в архиве, — понял кондитер и крепче сжал челюсти. — Я могу и тут подождать, — все же рискнул сказать он, стараясь, чтобы его голос звучил спокойно, стойко игнорируя направленный на него яростный взгляд. Марк укоризненно покачал головой, и Геррье вскинула руки в защитном жесте. — Понимаю, все понимаю, но ты видишь сам, дело слишком срочное, у нас не было возможности заехать за его документами. — Меня точно уволят, — невесело усмехнулся охранник, щурясь на маленький экранчик ее телефона и вбивая данные. И умолк на несколько минут, оформляя пропуска. А потом вдруг удивленно хмыкнул. — И зачем было мне голову морочить? — спросил он, откровенно повеселев. — Ты же есть в списках тех, кому разрешены свидания по упрощенной схеме. — В самом деле? — изумленно переспросила Мишель. И тут же взяла себя в руки: — Вот видишь, значит, наша система работает быстрее, чем я предполагала, и остальные документы будут у тебя уже через пару часов! Азирафель подозревал, что дело обстоит ровно наоборот: ее просто не успели убрать из этих списков, когда отстранили от расследования. Насколько он помнил, право свиданий по упрощенной схеме имели следователи по делу, адвокаты, работники прокуратуры и несколько человек, числом до трех, которых называл сам заключенный — обычно близкие родственники. — А вот на него ничего нет, — протянул Марк, не глядя указывая на кондитера. — Разумеется, он ведь не действующий сотрудник судебной системы, — спокойно сказала Геррье. — Но важный свидетель. И нам позарез нужна эта очная ставка. Охранник остановился, поднял сомневающийся взгляд, не решаясь нажать финальное Enter. Мишель наклонилась ближе к окошку. — Я когда-нибудь тебя обманывала? — тихо спросила она. И Марк, отрывисто кивнув, звонко ударил по клавиатуре. Азирафель закрыл глаза. Единственным, что удерживало его от побега, была надежда, что Метатрон может знать что-то о Кроули. Не может не знать, в конце концов, он был вторым человеком во всей этой долбаной организации, одна мысль о которой уже вызывала у кондитера тошноту. — Ваши пропуска, — Марк протянул обоим пластиковые карточки, иронично напоминающие гостиничные, и махнул рукой куда-то себе за спину. — Четвертая комната, он скоро там будет. У вас сорок минут. — Спасибо, — искренне выдохнула Мишель, сгребая оба пропуска и подталкивая Азирафеля в спину. — Идем. Решетка перед ними отъехала в сторону. Они быстро, почти бегом миновали тамбур, затем длинный прямой коридор, сплошь усеянный такими же длинными прямыми лампами на потолке, и наконец вошли в совсем небольшое квадратное помещение с глухими дверьми по всему периметру. На каждой четко, по трафарету, была крупно выведена цифра от одного до шести. Мишель, быстро оглядевшись, направилась к той, на которой красовалась четверка. Потянула на себя створку, одновременно оборачиваясь к Азирафелю: — Когда его приведут, я хочу, чтобы ты… Но кондитер не слушал. Во все глаза он смотрел внутрь, в комнату, туда, где за спиной у незнакомого красивого мужчины стоял Кроули — и потрясенно пялился на него в ответ открытым, отчаянным взглядом, отчего-то не заслоненным темными очками. Мишель осеклась, сделала два неуверенных, шатких шага вперед — Азирафель следовал за ней по пятам, почти подталкивая в плечо, но все же не задевая. За столом по другую сторону от Люцифера — а кто еще это мог быть? — сидел смутно знакомый ему пожилой мужчина, благообразный и аккуратный до приторности. Мистер латте на овсяном молоке. Правая рука одного из самых опасных людей в стране. Метатрон наконец оторвал взгляд от своих сплетенных пальцев и поднял голову, упираясь взглядом в Мишель. — Рад снова тебя видеть, дорогая племянница, — мягко, тоном доброго дедушки сказал он. — Жаль, обстановка не из самых приятных. Геррье рядом с Азирафелем беззвучно округлила губы, затем подалась было вперед, но тут же снова остановилась. — Дядя, — едва слышно проговорила она. Люцифер запрокинул голову и от души расхохотался.