Цветение

Уж в чем-чем, а в бездеятельности лорда Хайзенберга обвинить было сложно. Первый день он потратил на то, чтобы изучить надземные части замка. По верхам, конечно: его интересовали деньги, драгоценности и любые из документов Димитреску, которые могли бы пригодиться. Мороайки подчинялись ему медленно, с оглядкой, неохотно. Словно дети, оставшиеся под присмотром незнакомого взрослого. Но он знал, что они привыкнут. Приятной неожиданностью было, что те самостоятельно, без каких-либо указаний с его стороны, совершали минимальные действия по поддержанию в замке чистоты и уюта. Возможно, сказывалась память: они убирали мусор, вытирали пыль, разжигали свечи и камины. Однако самостоятельно починить окна или перекрыть проходы в разрушенные части дворца Димитреску было сверх сохранившихся у них ментальных способностей. Хайзенберга устроило и то, что кто-то из «сестричек» оказался способен забить разрушенные окна досками и — задернуть шторы. Его лично такие мелочи не смущали, но местных слуг до смерти заучивали ценить окружавшую их красоту. Карл проследил, чтобы слуги вынесли из замка все предназначавшиеся для личного потребления деликатесы Альсины, включая напрочь испорченное кровью вино. Спать он лег в спальне Белы, прям поверх покрывала, просто прикрыв лицо шляпой и отключившись, как по щелчку тумблера. Второй день лорд Хайзенберг провёл, исследуя местные погреба и катакомбы. Надо сказать, он и прежде здесь часто ошивался без всякого притом соизволения прежних хозяек, но как следует порыться в этих местах ему не приходилось. Приятной новостью стало то, что крыс в подвалах Димитреску почти не водилось. Единственная доступная мороайкам пища уничтожалась ими, как мыши кошками — быстро и чрезвычайно эффективно. На изучение фундамента здания и внесения правок в найденные в покоях Альсины чертежи ушел целый день. Голодный день. Фрукты он, как и Димитреску, особо не употреблял. Для нее они были этаким натюрмортом, элементом сервировки блюд, которыми она с девочками действительно питалась, очередным подтверждением мнимой роскоши, которой та старательно себя окружала. Для Карла растительная пища также являлась по большей части бесполезным биоматериалом, заполняющим желудок и не приносящим желанного чувства насыщения от употреблённого в пищу. Эту проблему необходимо было решить. Основательно прошерстить деревню, спускаясь в каждый погреб и заглядывая в каждый вонючий шкафчик этой сраной дыры, чтобы не начать сходить с ума от голода — в первое время. И подумать о том, как в принципе жить дальше. Четвертый день он посвятил вымещению своей злости на спальне большой суки. Основательно подпортил ей интерьер, зато теперь там была его собственная «кухня» с сымпровизированным горном. Всё это он отмасштабирует несколько позже, сейчас же ему хватило не так уж и много пламени. Чтобы создать себе новый молот. Потребовалось кое-что из арсенала холодного вооружения, хранящегося в замке Димитреску то тут, то там в качестве бесполезных украшений, несколько новых деталей потяжелей да колючая проволока — больше для антуража, стоит признать, — прямо скажем, кустарная сборка. Но тяжесть в руке успокаивала. А вот отсутствие сигарет — бесило. Карл в очередной раз словил себя на том, что охлопывает карманы своего плаща в безнадёжной попытке найти там хоть что-то кроме пустого покореженного портсигара, и принял решение нанести крестьянским домикам очередной инспекционный визит. Громко потребовал подготовить к предстоящему путешествию свою лошадь: не такими словами, но суть дамочки уловили. Прихватив молот, он спустился вниз. Его девочка уже ждала его, умытая и оседланная. Карл в приятном удивлении осмотрел буквально ожившую малышку: та всё еще казалась довольно-таки худой, но ее бедственное положение, очевидно, было Хайзенбургом явно переоценено. Не то чтобы он много знал о лошадях. Карл как следует подтянул сбрую, вспоминая. Когда он был ребенком, необъятная сестричка находила забавным учить его хорошим манерам, тратя на это дни напролёт. «Мать» не возражала, и так Карл научился столовому этикету (чтобы впредь старательно его игнорировать), гигиене (Альсина на дух не переносила мужской запах, стоило ли предполагать, что за этим последовало?) и верховой езде (чтобы больше к ней не возвращаться). Что ж, теперь прежний навык ему пригодился. Карл тяжело забрался на лошадь, которая, что почувствовала его вес, ничем не выдала, и нежно погладил шелковистую шею. — Молодец, моя хорошая! Потом он наклонился, притягивая в ладонь рукоять молота, и бережно дёрнул за поводья. Послушная животина охотно тронулась в путь, а Карл супротив воли широко улыбнулся: ему определённо нравилась эта лошадка. Пока он копался в домах — на этот раз пошло сподручнее, так как металлические банки сами прыгали из шкафов в его руки, а дверцы в подпол легко находились по отзывчивому металлу петель — его лошадка тихонько пощипывала сухую травку у заборов. Она даже головой не мотала лишний раз, не звенела сбруей, и Карлу иногда приходилось дотягиваться своим чутьём до металла на ее теле, чтобы проверить, всё ли с ней в порядке. Нынешний осмотр оставшегося после крестьян скарба больше напоминал тщательный досмотр религиозных инспекций Матери Миранды. Прежде Карл никогда не задумывался о пропитании. Ему всегда было что предложить герцогу или жителям деревни, и те охотно торговали. Крестьяне — в основном мясом. А ещё алкоголем. Нередко те по наивности в довесок клали ему в корзину со свежей вырезкой свежеиспечённый хлеб и скудно произраставшую здесь зелень — Карл не брезговал. Это напоминало ему... Не важно. Важно то, что свою биологию он вполне понимал — всё остальное было излишеством. В этот раз его мясной улов был таков, что и трёх домов хватило. И курево с горячительным наконец встали во главе его дневной повестки. Одну полупустую измятую пачку он нашёл на полке над чьей-то вешалкой и, выйдя во двор, сразу же отвел душу. Недостатка курева у запасливых местных не наблюдалось. Теперь он чётко ощущал ликанов, медлительных и сонных — чуть в отдалении от границ деревни. А вот его лошадь их явно не учуяла. Успокоенная его присутствием, она сделала несколько шагов вперёд, ощипывая очередной куцый кустик скорее из любопытства, чем для пользы дела. Мороайки явно неплохо её кормили. Карл постарался воспроизвести в памяти лицо первой мороайки, отряженной им в конюхи, — следовало закрепить её за этой ролью. Минут пять спустя он подошёл, погладил гладкую длинную шею. На консервах долго не продержаться. Ему нужно было свежее мясо — это существенно снизит продуцируемую агрессивность и позволит не отвлекаться на требовательность своего каду. — Илона, — решил он наконец, обращаясь к лошади, которую уже вряд ли мог назвать клячей. — Я назову тебя Илоной, красотка. Возможно, он хотел сделать ей что-то приятное? Новоиспечённая Илона только ухом повела. Тяжесть молота в руке по-прежнему радовала. По правде сказать, Хайзенберг чаще использовал молот в работе, чем так, как это привык делать, к примеру, Урьяш. Молот помогал Карлу управляться с большим количеством поднятого в воздух металла. Своего рода ретранслятор для его собственной силы. Но в случае чего, молот был в состоянии действовать и более прозаическим образом — например, снеся голову любому из драгоценнейших слуг Миранды. Сейчас Карл как раз и был вовсю занят тем, что выискивал этих слуг. Лошадь под ним вскидывалась, косила глазами по сторонам. Она уже чувствовала ликанов — не так, как ее хозяин, но по звериному запаху, по шуму, с которым их тела продвигались вперед, пока еще под прикрытием высокой травы — ей навстречу. Наконец те появились, медленно и прижимаясь к земле выползли Хайзенбергу наперерез, позволяя наконец-то себя как следует разглядеть. Уже больше звери, чем люди — истлевающая ткань одежды осыпалась с их тел, обнажая отрастающий серый мех. Их человеческие пальцы больше не носили ногтей — те отрастали, превращаясь в толстые черные когти. Но мышечной массы ликаны по-прежнему не набирали, за исключением одного из них, явного вожака. И все же никакого сравнения между ним и приснопамятным Урьяшем — больше зверь, нежели человек, этот новый вождь стаи хоть и значительно превышавший других в росте и мышечной силе, но в повадках был схож с остальными своими собратьями. Он уверенно выскользнул Хайзенбергу навстречу, привстал и, потянув ноздрями воздух, тут же скакнул вперед, одним движением вплотную подобравшись к шее Илоны. За ним, осмелев, с разных сторон к всаднику подскочило еще пяток самых крупных особей из его стаи. Илона встала на дыбы, захрипела, выкатив большие карие глаза от ужаса, но Карла не скинула. С ним на спине она была легкой целью для этих зверей, но Карл удержал ее от глупостей одной рукой. Клац! Металлический ошейник из личного арсенала затейницы Альсины впился в волосатое горло и продолжил давить, заставляя смельчака привстать на задние ноги — почти по стойке «смирно». — Чуть больше почтения! — оскаблившись, Карл потянул за завибрировавший молот. Ликаны брызнули от его "боевого коня" во все стороны, все, кроме их вожака, все выше и выше поднимающегося в воздух, извивающегося всем телом, задыхающегося и сипящего в хватке лорда. — Слушай меня сюда, скотина, — молот описал лёгкий полукруг, уткнувшись в морду каждого из наиболее прытких созданий сучьей матери, и Карл притянул к себе наглого храбреца еще ближе, ввергая вороную во всё большую панику, — Теперь вы моя армия. Мой маленький лесной патруль. Мои послушные песики. Я знаю, что в твоей голове осталось достаточно мозгов, чтобы это понимать, но тебе надо привить некоторые манеры. С этими словами Карл отбросил вожака назад, и тот, ударившись, даже не потрудился подняться. Он смотрел снизу, выжидая, и его глаза на этот раз глядели не с безумным весельем — с нужной толикой внимания и понимания в том числе. То, что было труднодоступно с собственными солдатами, Карлу доставалось сейчас на удивление легко. Впрочем, прежде ликаны были живыми людьми. Никакого урона мозгу — кроме, разумеется, действия каду. Материал Карла же был... несколько подпорчен. Он продолжил, наслаждаясь всеобщим вниманием и ощущением того, как держат аудиторию его сила и его слова: — Вижу, вы совсем одичали! Ну что ж, посмотрим, насколько будете эффективны, — он поманил вожака пальцем, и тот приблизился, даже не пытаясь снять ошейник или проявить признак агрессии. — Мне нужно мясо. Замечательно, вы ушли от деревни. Мне нужно мясо зверей, что вы находите за ее пределами. И информация. Я хочу знать всё, что будет здесь происходить. И никаких убийств без моего ведома, только охота. Ты понял разницу? В темных глазах ликана виднелась работа мысли. Он медленно кивнул, и Карл махнул ему, позволяя уйти. Вожак попятился, и следом за ним потянулась вся его стая. Подаренное ему ожерелье тот не тронул. Карл вспомнил о лошади и легко похлопал ее по шее. Дернул поводья и повернул назад. Илона не возражала. Каду вели ликанов по пути наименьшего сопротивления. Те легко одичали бы в примитивное мутировавшее зверье, не случись Хайзенбергу возродиться. Лорд опустил подбородок на грудь, размышляя, что ему ещё нужно сделать, чтобы не следовать по той же проторённой дорожке от зверского голода к ленивой сытости и обратно. Прежде у него была цель. Теперь она была мертва, но сопоставимой он не находил. Конечно, у него была задача. Много задач, но что ждало его после их выполнения? Что ему действительно стоило требовать от B.S.A.A. теперь, после смерти Матери Миранды? Что обычно хотят люди? Дом? Он смотрел на громаду замка — любой дом мерк перед ним, хоть он и не знал дома хуже. Земля — теперь вся его. Власть? Она у него была. Свобода? Да, теперь, свободный от Матери, он оказался внезапно потерянным. Потому что своих желаний, своих больших целей, любой другой мечты у него не находилось. Оказывается, чтобы заключить выгодную сделку, сперва надо понять, чего от этой сделки ждешь именно ты. Возвращения к людям? А ждут ли они его — такого? И кто именно ждёт? Об этом нужно было подумать, не просчитаться. Но это потом, когда он соберёт свою маленькую разношёрстную армию в единую силу, с которой придётся считаться. А сейчас... Сейчас больше всего ему необходимо было помыться. Ванну из крысиной крови он принимать бы не согласился — хотя бы это мороайки поняли. А то, что ванна Димитреску – это прекрасный способ нахер утопиться, он разъяснил им раздраженно чуть позже. В конце концов они перетаскали горячую воду в ванну при спальне Белы. Широко улыбаясь, Карл залез в парящую воду, щедро присыпанную розовыми лепестками, сжимая в одной руке зажжённую сигарету — сигар у местного населения не водилось, а в другой — бутылку самогона. Он сомневался, что девочки Димитреску любили воду, но он — да, определенно любил. И погорячее. Смакуя свою находку и потягивая из горла жидкость с приемлемо высоким содержанием спирта, Карл Хайзенберг впервые позволил себе отпустить практичные мысли и вполноте насладиться своим новоприобретенным комфортом. Теперь, с ликанами на границе, пока еще необнаруженный чужаками, его маленький рай обещал своему лорду ранее нежданные перспективы. Нужно лишь включить голову. Хайзенберг от души глотнул столь любимое им топливо и в удовольствии зажмурил глаза. Допустим, он подумает об этом завтра. Приятные новости поджидали его с самого утра. Изгнанные на периферию ликаны, очевидно, достаточно углубились в окружавшую деревню дикую местность, чтобы вернуться к нему с подношением: помимо двух тушек зайцев, что он тут же привязал за уши к своей седельной сумке, его ожидал и по-настоящему приятный презент – белая лошадь. Здоровая, крепкая, с ходящими ходуном боками и повисшим набекрень седлом, когда-то залитым кровью столь обильно, что та накрепко въелась, окрасив большую его половину. Карлу ее также вывел вожак, и Хайзенберг отметил, что на этот раз тот старательно передвигался на двоих, держась почти спокойно, без ранее обнаруженного звериного нетерпения. — Молодец, Ульвар! — похвалил его Карл от души, забирая поводья, — На, держи, — кинул в руку ликана самый большой боевой топор, который только сумел раздобыть в замке Димитреску, безусловно, перед этим несколько улучшив. Вожак легко схватил его, сжал руку на рукояти и, как заправская собака, первым делом принюхался. На скромный вкус лорда, его новым мальчикам недоставало немного человечности. Но то, что вожак сторожевых псов Хайзенберга смог сдержаться и не растерзать кобылу-беглянку, а заодно удержать от этого свою стаю, с головой выдало его высокий потенциал. Это расширяло возможности Хайзенберга. На самом деле, он не верил в грандиозные успехи. Карл привычно похлопал смирно застывшую лошадку, и та неторопливо тронулась в обратный путь. Ментально ликанам никогда уже не сродниться с людьми. Надо лишь задержать их на той грани, которая отделяет некогда человеческое существо от дикого мутировавшего зверья, осознающего лишь самые простые переданные каду команды. Увы, Хайзенберг провел слишком много неудачных экспериментов, и научился ценить интеллект даже в столь скромных его проявлениях.