Бисексуалы из высшего общества или проблемы благородных господ

Женщина является эрогенной зоной вся в целостности, а в этой целостности самый эрогенный участок — мозг.

© Януш Леон Вишневский

Россійская имперія. Петроградъ.

Набережная рѣки Мойка, 94. Юсуповскій дворецъ.

6 (19) июля 1916 года

15:00

***

— Дмитрий Павлович, во что превращается наш брак? В какое-то посмешище для Европы и России, — холодно отрезала Её Императорское Высочество Великая княгиня Виктория Александровна, которая стояла у окна комнаты её роскошных апартаментах в Юсуповском дворце, а её взгляд был устремлён на шумные городские улицы внизу. Она была воплощением элегантности молодой женщиной, которая знала себе цену, а стройные ноги подчеркивались персиковым платьем, облегающим каждый изгиб, а тёмные волосы мягкими волнами спадали по спине. Виктория излучала уверенность и ауру, которая могла пленить любого мужчину, а Великий князь Дмитрий Павлович не мог не заметить как покачивались бёдра единственной дочери Кайзера Виктории Луизы, когда она двигалась и тело слегка дразнило сквозь бархатную ткань её платья. Великий князь Дмитрий Павлович почувствовал напряжение внизу своего живота, напоминание о страсти, которая в последнее время появилась. — Тебе что-то нужно, дорогая? — промурлыкал Великий князь Дмитрий Павлович, а его голос сочился соблазнительным намерением и с трудом сглотнул и горло у него внезапно пересохло. — Сейчас я бы предпочла провести ночь со своим мужем, а особенно когда он так на меня смотрит! Возможно, я попробую заменить на брачном ложе морганатического мужа твоей троюродной сестры Ирэн и твоего сердечного друга Феликса. Я думала о тебе всё утро, о том как сильно я хочу чувствовать твой горячий орган внутри своего тела и я даже бы согласилась на триолизм с тем Феликсом! — ласковым тоном воскликнула Её Императорское Высочество Великая княгиня Виктория Александровна, урождённая немецкая принцесса Виктория Луиза Адельгейда Матильда Шарлотта и была вынуждена сказать своему супругу что-то важное, но для этого нужна подготовка, то Великий князь почувствовал аромат, смесь жасмина и ванили и чувствовал, как его тело отвечает на каждый её шаг, а его член твердеет под брюками и Великий князь Дмитрий был очарован красотой вынужденной жены, но сегодня в ней появился дополнительный слой интриги и озорной блеск в глазах, который обещал что-то необычное. Виктория Луиза Прусская добралась до стола и забралась на него, а платье задралось, тем самым перехватило дыхание, когда посмотрел на гладкую киску, блестевшую от возбуждения и руки царского кузена нашли путь к бёдрам, лаская кожу, наклонившись поцеловал часть бёдер, а язык описывал круги, заставляя её извиваться от предвкушения и руки принцессы запутались в его волосах, направляя его ближе к её ноющему центру. — Ммм! — с восторгом отозвался Великий князь. — Пожалуйста, заставь меня как это говорила мне Элизабет кончить, а твой рот и язык так приятно ощущается на моём лоне, — стонущим голосом прокричала Великая княгиня Виктория Александровна, а её голос прерывался! Ему не нужно было дальнейшего поощрения и Великий князь Дмитрий Павлович нырнул между её ног, а его язык раздвинул её складки, чтобы найти её набухший клитор с то время как пальцы нашли её влажность, скользя глубоко внутрь неё. Виктория Луиза выгнула спину, а её руки схватились за край стола, когда волны удовольствия пробежали по телу принцессы. Дмитрий Павлович продолжал пировать ею, а его язык и пальцы работали в гармонии, подводя Викторию ближе к кульминации, поэтому её тело дрожало и Виктория вскрикнула, когда достигла вершины экстаза. Романов не останавливался, облизывая её плоть, отправляя на край наслаждения снова и снова, а Дмитрий Павлович откинулся назад, его лицо блестело от влажности Вики, а на губах играла довольная улыбка. — Виктория Александровна, я сделаю всё что ты пожелаешь, но я ещё не закончил, так что ещё всё впереди! — с коварной улыбкой сообщает Великий князь Дмитрий Павлович, а его голос был полон желания, так как постепенно начинал чувствовать к вынужденной супруге страсть. Он расстегнул ремень, спустив брюки и нижнее бельё на пол, обнажив свой толстый член, а глаза немецкой принцессы расширились от увиденного, то рот наполнился слюной и Вики очень нравилось как он брал под контроль и показывал доминирующую сторону над ней. — Боже, — в удивлении проговорила 23-летняя Великая княгиня. — Ваше Императорское Высочество, встаньте, пожалуйста, на колени и отсосите у меня, как непослушная принцесса, — приказал Великий князь Дмитрий Павлович и голос был властным и повелительным, но хочет быть мягче с супругой. Сердце Виктории Луизы забилось быстрее, когда она повиновалась, опускаясь перед ним на колени и Вики взяла его длинный член в руки, нежно поглаживая её, дразня чувствительную головку большим пальцем, а затем с похотливым стоном взяла его в рот, кружа языком вокруг кончика, смакуя его вкус, а две мужские руки с силой схватили её за волосы, направляя её ритм. Великая княгиня Виктория брала в рот его так глубоко как только могла ведь её учила подробно с кузиной Ирэн британский дипломат Элиза Рейнер, герцогиня Стаффордширская сначала на резиновом фаллоимитаторе, а потом на члене её третьего супруга Освальда, а Великий князь Дмитрий Павлович при этом стонал, не в силах выдерживать экстаз и с размаху притягивал голову жены к своему телу, заставляя заглатывать его пенис полностью и мужчина слышал причмокивания, то это возбуждало его больше, а губы Великой княгини и язык работали в унисон, возбуждаясь снова. — Ммм! — пробулькала сквозь член во рту принцесса. — Виктория Александровна, берите его целиком и сосите мой орган, словно это ваше любимое лакомство. Тебя, кажется, Лиза учила это делать, но теперь-то понятно, откуда у тебя с нашей кузиной Ирэн ноги растут, — насмешливым тоном приказал Его Императорское Высочество, а его бёдра двигались навстречу движениям головы Великой княгини с силой вгонял свой член в рот. Виктория Луиза Прусская хотела почувствовать как его горячее семя взрывается на языке, насадив рот Великой княгини на пенис до самого конца, поэтому бёдра мужчины дёрнулись, а тело содрогнулось от наслаждения, когда он достиг кульминации, а вязкая сперма выстрелила ей в горло, наполняя её рот полностью. — Ах, — в блаженстве застонала Великая княгиня. — Вики, ты невероятна, но я поиметь тебя и заявить, что каждый сантиметр твоего аппетитного тела мой, — пробормотал Его Императорское Высочество Великий князь Дмитрий Павлович и губы нашли её рот в страстном поцелуе, а глаза немецкой принцессы заблестели от волнения. — Тогда возьми меня на этом столе как ты давно хотел, но, разумеется, я не твой любимый друг, князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, но попытаюсь его заменить, хоть иногда! — жарко шептала Её Императорское Высочество Великая княгиня Виктория Александровна, облачённая в бархатное платье персикового цвета с V-образным декольте и сама легла на стол, а её длинные ноги в чёрных чулках обхватили его талию и её мокрое лоно было открытым. Великий князь Дмитрий Павлович с силой вошёл в неё и их тела слились в неистовом танце и принцесса Виктория Луиза Прусская вскрикнула от удовольствия, ощутив как его могучий орган полностью заполнил её. Её влагалище было узким, но его член вошёл легко, как в масло и мужчина так сильно двигался внутри супруги, что стол чуть не сломался от тряски. Великий князь Дмитрий Павлович продолжал свои движения, а его бёдра двигались в ритме и каждый удар достигал самой чувствительной точки, а громкие стоны Виктории Луизы заполнили спальню, в них смешивались удовольствие и поощрение. Искусные прикосновения Дмитрия и мощный член доводили до грани экстаза, когда мужчина вбивался в неё, увеличивая темп и Великая княгиня Виктория Александровна чувствовала знакомое горячее напряжение внутри, нарастающий оргазм, сжимая руками его задницу, побуждая его войти глубже.       Виктория полностью потеряла желание сопротивляться и он проиник в меня одним движением, заполнив её влагалище и Великая княгиня закричала, ощущение плоти внутри было почти невыносимым. Это было ужасно интересно и Великая княгиня Виктория Александровна никогда раньше не чувствовала потребности и желания, но немецкая принцесса не могла сопротивляться, так как её тело отвечало на прикосновения действиями, которые не могла контролировать и Высочайшая особа чувствовала как он двигается внутри неё и тело изнывало и принцесса Виктория Луиза Прусская насаживалась на эрегированный член, а Великий князь Дмитрий Павлович Романов убыстрял фрикции, а его оргазм нарастал. Его Императорское Высочество был удивлён от того как Виктория Луиза умело и жадно насаживается на его пенис и он с удовольствием мнёт её налитые груди, периодически сжимая и покручивая соски. Великокняжеский член глубоко проникал в мокрое и горячее лоно и принцессе Виктории Луизе оставалось только наслаждаться происходящим. Как по команде их оргазм наступил и лоно принцессы сжалось вокруг его пульсирующего члена пока оргазм разрывал её тело, поэтому Дмитрий взревел, его бёдра дёргались, когда тот наполнял супругу горячей спермой, а их крики и стоны заполнили спальню. Оргазм пронзил тело и оно сотрясалось, когда волна за волной наслаждения накатывали и немка не могла в это поверить и оргазм был таким интенсивным, мощным и вот оно ощутимое напоминание об удовольствии, которое он дал. Супруги слезли со стола, рухнули на кровать и влажные тела переплетены, сердца колотились, а кожа блестела в ярком свете и Дмитрий нежно поцеловал Вики, а руки неспеша ласкали её изгибы. — Ох, — застонал Романов. — Ты невероятен. Я не могу насытиться тобой, — жарко прошептала принцесса, а голос был полон благоговения и Великая княгиня Виктория Александровна широко улыбнулась, а её глаза заблестели от удовлетворения. Великий князь и Великая княгиня лежали на широкой кровати, приходя в себя от чувственной недавней бури наслаждения. — Интересно, какие ещё приключения мы же сможем устроить сегодня вечером? Хоть наш брак чисто династический, но не могу причинить тебе боль, — шаловливо спросил Великий князь Дмитрий Павлович Романов у Августейшей супруги, вызвав в ней соблазнительное предвкушение. — Дмитрий, мне надо кое-что сказать. Я беременна, — тихо прошептала Великая княгиня. — Что? — с испуганным лицом проговорил Его Императорское Высочество Великий князь Дмитрий Павлович и пулей вскочил с пуховой подушки. — Это случилось примерно 24 июня, когда мы обсуждали уроки соблазнения от Элизы и 2-4 июля у меня началось недомогание. Я обратилась за помощью к главе госпиталя леди Сибиле Грей и англичанка тщательно осмотрела меня и сказала, что у меня просто переутомление, но я же чувствую, что это далеко не так, — медленно с расстановкой озвучила Её Императорское Высочество Великая княгиня Виктория Александровна, обнимая себя за плечи после занятия любовью и принцесса Виктория Луиза сообщает о своей беременности. — Вики, конечно, очень рад пополнению в Высочайшем семействе, но я хотел потомство после войны, поэтому давай первое время никому не сообщать, ни моей родне, ни тем более твоей, а когда придёт время, то торжественно объявим, — сбивчивым голосом говорит Великий князь Дмитрий Павлович. — Я осознаю, что у тебя не было полноценной семьи ведь мать Великая княгиня Александра Георгиевна, принцесса Греческая и Датская умерла вскоре после твоего появления на свет, отец женился морганатическим браком на разведённой дворянке Ольге фон Пистолькорс и был выслан с новой семьёй в Париж, тётка Великая княгиня Елизавета Фёдоровна после трагичной гибели супруга с головой ушла в монастырь, затем воспитывался в Александровском дворце у двоюродного брата Ники и тёти Аликс, моей двоюродной тёти по отцу, так что осталась сестра Мария, — нежно с любовью ответила Её Императорское Высочество Великая княгиня Виктория Александровна и пыталась его поддержать.

***

Россійская имперія. Петроградъ.

Дворцовая набережная, 4. Англійское посольство.

20:00

***

— Что-то случилось? — спросил посол, приглаживая свои волнистые волосы, заторопился по лестнице на второй этаж и вспомнил, что автомобиля заместителя министра иностранных дел Нератова у подъезда не было, а значит пришёл пешком и делал он это только когда хотел подчеркнуть неофициальный характер посещения посольства Великобритании на Дворцовой набережной. Из просторной приёмной они прошли в кабинет британского посла и уселись в кресла возле камина, закрытого бронзовой решёткой и англичанин, не скрывая тревоги смотрел в сухое бесстрастное лицо Нератова и ждал его слов. У неофициальной дипломатии есть свои преимущества, оттого сэр Джордж Бьюкенен понял, что всё сделал правильно, когда ему передали просьбу о встрече от имени товарища (заместителя) министра иностранных дел. — Сэр, уезжая в отпуск в Финляндию Сергей Дмитриевич просил меня в случае того заслуживающем связываться с вами и господином Палеологом, но господин Палеолог уехал в Сестрорецк на открытие госпиталя, когда месье вернётся ещё неизвестно, а дело не терпит. Я располагаю сведениями о скорой отставке Сергея Дмитриевича Сазонова и это может произойти ещё до возвращения из отпуска, — начал Анатолий Анатольевич Нератов как всегда негромким голосом, а Бьюкенен машинально точно ожидая удара прикрыл свои большие глаза. Он понял, что если даже сейчас он побежит к англичанам со всей информацией по Сазонову, то уже ничего не изменит. Колесо истории уже крутится по другому сценарию может быть более худшему для Германии и он уже не в силах что-то предпринять, а Нератов в это время вспомнил недавний разговор с главой МИД Сазоновым, который сказал, что сейчас проблемами России занимаются только солдаты на фронте и Нератов не понял министра, но теперь ему было ясно и от тревоги щемило сердце. Из дневника посла Великобритании во Франции лорда Фрэнсиса Берти от 19 июля 1916 года: «По словам военного атташе с 1 июля наши потери составили 100 тысяч человек. Судя по только что полученным сведениям вчера вечером немцы начали ожесточенную массированную атаку и бои продолжались всю ночь. Они отвоевали часть Дельвильского леса и закрепились на северной окраине Лонгеваля». — Не может этого быть, — тихо сказал посол, то, что он сейчас услышал, не просто неприятность, к которым последнее время привык, но это несчастье, размер и последствия которого сейчас невозможно осмыслить, но мужественное лицо холёного англичанина исказила гримаса боли. — Это абсолютно точно, так как мой доверенный человек видел отпечатанное письмо Государя Сергею Дмитриевичу и там отмечаются большие заслуги, а затем по состоянию здоровья переутомление, а затем отставка и включение в Государственный совет, поэтому уже завтра это письмо дадут на подпись, — безапелляционным тоном заявил послу дипломат и товарищ (заместитель) министра иностранных дел. Бьюкенен встал, переступая крепкими ногами, стал ходить по кабинету и несчастье вырастало перед ним во весь свой рост, если говорить до конца он терял абсолютно надежную и абсолютно незаменимую опору во всём, что было связано с международной политикой России. 7 июля 1916 года с поста министра иностранных дел был удалён Сергей Сазонов активный сторонник союза с Антантой и его пост занял председатель Совета министров Борис Штюрмер с кем германские правящие круги связывали свои последние надежды на заключение сепаратного мира с Россией. В правительстве и в близком окружении царя шла отчаянная борьба за выход России из войны, продолжавшееся успешное наступление русских войск в Буковине и австрийского королевства Галиции и Лодомерии ныне это украинские города Львов и Ивано-Франковск ломало все предпосылки для его заключения. С 7 по 12 июля императрица с детьми снова находилась в Ставке, где она пыталась уговорить императора Николая II приостановить наступление и пойти по пути заключения сепаратного мира с Германией. Не добившись согласия царя императрица прибегает к помощи старца Распутина и 25 июля императрица Александра Фёдоровна пишет Николаю: «Он находит, что было бы лучше не наступать слишком настойчиво, так как потери будут чрезмерно велики. Можно быть терпеливым и ничего не форсировать, так как в конце концов мы всё получим. Можно наступать очертя голову и закончить войну в два месяца, но тогда тысячи жизней будут принесены в жертвы, а терпением ты также дойдёшь до цели и не будет пролито столько крови». Можно представить, как трудно было вести войну всем русским людям, без различия классов и званий, когда собственное правительство и царское окружение хотело завершить унизительным сепаратным миром войну, которую русский народ не хотел и которую ему навязали те же круги, кто вел сейчас Россию к позорному столбу. Император Всероссийский Николай Александрович, рискуя своей жизнью он отказывался идти по пути подписания сепаратного мира с Германией, но наступление русских войск Юго-Западного фронта приказал Михаилу Алексееву приостановить, видя в этом единственную возможность смягчить давление сановников на себя и супругу. Брусилов, обратившись к Николаю настоял на отмене этого распоряжения и продолжал громить австро-венгерские войска и подходящие немецкие резервы и с быстротой молнии немецкие агенты знакомят царицу с обстановкой на фронте и ни на минуту не оставляют её в покое, так что она снова пишет мужу письмо: «Наш Друг недоволен тем, что Брусилов не послушался твоего приказания остановить наступление. Он говорит, что Бог вдохновлён свыше отдать это приказание и насчёт перехода через Карпаты до зимы и Бог это благословит теперь. Он говорит опять будут бесполезные потери. Он надеется, что ты всё-таки настоишь, так как теперь неладно». Что имела в виду императрица под словом «неладно», написанным растянутым почерком, чтобы Николай обратил внимание именно на это слово? Вероятно, это письмо несло в себе угрозу, поскольку после прочтения Его Величество связался с генералом Брусиловым и отдал приказ остановить наступление Юго-Западного фронта. — Какой истинный повод? — с болью в сердце спрашивает британский дипломат и посол. — Здоровье, — тихо говорит Нератов. — Какое ещё здоровье? Сергей Дмитриевич Сазонов здоровее всех министров. Остановить это возможно? — истерично заверещал на английском языке посол Великобритании в России сэр Джордж Уильям Бьюкенен: «Почти сразу же после начала военных действий в августе 1914 года император признал целесообразность рассмотрения вопроса о воссоздании Польши. Нужно было заручиться поддержкой её населения на время войны, которая должна была проходить на ее территории. С этой целью Великий князь Николай Николаевич по приказу Его Величества издал манифест к полякам с обещанием в скором будущем предоставить им широкую автономию. Этот манифест произвёл прекрасное впечатление и когда русские войска в первый раз вступили в Галицию население оказало им дружественный приём. К сожалению, политика уступок, намеченная императором не была воплощена в жизнь теми, кому было поручено управлять Галицией, а стремление русифицировать все польские учреждения вкупе с настойчивыми попытками православных епископов обратить население в православие отвратило симпатии поляков от России. Сазонов, который с самого начала был сторонником польской автономии прекрасно понимал, что в интересах России следует удовлетворить требования поляков и провозгласить автономную конституцию для восстановленной Польши. В июле 1916 года ему удалось, несмотря на противодействие реакционных коллег, возглавляемых Штюрмером заручиться поддержкой императора для проведения такой политики. Согласно схеме, представленной Сазоновым предполагалось, что будущее польское правительство будет состоять из наместника, Совета министров и двух палат. Оно должно получить абсолютную полноту власти во всех вопросах, кроме обороны, внешней политики, таможни, стратегических железных дорог и общих финансов, которые останутся прерогативой центрального правительства. Штюрмер, хотя и находился в Ставке на заседании Совета министров, созванного императором для рассмотрения этого вопроса отсутствовал. Он сослался на необходимость срочного возвращения в Петроград, поскольку опасался, что ему не удастся набрать большинство голосов. 13 июля, когда мы с Палеологом были на совещании у Нератова, заместителя министра иностранных дел внезапно появился Сазонов, только что вернувшийся из Ставки. Он торжествовал: победа осталась за ним и император поручил ему подготовить манифест, провозглашавший автономию Польши. Он сказал нам, что ненадолго уедет в Финляндию на отдых. Штюрмер, однако, reculé pour mieux sauter (затаился, чтобы прыгнуть). Он знал, что ему лучше поговорить с императором не на Совете министров, а с глазу на глаз и вернулся для этого в Ставку. Тем временем он заручился поддержкой императрицы, которая так и не простила Сазонову его попыток отговорить императора принять на себя Верховное главнокомандование, письма, в котором он просил Его Величество уволить Горемыкина, а также широко известной неприязни к Распутину. Вечером 19 июля, возвратившись из поездки на острова я застал в посольстве ожидавшего меня заместителя министра иностранных дел. Он сказал, что на следующий день в Ставку будет послан для подписи императору указ об отставке Сазонова и если в это дело не вмешаться оно будет иметь для союзников самые серьёзные последствия, поскольку на это место наверняка будет назначен Штюрмер. Я спросил Нератова: пришёл ли он ко мне с тем, чтобы я вмешался в это дело? Просить об аудиенции было уже поздно и я не видел для себя возможности повлиять на ситуацию. Нератов ответил, что моё вмешательство в таком вопросе как назначение министра иностранных дел без сомнения может поставить моё положение под угрозу, но если ничего не будет сделано, то через двадцать четыре часа назначение Штюрмера станет свершившимся фактом». — Кто это может сделать? Вы понимаете это идёт от императрицы Александры Фёдоровны, которая находится по пути в Ставку, что в Могилёве, — возразил русский дипломат и товарищ (заместитель) министра иностранных дел Сазонова Анатолий Анатольевич Нератов. Посещение посольств оппозиционерами не прошло незамеченным для правительства и можно допустить, что западные послы допустили демонстративность намеренно. У них вызывала активный протест готовящаяся перемена в составе русского правительства и отставка Сазонова и была хорошо известна его приверженность делу Антанты. Этот министр был для Запада своего рода гарантом союзнической лояльности России, но у Сазонова сложилась дружба с Бьюкененом и Палеологом, поэтому он быстро наладил контакт с американским послом Дэвидом Роулендом Фрэнсисом, стремясь сохранить его во главе русской дипломатии посол Палеолог послал в ставку императора Николая телеграмму следующего содержания: «Английский посол и я очень встревожены по поводу того какое впечатление произведёт в Германии отставка русского министра иностранных дел, поскольку усталость его является недостаточным поводом для объяснения его ухода. В наступающий решительный час войны всё что рискует показаться изменением политики союзников могло бы повести за собой самые неприятные последствия». Отставка Сазонова вызвала своего рода панику в союзных столицах и в ней усмотрели грозный знак возможности перемены Россией политической линии. Палеолог и Бьюкенен старались успокоить Париж и Лондон, но при этом они не скрывали, что в жизни великосветской России происходят существенные перемены и на политическую арену выходят новые силы. Более того послы намекнули, что уход Сазонова следует считать признаком усиления прогерманских сил, а Морис Палеолог писал: «Наши переговоры отныне не останутся тайной для некоторых германофильски настроенных лиц, которые, поддерживая связи с немецкой аристократией и финансовыми кругами и питая отвращение к либерализму и демократии, являются сторонниками примирения с Германией. Национальный подъём в России ещё настолько велик, что играть в открытую для них невозможно, но если через несколько месяцев, к началу зимы, наши военные успехи не оправдают надежд, если русская армия будет иметь больший успех, чем наша, тогда немецкая партия в Петрограде станет опасной, благодаря поддержке со стороны своих сообщников в министерстве иностранных дел». Американский посол Дэвид Роуленд Фрэнсис объяснил в Вашингтоне, что отставка министра иностранных дел Сазонова произошла под давлением прогерманских сил, которые выступали за укрепление абсолютной монархии при императорском дворе. Председатель Совета министров Борис Штюрмер принял портфель Сазонова, что вызвало тревогу у западных стран и сэр Джордж Уильям Бьюкенен в своих письмах в Лондон характеризовал канцлера как германофила и считал, что не только германофильство, но и реакционные взгляды злого канцлера представляют опасность. — Если же я Палеолог на правах послов союзных держав обратимся непосредственно к Его Величеству? Ведь Сазонов не просто российский министр и с ним связано всё что касается нашего союзничества? В Лондоне это вызовет резонанс, поэтому мы с Палеологом немедленно обратимся к императору и выскажем ему всё, что думаем по этому поводу, — с озадаченным лицом предполагает британский дипломат и посол в Российской империи сэр Джордж Уильям Бьюкенен. По меньшей мере, можно было констатировать, что царь пожертвовал одним из верных своих слуг, доказавших лояльность союзникам, если уходят лояльные прозападные деятели, то кто же приходит им на смену? Едва ли нужно специально подчёркивать, что на протяжении всех лет войны Запад страшила победа в России прогерманской партии. В посольства западных стран поступают запросы: кто представляет опасность, кто выступает против союза с Антантой и кто толкает на путь сепаратного мира с Германией? Западный мир желал знать своего противника в России, то вывод лучших западных специалистов сводился к следующему: это балтийское дворянство, группа высших лиц при дворе, реакционная часть Государственного совета, часть крупных финансистов и промышленников. Их лидеры это председатель Совета министров Борис Штюрмер, Григорий Распутин, министр иностранных дел Добровольский и назначенный министр внутренних дел Александр Протопопов. Прогерманская партия оказала влияние на императрицу, а та на императора. Из Воспоминания начальника охраны царской семьи генерала Александра Спиридовича: «3 июля Штюрмер был вызван в Ставку и в этот приезд он сумел, не предупредив никого из своих друзей, получить от Государя назначение на пост министра Иностранных дел, вместо Сазонова. Его сокровенная мечта. Об этом не знал никто. Не знала даже Царица. Государь отправил Сазонову письмо, которым освобождал его от должности. То письмо Сазонов получил 7 июля, живя на даче в Финляндии и тотчас ответным письмом поблагодарил Государя за оказанное ему в ответственные моменты доверие и пожелал ему долго и славно царствовать. Государь считал, что в России министр иностранных дел должен быть лишь исполнителем воли Государя, который лишь один руководит имперской политикой, один направляет ее. Так завещал ему отец Александр III и он уже давно был недоволен Сазоновым. Сазонов слишком ухаживал за союзными державами и слишком любил угождать им. Это не нравилось. Государь был самым верным и стойким другом наших союзников, но он не допускал, чтобы его министр выступал впереди его. Иностранная политика это дело монарха. Он один ответственен перед Россией и историей. К тому же Сазонов слишком усердно принял сторону общественности и Прогрессивного блока. Его истерическое, неприличное поведение в июле и августе 1915 года не было забыто. Таких вещей Государь не забывал. Государь лучше, чем кто-либо, знал и понимал все достоинства и промахи Сазонова. Последней каплей, переполнившей чашу долготерпения Государя был вопрос о даровании Польше конституции. Сазонов, заигрывавший с поляками, представил Государю 16 июня проект этой конституции. Государь повелел обсудить вопрос в Совете министров. Последний нашел дарование конституции полякам теперь несвоевременным. Этот факт и решил окончательно удаление Сазонова. Новое назначение Штюрмера произвело сенсацию и большой шум в обществе и среди дипломатического мира. Сплетники всяких категорий приписали это назначение проискам немецкой партии при дворе, царице и Распутину. Они не только им поверили, но и стали повторять их. Они даже предприняли кое-какие шаги, чтобы отстоять Сазонова, чем ещё больше повредили ему в глазах Государя. Министр иностранных дел, которого слишком любят иностранцы и их дипломаты, уже подозрителен для своего монарха для своей страны, но вместе со своим назначением Штюрмер добился у Государя в ту свою поездку в Ставку и ещё двух новых назначений. Министром внутренних дел был назначен сенатор Александр Хвостов (занимавший пост министра юстиции), а министром юстиции сенатор Макаров. Назначения были подходящие, то были честные, благородные люди, с соответствующим служебным стажем и опытом, но назначения были сделаны без предварительного согласия тех лиц, что обычно Государь не делал. Все эти назначения, особенно, назначение Штюрмера очень смутили Царицу. Она не одобряла их, была удивлена и решила немедленно ехать в Ставку, считая, что там кто-то стал нехорошо влиять на Государя. Штюрмер по мнению царицы не годился на новую роль, Макаров уже скомпрометировал себя на посту министра внутренних дел, а Хвостов, дядя Алексея Хвостова, несправедливо преследует Сухомлинова и очень стоял за его арест. К тому же и старец, который понимает и чувствует всё правильно, узнав про назначение Штюрмера пришёл просто в ярость. Он повидался с Вырубовой и всё повторял: «С этим ему будет конец, крышка». По просьбе старца царица взяла с собой Вырубову и 6 числа выехала в Могилёв, ариехав в Могилев 7 июля царица пробыла там по 12 число. Едва ли она не улавливала едва ли не понимала чисто женским инстинктом ту антипатию, с которой её встречали военные, исключая, конечно, свиту Государя, но царица считала, что долг жены-друга повелевает ей приезжать время от времени и подкреплять морально Государя, а старец не раз говорил, что поездка царицы на фронт принесёт помощь войскам. Царица верила в это, а в Ставке перешептывались: «Опять приехала». — Сэр, а это ли не вмешательство во внутренние дела? — предостерёг Нератов. — Анатолий Анатольевич, какие внутренние? Это дело всей Антанты, поэтому мы сделаем так: завтра утром мы с месье Морисом Палеологом придём к вам. Я ничего не знаю, поэтому вы нам обоим сообщаете эту вот новость и мы совместно действуем, но скорее всё это произошло из-за Белого орла, — запыханным голосом ответил посол Великобритании в России сэр Джордж Уильям Бьюкенен. — Вы сошлётесь на меня? Тогда вам придётся заботиться обо мне, — недоумённо воскликнул русский дипломат и товарищ (заместитель) министра иностранных дел Сазонова. — Источник мы не назовём, — успокоил собеседника господин посол. — Хорошо, — дипломатично отвечает Нератов и покинул кабинет британского посла. — Джордж, что Пе́вческий мост оказался разрушен? Это очень печально, поэтому нам надо думать, что делать дальше, — с недовольным лицом произносит британская шпионка миссис Элиза Рейнер, герцогиня Стаффордширская и графиня Уэссекская, зайдя походкой от бедра в малиновой атласной блузке с длинными рукавами и в чёрной узкой юбке, массируя плечи сидящего в кресла английского дипломата, отчего седовласый джентльмен застонал с хрустом в суставах. Он вызвал криптографа и баронессу Амалию Корф и продиктовал ей телеграмму в Лондон, в которой он испрашивал разрешения на предпринимаемый шаг, зная, что к утру ответа не будет и Джордж Уильям Бьюкенен делал это, только чтобы перестраховаться. Затем он написал текст телеграммы императору, которая была немедленно зашифрована Амалией и отправлена в Ставку начальнику военной миссии при Ставке генералу сэру Джону Хэнбери-Уильямсу, чтобы тот доложил её императору, которому будет послана совместная с Палеологом телеграмма. Утром посол получил две шифрограммы и одна от генерала Хэнбери-Уильямса, который сообщал, что телеграфное послание передано и надеется на успех. Вторая телеграмма 22 июля пришла из Лондона от министра иностранных дел сэра Эдварда Грея и там говорилось: «Ваши действия получили полное одобрение. Я благодарен Вашему превосходительству за то, что вы так быстро решились на этот ответственный шаг», но сэр Джон Хэнбери-Уильямс явно поторопился заверить его в успехе ведь занималась императрица Александра Фёдоровна, её фрейлина и графиня Наталья Владимировна Фредерикс, старец Григорий Распутин и премьер-министр Штюрмер и Бог противостоять им не мог. Удивительно, но эта телеграмма каким-то образом оказалась в распоряжении германской разведки и это вызвало бурную реакцию в германских и европейских СМИ, которые обвинили англичан в бесцеремонном вмешательстве во внутренние дела России, что впоследствии привело к проблемам для Бьюкенена. — Элизабет, а теперь всё в руках Божьих и Российская империя сделает меня религиозным человеком! — с чувством собственного достоинства заявляет дипломат роковой красавице в ярко-розовой атласной блузке с расстёгнутыми пуговицами, что оголяло большую и упругую грудь четвёртого размера и в чёрной юбке, стучавшая каблуками розовых туфель. — Увы, но даже Господь Бог не всё может, поэтому нам всем просто необходимо взвесить все pro et contra, — дерзким тоном ответила коварная герцогиня Стаффордширская и графиня Уэссекская, сжимая руками большую грудь. — Элиза, но если мы с Морисом Палеологом выступим единым фронтом, то мы можем переломить ситуацию в свою пользу при этом, не нарушая дипломатический протокол и свод законов Российской империи! А если же министром чего-либо станет этот дворянин Александр Дмитриевич Протопопов, который встречался в Стокгольме с представителем Германии, то это вообще ахтунг, — восторженным голосом сообщает молодой и обворожительной любовнице, сидящей у него на коленях британский посол. Анализируя внутреннюю крепость России посол Франции Жорж Морис Палеолог 7 июля 1916 года пригласил к себе лидеров кадетской партии Милюкова и Шингарёва. Оправданы ли опасения в отношении стойкости России? Кадеты несколько успокоили посла, то они видели возможность подъёма внутренних волнений только в случае неожиданного крупного поражения русской армии. Страна переживает не падение, а подъём и в такой обстановке было легче сохранить внутреннюю стабильность. Милюков обещал, что Дума не даст Штюрмеру ни малейшего предлога для репрессий: «Мы решили не отвечать ни на какие вызовы и противопоставить им терпение и благоразумие. Когда война кончится, тогда посмотрим, но избрав такую тактику мы подвергаемся нападкам со стороны либеральных кругов, обвиняющих нас в нерешительности и постепенно можем потерять связь с народными массами, верх над которыми возьмут более решительные элементы». Теперь Западу сообщили, что легитимная оппозиция страшится не правых консерваторов, а левых радикалов до сих пор Запад видел в качестве исторического препятствия сближения с Россией её самодержавный строй. Летом 1916 года впервые слышит о мощи левого экстремизма и пока это угроза умеренно-буржуазной альтернативе воспринята не была, но в Берлине определённо заметили, что союз России с Западом всё меньше кажется некоторым политическим силам России оптимальной схемой. Прощупывание возможностей немцы начали проводить летом 1916 года и бывший в течение пятнадцати лет личным секретарём графа Витте Иван Колышко впервые вступил в контакт с немцами в июне 1915 года, когда он вместе с американцем Пассвелом прибыл из Петрограда в Стокгольм и был представлен германскому послу и немцы проявили тогда недоверие к этому контакту. Более серьёзны немцы были в июле 1916 года, когда Колышко теперь уже представитель председателя Совета министров Бориса Штюрмера прибыл в Стокгольм для бесед с представителем германского министерства иностранных дел Бокельманом, имевшим от германского магната Гуго Стиннеса миллионы рублей для ведения пропаганды для создания на территории Российской империи типографии пацифистской направленности. Агент Стиннеса Ферман сообщил, что именно на эти деньги вышла в мае 1917 года газета буревестника революции Максима Горького «Новая жизнь». Через Стиннеса Берлин сообщил Колышко требования Германии: 1. Курляндия (Латвия) и Эстляндия (Эстония) включаются в германские балтийские провинции. 2. Виленская губерния (Литва) отделяется от России либо присоединяется к Восточной Пруссии (ныне Калининград) либо становится германским герцогством под управлением одного из прусских принцев. 3. Польша становится независимым государством и её политическая ориентация определяется Германией и Австро-Венгрией, но Россия при этом не платит репараций. Правда ей придётся навсегда отказаться от влияния на Балканах и Колышко посетил Швецию ещё один раз, но летом 1917 года и был арестован Временным правительством. По другому каналу банкир Фриц Варбург обменивался мнениями с двумя депутатами из Государственной Думы. В правящих германских кругах довольно быстро узнали, что японские представители оповестили русское руководство о своих контактах с Германией. Никто не может с полной определённостью сказать какие могли быть достигнуты результаты после проведённой рекогносцировки, но после наступления Брусилова в начале июня 1916 года германское руководство исключило для себя быстрое достижение соглашения с Россией. Оcoбeннo aктивнoe учacтиe нa нивe шпиoнaжa зacлужилo aкциoнepнoe oбщecтвo «Зингep»: официaльнo этo oбщecтвo чиcлитcя aмepикaнcким и в Амepикe нa caмoм дeлe cущecтвуeт пpaвлeниe фиpмы «Зингep», но, oднaкo никaкoгo влияния нa дeлa в Рoccии oнo нe имeeт и всё pукoвoдcтвo дeятeльнocтью фиpмы нa тeppитopии Рoccийcкoй импepии иcхoдит из Бepлинa и кoмпaния «Зингep» cтpoгo пpoдумaнную cиcтeму пocтpoeния, oбecпeчивaющую cбop шпиoнcких cвeдeний пoчти пo вceй cтpaнe. Вce oблacти Рoccии, oбcлуживaeмыe фиpмoй paзбиты нa чeтыpe paйoнa, вo глaвe кoтopых cтoят вицe-диpeктopa, а рaйoны пoдpaздeляютcя нa «дeпo», в pacпopяжeнии кoтopых нaхoдятcя oтдeльныe aгeнты нa мecтaх, а дpугaя гepмaнcкaя шпиoнcкaя opгaнизaция пpикpывaeтcя вывecкoй фиpмы «Кунст и Альберс», кoтopaя мoнoпoлизиpoвaлa в cвoих pукaх тopгoвлю во Владивостоке, то один из coбcтвeнникoв фиpмы нeмeц Дaттaн пpинял poccийcкoe пoддaнcтвo и дocлужилcя дo чинa дeйcтвитeльнoгo cтaтcкoгo coвeтникa, жepтвуя бoльшиe cуммы нa вoeнныe нужды Рoccии и пepeдaёт германской paзвeдкe мaccу цeннeйших вoeнных cвeдeний и сoбpaнныe co вceх кoнцoв Рoccии шпиoнcкиe cooбщeния пepeдавались гepмaнcкoму кoнcулу вo Влaдивocтoке. — Джордж, я думаю, что Штюрмер в кресле главы МИД это явление временное, поскольку Борис Владимирович всё же смог подлизаться через придворного старца Распутина к своему Государю и императрице Александре Фёдоровне из-за их огромной любви к Родине, но тот ничего нам плохого сделать не сумеет. Британская империя должна остаться гегемоном и по-прежнему править морями! — сладострастно прошептала дьявольски сексуальная и коварная британская шпионка Элизабет Александра Рейнер, герцогиня Стаффордширская и опустилась на колени перед своим начальником, который схватил её за подбородок, так что её большая грудь вывалилась наружу из полурасстёгнутой ярко-розовой атласной блузки и начала лезть к дипломату в ширинку, а её хозяин откинулся в своём кресле и снова закурил. Наконец, член седовласого джентльмена затвердел и выпрямился и Элиза Рейнер уже вошла во вкус, поэтому похотливая красавица облизала головку и нежно взяла горячий орган в рот. В её сладкий ротик достаточно толстый прибор джентльмена поместился с трудом, тем не менее, балтийская красавица принялась старательно заглатывать его и получилось насадиться полностью, отчего сэр Джордж Уильям Бьюкенен тихо стонал от удовольствия и его обворожительная сотрудница делала minette как профессиональная порноактриса. Елизавета Романовна напускала слюней, дрочила его руками, быстро и плавно работала ротиком и откровенно стонала от неподдельного удовольствия, хлюпающий звук с которым орган входил в глотку, поэтому всё это сводило развратную герцогиню, поэтому англичанин сношал Елизавету, схватив её за русые волосы и принялся грубо насаживать на член, а Лиза стонала вокруг его ствола и ей нравилось ублажать, зная, что она может буквально свести с ума своим ртом и контроль английского посла, чтобы расслабиться начал ускользать, а дыхание становилось более затруднённым и Элиза хотела ощутить вкус, почувствовать как горячее семя взрывается во её рту. Наконец он с силой прижал голову к себе, полностью насадив на член, а тело содрогнулось от наслаждения, когда он достиг кульминации, а семя выстрелило в горло, наполняя её рот полностью, а сексуальная красотка Елизавета Луиза Каролина София Корнелия Шарлотта Вилма фон дер Уолдорф жадно глотала, задыхаясь британец поднял её на ноги, а его руки блуждали по её телу. — Элиза, не слишком ли много форс-мажоров в последнее время? — задал риторический вопрос господин посол.

***

Россійская имперія. Петроградъ.

Большая Конюшенная улица, 27. Ресторанъ «Медвѣдь».

22:10

***

      К этому времени Дмитрию Львовичу Рубинштейну было сорок лет, но в коммерческих кругах он был уже широко известен, а имя довольно часто мелькало в газетах в связи с его очень успешной, хотя нечистой карьерой дельца. Вот сообщение о том, что он получил степень кандидата юридических наук, причём будто бы он продемонстрировал глубокое знание коммерческого права. Вот сообщение о преуспевании Русско-Французского банка со времени, когда директором правления стал Рубинштейн, а вот восторженное лирическое описание того как Дмитрий Рубинштейн, беззаботно улыбаясь подписывал благотворительный чек на 20 000 рублей. Он сделал это с такой лёгкостью с какой многие из нас не пожертвовали бы рубля и время от времени, появлялись сообщения о скандалах, связанных с похождениями банкира Дмитрия Рубинштейна — игрока и донжуана. Он успешно ведёт коммерческие дела, занимаясь образом биржевой игрой, скупая и продавая акции и известен как специалист по разорению конкурентов и прозвали «Митька-катафалк», умея получать информацию и он всегда играет с большими ставками, получая огромные прибыли, то к концу войны его капитал настолько солидным, что потеря миллиона рублей не стала бы для него большой трагедией. Московские ведомости 15 oктября 1915 года: «Кругом идёт вакханалия наживы — промышленные акулы, начиная от мелкого лавочника до блестящего дельца уже не удовлетворяются барышом сто на сто». Московские ведомости от 15 октября 1915 года: «Предприниматели претендуют на руководящую роль в государстве и готовы потребовать всей полноты власти. У них повсюду есть своя агентура и учёные профессора, способные научно обосновать пользу капитализма для России». Московские ведомости от 29 июня 1916 года: «Крайне заманчиво продержать товар три-четыре недели на складе и продать по двойной цене. Практика показала, что те товары, в которых наиболее нуждается население оказываются именно на складах банков».       Быть солидным, всеми уважаемым финансистом Рубинштейну мешали владевшие им две страсти: карты и женщины, а по пятам за ним шла сомнительная слава безудержного игрока и неразборчивого жуира, впрочем, его это нисколько не смущало и он даже гордился этими своими качествами, если долго о нём ничего скандального не рассказывали, то он шутил: «Придётся нанять парочку сплетников для регулярного сочинения скабрезных сказок о моей персоне». Кругленький, розовощёкий, маленького роста и неизменно одетый по последней моде он появлялся в собственной ложе в Мариинском театре, на званых обедах, где присутствовали сильные и везде вызывал к себе любопытство. Однако постоянной раной тщеславной души было то, что в высших финансовых кругах он принят не был и до войны и в первый год Дмитрий Рубинштейн занимался своими обычными финансовыми аферами, связанными с военной конъюнктурой и был в это время далёк от всякой политики. В интервью репортёру газеты «Биржевые новости» в 1912 году он заявляет, что политика для него дремучий лес, куда не ходит и что ему хватает дел на Невском проспекте в Русско-Французском банке. Резкий поворот Рубинштейна к делам, близким к политике происходит зимой 1915 года после возвращения из Кисловодска, где отдыхал после тяжких трудов на финансовой ниве. Для самых денежных любителей картёжной игры в центре военного Петрограда в подвальном зале ресторана действовало ночное казино и картёжная игра идёт за общим столом, накрытым как к десерту: вино и фрукты — это для полиции, если она вдруг нагрянет и игроки сидели за покерном столом со своими элегантными дамами перед началом анте. Сверкали бриллианты, изумруды, рубины и хрустальные бокалы, но только лица у мужчин во фраках не такие как должны быть на десерт, поэтому ставки фантастические и банкир Рубинштейн, куражась перед дамой объявлял крупные ставки и под хохот просил у своей дамы, известной куртизанки денег взаймы, но он успевал следить за действиями, сидевшего напротив него элегантного господина и Дмитрий Рубинштейн знал — это шулер и только ждал момента сыграть эффектный спектакль. — Карты на стол! Прошу вас открыть свои карты, — обратился он к элегантному господину. — Вы ответите банком, — угрожающе прошипел 38-летний британский агент сэр Алан Чарльз Смит, обнимая за игорным столом подругу, поэтессу Софью Беккер в чёрном вечернем платье из шёлка в блеске бриллиантов с готическим макияжем на лице. — Разумеется, этим банком, что на столе с зелёным сукном и тем, что на Невском проспекте Петрограда, но так в мгновение ока и делаются миллионные состояния на военных поставках и биржевых спекуляциях! — саркастично высказался банкир Дмитрий Рубинштейн, так как элегантный господин не спешил открывать свои карты, то хозяин игры, перегнувшись через стол сделал это сам. После за покерный стол сел новый игрок и Рубинштейн узнал человека, которого раньше не видел за карточным столом. Это был Фердинанд Августович Крюге, пайщик банка «Юнкер и К°» и Рубинштейн некоторое время наблюдал за ним, размышляя о том, чтобы привлечь его к своим делам. Однако его планы изменились, когда в газетах поднялась волна критики в адрес германского капитала, влияющего на экономику России. — Charmant, — пьяно хихикнула поэтесса Софья Беккер, облачённая в чёрное вечернее платье с готическим макияжем и в блеске бриллиантов, отсалютовав бокалом запрещённого в стране шампанского немецкая мещанка с хищным блеском в глазах посмотрела на других игроков в покер. Ставки росли стремительно и проигравшие платили не только крупными суммами и бриллиантами, но и акциями частных компаний, выполняющих военные заказы.

***

— Дмитрий Львович, я всегда мечтал сразиться с вами на этом поле, хотя представляю как рискую! — восторженным голосом с азартом заявляет банкир Фердинанд Августович Крюге и он предложил Рубинштейну играть вдвоём в «жмурки» в отдельном кабинете ресторана и тогда среди игроков игра была популярной: каждый вытаскивает из колоды по карте, чья карта по очкам больше, тот и выиграл. Ставки чем больше, тем лучше — господин случай щекочет нервы, а думать не надо, то Рубинштейну везло и он сорвал подряд пять взяток. Речь шла о крупной сумме, что стал поглядывать на соперника не остановиться ли раз так уж пошла игра? В это время на сцене изысканного ресторана «Медведь» блистала французская певица Изабелла Ламбер, а румынский оркестр сопровождал её выступление. Фердинанд Крюге выписал чек не на свой банк «Юнкер и К°», а на петроградский учётно-ссудный банк. — Не так страшен чёрт, — рассмеялся Рубинштейн и задорно взглянул на свою даму сердца. — Я мог бы заплатить карточный долг акциями банковского дома Юнкера и тогда ваш выигрыш впоследствии вырос бы минимум в три раза и наши акции сейчас обесценены примерно в три раза, но обеспечение гораздо более солидное, а главное перспективное, чем у банка, где вам по моему чеку произведут выплату. Вы сами прекрасно понимаете, что исторические события идут к концу, а когда прозвучит колокол финиша лошади с нерусским кормом будут перспективны для заездов! — серьёзно сказал банкир Фердинанд Августович Крюге, встретив оживлённый и заинтересованный взгляд Рубинштейна. — Вы имеете в виду германских лошадей? — улыбчиво кивнул Рубинштейн и спросил с наивной простотой. — Да, — коротко ответил банкир Фердинанд Августович Крюге. — Не будут германские лошади выглядеть такими дохлыми как наши? Чем вызвана ваша забота о моих делах? — шутливом и весело спросил банкир Рубинштейн, хотя разговор для него сверхважен. Он подумывал о том как будет выглядеть его капитал, когда война неизвестно чем кончится. — Вы мне давно симпатичны своей уверенностью и смелостью и в отличие от некоторых людей, которые ищут немцев под каждой лавкой и кричат о патриотизме я серьёзно думаю о будущем. Я уверен, что дальнейшее благополучие нашей страны зависит от экономических связей с Германской империей как это уже было доказано в довоенный период! — высокопарным тоном подметил известный банкир Фердинанд Крюге. В ходе разговора Рубинштейн вернул Крюге чек, а взамен получил право на покупку акций банка «Юнкер и К°» на сумму, втрое превышающую его выигрыш. Завтра банкир Дмитрий Рубинштейн собирается приобрести у Крюге за половину стоимости векселя Великого князя Михаила Александровича на сумму около ста тысяч рублей. Фердинанд Крюге убедил заключить вот эту сделку, аргументируя тем, что всегда может пригодиться иметь в своём кармане члена царской семьи. Сам Крюге не мог воспользоваться этими векселями, поскольку его имя связывают с германскими интересами и предъявление к оплате векселей Великого князя могло вызвать недовольство монархистов, демонстрируя Великому князю и младшему брату императора своё расположение и дружелюбие, размышляя как выбраться с полным преферансом. Дмитрий Рубинштейн доволен сделками с решением держать финансовый курс на Германию и было единственной возможностью оградить себя от русской экономической катастрофы. — На войне как на войне, стреляют и даже убивают. Не скажешь ли как расцениваются наши военные дела? — с невозмутимым лицом спрашивает банкир Дмитрий Рубинштейн, восседая на диване в отдельном кабинете элитного ресторана. — Как ты понимаешь я занимаюсь только международным аспектом войны. Как твоё мнение, сколько мы можем выдержать войну? — серьёзно и доверительно спросил банкир Фердинанд Крюге. — Главное на фронте больше нет тех солдат, с которыми мы начали войну ведь многие, конечно, погибли, уцелевшие стали другими, а это пополнение состоит из людей, которые в ожидании призыва имели время подумать о войне. Весь вопрос, что он думает? — с озадаченным лицом предполагает Дмитрий Львович Рубинштейн. — Что войну надо кончать и пока не поздно и спасать Россию, то есть штыки в землю и домой. Война сложилась для нас тяжело и это знают, а то чем это может обернуться для России понимают? Последнее время на передовой всё больше таких агитаторов и их призывы падают на благодатную почву война осточертела всем, тем более такая война без света в окошке и это самая главная опасность России, монархии и всем нам. Нужно пользоваться опытом англичан надо свой народ, а не чужой и человеческая психика так устроена, что со временем многие свыклись с мыслью, что наша императрица Александра Фёдоровна немецкая шпионка и развратница, а наша император рогоносец, — с возмущением процедил Фердинанд Августович Крюге. Он был давним немецким агентом и занимался в России экономическим шпионажем и ещё в конце 1914 года им заинтересовалась контрразведка и подозрения вызвала настойчивость этого коммерсанта, с какой он всякий раз при заключении сделок требовал данных по той отрасли промышленности или предприятия, с которыми прямо или косвенно была связана сделка. Было установлено, что в большинстве случаев, получив такие данные Крюге сделки не заключал, мотивируя отказ неперспективным состоянием объекта, наконец, подозрение усиливала его близость к прогерманскому банкирскому дому «Юнкер и К°». Однако военная контрразведка решила, что заняться делом Крюге должна гражданская контрразведки и материалы разработки Фердинанда Крюге были направлены в министерство внутренних дел. В сопроводительном документе переброска дела обосновывалась тем, что финансовая деятельность не является сферой внимания военного ведомства, а там некий чиновник охранки составил по делу резюме, в котором тот утверждал, что интерес деловых людей к объектам капиталовложения не является уликой и может свидетельствовать об осторожности или о расчётливости владельца капитала, а германская разведка начала операцию «Крещендо». Сделки Крюге с Рубинштейном были началом сближения, поскольку тот отлично знал о связях Рубинштейна с распутинской шайкой и понимал, что оттуда сможет получать информацию, но теперь Германской империи была нужна не только информация. В феврале или в марте 1916 года Григорий Распутин запретил принимать Рубинштейн и после чего 10 июля 1916 года банкир Рубинштейн арестован по подозрению в пособничестве неприятелю и выслан в Псков. Берлин разрешил ему не скупиться, но решил, что одних денег недостаточно, поэтому нужно привязать Рубинштейна к Германии, чтобы это стало для него делом жизни и смерти и Крюге придумал план привязки. Он отправил в Берлин описание плана и получил одобрение и рекомендацию найти способ гласно представить Рубинштейна как патриота России. — Разве солдату непонятно, что во время Великой войны пацифистские настроения это начало поражений? Я слышал, что неделю назад судили одного унтер-офицера и в последнем слове он называл себя иначе социал-демократом или же большевиком, но некоторым банковским кругами, чьи интересы я представляю нужен мир с Германией, — с недовольным лицом говорит петербургский банкир, приближённый Распутина, адвокат, биржевой делец, масон, основатель и распорядитель Русско-Французского банка в Петербурге. — Дмитрий Львович, есть ли у вас желание положить в карман примерно двадцать миллионов рублей, причём в основном в иностранной валюте, а главное с приложением с вашей стороны минимальных усилий, поскольку операцию будут проводить другие люди и даже не в России. Вы, безусловно, знаете, что во многих банках Германской империи с начала войны заморожены русские процентные бумаги на громадную сумму, — высокопарным тоном спрашивает банкир Фердинанд Августович Крюге. — Как не знать и там засохли денежки небольшие, — с сожалением подтвердил Рубинштейн. — Если верить справке международного банка речь идёт о миллиардной сумме. Для германских финансистов этот капитал мёртвый, причём даже без реальной надежды оживить его и после войны, — с чувством собственного достоинства заявляет Крюге. — Вы сами утверждали, что после Великой войны финансовые дела России и Германии будут весьма процветать, — с недоумением воскликнул банкир еврейского происхождения Дмитрий Львович Рубинштейн. — Это бесспорно, но часть процентных бумаг принадлежит лицам и объединениям лиц, которые в силу разных причин перестали существовать, так что немцам предъявить эти бумаги к оплате будет попросту некому. Во-вторых: тревожно выглядит перспектива с процентными бумагами, гарантированными русским правительством. Где оно, то русское правительство предвоенного времени, которое давало гарантии? Не явится ли после войны правительство, которое попросту откажется от ответственности за те бумаги? Достаточно вспомнить как разорились немецкие финансисты, когда во Франции неожиданно произошла революция и империя превратилась в республику, — с невозмутимым лицом продолжает банкир Фердинанд Августович Крюге, а Рубинштейн кивнул и уже догадывался об идее, хотя не представлял себе технической стороны дела, но уже понимал о каких грандиозных суммах может идти речь. — Бережёному Бог не нужен, — весело ответил Рубинштейн и было прекрасное настроение как всегда после выгодных сделок. — Я знаю в пока союзной нам Франции солидных деловых людей, которые готовы произвести перекупку этих русских бумаг и они уверены, что в отношении союзника по войне Россия ни при каких ситуациях не откажется от ответственности за те русские бумаги, но они ставят одно условие: они не хотят, вернее, не могут вступать в прямые отношения с немецкими банками. Короче говоря, нужен посредник и он есть это финансисты двух нейтральных стран Швеции и Швейцарии и изъявляют готовность на эту сделку на условиях пяти процентов с оборота и хотят иметь какую-то гарантию и требуют оплаты комиссионных услуг вперёд. Их можно понять ведь они обеспокоены нестабильностью экономической ситуации и политической ситуации в нашем мире, но именно вы должны предоставить им уверенность, — с волнением произнёс банкир Фердинанд Августович Крюге. — Примерная сумма? — с весёлым гонором сказал Рубинштейн. — Ну, это порядка двух-трёх миллионов, но надо отметить, что эти крупные деньги вам из своего кармана выкладывать не придётся. Вам нужно будет только по завершении операции выделить эту сумму от своей прибыли, которую гарантируют нам французы! — восторженным голосом говорит Крюге, а в мозгу Рубинштейна цифры отпечатываются как в бухгалтерской ведомости и каждая в своей графе: приход-расход-прибыль. — Какова ваша доля? — спросил Дмитрий Леонович (Львович) Рубинштейн. — Пять миллионов, — твёрдо ответил Крюге. — Что же получается? Если же мы возьмём ваш оптимальный вариант двадцать миллионов, то после всего у меня останется десять, поэтому что-то не очень получается, — вслух подсчитывает петербургский банкир, бывший приближённый Распутина, адвокат, биржевой делец, масон, основатель и распорядитель Русско-Французского банка в Петербурге. — Помилуйте, как можно так считать? Фактически вы получаете десять миллионов за стоимость вот этого и я всё-таки беру на себя всю организационную сторону этой операции, чем, кстати заметить предохраняю вас от всякого риска, — с уверенностью говорит Крюге, а после показал на забытую бутылку шустовского коньяка и Рубинштейн несколько секунд молчит, смотря в глаза Крюге и произносит энергично. — Что мне нужно сделать? — с задумчивым взглядом сказал тот. — Только подписать этот документ! — с ехидством говорит банкир Фердинанд Августович Крюге и вынул из кармана бумажку и передал её Рубинштейну. Это было трёхстрочное обязательство в случае успеха обговорённой между ними сделки выплатить Крюге пять миллионов рублей, но в документе даже не было сказано, что это за сделка. — Ух, — живо откликнулся банкир. — Дмитрий Львович, как видите строится только на нашем взаимном доверии и между прочим, ни с кем иным на столь высокую степень доверия я бы не рискнул! Вы знаете, конечно, что вокруг вашего имени идёт болтовня и судачат даже о вашей принадлежности к немецкой партии. Давно наблюдая за вами я не раз задавал себе вопрос, почему вы не делаете никаких шагов в защиту своего имени от клеветы? — с любопытством поинтересовался у собеседника банкир Фердинанд Августович Крюге, а Рубинштейн подумал, что Крюге в случае его отказа без труда может найти на сделку другого компаньона. Он встал, подойдя к столику, поставленному в кабинете для деловых людей, а на нём была чернильница в виде черепахи и ручки в стакане и подписал обязательство. Следующее дело, которым занимался Крюге на деньги Рубинштейна касалось прессы и Берлин был заинтересован в том, чтобы в газетах появились материалы, направленные против Великобритании. В этих публикациях должно было подчёркиваться лицемерное отношение Англии к России и намекаться на то, что Германия стала врагом России из-за коварных действий Англии, таким вот образом, союз между Россией и Германией представлялся более естественным, чем союз с республиканской Францией. Крюге осознал, что попытка повлиять на все газеты в Петрограде — это задача невыполнима но решил провести эксперимент с одной из них. Избрано издание «Российский гражданин», возникшее на обломках черносотенной газеты покойного князя Содома и гражданина Гоморры Владимира Мещерского «Гражданин». Хозяином нового издания был журналист и юрист Павел Фёдорович Булацель, которого Крюге неплохо знал и передал Булацелю чек на приличную сумму за то что тот напечатает в своём журнале резкую статью против Англии. Во время переговоров Булацель высказывал опасение как бы такое выступление не послужило поводом для закрытия издания, но Крюге убедил издателя, что в обстановке неразберихи, царящей в стране на это выступление никто не обратит внимания, но Крюге понял, что действовать надо более осторожнее и что одна статья погоды не сделает. Надо, чтобы какая-то крупная газета заняла постоянную полезную Германии позицию и здесь снова пригодился Рубинштейн и в своё время подброшенная ему соблазнительная мысль забрать в свои руки крупную газету и поставить на службу себе запала в душу Рубинштейна и начал скупать акции суворинской газеты «Новое время». — Разве заткнёшь все грязные рты? — саркастично высказался Дмитрий Леонович (Львович) Рубинштейн.

***

— Чем я могу помочь? — с любопытством спросил жандармский агент Борис Лядов удобно расположившись на диване в отдельном кабинете фешенбельного ресторана. Он внимательно изучал элегантно одетого англичанина, чьи черты лица едва различимы в полумраке. — Вам известно о важных событиях, произошедших несколько часов назад? — с лёгкой иронией в голосе спрашивает британский агент Его Величества сэр Алан Смит он же акула. — Нет, — хмыкнул жандарм. — Новым министром иностранных дел вместо Сазонова стал этнический немец и премьер-министр Борис Штюрмер, которого уже давно связывают с германскими интересами в России и в связи с этим у меня есть для вас важное и конфиденциальное задание. Вы должны будете через свою подконтрольную прессу опубликовать карикатуру на нового главу русского Форин-офиса, изобразив его на коленях перед германским императором Вильгельмом, у которого заведена за спину левая рука, восседающий на троне из костей и черепов, а на фоне несколько мешков с деньгами ну и обличающая статья. Внизу карикатуры должна быть размещена какая-то провокационная подпись и это уж на ваше усмотрение и пусть наше дело будет называться операция «Пе́вческий мост», — с надменным выражением лица приказывает жандармскому агенту 38-летний британский разведчик и второй секретарь посольства Великобритании в Российской империи сэр Алан Чарльз Смит, наслаждаясь шотландским виски в стакане. Англия подливала масла в огонь, трубя о падающем на мировом уровне престиже союзницы России, желая сыграть на германофобии россиян. — Я полагаю, что за 10.000 тысяч рублей это можно будет устроить в ближайшие дни, но только деньги вперёд! — с хитрой ухмылкой постановил жандармский агент Борис Лядов, подходя ближе к коварному британцу, который сидел за столом. — Конечно, это немного дороговато, так как например, учитель петроградской гимназии или же преподаватель университета без кафедры получает 100 рублей в месяц или же 1200 рублей в год, но политика требует жертв! — с высокомерием произнёс британский дипломат и разведчик из британской МИ-6, который неплохо говорил по-русски. Он выписал жандарму чек в Русско-Азиатский банк на оговорённую сумму. — Можно задать один вопрос? — медленно говорит жандарм, глядя с азартом на именной чек. — Разумеется! — с радостью воскликнул сэр Алан Смит. — Недавно через российские газеты и радио я узнал о трагической гибели в Северном море 5 июня военного министра Великобритании лорда Китченера. Вы выяснили, кто виновен в этом преступлении? — поинтересовался жандармский агент Борис Лядов. — Пока неясно, что именно произошло, но по предварительной информации HMS «Hampshire» в штормовых условиях столкнулся с морской миной в виде чёрного шара с шипами и затонул в течение пятнадцати минут, — с озадаченным лицом поделился британский дипломат и разведчик сэр Алан Чарльз Смит, облизывая губы. В столицах стран Антанты и прежде всего в Париже и Лондоне знали о безволии и зависимости Николая II от своего близкого окружения, накрепко связавшего его судьбу с судьбой Германии и всячески мешавшего проводить координированную политику России со странами Антанты. Появление Штюрмера во главе русского правительства ещё более усложнило эти отношения и в Лондоне было решено послать в Россию представительную делегацию во главе с военным министром фельдмаршалом Горацио Гербертом Китченером, который помимо согласования военных действий и улучшения снабжения русской армии должен был рассказать Николаю II и подтвердить документами вредительскую роль отдельных лиц из его близкого окружения, пособничество которых германским интересам у английской разведки не вызывало сомнений. У лорда Китченера были неопровержимые доказательства участия старца Распутина в сборе ценной информации о состоянии русской армии и характере её дальнейших действий и использование им власти императрицы для выдвижения на высокие посты в людей, завербованных германской разведкой. Поездка эта была согласована с королём Георгом V, который двоюродный брат императора и императрицы и она готовилась в тайне. Однако, несмотря на секретность готовившейся поездки она стала известна в Берлине и крейсер «Hampshire», на котором отправился в плавание Китченер торпедирован германской подводной лодкой, то ли наступил на морскую мину и погиб вместе с командой. Император Всероссийский Николай II мужественно переносил пленение своей воли и духа, понимая обречённость и надеялся на чудо, которое могло прийти к нему или к его семье чего нельзя было сказать об самой императрице Александре Фёдоровне. Она никогда не была сильной, наоборот, была мнительной женщиной и ей легко управляло близкое окружение.