Приговор для грешников

Комната пропахла спертым запахом табака и спирта. Через неплотно задернутые шторы, пробивались лучи восходящего солнца. Из магнитофона по сотому кругу играли шесть песен нового альбома «Ласкового мая». Кажется он не затихал на протяжении последних трех суток. Соседи уже несколько раз долбили по батареям, умоляя выключить музыку и даже трое телохранителей сбежали в подъезд, в надежде спастись от пытки. Кащею же было плевать. Он не слышал песен. В голове стояли навязчивые и раздражающие вопли куколки, пытающейся что-то объяснить. Кащей плеснул себе еще водки, надеясь утопить ее голос, ее образ в алкоголе. Получалось откровенно хреново, но он пытался снова и снова. Кажется это чувство, люди называли «виной». Костя испытывал ее первый раз за свои почти тридцать лет и он бы отдал все, чтобы избавиться от этой отравы разъедающей внутренности. — Прошу вас... — Захлебываясь собственными рыданиями, молила куколка. — Я ничего не знаю, я ничего не сделала... Кащей помнил ту ночь до малейшей секунды. Помнил как Бумер выволок девчонку из машины, как она стукнулась коленями о землю и стала причитать. Он помнил ее затравленный взгляд, когда мешок сорвали с головы. Алина выглядела откровенно жалко. С растекшейся тушью, с синяком на виске и со связанными за спиной руками. Он помнил ее глаза вспыхнувшие надеждой, когда в свете фар она увидела его. Он помнил, как эта надежда погасла, стоило ему ударить девчонку по щеке. Сколько обиды, непонимания и разочарования было в ней... Кащей ненавидел бить женщин, да он и не делал этого никогда. Он презирал мужиков, которые смели поднимать руку на слабый пол. Однако тогда Алина не казалась девушкой, она была крысой и предательницей. А с такими разговор один. В тот момент это казалось правильным. Алина стала первым человеком, которому Кащей доверился, позволил залезть под кожу и узнать больше, чем было позволено знать остальным. Он сам не понимал зачем, но почему-то открывался ей раз за разом, делясь секретами, которые могли запросто отправить его в тюрьму лет на пятнадцать. В один день, Костя даже поймал себя на совершенно абсурдной мысли — ему нравилось говорить с куклой. А потом короткая вспышка и он видит как она прыгает в милицейскую машину, пока мент придерживает ее за поясницу. Это было... больно? Будто ему вырвали органы без наркоза и заставили смотреть, как стая голодный собак доедает его останки. Первый человек которому он поверил, оказался доносчиком. Хотелось мстить, крушить. Хотелось уничтожить эту суку. Заставить ее молить о смерти. А Кащей всегда потакал своим желаниям. Он вывез ее в лес. Он хотел сделать ей больно, чтобы она ощутила привкус своего предательства. Хотел, чтобы она сломалась и у него это получилось — девка сломалась. Только вот желаемого удовольствия это не принесло. Перед глазами мелькнула картинка, как куколка согнулась, когда он ударил ее кулаком под дых. Она тогда бесполезно что-то мямлила, кажется просила выслушать ее и уверяла, что ни на кого не работает. Однако Кащей не желал слушать, ощутив еще один предательский нож застрявший между лопаток. Разве он мало для нее сделал..? Он вытащил ее из нищеты, снабдил деньгами, подарил защиту, он собирался вернуть ее в институт и все, что просил взамен — это безоговорочной преданности. А гребаная сучка не смогла справиться даже с этим. Он не собирался ее насиловать, правда... и своим парням бы не дал этого сделать. Ну не возбуждали его девки пытающиеся вырваться. Тогда Кащей просто хотел ее унизить, сломать и заставить дрожать от страха. У него получилось. В голове до сих пор звучали ее крики мешающиеся с рыданиями, а перед глазам стоял образ ее маленького трясущегося тела. А потом вдруг все обрушилось: — Я была с ментом не из-за тебя! Моя сумка! Там документ! Посмотри! — Слова вырывались из ее глотки вместе с хрипами, звучали невпопад. Кащей сам не понял, какой черт дернул его прислушаться к словам доносчицы. Может решил смиловаться и исполнить ее последнее перед смертью желание? А может он просто, глубоко внутри и сам хотел найти оправдание ее предательству? Раньше мужчина к своим жертвам никогда не славился снисхождением, но в этот раз что-то изменилось. Он взял ее сумку, нашел заключение о смерти и пазл в голове сложился. А вместе с ним на Кащея обрушилась тяжесть совершенной им ошибки. В голове раздался крик Алины полный облегчения. Все вокруг превратилось в сплошной вакуум. Кащей не привык к таким чувствам. Он был безжалостным сукиным сыном, чьего имени боялись. Он перевел на нее взгляд... Алина выглядела совсем беспомощной. С синяками на лице, с размазанным макияжем, в разорванной кофте... Осознание того, что это совершил он ощущалось болезненным ударом, словно тюремную заточку вогнали под ребра. В горле неожиданно пересохло, обычно подвешенный язык подвел и все что смог выдавить из себя мужчина, это жалкое: — Алин... бля... стой ты ну. Он протянул ей руку желая помочь подняться, но девчонка забилась в еще худшей истерике и стала отползать назад, словно перед ней стоял ее самый страшный ночной кошмар. Кащей — стал ее кошмаром. В груди что-то неприятно сдавило, когда куколка, которая еще совсем недавно целовала его в щеку, теперь рыдала и стояла перед ним на коленях в одном единственном желании — чтобы он не трогал ее. Кащей плеснул себе еще водки. Привычный способ избегания проблем решил дать осечку и вместо беспамятства, с каждой новой стопкой в памяти всплывало все больше и больше образов девчонки. Дерьмо. Кащей закурил. Его раздражало это мерзкое чувство в груди. Он блять Кащей! Вор в законе, убийца, Старшой одной из крупнейших группировок. Он никогда не оборачивается на людей, называя смерти даже своих пацанов — вынужденной мерой. Он не чувствует. Для него вообще чужды любые эмоции, кроме собственных желаний вроде денег и похоти. Но когда именно он стал таким бесчувственным и черствым? Может еще в раннем детстве, когда напившаяся мамаша посылала четырехлетнего сына в ларек у дома, чтобы тот притащил ей еще водки? Или может когда папаша выколачивал из него дерьмо армейскими сапогами, едва на тот момент еще маленький Костик научился разговаривать? А может его судьба была предрешена еще при зачатии? Тогда когда отец, в подворотне изнасиловал шестнадцатилетнюю девчонку и чтобы не опозориться, их семьи сыграли свадьбу? Кащей родился от изнасилования. Вырос с родителями, которые всю жизнь ненавидели друг-друга. Мать презирала отца за то, что тот совершил с ней, а он в свою очередь ненавидел женщину на которой его вынудили жениться. Но кое-что общее у них все-таки было — они оба ненавидели свое порождение. Ребенка насилия. Матери, Костик постоянно напоминал о той жуткой ночи в подворотне и о ее разрушенных надеждах. А отцу... ему не нужно было даже искать причину для ненависти, он ненавидел все и всех. Кащей глубоко затянулся, едва-ли одним вздохом не выкуривая половину сигарету. Самобичевание вкупе с чувством вины, сковырнули в нем самые мерзкие воспоминания, от которых мужчина бежал долгие годы. Почему-то вспомнился отец и тот день, когда Костя впервые оказался на улице. Ему только исполнилось девять. — Ты, сука еще пререкаться со мной собрался? — Схватив сына за шкирку, рявкнул Назар. Мальчик испуганно сжался, прикрывая лицо от новых побоев. Тогда еще не было «Кащея», не было криминального авторитета, был лишь девятилетний мальчишка Костик, который до дрожи в костях боялся своего родителя. Особенно когда тот выпивал. Стоило хоть капли алкоголя попасть в организм Назара, тот тут-же вспоминал о своей личной боксерской груше, то-ли пытаясь самоутвердиться, то-ли пытаясь убить порождение своей ошибки. — Пап, мне больно, пусти! — Ноешь как мелкая сучка, а волосы то какие отрастил! Че, выродок, хочешь, чтобы тебя перепутали со страшной бабенкой и присунули? Костя болезненно взвыл, когда папаша за волосы потащил его на кухню. Там, Назар поставил сына на колени и схватив обычный столовой нож, принялся обрезать кучерявые патлы. Нож оказался слишком тупым для подобного, половину волос мужчина просто выдирал, лезвие задевало кожу, оставляя кровоточащие раны. А мальчик лишь всхлипывал, вытирая слезы. — Хватит ныть, свинья! — Отпихнув ребенка от себя, заорал Назар. — Бесполезный кусок дерьма! Надо было прибить тебя еще в утробе, вместе с твоей сукой-мамашей! Болезненный удар армейского сапога опустился прямо на лицо. Костя душераздирающе взвыл, слыша хруст своего носа. Тело отвратительно ныло, а в душе росло естественное желание — выжить! Собрав последние силы, мальчишка увернулся от очередного удара и выскочил из квартиры. Обувь и одежда остались внутри, но ему было плевать. Лучше босиком на морозе, чем в тепле и с отцом. Он бежал куда глядят глаза — перепрыгивал через бордюры, наклонялся под ветками, обходил прохожих, смотрящих жалостливо. Это раздражало еще больше. Костя не хотел быть жалким, он хотел силы. Хотел поскорее вырасти и ответить отцу, втоптать его лицом в грязь и заставить умолять о прощение. Мальчишка добежал до детской площадки, залез в беседку и прижав колени к груди — расплакался. Было холодно и страшно. Он не знал куда идти, где взять деньги, будет ли он есть сегодня и не умрет ли он вообще голодной смертью? — Эй, шкет! — Окликнул его грубый мужской голос. — А ну-ка поди сюда! Мальчишка поднял голову, заметив двух мужчин стоящих у новенького москвича. Они выглядели солидно, не так, как все в этом городе. От них чувствовалась власть, чувствовалось, что они не обделены деньгами. Шмыгнув, Костя стер кровь из под носа и еле перебирая ногами, двинулся к ним. Каждая косточка в теле предательски ныла. — Ты наш? Универсамовский? — Спросил незнакомец. Костя непонимающе вытаращил на него свои черные глаза. — Эээ... ну наверно, я живу здесь неподалеку. Мужчины переглянулись и громко рассмеялись, словно мальчик только что удачно пошутил. Костя не понимал такой реакции, да и ему было не до этого. Босые ноги утопали в снегу и холод с каждой секундой становился все невыносимее. Однако Костя терпел, лишь поджал пальцы на ногах и натянул свитер на ладони. Это не укрылось от взглядов незнакомцев: — Откуда сбежал, детдомыш? — Уточнил незнакомец. — Папаша приложил или ты из местного интерната слинял? — Я просто погулять вышел. — Насупился мальчик, не желая жаловаться. Мужчины снова хохотнули. — Да ладно тебе, малец, мы про дерьмовых отцов не по наслышке знаем. — Заверил его второй, положив ладонь на плечо ребенка. — Хочешь пойти с нами? — А куда? — Заинтересовался пацаненок. — А увидишь! — Подразнил его мужчина. И мальчик засеменил за ними следом. Его никто не учил, что за взрослыми дядьками не стоит ходить, а даже если бы и учили — он бы пошел. Лучше опасность с незнакомцами, чем замерзнуть на улице насмерть. Вскоре они оказались у какого-то гаража, где шныряли такие-же дети. Тогда еще не было качалки, а универсамовская группировка едва-ли насчитывала двадцать человек. Костя изумленно огляделся. Он никогда не видел ничего подобного. Его ровесники играли в карты, ребята постарше считали деньги, двое парней на спор бросали ножи в стену. — Ну, падай на диван, малец, базарить будем. — Предложил ему первый мужчина. — Меня можешь называть Князь, а это мой брательник Туз. А тебя как величать? — Костя... — Неуверенно протянул он. — Садись, Костик. — Предложил Туз и окликнул высокого блондина лет пятнадцати. — Эй, Мотор, организуй пацаненку горячий чай и шмоток каких-нибудь потеплее. По всей видимости «Мотор» крикнул «будет сделано» и тот час скрылся за неприметной дверкой. Костя неловко заерзал на диване. Все казалось нереальным. Мальчишке не могло так повезти. Ему никогда не везло! Однако в тот день его жизнь действительно разделилась на «до» и «после». Оказывается Князь организовал преступную группировку и сейчас собирал молодняк. Так Костя и стал самым юным членом ОПГ универсам. У него даже мысли не возникло отказаться и мальчик ни разу не пожалел о своем выборе. Здесь он получил все. Туз научил его воровать, осторожно подрезать сумочки и залезать людям в карман так, чтобы они ничего не почувствовали. Князь показал как жульничать в карты и мошенничать в наперстки. Они научили его зарабатывать. Они дали ему другую жизнь и взамен попросили лишь одного — верности. И Костя был верен. Костя оказался в универсаме в шестьдесят девятом, в начале семидесятых, в самом рассвете преступности в Казани. Тогда в городе насчитывалось всего три-четыре группировки и мальчик видел все. Рассветы и закаты великих ОПГ. Падения криминальных авторитетов и их взлеты. Видел как универсам с каждым днем пополняет свои ряды. Он наблюдал за всем этим девятнадцать лет. И он настолько сросся с улицей, что уже и не помнил себя другим. Улица учила жестокости, агрессии и тому, что бить нужно первым. И он бил. Всегда. Например в тот день, когда ему исполнилось тринадцать... В тот день, когда он последний раз видел мать. Улица затягивала и меняла. Некогда запуганный пацаненок, боявшийся лишний раз открыть рот, изменился до неузнаваемости. Князь не давал поблажек никому и заставлял своих пацанов тренироваться каждый день, пока они от усталости с ног не валились. Постоянные драки стенка на стенку, дележка асфальта, сходки и тренировки сделали из чушпана — пацана, который не боялся съездить кулаком по роже очередной мрази. Раздавив бычок носком ботинка, мальчишка зашел в свою квартиру, открыв дверь ключом. В последнее время дома он появлялся все реже, мог не возвращаться сутками, порой и неделями, когда Туз брал скорлупу собой в Москву на «делюгу». Однако это никого не волновало, да и за время его отсутствия дома мало что менялось. Отца как всегда не было, наверняка снова напивался с мужиками или трахался с Зинкой из первого подъезда, которая уже лет восемь беспамятно любила Назара. А мать... мать зарабатывала на жизнь единственным известным ей способом — раздвигала ноги за деньги. Костя скривился, услышав стоны из комнаты. Впрочем это было не ново. Конечно было обидно... все пацаны примкнули к универсаму не от лучшей жизни, но у многих были любящие родители, просто бедные. А Костя... он до сих пор помнил свою первую долгую отлучку из дома. Он вместе с Тузом и двумя суперами уехал в Москву, а когда вернулся узнал — никто и не заметил его отсутствия. Папаша бухал, а мать делила койку с мужиками, чтобы свести концы с концами. Увидев сына, Злата тогда даже не спросила где он пропадал, положила перед ним шестьдесят копеек и велела сбегать в магазин за водкой. Сейчас он привык. Его семья была на улице, в гараже. Там он чувствовал себя собой, там он мог заработать деньги, там он обрел силу и даже некоторую власть, став «смотрящим за скорлупой». И это было только начало. Мальчик знал, ему никогда не стать ученым, учителем в школе или может каким-нибудь врачом. Но у него обязательно будет власть. У него будут деньги. У него будет все о чем только можно мечтать. Костя зашел на кухню, поставил чайник и сел за стол. Стоны наконец закончились и послышался скрип двери. Мальчишка инстинктивно напрягся. — О, Костик, ты дома! — Расплылась в пьяной улыбке Злата. — Ты же помнишь дядю Женю? Мальчишка промолчал, хмуро глядя на картину маслом. Мать с размазанной шлюшьей помадой по лицу, закутанная в простынь и старый лысый хрен в одних грязных трусах. — Слышь, пацан, отвечать надо, когда с тобой мать разговаривает. — Решил поучить его жизни дядя Женя. — Слышь, дядя, а тебя не учили не встревать в чужую жизнь? — Безразлично бросил ему пацаненок. — Ты яйца свои опустошил? Опустошил. Поэтому бери ноги в руки и проваливай нахрен из моего дома. Брови лысого хрена поползли вверх. — Вот же хам малолетний! Че, папаша твоим воспитанием не занимается? Так я сейчас это быстро исправлю, будешь как шелковый ходить! Костя превратился в натянутую струну, когда боковым зрением уловил надвигающегося увальня. Мужик был здоровый, с пивным пузом до колен и рукой размеров с голову мальчишки. Но будущий криминальный авторитет никогда не славился трусостью. Князь частенько ему повторял: — Пацаны никогда не сдаются. Запомни одно: даже если у тебя сломаны руки и ноги, но перед тобой враг — сражайся до последнего издыхания. В ином случае ты ничем не лучше всяких чушпанов. А Туз говорил: — Если ты знаешь свои сильные стороны, ты никогда не проиграешь. И костя прекрасно знал свои сильные стороны. Мелкий, прыткий и шустрый. Пацаны постоянно посылали его за кем-то проследить, куда-то пролезть или что-то достать. А по сравнению с этим неповоротливым увальнем, он вообще мышка! — Да ладно тебе, Жень! — Попыталась успокоить Злата своего очередного клиента. — Мальчишка еще, ветер в голове, не ведает, что творит. — Ну сейчас я ему отцовского леща пропишу и сразу поймет ценность словам. — Оскалился лысый хрен. Костя все еще сидел на стуле и не двигался. Однако стоило дяде Жене приблизиться, мальчишка нырнул под стол уворачиваясь от тумака и ногой ударил мужика в колено. Тот жалобно взвыл, схватившись за ногу. С первым ударом на него обрушилась сдерживаемая долгие годы ярость. Перед ним стоял не очередной клиент мамаши, а словно все эти мерзкие мужики вместе взятые, которые каждые день заполняли дом. Злость, ненависть, агрессия — все смешалось в ядовитый коктейль, вставивший похлеще сигарет на голодный желудок. Костя схватил стул и ударил им по спине мужчины. Ему вдруг вспомнилось все. Как он прятался под одеялом, пока очередной «любовник» выбивал из мамы дерьмо ногами, чтобы утолить свои садистские наклонности. Вспомнил как получал сам, когда клиентам становилось скучно и они срывались на пятилетнем мальчишке, а Злата просто стояла рядом и хлестала водку из горла. Кажется дядя Женя что-то верещал, грозился «убить паршивца» и «заставить его целовать ноги». Мать орала как резаная, попыталась схватить сына, но отлетела в холодильник от первого же толчка. А Костя все больше распалялся. Он сам не понял в какой момент у него в руке оказался закипевший чайник. В голове застрял лишь истошный крик лысого хрена, когда ему на лицо и жирное брюхо полился кипяток. Костя наблюдал за его мучениями с маниакальным в глазах блеском и садистской ухмылкой. Ему понравилось причинять боль. Понравилось быть палачом, а не жертвой. Вскоре крики стихли. Дядя Женя просто отключился от боли. Опустевший чайник выпал из рук мальчишки. Злата сидела на полу, прижимая ладонь к разбитому затылку. Костя застыл на несколько минут, а потом бросился в комнату, собрал свои вещи и навсегда покинул родительский дом. Теперь ему было куда идти. Князь давно предлагал мальчишке перебраться к себе. Может то была жалость, может какие отцовские чувства, может ответственность, но Старшой универсамовских всегда как-то особо относился к пацаненку, которого подобрал на улице и вывел в люди. В группировке даже посмеивались в шутку называя Костю бастардом Князя, из-за того, что мальчишка хвостиком бегал за ним и впитывал его каждое слово словно губка. Кащей вынырнул из давно забытых воспоминаний. Закурил, налил себе еще один стакан водки и как-то тяжело вздохнул. Эта квартира где он жил, когда-то принадлежала Князю. Здесь прошли его самые счастливые годы! Конечно жизнь со Старшим универсамовских тоже была не сахаром. Князь мог пробить пацаненку фанеру за сигареты, мог отхлестать ремнем за неоправданный риск или какую-нибудь глупость. Но Князь это делал из воспитания. Он не лупил его чисто из прихоти. Они прожили вместе четыре года. Четыре счастливых года! Универсам процветал, в группировке уже собралось сто двенадцать человек, Костя как-то быстро стал автором своего возраста и имел весомое уважение. А потом все снова рухнуло в один момент. Князя и его брата Туза убили. Просто застрелили где-то на улице. В универсаме произошел разлад, сразу пять человек метили на место нового Старшого и это место досталось самому неподходящему мужику по погонялу «Седой». Седой был картежником, пьяницей и последним сукиным сыном, которого совершенно не волновала ни улица, ни пацаны, ни их понятия. Он стремился только к власти. За один чертов год Седой смог разрушить все до основания. Он проиграл в карты половину их территорий, которые они еще при Князе отбивали потом и кровью. Многие пацаны перебежали в соседние районы, сбежав с тонущего корабля. Универсам разлагался. Правильно говорят — рыба гниет с головы. И Костя решил отрубить эту голову... Конец семидесятых, семьдесят восьмой год. Косте едва стукнуло восемнадцать. Он сидел в квартире оставшийся ему от Князя. На столе стояли четыре стопки водки, хлеб, порезанное сало и зеленый лук. Рядом с молодым парнишкой сидели люди, которым он доверял больше прочих, те, кто состоял в универсаме с самого начала. — Что за сбор посреди ночи? — Поинтересовался Мотор, затушив сигарету о пепельницу. — Пацаны, менять что-то надо. — Покачал головой Костя. — Мы были сильнейшей группировкой в Казани, а сейчас че? Нас никто в хуй не ставит! — Да это все Седой! — Выплюнул Мишка-Кулак. — Он блять совсем берегов не видит! Только бухает и в карты играет. И не подобраться же к этом падле! Окружил себя охранниками, царь херов. Сложившаяся ситуация беспокоила всех. Еще год назад их обходили стороной, лидеры соседних ОПГ приходили на поклон к Князю и спрашивали разрешения на все — на расширение, на драку с другими группировками. Все боялись перечить универсаму. Теперь же былая слава стала лишь байкой для скорлупы. Универсамовские потеряли все — уважение, влияние, власть, силу. — Согласен! — Согласился с пацанами Скрипач. — Мы эту территорию кровью отжимали, сколько пацанов полегло, пока мы расширялись, а этот черт в карты видите-ли район проиграл! Костя слушал это с легкой ухмылкой на губах, едва-ли ручки от удовольствия не потирал. Он точно знал кто-кто, а старички основавшие универсам пойдут за ним. И не потому-что он был названным сыном Князя, а потому-что знали — Костя их единственная надежда на спасение. — За этим я вам и собрал. — Наконец сказал парень. — Мы должны убрать Седого. Пока он Старшой ничего не изменится и либо мы исчезнем, либо нас просто перебьют. Глаза трех старичков вспыхнули. — Но как к нему подобраться? — Засомневался Мотор. — С ним постоянно его братва, охраняют его царскую задницу круглые сутки. — Мы уберем их всех. — Безжалостно и бескомпромиссно отрезал Костя. — Его братва не по понятиям в группировку вступила. Ни тебе посвящений, ни клятв, просто раз и Седой объявил что они с нами. По сути мы с чушпанами один стол делим. Собравшиеся согласно загудели. Никто не страшился перед будущим, для сидящих здесь пацанов смерть была куда более приятным исходом, чем жизнь под гнетом Седого и его братвы. — Мы сделаем это сегодня ночью. — Продолжил Костя. — У Седого сегодня пирушка, его брат с тюряги выходит, то есть все будут праздновать. Ворвемся туда и перебьем каждого. — Нас всего четверо. — Заметил Скрипач. — Как-бы нас не перебили. А че ты этого, малого не позвал? Вова Адидас, нормальный вроде пацан, ровный. Костя скривил губы, словно съел дольку лимона. Владимир Суворов или просто Вова-Адидас пришился пару месяцев назад, мелкий еще, четырнадцать кажется только исполнилось. На деле оказался вполне себе ровным пацаном и дрался хорошо, вроде даже был чемпионом по боксу в своем весе. Но даже в свои восемнадцать будущий криминальный авторитет видел сущность людей. И он видел этого Адидаса насквозь. Чистенький он слишком, домашний... — Никто не спорит, Вован свой пацан. — Искренне согласился Костя. — Только вот беленький и пушистый он. Зассыт убивать, вот как пить дать! Здесь нужна жестокость, а в нем этого нет, маменькин сыночек. Мужики посмеялись и Костя продолжил: — Короче так, возьмите пацанов постарше, но только тех кому доверяете. Лично с каждого спрошу, если что-то пойдет не так. Сегодня мы заставим Седого слезть с трона. В ту ночь все прошло как и планировали. Парни перебили всех мразей отравляющих универсам и после единогласным решением было принято, назначить Костю новым Старшим. Честно признаться парнишка на это и рассчитывал, место специального для него, правда поначалу было сложно командовать мужиками, которые были старше его на десяток и больше лет. Кащей глубоко затянулся. Шесть песен пошли по новому кругу. А он все вспоминал... Поднять универсам с колен оказалось не просто. Снова бесконечные драки «стенка на стенку», чтобы отбить свою территорию и вернуть себе владения проигранные Седым. Снова переговоры со Старшими, которые не хотели считаться с восемнадцатилетним пацаненком. Снова кровь и потери. Снова смерти братьев и не заканчивающиеся поиски заработка для группировки. Кащея, на тот момент еще просто Костю дважды пытались убить. Мало кому нравилось, что универсам снова встает с колен и показывает зубы. На группировку нападали исподтишка, нового Старшого постоянно поджидали за углом, чтобы что-то доходчиво объяснить. Но Костя справился. Нашел способы заработка, вернул универсаму его территорию, даже расширился и набрал множество новых пацанов. Он добился уважения, получил власть и силу. Потребовалось целых два года, чтобы заявить о себе и отмыть славное имя универсамовских. А потом ему стукнуло двадцать и он загремел в тюрьму. И там началось... попытки выжить, драки, склоки, блатные, коронация, вор в законе. Из тюрьмы к своим пацанам вернулся уже не Костик, не бастард Князя. К ним вернулся Кащей — бескомпромиссный, холодный и чужой. Так к чему все это погружение в прошлое? Кащей не умел жить по-другому. Жизнь, улица и тюрьма воспитывали в нем бойца. Жизнь научила жестокости, ведь даже самые родные способны воткнуть тебе нож в спину. Улица научила беспринципности, показав, что для счастья нужно идти по головам. Тюрьма же выковывала из пацана мужика. Сильного и несгибаемого. Его никто не учил любви, ласке... Его учили воровать и убивать. Кащей не умел иначе. Не мог просто. Да вот такой он, злой и жестокий. Тиран способный убить девятнадцатилетнюю девчонку даже за подозрение в предательстве. Он знал это. Все кругом знали это. Так почему сейчас его так сильно выворачивает от собственного поступка? Он поступал подобным образом десятки раз и забывал об этом уже через двадцать минут. Блятство. В кукле не было ничего особенного! С обычной, даже тощей на его вкус фигурой. Правда смазливое личико и длинные ноги с талией добавляли ей пару балов в копилку. Дерзила еще, что не хило так заинтересовывало. Но в остальном то что? Хорошая девочка — пионерка-комсомолка, отличница, будущий врач. Совершенно обыкновенная. Но все равно сучка цепляла! Куколка заинтересовала его еще при первой встрече. Во-первых Кащей знать не знал, что у одного из его старших сестренка есть, причем совершеннолетняя. А потом эта сестренка посмела бросить на него взгляд полный ненависти и даже накричать, когда мужчина приказал ей оперировать Зиму в полевых условиях без нужных медикаментов. Алина в тот день назвала его «маньяком». Только вместо ожидаемой агрессии на то, что какая-то сучка посмела оскорбить его царскую задницу, внутри что-то колыхнулось. Кащей не отрываясь следил за каждым ее движением, пока она спасала жизнь Вахита. Он сразу заметил рану на ее плече и треснутую губу. У него даже сомнений не возникло кто мог сделать такое. Близкие люди всегда причиняют боль. Кащей поглядывал на нее и чувствовал нечто похожее на жалость мешающуюся со злостью. Одно дело когда пацаны сбегают из домов на улицу от отцов тиранов. Например Кащей, Валера, да и половина универсама. И совсем другое когда под тиранией родителя оказывается девчонка, которая априори слабей. Кащей презирал мужиков избивающих девушек. Это было мерзко. Нет, он конечно и сам ломал девок, но то были уже не женщины, а крысы и доносчицы. А с такими всегда разговор один. Такие не заслуживали ни жалости, ни снисхождения, ни милосердия. Только крысиную смерть для крысы. А потом они продолжили диалог в его «кабинете». Алинка боялась, застыла в напряжении и дышала через раз, хотя всеми силами старалась показаться смелой и бесстрашной. Эта картина только позабавила мужчину, который всегда насквозь видел людей. Однако именно тогда в нем проснулся интерес. В следующий раз судьба их столкнула после покушения на жизнь мужчины. Когда его телохранители притащили в дом девчонку и даже с пулей в плече, Кащей оценил ее длинные ножки в коротеньких шортиках. Ой, как-же сильно его раздражала кукла в ту ночь! Спорила, язвила, алкоголь у него отобрала! Хотелось доходчиво ей объяснить как следует общаться с ним, с самим Кащеем! Но на ровне с этим чувством в нем росло и другое, совершенно иррациональное — ему хотелось продолжить их перепалку, поспорить еще. Это приносило какие-то нездоровое удовольствие. Покладистость женщин всегда ценилась у группировщиков, в особенности у Кащея, который не терпел истерик и скандалов со своими бабами. Однако Алина Туркина разрушила этот миф. Она рушила все шаблоны, стирала в пыль стереотипы и держала голову высоко. Боялась? Да, определенно. Но стояла на своем. А как она взяла в кулак его головорезов? Ну загляденье просто! Кащею только и оставалась подбирать челюсть пола, пока его громилы поглядывали на куклу в ожидание ее решения или принялись убирать квартиру, под чутким руководством едва знакомой девки! Ладно еще Бумер с Дедом, но чтобы Бык кому-то подчинился помимо Кащея? Это вообще какое-то седьмое чудо света должно случиться. Кащей по своей природе предпочитал наблюдать, а уже потом кидаться в омут с головой. Это и отличало в нем хорошего лидера. Он изучал обстановку, прощупывал почву и только потом делал свой ход. Он изучал и девчонку затесавшуюся в его окружение. И к огромному удивлению мужчины, изучать ее стало интересно. Кукла оказалась не глупой девкой. Не закатывала истерики лишний раз, знала, когда прикусить язык, а когда высказаться. Деньги ценила и придерживалась той-же позиции, что и Кащей — ради счастья можно и нужно поступаться своих принципов. Короче девчонка приятно удивила. А их спор в ванной, после того, как Туркина посмела подорвать его авторитет среди пацанов и при всех стала спорить? Кащей едва-ли не разрывался от противоречивых чувств. Кукла бесила, раздражала, вызывала в нем дикое желание сомкнуть руки на тонкой девичьей шеи и держать до сладостного хруста. Но именно тогда она его заинтриговала. Потом ее неподдельный интерес к делам группировки, разговоры и каждодневные перевязки. Они тогда постоянно перекидывались ничего не значащими разговорами, обсуждали незначительные вещи, дразнили друг-друга и спорили. Алина просто выполняла свою работу, но в тот день, когда она не пришла на перевязку, Кащея словно молнией шарахнуло. Он взял и поехал к ней домой, оправдываясь тем, что не позволит мужикам себя перевязывать. Какая-же глупость... его всю перевязывали мужики. Но в тот момент он никак не мог объяснить себе свой порыв. Пришлось выдумывать нелепые отмазки на ходу. Кащей тогда буквально заставил девчонку снять с него рубашку. И черт, какое-же удовольствие он испытал, наблюдая за ее покрасневшим личиком и дрожащими пальчиками. Действительно куколка! Такая ладненькая и хорошенькая. Так и хотелось ее потискать, но мужчина неожиданно для самого себя сдержался. Тем вечером Алина поделилась историей своей семьи, рассказала о матери, об отце и Костя увидел еще одну ее сторону, ту, которую девчонка предпочитала скрывать — ранимую. И в ответ на ее откровенность, он ответил тем-же. Назвал свое настоящее имя. Тогда-то она его и зацепила. Как-то незаметно пролетели две недели. Кукла наведывалась к нему в квартиру каждый день, делала перевязки, все еще раздражала и ахренительно готовила. Кащей бы никогда в этом не признался, но ему нравился запах домашней еды в квартире. Голые стены как-то преображались и его халупа уже не казалась такой пустой и холодной. А затем он купил ей шубу с кашемировым платком. Он и сам не понял на кой черт это сделал. Валерке конечно сказал, мол девчонку отблагодарить надо, а на деле? На деле он и сам до сих пор не разобрался. Просто хотелось ее порадовать, увидеть зардевшиеся щечки, только вот результат ждал его совершенно другой. Алина в шубке выглядела как настоящая матрешка! Женщина криминального авторитета. Ей бы еще побольше золотых цацек и все считай — ни одна собака к ней на метр не подойдет, потому-что будет ясно, что девчонка чья-то. А когда Кащей узнал про слухи, его словно обухом по голове ударили. Такая злость пробрала. На своих головорезов, что делают херню не думая о последствиях. На людей у которых видимо появились лишние языки. На куклу, которая решили играть в молчанку и даже брательнику не пожаловалась. Тогда появилось желание защищать ее. В ином случае, стал бы он впрягаться за ту, которая сама избрала путь «терпилы»? Следом все развивалось стремительно. Кащей помнил неожиданно всколыхнувшееся в нем желание убивать и мучить, когда заметил куклу окруженную шестью пацанами. Обычно холодный рассудок помутился жаждой крови. Тогда, чтобы не пугать и без того напуганных девок, он лишь прописал новеньким в фанеру и незаметно отдал приказ своим головорезам избавиться от этих выродков. Короче говоря, сейчас те шестеро кормят рыб на дне Казанки. Ибо нехер распускать руки и трогать чужое. А затем произошло что-то прямо из ряда вон выходящее. Кащей поступился собственной жизненной позиции, отказался от выгодного договора с хадишевскими и все из-за куклы. Если бы еще месяц назад кто-то сказал ему, что такое вообще возможно, мужчина бы рассмеялся в рожу этого безумца и следом пробил ему фанеру. Потом случился долгий разговор на кухне. Они говорили обо всем — о воровском мире, о коронации, о его татуировках. Тогда Кащей понял, что доверяет кукле. И сразу же после этого открытия, он увидел, как Алина прыгнула в тачку мента. Кащей раздраженно потер покрасневшие от недосыпа глаза и подошел к раковине. Набрав в ладони ледяной проточной воды, он ополоснул лицо, пытаясь придти в себя. У него и раньше бывали запои, но еще никогда они не были настолько невыносимыми, полными самобичевания, отвратительных воспоминаний и чувства вины. Ему это не нравилось. Он не мог выдворить из себя липкое чувство отвращения к самому себе. Какого черта? Неужели одна единственная девчонка с большущими глазами, смогла затронуть какие-то нити в его давно гниющей черной душе? Бред. Кащей бандит и преступник, ему чужды эмоции и жалость, просто... Просто что? Просто он кажется... скучал. Скучал по покрасневшим щечкам и дерзкому характеру. Скучал по их разговорам. А ведь правда, когда Кащей в последний раз разговаривал хоть с кем-то так, как разговаривал с куклой? Да никогда! Но ведь Кащей не мог просто взять и поехать к ней. Она не простит, наверняка забьется в еще одной истерике, расплачется и будет дрожать перед ним, словно мужчина поднес дуло пистолета к ее симпатичной головке. Да и какой еще реакции ждать от девчонки после того, как он ее похитил, избил и грозился изнасиловать? Сука... — Бык! — Громко крикнул Кащей, закуривая. Входная дверь хлопнула и через пару секунд на кухне показался телохранитель. — Что-то нужно? — С куклой некрасиво получилось. — Признался он. — Не по понятиям, надо как-то... ну... вину что-ли искупить. Язык заплетался. То-ли от выпитого алкоголя, то-ли оттого, что Кащей не привык признавать свои ошибки, тем более перед бабами. Он мог признать косяк на сходке со старшими соседних группировок, если действительно ошибся. Мог компенсировать и выплатить моральный ущерб. Но то были пацанские или арестантские дела. Перед бабами Кащею еще не доводилось испытывать вину. Может он и косячил перед ними — изменял например, оставлял «грязными» после расставания, однако для него такое было в порядке вещей и мужчина ни разу не испытал чувства вины. — Я согласен, косяк за нами серьезный. — Покивал Бык. — Но я чем могу помочь? Кащей закурил. — Подсоби идеей, че ты. Как загладить вину перед бабой, которой чуть не отрезал язык? — Я с таким еще не сталкивался. — Почесал затылок он. — Та-же проблема блять. — Выдохнул дым Костя. — Слушай... а ты же женат был! Ты когда со своей матрешкой ссорился, как потом мирился? — Мы с Альбинкой мало ссорились, а если и ссорились, то через пять минут уже страстно мирились в постели. Правда тебе с Алиной такой вариант не подойдет. «Это уж точно» — мысленно изрек Кащей. В памяти как назло всплыло ее перекошенное страхом лицо, когда мужчина попытался к ней подойти. А ведь все шло неплохо... они проводили время вместе, общались, узнавали друг-друга. Кукла даже его целовала в щеку. И надо же было одному гребаному случаю все перечеркнуть. Кащей крепко задумался. — А че кукла тогда говорила, отца у нее вроде грохнули? — Было дело. — Подтвердил Бык. — Папаша у них с Турбо алкаш, наверняка менты дело как обычно замнут. Поспрашивай на районе, может найдем убийцу и кукле доставим. Этакий жест доброй воли. Гражданский долг или как эта хуета у комсомольцев называется? Быку идея понравилась, все лучше, чем сидеть в подъезде и охранять дверь, пока босс набухивается и по сотому разу переслушивает альбом «Ласкового мая». Прихватив с собой парней, телохранители уехали, а Кащей направился в душ. Пора было сбрить с лица трехдневную щетину и отмыться от неприятного запаха перегара.

* * *

Алина раздраженно поджала губы, смотря на улыбающегося Маратика. Вот вроде она решила отстраниться от дел группировки, а группировка все равно покоя не давала. Вчера к ней в квартиру посреди ночи, завалились избитые Ералаш и Фантик, а сегодня вот Адидас-младший заглянул. А ведь Туркина специально взяла выходные на работе, чтобы отдохнуть, придти в себя и снова стать прежней Алиной. Видимо не судьба. — Ай, можно по аккуратнее?! — Зашипел Марат, когда Алина коснулась смоченной в спирте ваткой его ссадины на щеке. Алина закатила глаза. — То есть получать по лицу не больно, а лечиться больно? Марат прикусил язык, мужественно выдерживая неприятную процедуру по обработке ран. Алина наконец закончила, выбросила вату в мусорное ведро и как-то тяжело вздохнула. Она хотела уйти от универсамовских, сбежать поджав хвост, чтобы больше никто и ничто не напоминало ей о тех жутких событиях. Только вот изнутри ее грызло чувство ответственности. Эти пацаны, мелкие еще... кто о них позаботиться если не она? Да и меркантильная сторона девушки не желала расставаться с безбедной жизнью. Алина привыкла, что в кармане всегда есть наличные и она может воспользоваться такси или зайти куда-нибудь перекусить. Но еще она понимала, что работа с универсамовскими рано или поздно просто сведет ее в могилу. Если не какая-нибудь враждебная группировка, то сам Кащей может запросто прибить своего медика. Она разрывалась от противоречий. — Слушай, Марат, можешь одолжение мне сделать? — Глянула на пацана девушка. Тот несколько раз кивнул. — Передай Кащею, чтобы нашел нового врача. Марат удивленно поднял брови. — Ты чего, Алинка, кинуть нас решила? — С какой-то обидой, спросил он. — Пацаны к тебе привыкли, постоянно у Турбо спрашивают почему ты перестала заходить. И еще один укол совести в самое сердце. Алина и сама привязалась к малолетним преступникам. Ей нравилось болтать с Маратиком, слушать шутки Ералаша, смеяться вместе с Лампой и Черепом. Она привыкла и к Зиме, который ласково называл ее «ангелочек». Несмотря на все дерьмо, универсам был одной большой семьей и к своему собственному удивлению, девушка нашла там свое место. Пацаны жили по законам улицы, они воровали, дрались, совершали не самые хорошие поступки, некоторые даже убивали. Но Алине запал в память тот момент, когда все эти «преступники» веселились после падения кинопленки и дружно горланили песни. Или в тот вечер в ДК, еще до заварушки с хадишевскими. Ей нравилось в их компании. А еще был Кащей. Глупо отрицать, что и к нему девушка не привязалась. Ей нравились их разговоры, шутки и особенное отношение мужчины, когда он позволял Туркиной лишнее. Порой Алина неожиданно вспоминала какой-нибудь момент с криминальным авторитетом и ее губы трогала легкая улыбка. А затем в память со скоростью пули врезались воспоминания с похищения и на душе становилось гадко и больно. И почему все сложилось именно так? — Алин! — Позвал ее Марат. — Почему так резко захотела уйти? Может случилось что, тебя Кащей обидел? Туркина вздрогнула. — Почему сразу он?! — Ну... я думал у вас там это... шуры-муры намечаются. Ты же тогда у него на кухне готовила, а еще постоянно с ним на тачке разъезжаешь. — Не было у нас ничего. Не было и не будет. — Строго отрезала Алина. — Просто... ммм, дел слишком много и я больше не могу работать. Было бы здорово если бы ты передал мои слова Кащею. Пацан пожал плечами. — Я то передам, правда он не появляется уже какой день. Как сквозь землю провалился. Только своих громил присылает, чтобы те следили за нашими тренировками. Пропал значит... наверняка бухает или со шлюхами со своими тусуется. Алину почему-то это задело. Она не хотела видеть Кащея, но внутри как-то стало неприятно оттого, что он даже не попытался поговорить. Просто откупился, подбросив ей денег и свалил. А ей ведь казалось, что между ними зарождается дружба... если Кащей вообще умеет дружить. Какая-же она наивная. В дверь кто-то постучал. Наверняка Валерка опять ключи забыл. Оставив Марата нагло валяться на своей кровати, девушка вышла в прихожую и открыла дверь: — Валер, ты... Она осеклась, заметив трех головорезов Кащея. Инстинкт сработал на опережение и девушка попыталась захлопнуть дверь перед носами громил, правда нога Быка помешала. Алина взвилась, навалилась спиной на дверь, беспомощно пытаясь спастись. — Проваливайте нахрен! — Зашипела она. — Проваливайте или я действительно пойду к ментам и тогда у вас будет настоящий повод изнасиловать меня, а потом убить! — Бля, Алин, мы тебя не тронем! — Выругался Бык, слишком легко отодвигая девушку в сторону вместе с дверью. — Слово пацана. Мы здесь не за этим. Алина отскочила от двери, когда телохранители Кащея прошли в прихожую. Воспоминания нахлынули тяжеленной лавиной. Вот Бумер брезгливо одергивает от нее руки, а вот Бык хватает ее за волосы и вытаскивает язык. Правда в этот раз не было истерик, слез. Алина лишь испуганно дрожала. — Что вам надо?! — Спросила она и схватила торшер, выставив его перед с собой в качестве импровизированного оружия. — Я никому ничего не сказала и не скажу. Бык чувствовал себя виноватым. Понравилась ему девчонка, правда понравилась. Стоило ему увидеть, как эта мелочь дерзит Кащею, а тот ее слушается, мужчина для себя решил — Алинка нужна универсаму. И не только как врач, а как человек, который способен хоть иногда тормозить их босса. Он ведь даже не поверил поначалу, когда Кащей разъяренный ворвался домой и стал твердить, мол «кукла их продала»: — Босс, ты уверен? — Засомневался в тот вечер Бык. — Алина не могла. — Я сам видел как эта сука в обнимку с ментом в тачку прыгнула! Бык не верил, не хотел верить, пока сам не увидел ее у милицейского участка. — Алин, все хорошо? — Выглянул из комнаты Марат, а заметив старших, поспешил пожать им ладони. — Че у вас тут происходит? Туркина сглотнула, не сводя взгляда с головорезов. — Просто разговариваем. — А ты всегда для разговора в руки торшер берешь? — Усомнился в ее словах пацан. Алина несколько раз вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. В прошлый раз на нее напали без объяснения причин, а сейчас телохранители Кащея стояли на месте и не пытались причинить ей вреда. Однако от страха все еще сложно было избавиться. Да и возможно ли это вообще, после того, как люди, которым ты верил, попытались тебя убить? — Марат, иди домой. — Ровно сказала Алина. — Нам поговорить надо. — Ты уверена..? Может Турбо позвать? — Тебе же сказали домой идти, пацан. — Рявкнул на него Дед. — Ноги в руки и шуруй отсюда, взрослые люди разговаривать будут. Марат еще несколько секунд сомневался, смотря то на трех амбалов, то на Алину, но после ее уверенного кивка головой, пацан подхватил куртку, напялил обувь и покинул квартиру. Туркина чувствовала себя загнанной в ловушку, оказавшись наедине с теми, кто ее похитил и кто смотрел на ее избиение. Правда она старалась держать себя в руках. Больше не хотелось показывать собственной слабости и страха. Она не хотела быть жертвой. — Что вам нужно? — Все еще сжимая торшер, спросила девушка. — Кащей хочет тебя видеть. — Прямо сказал Бумер. Алина удивленно хлопнула ртом и засмеялась. — Пусть перехочет. — Алин... — Позвал ее Бык. — Я сказала нет! Пошли вы все нахрен и Кащея своего прихватите! Я больше не собираюсь быть врачом у универсама и не хочу иметь к вам никакого отношения. Если хотите могу дать расписку о неразглашение информации, только оставьте меня в покое. Мужчины переглянулись. Было видно, никто из них не привык церемониться и если нужно, они могли силой запихнуть в машину, как делали с Алиной уже дважды. Но Кащей дал четкий приказ — куклу больше не пугать и уговорить ее ехать добровольно. Хватит с нее эмоциональных потрясений. — Алин, давай поговорим на кухне. Вдвоем. — Предложил Бык. — Пожалуйста. Алина сама не поняла почему пошла на поводу у Быка. Может был виноват его щенячий взгляд, может искренность в голосе, девушка не знала. Она лишь кивнула и спиной стала пятиться на кухню, крепко сжимая торшер, чтобы в случае чего, огреть им по голове головореза. Конечно вряд-ли на него это повлияет, однако на душе становилось спокойней. Они сели за стол. Немного помешкав Бык вытащил из кобуры пистолет. — Тише, тише! — Проговорил он, когда заметил, что девчонка уже готова бежать. Бык положил пистолет на стол и подтолкнул его к девушке. — Я дал слово пацана, что тебя никто не тронет. — Кащей тоже обещал мне защиту ото всех, а в итоге защита потребовалось от него. — Поджав губы, выпалила девушка. Бык промолчал, а Алина уставилась на пистолет перед собой. Она не слишком хорошо разбиралась в оружие, но на уроках НВП стреляла именно из такого оружия — пистолета Макарова. Осторожно взяв его в руку, девушка поднял взгляд на мужчину. — Зачем ты мне его дал? — Как гарант твоей безопасности. Я понимаю у тебя нет причин нам доверять, после всего случившегося. Но это правда важно. — Сказал Бык. — Если тебе что-то не понравится или ты почувствуешь угрозу, можешь смело всадить в меня всю обойму. Это был широкий жест, очень широкий. Бык буквально вручил девушке оружие перед встречей с Кащеем, которого мужчина поклялся защищать ценой собственной жизни. Что это? Глупость или высшее признание доверия? В любом случае лучше защищаться пистолетом, чем торшером. Вспоминая уроки НВП, Туркина проверила полный магазин и передернула затвор, держа пистолет в ладони. — Чего вы хотите? — Надо чтобы ты поехала с нами в качалку, Кащей все объяснит. Это правда важно. Алина сомневалась. Видеть Кащея не хотелось, ехать в качалку тоже. Она просто хотела спокойной жизни, где не будет вынуждена каждый день сидеть на пороховой бочке. Но с другой стороны, если Бык аж вручил ей пистолет, возможно игра и правда стоит свеч. Вдруг случилось что-то серьезное. Может кто-то ранен, может Самир объявился... может с Турбо что-то случилось? — Ладно, поехали. Но пистолет останется со мной. Бык несколько раз кивнул. Алина быстро переоделась, не пытаясь прихорашиваться по своему обыкновению. Вместо короткой юбки она напялила джинсы, вместо обтягивающей кофточки — вязанный свитер, а каблуки сменили кроссовки брата. Сверху она накинула пальто и специально собрала волосы в хвост, открывая вид на свои синяки. Пусть помнят. Ехали молча. Бык пару раз пытался завести разговор в машине, но Алина каждый раз демонстративно вертела пистолетом перед собой и все затыкались. Выходя из запорожца, девушка сразу заметила непривычную для качалки тишину. Возле входа не крутились супера с зажженными сигаретами, не бегали мелкие и внутри никого не было. Почти никого. Кащей расположился на диване в своей каморке, а напротив сидели двое избитых мужчин привязанных к стулу. Алине потребовалось несколько минут, чтобы узнать в изувеченных лицах собутыльников отца. Те самые собутыльники, что облизывали ее сальными взглядами и предлагали посидеть у них на коленках. — Какого черта? — Сглотнув, спросила девушка. Кащей услышав ее голос неожиданно подобрался и встал, расправляя несуществующие складки на излюбленной черной рубашке. Как-бы Алина не хотела встречаться с ним взглядами, их глаза столкнулись, стоило мужчине подойти ближе и девушка почувствовала весь спектр эмоций от которых старательно убегала. Обида, злость, горечь. Страх. Они молча пялились друг на друга, не в силах вымолвить и слова. Алина боялась и ненавидела стоящего перед ней человека. А еще... где-то глубоко внутри скучала по нему, вспоминая хорошие моменты. И ей хотелось выдворить из себя это мерзкое чувство, вырвать его с корнем и сжечь. Она не должна помнить ничего хорошего об этой мрази! Он убийца, преступник и вор в законе. Им не по пути. Кащей же разглядывал девушку перед собой так, словно видел ее впервые. Большущие глаза смотрели на него с недоверием, пальчики чуть подрагивали на рукоятке пистолета, но в этот раз она не тряслась, всеми силами стараясь демонстрировать уверенность. На душе стало как-то легче, когда он наконец увидел ее. Живую, относительно здоровую и все такую-то смазливую, пусть и с синяками на лице. Молчание затянулось. — Чего ты хотел? — Поглядывая то на Кащея, то на собутыльников отца, поинтересовалась девушка. Кащей сделал шаг назад. — Это те черти, которые твоего отца грохнули. — Бросил он. Алина пару раз моргнула, смотря на алкашей. Их лица серьезно изувечили, плотная корка крови покрывала всю кожу, рты заткнули импровизированными кляпами и заклеили скотчем. Внутри совсем ничего не екнуло. Алина и без Кащея знала, что отца наверняка прибили его «дружки» с которыми выпив, они частенько ссорились из-за последней стопки водки. Собутыльники в свою очередь тоже смотрели на нее. — И на кой черт ты это сделал..? — Наконец нашлась с ответом девушка. — Ну как? — Наигранно удивился Кащей, разводя руки в стороны. — Считай это жестом доброй воли или гражданской сознательностью, так-же у вас комсомольцев эта шняга называется, а? Алина поняла: — Ты так откупиться решил? — Усмехнулась она. — Думаешь нашел убийц моего папаши и я счастливая тут-же прыгну к тебе в объятия и забуду обо всем? Ты меня чуть не убил, а сейчас привел в подвал и показываешь мне двух избитых мужиков! Кащей промолчал. Для него это было широким жестом. Жестом признательности. Стал бы он напрягаться ради какой-то едва знакомой телки? Конечно нет. Но ради Туркиной напрягаться хотелось и честно признаться именно на такую реакцию он рассчитывал. А что ей еще блять было нужно? Он ей денег на похороны дал? Дал. Он убийц нашел? Нашел. Пора уже перестать дуть губки и забыть о том неприятном инциденте. — Хочешь открою тебе глобальную тайну, Кащей? — Продолжила Алина. — Я выдохнула с облегчением, когда предала тело отца земли. Жизнь стала проще. Он был ублюдком всю жизнь выбивающим дерьмо из меня и брата, но даже он был меньшим ублюдком чем ты. Кащей резко шагнул вперед и Алина направила на него пистолет. Она больше никогда не позволит себя обидеть! — Слышь, кукла, ты за языком то следи. Не забывай с кем разговариваешь. — А то что? — Усмехнулась девушка, наклонив голову. — Подрежешь мне язык? Или нет! Ты меня изнасилуешь, чтобы не забывала свое место? А может вывезешь в лес, изобьешь и похоронишь живьем где-нибудь под березкой? Это как раз в твоем духе. Алина понимала с кем разговаривает, понимала всю опасность и понимала что играла с огнем, который мог испепелить ее своим пламенем. Но обида и злость затмевали страх, развязывая язык. Ей хотелось высказаться, хотелось доставить Кащею столько же боли, сколько он доставил ей. — Ты считал меня предательницей, но на деле предатель ты. — Выплюнула она, подводя черту. — Я ни разу не давала повода усомниться в своей верности, а ты даже не дал мне объясниться. А теперь все. Разговор окончен. Алина сделала несколько шагов назад, положила пистолет на стол и вылетела из качалки, желая унести ноги подальше. Кащей выругался. Еще за девками он не бегал! Но какой-то черт дернул пойти следом, нагнал он куклу в метрах пятидесяти и грубо схватил за локоть, потянув на себя. — Пусти! — Крикнула Туркина, пытаясь вырваться. — Пусти меня, животное! Помогите! — Да успокойся ты блять! — Рявкнул Кащей, тряхнув ее за плечи. Алина дернулась и зажмурилась. — Блять. Ну че ты стоишь, трясешься? А? — Костя посильнее сжал ее плечи. — Все нормально, все хорошо, ну. Никто тебя больше не тронет. — Твоим словам грош цена. — Не забывайся, кукла. Кащей раздраженно потер переносицу, ему еще никогда прежде не приходилось объясняться перед бабами. Если те начинали показывать характер и обижаться, он посылал их куда подальше и находил новую. Все эти сюсю-мусю ему нахер не всрались. Но Алину он терять не хотел. Правда он сам еще не понял в качестве кого не хотел ее терять. В качестве врача универсамовских? В качестве смазливой девчонки, которую весело вгонять в краску? В качестве собеседника, который ему дерзил? В качестве друга..? В качестве потенциальной подружки? Алина оказалась многогранна. И Кащею нужны были все ее амплуа. — Я накосячил. — Признал он, не в силах произнести простое «извини меня». — Ты меня чуть не изнасиловал! Кащей покачал головой. — Да не стал бы я тебя насиловать, ну. Че ты меня совсем за человека не считаешь? Алина надменно вскинула бровь. Не стал..? В голове сразу всплыли воспоминания, как она рьяно вырывалась, пока мужчина разрывал на ней кофту и мерзко шептал о том, как ей наверно горестно умирать девственницей. — Папаша мой изнасиловал мою мать. — Поделился мужчина. — Она забеременела и чтобы не позориться, их семьи заставили сыграть свадьбу. Я презираю такое. Просто в тот момент мне хотелось тебя напугать, сломать, унизить... — У тебя это получилось. — Горестно произнесла девушка, обнимая себя за плечи. — Блять, кукла. Ну че ты начинаешь? Успокойся. Алина покачала головой и отступила. — Просто оставь меня в покое. История грустная, правда, но мне глубоко плевать. Так-же как и тебе было плевать, пока я молила меня выслушать! Я умоляла тебя, просила дать сказать хоть слово. Ты хоть представляешь как мне было страшно? Я думала ты отрежешь мне язык, изнасилуешь и просто убьешь! Мне кошмары снятся до сих пор! — Ну что мне еще сделать?! — Просто отпустить меня. Алина сделала пару шагов, как ей донеслось в спину следующее: — А если я не могу тебя отпустить? — Это уже твои проблемы. — А что с этими козлами в качалке делать? — Еще раз окликнул ее Кащей, пытаясь хоть на мгновение продлить их разговор. Алина тяжело вздохнула и обернулась, сложив руки на груди: — Мне абсолютно плевать. Можешь убить их. Можешь отпустить. Можешь сдать в милицию. Это твое дело и меня оно не касается. Она ускорилась, желая сбежать, скрыться, уйти. И только через пару минут, подходя в коробке, девушка услышала два приглушенных выстрела раздавшиеся из качалки. Кащей все-таки выбрал убить. Как раз в его духе.