Культурный центр имени Мо Жаня

I take you to the candy shop

I'll let you lick the lollypop

Go 'head girl, don't you stop

Keep going 'til you hit the spot 50 Cent — Candy Shop

***

      — Ваньнин!       — Не зови меня так!       — Ты всегда так говоришь, но я же вижу, как ты улыбаешься, — Мо Жань прижал пальцы к его губам. — Я хочу, чтобы ты улыбался.       У Чу Ваньнина выдался свободный вечер, но они ничего не придумали и, поужинав, просто валялись в постели. Архитектор пытался читать, и это, конечно, было непросто, когда рядом изнывает от скуки мальчик с такой тёплой бронзовой кожей. За окном лил дождь, грохотал канонадой по крыше виллы, смывал летнюю пыль с листвы акаций в заросшем саду.       — Когда я улыбаюсь, видно, сколько у меня морщин.       — Даже если и так — ну и что? Какой ты глупый, это же невероятно. Ты знаешь страшное количество вещей об архитектуре, о живописи, о моде, но ты не знаешь, что каждая твоя морщинка — это луч солнца в моей жизни!       — Что-что?!       — А вот! Я умею говорить красивые слова!       — Болтать-то ты мастер!       Мо Жань продолжал липнуть к нему, как затосковавшая собака.       — Ваньнин, а скажи… Если бы я был девушкой…       Чу Ваньнин сдался и захлопнул книгу.       — Напоминаю, что один из нас гей.       — Ладно, если бы я был девушкой, а ты гетеросексуалом…       — Мо Жань, я бы сидел в тюрьме!       — Да ну тебя! Ладно! Если бы ты был девушкой… — не унимался Мо Жань.       — А это совсем непредставимо!       — Почему?! Ты же такой изящный и хрупкий, и…       Архитектор шутливо хлопнул его книгой по макушке.       — Кто-то сейчас испытает мою хрупкость на себе!       — Не перебивай меня, дай сказать! Если бы была такая возможность, ты женился бы на мне?       — Что за ерунда!       — Значит, нет?..       Чу Ваньнин не услышал, что голос любовника дрогнул, и пустился в нудные разъяснения:       — Мо Жань, я не вижу смысла в браке. Даже твои дядя и тётя не идеал. А их отношения — лучшее, что я видел в жизни. Что может решить какая-то бумажка, если между людьми нет взаимопонимания? И что может изменить её отсутствие, если люди созданы друг для друга, во что я, разумеется, не верю… — тут только он с ужасом увидел, что глаза у Мо Жаня предательски заблестели и наполнились слезами, вот-вот готовыми пролиться. — Да ты чего?       — Извини.       — Мо Жань, ну, правда… — он погладил юношу по щеке, но тот схватил его руку и прижал к своему лицу, не позволяя и пошевелить ею. — Даже если бы такая возможность была… Мо Жань, я перепишу на тебя дом, только не реви.       — Нахрена мне дом?       — Брак нужен для решения имущественных… и прочих… насущных вопросов. Я могу проконсультироваться у юристов, какие у нас есть…       — Я же не об этом!       — Тогда я не понимаю, чего ты хочешь.       — Чтобы мы были вместе, — слеза всё-таки сорвалась с ресниц и побежала вниз по щеке. — Мне всё равно, есть ли у тебя дом и сколько денег!       — Мы вместе. Прямо сейчас, прямо здесь. Мо Жань, я правда не понимаю…       Мо Жань уткнулся носом в его ладонь. Архитектор помолчал, погладил его по волосам, по щеке, мокрой от слёз, и тут до него дошло. Этого, этого он и боялся.       Нет, нужно всё-таки свозить ребёнка в отпуск, сменить обстановку. После ссоры с родней на выставке нервы у него совсем расшатались, а он и прежде был весьма неустойчив. Если семья отвергает его выбор, он будет только сильнее стремиться доказать всем и каждому, а особенно себе, что прав. Чу Ваньнин и сейчас время от времени думал, что — нет, неправ, что они сошлись на беду, что Мо Жаню следовало бы одуматься и не портить себе жизнь, но… Но говорить об этом сейчас было слишком жестоко. И к его ладони прижимались жадные мягкие губы. Ох, бедный щеночек.       — Дурачок, — прошептал он. — Ты просто хотел, чтобы я сказал тебе — да, я был бы твоей верной жёнушкой?       — Да кто ещё тут жёнушка, я же с утра сразу к плите!.. — всхлипнул Мо Жань.       — А надо не к плите, а ко мне.       Мо Жань тут же забыл о своём горе, и спустя мгновение они уже целовались, как сумасшедшие. И холодные руки Чу Ваньнина нашли приют под растянутой домашней футболкой, на спине человека, который терзал себя и его мыслями о том, что, как бы ни были они близки, высшая, абсолютная степень близости недостижима, как созвездие Большой Медведицы.       Но как же они были счастливы тогда. Как же больно, страшно, невыносимо они были счастливы.

***

      А теперь Чу Ваньнин ехал на заднем сиденье машины, связанный по рукам и ногам, да ещё с мешком на голове, скрывающим лицо. Император, сидя на пассажирском, уверял водителя, что это такой сюрприз на мальчишник. Мол, друг женится, надо провести последние холостые деньки с размахом. Куда едем? К старому зданию фабрики. Что там будет? Отвязная оргия. Нет-нет, прости, чувак, только свои.       Чу Ваньнин думал, что, реши он заключить законный брак, вряд ли провел бы дни накануне в таком месте.       Потом Император долго нёс его на плече, но только так осторожно, будто последние холостые деньки догуливал сам, и соблазнительница Чу Фэй была тому причиной. Император никогда не играл по-крупному. Впрочем, Император и не постеснялся отвесить ему несколько возмутительных шлепков, пока они поднимались по лестнице.       Что-то хрустело и скрипело под их весом. Что-то звякнуло, что-то мерзко заскрежетало, и они снова двинулись вперёд. Несколько шагов — и Император, уже не церемонясь, сбросил его на какие-то тюки. Чу Ваньнин только ойкнул от неожиданности.       Судя по звуку, закрылась дверь, ключ вновь повернулся в замочной скважине, нечто тонко звенящее потянулось по полу…       И Император торжественно сорвал мешок с его головы.       Они обосновались в крошечной фабричной подсобке, назначение которой установить оказалось уже невозможно. Бывший склад? Кладовка? Четыре стены, мутное окно, груда тюков, на которых устроился архитектор, и единственный стул, вероятно, здесь только гостивший. От пола до потолка тянулась труба, обмотанная цепью, цепь эта крепилась к ошейнику, который, в свою очередь…       Сомкнулся на шее Чу Ваньнина.       Он ещё не успел на это отреагировать, как Император схватил его за подбородок, заставил разжать зубы и затолкал в рот его же галстук.       — Вот так, — сказал он с довольным видом, поднялся, отряхнул брюки и сел на стул, по-хозяйски закинув ногу на ногу.       Глаза привыкли к полумраку, так что Чу Ваньнин разглядел на нём ладно сидящий чёрный или тёмно-серый костюм, даже, пожалуй, чуть тесноватый, но оно и к лучшему — так его роскошная фигура только лучше читалась. Император тоже его разглядывал, наклонив набок голову, и затем сказал:       — Посиди-ка на цепи, сучка.       А потом достал из кармана телефон и уткнулся в него.       Это как понимать?!       Чу Ваньнин издал серию возмущённых звуков. Мол, я тут связанный, на цепи, с кляпом, в лучшем из своих деловых костюмов, под которым, между прочим, скрывается сюрприз, а ты!..       — А у меня послезавтра на курсах по английскому контрольная, нужно готовиться, — пояснил Император. — Тебя что, недостаточно унижает цепь?       Архитектор дал понять, что недостаточно. Несколько раз.       — Да что ты будешь делать! — Император резко поднялся с места и прижал его ногой в жирно блестящем кожаном ботинке к тюкам. — Ну-ка, не хулигань, а то и правда получишь!       От тюков пахло пылью и, кажется, цементом. Хочешь не хочешь, а лежать на них приходилось лицом вниз, потому что руки были связаны за спиной, лодыжки — стянуты прочной верёвкой. Архитектору никак не удавалось удобно улечься. Император сместил ногу, и Чу Ваньнин приготовился к пинку — но вместо этого узкий нос ботинка прочертил по его спине и прошёлся между ягодиц — многообещающе, но бессмысленно.       — Мне некогда с тобой возиться, — сообщил Император. — Так что за меня поработает научно-технический прогресс. Я ведь будущий инженер. Родители хотят, чтобы я изучал маркетинг где-нибудь в Европе, но сначала я должен досконально разобраться в технических аспектах. К тому же… я обожаю технику. Любую. Сегодня я принёс кое-что новое.       Тут Чу Ваньнин уже действительно испытал унижение. Нет, чёрт возьми, этот шкет вообще не считает его за человека! Связал, посадил на цепь, а теперь собирается просто торчать в углу и повторять список неправильных глаголов? Император не просто молол языком — он снимал с Чу Ваньнина штаны, и, когда ему это удалось, идиотский монолог о вибраторах и сеялках прервался.       Император, кажется, опешил.       — Чу Фэй, твою мать… — протянул он недоверчиво и восхищённо. — А ты знаешь толк в извращениях!       — Бу-бу-бу!       — А? — Император повернул его набок и вынул галстук у него изо рта.       — Это мой сценарий, балда! Естественно, я зна…       — Ой, фу, — Император затолкал галстук обратно. — Рот тебе лучше пока не раскрывать.       За платьем для Чу Фэй архитектор съездить не успел, но получилось даже интереснее, потому что, будем честны, нет ничего более похабного, чем женское бельё на мужчине. Чу Ваньнин за время дороги десять раз пожалел о своей выдумке. В забегах по закрытым заведениям он не раз встречал любителей устроить член в тонких вышитых трусиках или напялить бюстгальтер на волосатую грудь (здесь ему меньше всего хотелось представлять европейских коллег с теми же пристрастиями — в силу ещё большей волосатости). Обычно это были мужчины средних лет или старше, тихие, замкнутые, деликатные и даже более несчастные, чем он сам. Чу Ваньнин старался избегать кроссдрессеров — и потому, что они напоминали ему о собственных годах в роли babygirl, и потому, что даже с женщинами было проще иметь дело, чем с ними. Он брезговал и сочувствовал. И он не понимал. Не понимал он и теперь, потому что кружевные кромки натирали, всё чесалось, а почесать было нельзя, и зажимы на поясе для чулок, кажется, были заметны под тканью брюк, когда он выходил из туалета офиса.       Неудивительно, что женщины не хотят носить такое дерьмо постоянно!       Но Император был потрясён — в чём и заключался ожидаемый результат — и медлил со своими чудесами техники. Он осторожно провёл пальцами по его животу над поясом, немного — дразняще, но невинно — поиграл с гениталиями под тонкой тканью…       — А под рубашкой тоже что-то есть? — промурлыкал он и расстегнул несколько пуговиц. — Ах ты шалунья! Но с твоим размером лифчик не нужен, он только мешает добраться до… — Император не договорил, потому что его язык упруго коснулся соска, темневшего под голубой сеточкой.       Нависая над архитектором, юноша ласкал, чуть прикусывая, его соски и настойчиво тёр член, и что-то явно шло не по плану. Чу Ваньнин тоже не был к этому готов, не успел сосредоточиться, набраться терпения, и внезапный напор лишил его всякого душевного равновесия. Так скоро? Так сразу?.. Галстук мешал ему дышать, не хватало воздуха, грудь вздымалась тяжело и часто, и…       — Мы отвлеклись, — Император внезапно прекратил свои манипуляции и отстранился. — И за это пощады от меня не жди.       Он снова грубо перевернул архитектора на живот, толкнул повыше на тюки, чем-то пошуршал, стянул с него эти легкомысленные голубые трусики, и… на сей раз, действительно, уделил гораздо меньше внимания подготовке и прочей ерунде, так что, хоть смазки оказалось предостаточно, новая игрушка вошла в тело Чу Ваньнина болезненно и с усилием. Впрочем, оттого и давящее, плотное чувство наполненности было сильнее, и оставалось только впиться зубами в кляп, чтобы не стонать уже сейчас. Досталось и его затвердевшему члену, на основании которого оказалось силиконовое кольцо. Объявляю вас… доминантом и сабмиссивом.       — Полежи, — кинул ему Император. — Сейчас начнётся шоу.       Он вернулся на своё прежнее место, и Чу Ваньнин хотел уже снова возмутиться, но, как оказалось, игрушка управлялась через телефон. И архитектору оставалось теперь не возмущаться, а сдерживать стоны, потому что научно-технический прогресс в его заднице работал слишком уж рьяно. От мощных, тяжёлых волн спустя пару минут уже пульсировало всё тело, но он ещё держался. Кольцо на члене ощущалось уже теснее, а чем теснее оно становилось, тем яростнее мчались по стволу пульсации, и тем увереннее был стояк. Архитектор закрыл глаза и перевернулся на бок, подтянул колени к груди, чтобы удержать рождающееся где-то в животе чувство, от которого хотелось орать, но орать он не мог. Зрелище вышло то ещё. Над связанными лодыжками болтались и звенели пряжкой ремня спущенные брюки, болтались полы пиджака и расстёгнутой рубашки, голубая сетка белья была чуть ярче, чем бледная, почти впросинь, кожа его худого тела… Император, покачивая ногой, с лёгкой улыбкой слушал его прорывавшиеся наружу стоны и нёс чепуху о похотливой твари. Но, когда Чу Ваньнин уже почти дошёл до грани, когда оставалось совсем немного… Император нажал на паузу и продолжил со скучающим видом что-то читать.       Ох.       Резко прекратившиеся вибрации оставили после себя чувство скребущей пустоты. Как… почему… а, блин, это игра с контролем оргазма. Этот мудак будет баловаться до тех пор, пока стоны не будут слышны по всей набережной. Но только Чу Ваньнин немного пришёл в себя — Император снова включил вибратор и кольцо, и так продолжалось… и продолжалось… Он менял режимы предсказуемо, выставляя всё более интенсивный, но с каждым разом цикл становился короче, чтобы интенсивное воздействие не привело к финалу преждевременно. Чу Ваньнин уже потерял счёт внезапным перерывам. Когда Император нажимал на «стоп», ощущения сохранялись в теле, слабые, но заметные, как афтершоки после землетрясения, однако тело желало завершения, и это желание постепенно вытесняло все мысли, все иные желания, страх и стыд, все заботы дня. Спазмы пробегали по его животу и бёдрам, которые он плотно сжимал, то ли борясь с грубым, предельно физиологическим желанием, то ли потворствуя ему. Он кончил бы и так, но тугое виброкольцо делало своё дело, задерживая оргазм.       — Теперь, пожалуй, дам тебе подышать, — Император встал, вынул галстук из его рта и сел на место. — Хочу слышать твои мольбы, а не стоны. Хочу, чтобы эта шлюха умоляла меня об удовольствии.       — Мольбы?!       — Хочешь кончить — умоляй меня.       — Ещё чего!       — Ну, у нас впереди вся ночь.       Теперь он мог кусать до крови губы, катаясь по тюкам в неумолимой лихорадке возбуждения; путался в цепи, ошейник его душил. Император бросил решать тест по английскому и, подперев подбородок руками, с интересом наблюдал за его метаниями и судорогами.       — Тебе нравится, да? — поинтересовался он. — Что-то не слышу твоих униженных просьб! Я так и думал, что ты, извращенка, захочешь подольше помучиться. Я и не думал, что ты так увлечёшься!       Архитектор обругал его и получил на несколько секунд самый мощный режим воздействия — почти электрошок, учитывая, как натянуты были уже его нервы.       За окном стояла густая тьма, Чу Ваньнин от этих издевательств завис в каком-то безвременье, всё его сознание сконцентрировалось в двух точках, и с каждой паузой тяжёлая усталость окутывала его. Он был измотан, кажется, по лицу его текли слёзы, по телу — пот, как в жаркий летний день, волосы прилипли к влажному лбу. Но он молчал. Нет, чёрт возьми, умолять он этого садиста не будет!       Этот садист немного утомился и вынул из кармана пиджака леденец на палочке.       — Так и быть, не хочешь разговаривать — предлагаю челлендж. Дотянешься до моей конфетки — я займусь твоей. Идёт?       Чу Ваньнин кое-как сполз с тюков, вернее, скатился, но тут оказалось, что подползти к Императору близко мешает цепь. Ошейник сидел неплотно, но, стоило ему потянуться вперёд, попытаться встать, и он чувствовал сопротивление. Цепь натянулась, заскрипела от натуги. Металлическая пряжка царапала кожу.       Император держал конфету в вытянутой руке, сладко улыбался, но с места не двигался. Расстояние между ними, если Чу Ваньнин начинал уже чувствовать удушье, оставалось сантиметров в десять. Ещё немного… Связанные руки не давали обрести равновесие, а чудовищная слабость, опутавшая всё тело крепче верёвок, не позволяла сделать рывок.       Он догадался высунуть язык и, хоть выглядело это уродливо, почти лизнул леденец, которым манил его Император, но тут вдруг удар вибраций прошил его тело, и он, не удержавшись, рухнул на пол, охваченный крупной дрожью. Император наклонился над ним, облизал леденец и затем провел им по его губам.       — Ты не заслужила, извини.       Ниже. Липкая дорожка пролегла по его груди, животу, по твёрдому, болезненно чувствительному к каждому касанию члену. Император снова добавил мощности вибрации, она стала уже невыносимой, и Чу Ваньнин подумал, что, если он и теперь нажмет на «стоп», это будет смерти подобно. Он был слишком взвинчен и в то же время вымотан, качели страсти оставили в его голове космическую пустоту и одну только мысль, короткую, примитивную…       — Хочешь кончить? — в который раз спросил его Император, поигрывая леденцом в несколько неподходящих для этого местах (самое неподходящее было, впрочем, занято вибратором).       — Да… — выдохнул архитектор.       — Громче.       — Да!       — Кричи это, может, тогда получится?       — Да, да, да!!!       — Она сказала «да»! — хихикнул Император и, наклонившись, сначала издевательски облизал, а потом уж обхватил ртом его член.       Чу Ваньнин точно кричал ему что-то ещё, но не помнил этого, не помнил себя самого, обманутый, зачарованный этими чрезмерными, непереносимыми ощущениями; впервые для него возбуждение, пускавшее щупальца повсюду, заставлявшее поджиматься пальцы ног, выть, орать, было сильнее, острее, мучительнее любой боли — в разы. Потом Император поцеловал его, выпустив ему в рот его же семя.       Это не имело значения.       Свинцовая усталость погребла его под собой, и он ни о чем уже не просил. Император деловито снял с него ошейник и распутывал узлы на лодыжках. Веревка была эластичной, она не давила, и следов не осталось.       Чу Ваньнин услышал от него что-то странное и переспросил.       — Его зовут Мо Жань? Человека, с которым у тебя раньше был контракт?       — У нас не было контракта, — тихо откликнулся Чу Ваньнин. — Мы…       — Встречались?       — Спали… иногда. Я назвал тебя его именем?       — Ага, — Император пожал плечами. — Это ничего. Если хочешь, зови меня так.       — Ты с ума сошёл…       — Просто предложил. Нет — значит, нет.       — Что ты делаешь?       — Массаж. Ты долго был связан, это всё равно небезопасно. Лежи, я всё сделаю. Нет, лежи, — Император прижал его к полу. — Надо отдохнуть. Дай мне о тебе позаботиться. Ты будешь переодеваться?       — Блядь!.. — архитектор чуть оживился, и мутнеющий его взгляд обрел ясность. — Н-н-н-нет, не буду.       — Так ты и на работе ходил… в этом? У меня от тебя мурашки по коже.       А до Чу Ваньнина дошло, что он так спешно готовился к встрече с Императором в туалете бизнес-центра (ну, не страдать же было весь день в этом кошмарном белье!), что трусы с логотипом известного бренда на резинке ждут извращенцев покруче… наверное, на кафельном полу. Извращенцев и всех, кто зайдёт в туалет по нужде, а не по зову порочной привычки. Он почувствовал, что у него пылают от стыда даже уши, но Император, к счастью, этого не видел, потому что в своём настойчивом желании продавить на aftercare хоть в какой-то вариации перевернул его на живот и разминал спину уверенными, скупыми, очень точными движениями.

***

      Мо Жань не сразу вспомнил, что видел этого строгого молодого человека прежде, и не только видел, но и подрался с ним. Тот подкараулил их с госпожой Сун возле жилого комплекса, где располагалась её квартира, и начал без приветствий:       — Почему ты не отвечаешь на мои сообщения?       — Потому что не хочу, — Сун Цютун зябко запахнула на себе плащ.       — А это… ты серьёзно?! — молодой человек ткнул пальцем в Мо Жаня. — Ты… с ним?       Только теперь Мо Жань вышел из оцепенения и загородил женщину собой:       — Что тебе от неё нужно?!       — Ты молчал бы!..       Мотра закатила глаза и просто отодвинула его в сторону, как ширму из рисовой бумаги.       — Мо Жань, иди домой, я скоро буду, — устало сказала она.       — Я не могу оставить тебя наедине с этим придурком!       — Это кто тут ещё придурок?!       — Придурок здесь ты, а это мой будущий муж.       — Что?!       — Мо Жань, пожалуйста, оставь нас, — с нажимом повторила Мотра, и он послушался.       — Я не понимаю, — молодой человек, привыкший говорить с собаками, а не с женщинами, растерянно снял очки и потёр переносицу. — Ты столько раз говорила, что не хочешь замуж…       — Я не хочу замуж за тебя.       Молодой человек искренне изумился.       — А чем я плох?! Я хотя бы работаю.       — Я не хочу красть тебя у другой женщины. Е Ванси тебя любит. Или откройся ей, или прекрати тешить надеждами. Ты поступаешь жестоко.       — Да перестань, она мне как сестра. И не смеши меня! Ты не хочешь красть меня у Ванси, ты хочешь обокрасть учителя Чу!       — Возможно.       — И выйти замуж за бездомного пидора с психическими отклонениями, о котором судачат на каждом углу! Да он больной! Да он…       Мотра резко прервала его.       — Ты опускаешься до грязных сплетен и оговоров. Это разве порядочно?       — Подумай, безумная ты женщина, что тебе даст этот брак? О тебе будут говорить такие вещи… Он же альфонс! Рыба-прилипала! А ты потом не выдержишь, разведёшься и будешь делить с ним купленную на твои деньги мастерскую! Или… ты что, беременна от него? Ну и пошёл он! Хочешь, я признаю ребёнка и… И буду ему хорошим отцом! Воспитаем достойного человека! Наследственность — это не приговор.       — Вот поэтому у нас с тобой ничего и не получилось, — с упрёком заметила Мотра, демонстративно закуривая.       Но он так и не догадался, почему.

***

      Сюэ Мэн приехал в офис рано утром, и на этаже столкнулся с девочкой лет пятнадцати, которую одна из уборщиц, то ли её тётушка, то ли бабушка, иногда привлекала к работе. Девочка была, на его взгляд, грубоватая и назойливая, но он с ней редко пересекался.       — Инженер Сюэ, а это, случайно, не ваше? — поинтересовалась она, захихикала и растянула перед ним мужские трусы.       Сюэ Мэн проявил чудеса моральной стойкости.       — Ну что ты, это уж совсем не мой размер.       — О, вау… — глаза девушки расширились, — а у вас побольше, да?..       — Вау?! Вот я скажу твоей… начальнице, что ты пристаёшь к работникам офиса!       — Не надо!       — А что нужно делать, чтобы этого не произошло?       — О, я поняла, — девочка помялась немного, покраснела и положила руку ему на бедро.       — Чего?! — Сюэ Мэн в панике отскочил от неё подальше. — Ты с ума спрыгнула?! Работать надо, бестолочь! Если будешь так себя вести, угодишь в беду! А какой-нибудь взрослый мерзавец вывернет всё так, будто ты сама хотела. Почему ты… Стоп, кто тебя такому научил?!       — Никто… — девочка растерянно засопела.       Сюэ Мэн где-то читал, что юные девушки могут вести себя развязно потому, что кто-то подсказал им такую манеру поведения, и не только подсказал, но и воспользовался их наивностью вкупе с желанием поскорее повзрослеть. Поэтому он постарался говорить помягче. Нельзя… нельзя ругать людей в уязвимом положении, вот.       — Если кто-то взрослый заставлял тебя делать подобные вещи… трогать его или…       — Да нет же, — лицо девочки уже напоминало цветом спелый помидор. — Вы мне просто… вы мне правда нравитесь… и вы вроде не очень взрослый… и я читала, что на самом деле парням сейчас заходит, когда девушка проявляет инициативу…       — Хотя бы проявляй её с ровесником!       — Они тупые и прыщавые…       — Я тоже был прыщавым, у меня даже шрамы остались. Ну придётся подождать, пока с мальчиков сойдут прыщи. Тебе что, заняться нечем? Учёба, работа… Хобби, спорт, в конце концов! А трусы не знаю, чьи. И как можно было их на работе забыть, тоже не представляю. Оставь там, где нашла, может, хозяин вспомнит и заберёт.       Девочка назвала его дураком и убежала.       Тяжело…       «Я ещё на работу не пришёл, а уже устал», — мрачно думал Сюэ Мэн, включая компьютер. К воспитательным беседам с подростками жизнь его не готовила. Он всё прокручивал этот разговор в голове. Он же ничего плохого ей не сказал? Ничего… вредного, опасного? Ведь это же он здесь взрослый, и он должен быть готов… подобрать верные слова, верную интонацию… Ох, а если никто из взрослых не знает, что и как нужно говорить детям, когда они ведут себя, словно безумные? Что, если никто никогда не бывает готов?.. Ему вдруг стало жаль своих родителей. Это всё-таки девчонка, и то, наверное, в семье хватает ссор и дрязг, а они растили двоих пацанов с отъезжающей — хоть и по-разному — крышей. Да, развести их с псиной по углам было верным решением. Но почему они отправили в Америку того, кого и в Китае не могли контролировать? Где логика?! И ведь не в Америке дело — Сюэ Мэн чувствовал, что, пожалуйся он Цзян Си на свою нелёгкую судьбу и всеобщую несправедливость, тот, чтобы покрасоваться, отправит его в любую страну мира… да хоть в космические туристы определит. Но родительский выбор всё также выбивал его из колеи всякий раз, когда он вспоминал об этом обстоятельстве.       Чу Ваньнин приехал через час, помятый, растрёпанный, в бежевой водолазке, которая была ему великовата (ничего общего с тем развратником в голубом прозрачном белье, стонущем и изгибающимся на тюках в подсобке фабрики), и весь день ворчал, но в этом не было ничего удивительного. Сюэ Мэн остался даже ему благодарен, потому что придирки и претензии начальника отвлекали его от мыслей, которые в свою голову он пускать не собирался. А начальник накануне и впрямь получил то, что хотел — и знал, что в следующий раз придётся повысить градус. Снова и снова... Но мальчишка из сельхозакадемии, тыкая на кнопки в телефоне, выпотрошил его и вывернул наизнанку — так что срывать зло на доминанте повода не нашлось.       Злился он на себя, но досталось инженеру.