Выбери игрушку

      Он сбежал, стоило раннему прохладному утру показаться на горизонте. Хисын, кое-как выпутавшись из сильной хватки мужчины, на цыпочках спустился по лестнице и прошел в гостевую комнату. Там он смог впервые с прошлого вчера всей грудью вдохнуть влажный воздух и настойчиво потереть пальцами прикрытые веки. Натурально хотелось сбежать, пропасть с радаров, никогда больше не видеть и не знать Пак Чонсона. Но Ли сдерживали оковы, связанные с его внутренними чувствами. Ну и, конечно, трудовой договор. Хисына терзало, по-настоящему разрывало на части: он так и не мог понять, что он чувствует по поводу произошедшего, что он чувствует к Чонсону. Будто бы вся эта история началась с невинного желания, юношеского либидо, а закончилась чем-то, о чем Ли даже думать боялся, не то что говорить когда-то вслух. Нет, ни за что и никогда. Это обычное возбуждение, интерес, который исчезнет, стоит, молодому телу получить желаемое, а именно подтянутое тело красивого, богатого мужчины. Хисын с силой зажмурился в попытках выбросить все эти лишние мысли и просто продолжить работать, как ни в чем не бывало. Он даже смог собрать в себе все силы и пройти на кухню, чтобы приготовить что-то съедобное на завтрак для себя и его… руководителя. Поджаривание кусочков сырокопченой колбасы и пары яиц расслабляла и прогоняла лишние мысли, Хисын так сильно отвлекся на аппетитный аромат незамысловатого блюда, что даже успел совсем забыться.       Пока позади не послышались шаги. Хисын услышал хозяина дома, лишь когда тот уже прошел в кухню, а после ощутил горячее касание ладони на собственной талии. Кожу тут же обожгло ночными воспоминаниями, и Ли рвано выдохнул, едва ли не обжигаясь о сковороду. Он постарался сделать шаг в сторону, но вторая ладонь не дала отодвинуться. — Доброе утро, — послышался слишком глубокий, хриплый после сна голос над его ухом. Горячее дыхание тут же обожгло кожу парня, после чего Пак, словно нарочно, задел губами ушную раковину и, наконец, сделал шаг назад. — Д-доброе… — Пахло так вкусно, что мне пришлось проснуться, — лучезарно улыбнулся отдохнувший Чонсон. — Ты ведь поделишься? — Половина тебе, — пробормотал себе под нос сбитый с толку Хисын. — Почему ты не на работе? — К черту. Пусть сами раскладывают все нужные бумаги и созваниваются с посредниками, а я там к обеду как-нибудь подъеду. — Ужасно. — Что? Да я прекрасный руководитель! «Как же», — подумал Хисын, оборачиваясь на мирно сидящего на своей кухне вместо работы мужчины. Ли аккуратно разделил приготовленное на две порции и выставил их на стол, а сам повернулся обратно, чтобы замочить сковороду. Позади послышался шорох, после чего Хисын вдруг вновь ощутил чужое тепло за спиной.       — Не хочется настаивать, — тут же начал Чонсон позади, — но ты такой тёплый и мягкий. Руки так и тянутся к… — Нет! — резко выкрикнул Хисын, отталкивая горячую ладонь. — Не нужно больше этого всего. — Что? Ли обернулся и, поднырнув под чужую руку, быстро сделал несколько шагов к выходу из кухни. Его внутри одолевал страх, плавно переходящий в настоящую панику. Нет, никаких чувств, ничего, невозможно. Хисыну это все было не нужно, он уже свыкся с мыслью о вечном одиночестве, и очередное разочарование не грело его мысли. В его жизни нет места другим людям, нет места привязанностям и крепким чувствам. И Чонсону места тоже нет. — Эй? Хисын, если тебя так это напрягает, просто скажи мне. Я прекращу все это, если ты действительно не хочешь. — Откажи мне. — Что?.. Хисын, я ведь тоже не дурак, я видел все твои взгляды, реакции, слышал твои неоднозначные словечки в мою сторону. Разве я ошибся? Что ты сейчас такое говоришь? — Ты обязан… уничтожить меня сейчас, — сходил на эмоции Хисын, которого одолели сомнения и страх неизвестного. — Откажи, уйди прочь, захлопывая за собой дверь. Не смотри больше в мою сторону, как и все прочие до тебя, чтобы я разбился на части и несколько ночей просидел над пеплом своего сердца. — Ч-что ты такое говоришь?.. — Я потом восстановлюсь, как феникс, обещаю. И вновь направлюсь к своему предначертанному будущему одиночки. Но не лезь ты глубже, прошу тебя. Потом… мне будет тяжелее выдирать тебя, не задев свое сердце. — Хисын-а, — аккуратно сделал шаг к нему мужчина, — чего ты боишься? — А?.. — Чего ты боишься так сильно, что готов настолько радикально все рвать и на всех скоростях убегать? — он едва заметно подошёл еще ближе. — Мне нельзя… привыкать. — Почему же? — Потому что тогда я почувствую… поверю, что я не один и могу быть чьим-то счастьем. Но так уже было, и было это больно. — Ты боишься, что я поиграю тобой, словно плюшевой игрушкой, и заброшу? Хисын ничего не ответил, лишь еще ниже опустил глаза, чтобы уж точно не столкнуться своим взглядом со столь прямым и уверенным взглядом Чонсона. Тот будто в душу ему ещё сильнее пролезал, раскапывал там все, вытаскивая самые темные стороны. Его страхи, сомнения, подозрения. Мужчина расковыривал его всего изнутри, пока Хисыну хотелось собрать вещи и сбежать как минимум в другую сторону. — Хисын? — попробовал воззвать к нему еще раз мужчина, незаметно делая еще пару мелких шагов вперед. — Хисын, говори со мной. — Я не могу… Мне нельзя. — Почему? Что такое? — Это будет тяжело и больно. — Что именно? — он оказался уже совсем близко, пока Ли продолжал утыкаться взглядом в пол и в отрицании мотать головой. — Почему тебе будет больно? — Потому что это и правда уже больше, чем желание, — едва слышно пробормотал тот в ответ, тут же досадно всхлипывая. — И что же ты чувствуешь? Кроме этого влечения. — Т-тепло? — запнулся в неуверенности Хисын. — А еще радость, когда ты рядом. Желание узнать ближе и проводить время вместе, желание… позаботиться? И еще… Ли замолчал, зажмурился от осознания того, о каких чувствах внутри он подумал. Нет, он об этом ни за что не скажет, не расскажет вслух, чтобы потом легче было это из себя вырывать с корнем. Чтобы никто не знал о его глупой… влюбленности. В собственного руководителя, отца своего подопечного и просто взрослого успешного мужчину. Хисын тонко пискнул и вновь попытался сделать шаг назад, но тут же ощутил тепло касания на пояснице, а потом силу, с которой его намеренно уткнули в крепкое плечо. — Я еще не выспался, — послышался тихий голос, забирающийся своей хрипотцой в самое нутро. — А ты уже устал. Пойдем-ка в кровать. — Что?! — попытался Ли вновь оттолкнуть от себя Чонсона, но только крепче был прижат.       Пак тяжело вздохнул, подумал о чем-то несколько секунд, а потом внезапно нагнулся и, подхватив младшего под бедра, закинул себе на плечо, будто для него это было невероятно легкой ношей. Хисын от шока забыл, как реагировать, а заодно и дышать: он хлопал глазами и то и дело открывал рот в попытках уточнить, что вообще за херня тут происходит. Чонсон же абсолютно расслабленной походкой прошел к лестнице, поднялся к своей комнате и, наконец, очень бережно вернул парня туда, откуда он буквально сбегал еще пару часов назад. — Вот тут и лежи, пока полегче не станет. — А т-ты? — продолжал Хисын глупо моргать и наблюдать за действиями старшего. — И я тут полежу, пока тебе полегче не станет. — А… как? — Что? — усмехнулся Чонсон и нарочито медленно оглядел двуспальную кровать. — Думаешь, не поместимся? — П-поместимся. — Ну вот и славно. Чонсон всем весом рухнул рядом, поворачиваясь на бок, лицом к парню, и прикрывая глаза. — Давай поспим, а потом все обсудим. — Я не хочу обсуждать. — Хорошо — не открывая глаз, тихо отозвался Пак, — поспим и молча полежим, пока ты не захочешь обсуждать. Хисыну все это казалось каким-то абсурдом, театральной сценкой, в которую его зачем-то вовлек этот взрослый мужчина. Он понять никак не мог, почему, пока он ругался и вопил о своей боли, Чонсон просто взял его на руки и унес в кровать, чтобы… поспать? Ли крепко зажмурился, предполагая, что это все какой-то безумный сон, но стоило ему открыть глаза вновь, и перед ним все так же лежал медленно засыпающий мужчина. По крайней мере делающий вид: его ресницы едва трепетали, а грудь все еще активно вздымалась от дыхания. Парень тяжело выдохнул, ощущая, как какой-то груз аккуратно сползает с его плеч и перекатывается куда-то за пределы этой кровати. Хисын действительно хотел и не хотел одновременно, чтобы Чонсон сию же секунду прогнал его, отверг, унизил и посмеялся, лишь бы эти чувства сделали настолько больно, чтобы их искоренить. Но Пак ничего из этого не сделал, лишь спокойно выслушал с легкой тенью непонимания на лице и украл к себе в комнату. Хисын никак не мог понять его намерений, сколько бы ни вглядывался в лицо напротив. Красивый. До одури красивый. Четкие черты лица, столь выделяющиеся скуловые и челюстные линии, ровные губы. Лишь небольшая морщинка на лбу, проявившаяся сразу, как Хисын оттолкнул мужчину от себя, портила это без шуток идеальное лицо. Это из-за Ли она появилась? Он причина этому единственному следу напряжения на лице мужчины? Отчего-то истерика сходила на нет, перекрываясь слишком сильным желанием замазать, спрятать свою ошибку, вернуть этому лицу былую идеальность. Хисын аккуратно продолжал его разглядывать, пока Пак вдруг не открыл глаза, слегка щурясь. — Ты пялишься? — Да, — не раздумывая, ответил честно. — Красивый? — Очень. Они разговаривали совсем тихо, едва ли не шепотом, будто бы их кто-то мог услышать, узнать их самые сокровенные секреты, которые здесь и сейчас. — Что бы ты хотел сделать? — Ч-что? — С тем, что разглядываешь. — Ну-у… Морщинка. Я бы хотел, чтобы она разгладилась. — Морщинка? — улыбнулся мужчина одними уголками. — Я, конечно, старше тебя, но не настолько же. Ты заставляешь меня заволноваться о своем возрасте. — Н-нет. Вот тут, — почему-то смело коснулся большим пальцем чужого лба Хисын. Он мягкими движениями попытался разгладить ее, на что Чонсон вновь прикрыл глаза и коротко выдохнул. — Ты злишься? — Мне не на что злиться. Разве что немного на себя. — На себя? Почему? — Я позволил тебе вариться во всех этих эмоциях и внутренних сомнениях, хотя сразу мог взять все в свои руки. Не знаю, почему не сделал этого сразу. Но может, и я изначально думал, что во мне заинтересованы лишь поверхностным животным желанием. — Ч-что?.. Чонсон открыл глаза и взглянул прямо в широко распахнутые напротив. Хисын опять, словно рыбка на суше, открывал и закрывал рот, пытаясь осознать услышанное. — Мне все это знакомо. То, о чем ты сказал. Тепло и желание узнать ближе. Они тоже есть. — Не понимаю. — Потому что не думаешь, — усмехнулся Чонсон. — Позволишь показать, о чем я говорю? — Э-э… Да? — Только обещай не сбегать и не вопить больше настолько громко, ладно?       Хисын кивнул, тут же ощущая, как чужая ладонь ложится на его затылок и притягивает ближе. На этот раз губы касались его намного мягче, ласковее. Чонсон лениво засасывал верхнюю губу Ли, пока тот едва заметно, ведомый внутренними «хочу», поддавался навстречу. В этом не было той страсти, не было животных рыков и метаний по кровати. Было что-то большее, что-то, в чем «я заметил тебя и твою улыбку еще в клинике», в чем «твоя доброта к моему сыну растопила что-то внутри меня и заставила сердце рваться поближе» и даже «я хотел проводить с тобой все свое свободное время, поэтому придумал этот трудовой договор с переездом». Чонсону не нужно было это все говорить, он словно передавал все свои чувства и мысли одними только нежными касаниями губ и едва заметными поглаживаниями чужой макушки. И Хисын, наконец, начал понимать. Он медленно отодвинулся, заглядывая во вновь приоткрытые глаза. — Я… не игрушка? — Все игрушки в этом доме принадлежат Минсо. А я, — он привстал, подтягиваясь к уху, чтобы прошептать, — хочу, чтобы ты принадлежал лишь мне. — Минсо, наверно, не согласится, — хихикнул Ли, скрывая за этим краску смущения на собственных щеках. — Одна сахарная вата, и мы с ним договоримся. — Но как же?.. — начал было Хисын, явно отвлекаемый на заботливые движения пальцев, вплетающихся в его волосы. — Что такое? — Ты не мог что-то почувствовать ко мне. Чонсон вздернул брови, с удивлением оглядывая тут же надувшееся обратно лицо парня. — Почему? — Ну какой ты и какой вот я. Птицы разного полета же. — И какой же я? — игриво переспросил Пак. — Ну-у… Успешный, статный, безумно красивый, — с придыханием перечислил Хисын. — За тобой, наверно, по графику уже очередь есть. — Я руководитель, забыл? Захотел — отменил весь этот график, пусть идут к черту, — Чонсон вновь подтянулся ближе и чмокнул его в губы. — У меня есть все, что мне нужно. — Разве? — Конечно. Хисын медленно расплылся в улыбке, наконец, осознавая, в чем ему признается Чонсон. Наконец, понимая, что вот он, лежит рядом с ним и целует его, не желая отпускать. Парень внезапно ощутил такое сильное тепло внутри, что сам подался вперед и медленно, с истинным наслаждением поцеловал мужчину. И тот, конечно же, с желанием быть еще ближе отвечал.       Ли сам не знал, сколько они так процеловались, но его губы уже знатно горели, когда вдруг все с той же легкостью Чонсон перевернулся на спину, утягивая на себя Хисына. Парень от неожиданности оторвался от желанного и с неуверенностью уселся сверху, явно ощущая, что находится ровно на бедрах Пака. Тот же с легкой искоркой в глазах разглядывал его всего и проводил ладонями вдоль тела, проглаживая точеные ребра и спускаясь к подтянутому животу. Мужчина таким горящим взглядом его осматривал, что Хисыну невольно захотелось сжаться и спрятаться под откинутое на другую сторону кровати одеяло. — Что такое? — ощутив чужие мурашки, нежно спросил Чонсон. Он продолжал большими пальцами проглаживать мышцы, спрятанные под футболкой. И Хисын сам не осознал, как, словно под гипнозом, руками подтянул ткань вверх. Он резким движением вытащил голову, а после и руки из столь мешающегося предмета одежды. Ему так хотелось ощущать тот самый жар касаний напрямую, без преград, только эти пальцы и его кожа. Конечно, Чонсон его понимал, тут же провел от плеч ниже с легким нажимом и, наконец, своевольно опустил ладони на слегка округлые ягодицы. Хисын без зазрения совести едва двинул бедрами, проскальзывая пахом по пока еще не налившемуся возбуждением члену, и тут же сам задушенно выдохнул. — Дорогуша, не балуйся так, — игриво сделал волну тазом в ответ Чонсон. — А то начну баловаться я.       Хисын вновь наклонился, втягивая Пака в очередной страстный поцелуй. Казалось, ему никогда не будет достаточно, Чонсона все хотелось, сильно и без остановки. Эти поцелуи словно разжигали то тепло в нем, которое формировалось все эти дни, поддавали жару во все внутренности. Губы Пака так идеально обхватывали его, давали ему столько ощущений, что Хисын никак не мог поверить в реальность всего происходящего. Ли с тяжелыми вздохами вновь мазанул по едва напрягающемуся члену и всхлипнул, когда Чонсон сильнее сжал его ягодицы, разводя их в стороны. — Сними это, сними, — между поцелуями бормотал, как умалишенный, Хисын, чувствуя, как Пак изредка дергает резинку его штанов. Чонсон не мог не слушать. Он быстро зацепил пальцами штаны вместе с нижним бельем и, стоило парню едва приподняться, спустить ткань под его ягодицы. Но этого было мало, и Хисын неловкими движениями сам стянул одежду по очереди с обеих ног и выкинул ее куда подальше. Чонсон за это время успел сам освободиться от своих вещей, оставшись лишь в одной широкой футболке, и теперь приглашающе смотрел то на Ли, то на свои бедра. Член мужчины был слегка возбужден, тогда как у Хисына уже вовсю налился, головка приобрела более яркий красный оттенок. Пак беззастенчиво его разглядывал, проводил взглядом по каждой венке, рассматривал не так давно выбритый лобок и самодовольно улыбался. — Не пялься, — пробубнил Хисын, аккуратно опускаясь обратно и тут же всхлипывая от чувствительности. Привыкнув, он начал сам возить промежностью по всей длине чужого члена, передавая Паку свое переливающееся через края возбуждение. — А ты не любишь терпеть, да? — усмехнулся Чонсон, подтягиваясь на руках. Придерживая одной ладонью парня, Пак потянулся к тумбочке и кое-как выудил не начатую смазку и целую упаковку презервативов. — Думаешь… это все нам понадобится? — А ты собрался сразу марафон устраивать? Я, конечно, не против, но, понимаешь ли, нам сегодня вечером ребенка забирать. — А ты можешь не говорить про ребенка, когда я сижу на твоем члене? — К сожалению, все еще не сидишь. Хисын что-то пробубнил себе под нос, пока Чонсон все же открыл бутылочку и выдавил достаточно много смазки на свои пальцы. Он с хлюпающими звуками растер жидкость между ними, из-за чего Ли еще чаще задышал — эти грязные звуки он уже хотел бы производить сам. — Придвинешься ближе, дорогуша? Хисын в нетерпении скользнул выше по его телу, проводя членом по чужому животу и тут же всхлипывая от ощущений. Пак же времени зря не терял, подставил палец к дырочке парня и с натяжкой, но сразу вошел на всю длину, вынуждая Ли с силой сжать ладони. — Все хорошо? — тот лишь быстро закивал. — Хорошо. Чонсон принялся двигать пальцем внутри, напрягая запястье, прощупывать Хисына изнутри и целовать его, целовать много и влажно. Так, вскоре добавился и второй длинный палец, а Ли начал самостоятельно пытаться насадиться, взять больше, ощутить сильнее. Пак посмеивался и прощупывал вход подушечкой третьего, желал поскорее растянуть, заполнить собой и сделать своим на каждый последующий день. — Чонсон, я не могу больше. — Что такое? — Чонсон, мне нужен ты. Пак тяжело выдохнул и, толкнувшись еще раз, вытащил пальцы, полностью испачканные в собравшейся липкостью смазке. — Так? — уточнил мужчина, передвигая таз Хисына вновь на его бедра. — Да-да-да, пожалуйста.       Чонсон ухмыльнулся и, обхватив пальцами свой член, несколько раз лениво провел по всей длине, естественно ловя на себе внимательный взгляд. Он похлопал Хисына по бедру, чтобы тот приподнялся, и приставил головку к его входу. — Объезди меня, дорогуша. Хисын начал медленно опускаться, ощущая, как тяжело проходит чужой член, как натягивается его тонкая кожа внутри и вся головка, наконец, проскальзывает в него. Хисын всхлипнул, но не остановился, пока Чонсон, с азартом наблюдая за его эмоциями, придерживал за бедра и помогал опускаться. Ли вымученно нахмурился и все же опустился, шлепая ягодицами о мужской пах. Он едва двинул тазом, привыкал к длине внутри себя, после чего вновь приподнялся и с более громким шлепком опустился. Так он быстро смог набрать нужный темп, его икры сводило от напряжения, ягодицы горели от растянутости дырочки, а пальцы цеплялись за крепкую грудь. Чонсон незаметно помогал, поддерживал толчки, когда Ли сбивался, и продолжал наблюдать за его прекрасным выражением лица. Мужчина начал сам толкаться, меняя угол проникновения и амплитуду, когда Хисын совсем выдохся и от надвигающейся волны удовольствия обвалился всем весом на торс Чонсона. Тот вбивался все сильнее и сильнее, вызывая красивые мелодичные стоны. Парень был уже слишком близко, он мог лишь с закрытыми глазами продолжать хватать воздух и выстанывать мольбы и имя человека рядом. Он цеплялся пальцами, царапал кожу Пака и усиленно сжимался на нем.       Сперма испачкала весь живот мужчины, когда по Хисыну пробежала первая волна оргазма. Несколько капель долетели до исцарапанной грудной клетки, и Ли начал пытаться слезть с члена, избавить себя от сверхстимуляции, но Чонсон не отпускал, продолжал вбиваться. Хисын выкрикивал его имя во весь голос, заваливаясь на бок. Мужчина успел перехватить его и помочь аккуратно уложиться и, не выходя, сам примостился рядом. — А теперь и правда надо доспать, — ухмыльнулся он. — Но как же?.. — дрожащим голосом попытался спросить Хисын. — Ты все еще внутри. — Я замерз. — Чего? — Греюсь, говорю. Спи, Хисын. И покрепче обхватил его тело, притягивая к себе и целуя вслепую, куда губы упадут.