its always sunny on Rook Islands

Far Cry 3
Слэш
В процессе
R
its always sunny on Rook Islands
Поделиться
Содержание Вперед

I

      Ржавый топор свистит в руках, и я с размаху бью точно в череп. Хрустят кости, башка разлетается, лопается как перезрелый виноград. Существо с противным хлюпающим звуком падает к моим ногам. На футболку брызжет мерзкая зловонная жижа — кажется, кровь, смешанная с гноем и кашей из внутренних органов. Ничего, не в первый раз. Постираю вещи как выберусь. — Все путем? — слышу, как Грант за моей спиной отбивается от оставшихся зомби, мастерски потрошит их одним только мачете. Вот что значит военная подготовка!       Я привожу дыхание в норму и коротко киваю.       Без Гранта мне тут не выжить, однозначно. Его способность сохранять холодный ум в экстренных ситуациях (а нападение живых мертвецов на безлюдном острове, пожалуй, входило в разряд «экстренных ситуаций») заслуживала восхищения. В принципе Грант входил в мой «топ-1-человек-с которым-бы-я-хотел-находиться-рядом-во-время-апокалипсиса».              Грант, убедившись, что со мной все нормально, кивает в ответ, и мы идем дальше.       Наши вылазки за необходимыми вещами и припасами всегда кончались нападением зомби, но сегодня их было не так много, как обычно. Вообще, довольно много времени мы потратили на выбор названия. Сначала мы выбрали хотели использовать слово «гуль», потом поняли, что это не совсем то. Хотели еще называть их «мутантами», «восставшими», «падальщиками»… но в итоге сошлись на «зомби» — немного поп-культурно, зато коротко и ясно.       Сколько мы уже здесь сидим? Несколько дней? Неделю? Иногда мне кажется, что время на острове течет в каком-то странном безумном цикле.       Чаще всего просто хочется закрыть глаза и провалиться в бесконечный сон, лишь бы ненадолго отвлечься от удушающей реальности. А потом снова проснуться — в Калифорнии и с облегчением понять, что происходящее было всего лишь страшным кошмарным бредом.              Несколько недель назад мы с братом взяли отпуск. В планы входило провести время в курортном раю, настолько далеким от цивилизации, насколько это возможно. Но вот что в планы точно не входило — так это наткнуться на остров, кишащий зомби.        Диджей из местного клуба настойчиво уверял нас, что остров необитаем, что мы получим свой собственный тропический рай на неделю, пихал нам в лицо открытки с лазурным морем и пальмами. Но парень, кажется, немного слукавил, потому что Рук-Айленд выглядит очень даже обитаемым. Правда, если тогда он сказал «ни одной живой души» или «ни единого человека» то все было честно, и претензий у меня к нему нет…

      Самодельную базу мы основали в разрушенной христианской церкви. (Думаю, мы выбрали это место не случайно — она больше всего напоминала нам с братом о доме и в принципе была похожа на нелепые церквушки в забытых американских провинциях.) Заколотили двери и окна, сдвинули скамьи по краям и устроили подобие спальных мешков на полу в центре зала из всей одежды, что смогли найти. Дежурили по очереди, спали по паре часов, из-за чего понятие дня и ночи к чертям сбилось, и от этого голова у меня шла кругом.       Грант садится на пол и тяжело дышит. — Неплохой сегодня день, — из походного рюкзака он внезапно выуживает две бутылки пива и заговорщицки мне улыбается. — Неплохой, — я соглашаюсь и сажусь рядом, и добавляю про себя: «Идеальный день для оттяга, если честно, пляж, пальмы, солнце… Но есть один нюанс.»       Наверное, в топе самых богомерзких вещей у меня на первом месте оказалось бы теплое пиво, а на втором — зомби. Это тоже оказывается теплым, а оттого — противным, но я стараюсь не обращать на это внимания. Все-таки это отдаленно напоминает о временах наших буйных тусовок в Калифорнии. От мысли, что я, скорее всего, больше не увижусь с компанией, становится паршиво, и вкус пива от этого делается еще омерзительнее.              С Грантом мы болтаем еще где-то полчаса, намеренно исключив из разговора настоящее время и ожившие трупы. Только старые времена и обсуждалово того, что мы будем делать, как только выберемся с острова.       Сейчас ранний вечер, но меня уже клонит в сон. Сегодня дежурит Грант, так что со спокойной душой я засыпаю, как младенец под жуткие звуки снаружи.       Только это все в прошлом.        Я смотрю, как красные струйки расползаются по земле, как змеи, бегут в разные стороны, окрашивая песок в бурый цвет. Грант не подает более никаких признаков жизни.       Я уже понимаю, что не могу ничего сделать. Впервые в жизни я испытываю такой сильный шок, и все мое естество пытается противиться происходящему. Внутри черепной коробки заезженной пластинкой заела мысль: «Этого не могло случится» «Этого не могло случится со мной»       А этот псих смеется, реально начинает ржать, даже после того, как тело моего брата падает на землю. А я стою и просто смотрю на весь этот ужас, просто, блять, пялюсь, хлопая ресницами, не в силах даже пошевелиться. Я закрываю глаза и молюсь, чтобы когда я снова их открыл все вновь стало нормальным.       Человек сделавший это, наконец, успокаивается.       Он пришел с востока. Я не видел его, пока он не подошел опасно близко.       Я открываю глаза и понимаю, что ничего, собственно, не изменилось.       Я падаю на колени рядом с телом брата, трясу его за плечо, будто надеясь, что он вот-вот очнется, но сразу натыкаюсь на масштаб повреждений — шея и грудь прострелена в нескольких местах. В него спустили всю обойму.       Человек продолжает тупо пялится на меня, его взгляд мгновенно отрезвляет, и я резко дергаюсь в сторону, будто от удара электричеством. Если в глазах плыло до этого момента, то сейчас его силуэт становится четче. Я поднимаю на него взгляд.        Мы были примерно одного возраста, но он точно выглядел старше своих лет. Светлые глаза обрамлены глубокими, почти черными синяками, старый шрам, очевидно старше, чем весь этот зомби-апокалипсис, проходил чрез выбритую часть головы, да и сам мужик выглядел куда более опустошенно и отстраненно, чем я.       Незнакомец, наконец подает голос. — Нехорошо получилось, — задумчиво тянет он, голос у него немного хриплый, с ярким испанским акцентом, — это был твой друг, да? — носком ботинка он указывает на тело Гранта.       Слова комом застревают в горле и единственное, что я могу выдавить это тихое хриплое «Зачем?» — Амиго, ты прости, конечно, но твой дружок заражен. Ему оставалось пару часов в жутких мучениях, — будничным тоном заявляет он, — Я, как Господь Бог избавил его от страданий! — коротко смеется он, будучи единственным, кому это показалось смешным.       От шока я непонимающе мотаю головой, а этот тип раздраженно выдыхает и садится рядом на корточки. Он оттягивает веко Гранта, и мне хочется закричать, чтобы он убрал от него руки, но вместо этого я почему-то молча наблюдаю.       В еще не затянувшихся пленкой глазах Гранта я замечаю тонкие веточки сосудов, ползущие через неестественно пожелтевшую склеру. Признак заражения.       Дальше он вытягивает передо мной руку Гранта. По всей ее внутренней стороне расползлись набухшие серые вены, как при варикозе. Сомнений не оставалось — Грант был заражен.       Когда это случилось? Неужели все произошло, пока я спал? Неужели Грант был там один, отбиваясь от зомби, пока я мирно дрых в постели? Неужели я ничего не мог сделать, и неужели Грант ни о чем не сказал мне? Видимо, думал, что у него есть время.       Мне хотелось кричать и рыдать, но крик не рвался из горла, и слезы не текли, будто кто-то резко выключил кран. — Я Ваас, кстати, — он вырывает меня из мыслей, видимо, пытаясь завести диалог.       Мне сейчас совершенно плевать, как там его зовут, но ради приличия я кидаю ему: — Джейсон.

***

             В общем, как-то так мы и познакомились.       Я присоединился к странному типу, потому что точно знал, что один здесь выжить не смогу. Первые пару дней я провел в оцепенении. Наш с Грантом приезд на остров запустил череду ужасающих событий в моей жизни, но ритм Рук-Айленда не позволял отвлечься ни на секунду, не давая мне времени на скорбь.       За все то время, пока мы рубили зомби направо и налево, и пока все вокруг хотело нас убить, я понял одно — я хочу жить. Я очень-очень хочу жить.       Я не хотел признаваться себе в этом — но постоянные всплески адреналина проясняли мой разум, и этот приход был лучше прихода от чистейшего кокаина. Я конкретно подсел на адреналиновую иглу.       Зачем он возится со мной я не понимал, — вроде и один нормально справлялся. Только потом понял — у ублюдка, кажется, просто маниакальная жажда внимания; и без кого-либо рядом он сошёл бы с ума еще сильнее. Ваас был ужасно, болезненно одинок, и, в каком-то смысле, мне даже стало его жаль. Я не знал сколько времени длится зомби апокалипсис на острове, и тем более не знал, сколько времени он провел здесь в полном одиночестве, без единого разумного существа, с которым можно было бы обменяться хотя бы парой фраз.       Несмотря ни на что, Ваас уже успел отличиться крайней жестокостью по отношению ко всему окружающему, и эта жестокость не была похожа на жестокость обычного мудака, коих было полно среди моих знакомых в Санта-Монике. Настроение его скакало от дружелюбия до всепоглощающей ярости, и я никак не мог предугадать когда, наконец наступит точка кипения и его, наконец, прорвет. Логика в его суждениях была как минимум странной, а как максимум ее не было вовсе, мир, исходя из его рассуждений, делился на черное и белое — ему либо что-то нравилось, либо вызывало отвращение.       Его база находилась на востоке острова, позже мне удалось рассмотреть карту места, куда мы попали. И судя по всему, Ваас подготовился куда лучше, чем мы с Грантом.       Я уже давно ненароком заметил, что много чего на острове было приспособлено для военных действий, будто весь архипелаг находился в постоянном состоянии боевой готовности. Возможно даже открытой войны. Для нас не составило труда найти оружие и экипировку, потому что автоматы буквально валялись под ногами. Я решил, что обязательно спрошу об этом Вааса. Как-нибудь потом.       В отличии от меня, Ваас хоть и был двинутым на всю голову, но у него хотя бы был реальный план, как убраться из этого места и не помереть по дороге. По его словам, нам нужно было только пересечь острова и оказаться на южной части архипелага, до туда, как он сказал, заражение еще не добралось.       Все началось здесь, на это острове, вроде всплыли химикаты из старых лабораторий китайских ученых — вдаваться в подробности я не стал. Но действовать нужно было быстро — вирус еще мог распространиться на острова по соседству.       Я не знал, могу ли ему доверять, потому что в любой момент ему могло показаться, что опасность исходит из совершенно дружелюбных вещей. Ваас отстреливал всех «подозрительных» животных на острове, хотя мы не знали наверняка, может ли вирус поражать кого-то кроме людей.

***

      Спустя пару дней нашем распоряжении оказываются трехствольный дробовик, арбалет, четыре большие бутылки воды, антибиотики, перекись, бинты, бинокль, фонарик, бензиновая зажигалка доисторических времен, портативный нож, две рации и карта острова. Должно хватить.       Рано утром мы берем тюнингованный вручную внедорожник, я сажусь за руль, Ваас с дробовиком готовится отстреливать зомби. На дороге пока чисто, но что-то подсказывает мне, что это временно. Чтобы дорога не казалась такой скучной, я обыскиваю бардачок и нахожу кассету с лучшими хитами «Роллинг стоунз». Вскоре выясняется, что кассета двадцать минут подряд крутит одну и ту же песню. Ваас орет на меня с просьбами выключить. Еще через двадцать минут мне надоедает ехать в тишине, я пытаюсь завязать диалог и спрашиваю у него: — Как ты здесь оказался? — Родился, — Ваас пожимает плечами. — А где все остальные? — Те, кому повезло больше эвакуированы, а кому не повезло… ну сам видишь. — он вздыхает и, мне кажется, закатывает глаза. — И как так получилось, что ты здесь один? — как бы ненароком спрашиваю я: ситуация кажется мне крайне подозрительной. — Я в отключке просидел в бункере, по-моему упоролся чем-то. Все произошло слишком быстро, амиго. Раньше со мной было еще пару ребят, только они не выжили, — он смотрит в джунгли через оптический прицел, молчит какое-то время а потом говорит, — Мне пришлось убить свою сестру, — он усмехается, а я не ожидая такого откровения, молчу, сделав вид, что очень заинтересован грязью под ногтями, — Поэтому скажи мне спасибо, что я убил твоего дружка вместо тебя, ты бы в жизни от этого не отмылся! — уже более жизнерадостно заключает он.       Я хотел сказать что-то колкое в ответ, но внезапно увидел возню меж деревьев. — Ваас, спереди!       Одним метким выстрелом он снимает ублюдка еще до того, как тот вышел из леса. Только за ним выходят еще пару, тянут к нам свои пожелтевшие руки. Я что есть силы жму на газ, сбив парочку зомби на машине, Ваас сносит бошки остальным. Мы легко отрываемся от них, и через какое-то время оказываемся у здания, по архитектуре сильно отличавшегося от остальных построек острова. Ваас приказывает мне тормозить. — Мне нужно кое-что забрать, лады?       Я неразборчиво махаю рукой в ответ.       Сооружение, у которого мы остановились походило на храмовый комплекс какой-то давно забытой цивилизации, словно вышедшее с картинок из учебника по истории. Ваас окидывает место странным взглядом, который можно трактовать по-разному и медленно приближается ко входу, будто боясь кого-то спугнуть.       Возвращается он только через полчаса, за это время я успел почти заснуть, погрузившись в сладкую дрему, то и дело просыпаясь от каждого шороха снаружи, от которого, возможно, зависела моя жизнь.       Ваас садится в машину, а когда я уточняю цель его визита в храм, глубокомысленно молчит. Я жму плечами, и без вопросов мы едем дальше. Спустя еще полчаса дороги по джунглям, наш внедорожник внезапно издает предсмертный всхлип и отключается. — Черт! Бензин кончился. — я зло бью по панели автомобиля. — Приехали, — заключает Ваас, затягиваясь самокруткой.       Я озираюсь по сторонам в поисках чего-то похожего на бензоколонку, но тут же до меня доходит, что это бессмысленное занятие. — Что будем делать? — Найдем другую машину. Погнали, — он выходит и автомобиля, я за ним. Я начинаю думать, что такими темпами мы точно не доберемся до южного острова до темноты.       Теперь весь багаж нам приходится тащить на себе, и все бы ничего, если бы мы не шли в гору. Этот путь Ваас назвал «более коротким».        Но сложнее всего было отстреливать зомби в том состоянии жуткой усталости, в котором сейчас я находился. Больше остального меня поражало, то как хорошо держится Ваас, так что ненароком я начал задумываться, не ширнулся ли он чем перед поездкой.       Он пытается рассказать мне что-то каждые пять минут, но я не могу одновременно поддерживать с ним разговор и пытаться спасти свою жизнь, поэтому приходится жертвовать первым, надеясь, что Ваас не сильно обидится, (потому что в какой-то степени от этого тоже зависит моя жизнь…) Но, как я понял, действительно важной информации из его уст не поступало, так что узнать что-то об острове, где мы находились или его прошлой жизни мне не удалось. К слову, история — это последнее, что меня сейчас волновало, но упустить информацию, которая может мне пригодиться тоже не хотелось.       Машину мы не находим. Вскоре я окончательно выматываюсь и, переборов свою гордость, начинаю донимать этим своего спутника. Ваас, очевидно не захотел терять меня в роли потрясающего собеседника, и вскоре мы набрели на маленькую хижину с железными сайдинговыми стенами. Я хмыкаю. Люди здесь жили не в богатстве.       Мы заходим внутрь, и первое что делает Ваас — выдергивает шаткие деревянные половицы и, выудив из рюкзака молоток и гвозди, заколачивает окна и крепко запирает дверь. Я устало опускаюсь на старую койку, матрас скрипит под моим весом.       Все события последней недели проносились в голове как в безумном калейдоскопе: смерть Гранта, странный остров, зомби-апокалипсис, лишение сна, да и еще и мутный тип рядом — все это медленно, но верно подтачивало психику. И тогда я понял, что мою жизнь жестоко разорвали на «до Рук Айленда» и «после». Вырвали остатки человеческого с мясом. Ошметки разума сопротивляются, путают воспоминания, искривляют пространство — все чтобы не дать личности окончательно рассыпаться. Я не теряю надежды проснуться — закрываю и открываю глаза, но ничего не происходит: когда я открываю глаза снова передо мной предстает коморка с дощатым полом и железными стенами.       Ну конечно. Он — нарик. На тумбочке рядом с кроватью Ваас рассыпает белую дорожку кокаина и мгновенно снюхивает. Он загадочно улыбается: — Будешь?       Я даже курил последний раз в старших классах… — Давай.

***

      Я наклоняюсь к столу и осторожно снюхиваю пару дорожек кокаина. Слизистую носа резко начинает жечь, пока все остальное тело растворяется в наркотическом тумане. Мое зрение обостряется настолько, что я вижу каждую пылинку на полу, каждую трещину на стене; мир становится вдруг таким четким и ярким, будто кто-то подкрутил настройки резкости и насыщенности на старой фотографии. Все проблемы в одно мгновение становятся маленькими и незначительными по сравнению с тем, что я могу сейчас сделать. Я слышу, как Ваас нюхает сразу вслед за мной после чего начинает причитать, что «кокаин дерьмовый и смешан то ли с мукой то ли с детской присыпкой». «Надо было убить того поставщика» — бормочет он.       Меня знобит, но при этом дико хочется смеяться, пока не упаду. Впервые на этом острове я чувствую себя живым.       Ваас с интересом наблюдает мой приход. А мне кажется, что я начинаю его понимать — такими темпами я тоже преисполнюсь в нирване, и меня перестанет волновать все мирское. Возможно только так мы сможем выжить.       Я теряю ориентацию в пространстве, и с трудом понимаю, где верх, а где низ. То ли лежу, то ли сижу — не знаю. Напротив меня лицо Вааса расплывается с остальным шумом комнаты. Он что-то говорит мне, но я ни черта не слышу, просто немного впадаю в ступор от его взгляда; он плавит меня глазами, обхватывает мое лицо широкими ладонями, и я инстинктивно тянусь к нему, как спасителю. Как к тому, кто может реально освободить меня. Пока он изучает меня, я залипаю на его губы, и мне до жути хочется прикоснуться к ним. Становится вдруг почему-то очень смешно и я поддаюсь порыву рассмеяться.       Я подаюсь вперед и касаюсь его губ своими. Ваас замирает, пытается отстраниться, но я проявляю немного настойчивости и он поддается. Я целую его долго, пока он сам не начинает мне отвечать; и в этот момент чувствую, что могу абсолютно все.       И больше ничего не помню.
Вперед