Ma chère lune

Саймон никогда не изменял своим драгоценным принципам. Почти никогда прежде-до событий сегодняшнего дня. Блондин совсем не лелеял опоздания. И не только потому, что на работе его могли за это нехило так отчитать, но и потому, что он являлся полной противоположностью своей лучшей подруги по отношению к четким графикам. Саймон, в отличие от свободолюбивой Норт, в них был влюблен по уши! Расписанный от и до по пунктикам день-вот залог его успеха, а иначе в светлой макушке, где и без того путаницы было в достатке, начинался кошмарный кризис, и тогда он вообще ничего не успевал. А парню с присущим ему трудоголизмом и ТРЛ, такой вариант сгодился бы, разве что, на выходные, и то в редких случаях, когда физических и умственных сил уже не хватало ни на что.  Только в этот раз все пошло не по плану. Который, между делом, был детально записан в том же блокнотике, где сегодня появился еще и номер телефона...секунду, как там звали это, по внешним данным, греческое божество воплоти? Не успел Саймон мысленно поругать себя за то, что даже формально имени у человека не спросил, как по столу, за которым он, чуть ссутулившись, расположился, ударили кулаком. Саймону показалось, что с потолка упал кусочек штукатурки. Пришлось отложить задние мысли о донельзя красивом мужчине, которому он, по несчастливой случайности, испортил день, на дальнюю полку и вернуться к реальности. И так, 17:56. Кабинет начальства. И, непосредственно, сам начальник (его надменное лицо по форме чем-то напоминало баклажан).  — Сорок пять минут, Саймон. Сорок пять, мать его, минут! Тебя подменили? Наступил день сурка? И, насколько мне известно, сегодня даже не пятница тринадцатое. Я жду ваших объяснений, мистер Миллер. А мистеру Миллеру, в свою очередь, ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и раздосадованно потереть локоть.  Поверил бы ректор в то, что двери и без того забитого людьми автобуса захлопнулись прямо перед его носом? Пожалуй да.  А вот в то, что, потеряв спустя 14 минут ожидания следующего транспорта всякую надежду, Саймон принял решение бежать так быстро, как только умел (в младшей школе уроки физры были не его коньком), и, запыхавшийся уже чуть ли не до самой смерти, он споткнулся о бездомную кошку, что, как назло, бросилась ему под ноги?  К сожалению для самого Саймона эта версия-настолько же нелепая, насколько и правдивая. Он вообще мастер вляпываться в нелепые ситуации, а сегодня ему можно было смело выделить место в книге рекордов Гинеса. Наверное начальству не стоит пояснять и то, что ему досталось больше, чем кошке, но она все равно протестующе замяукала на всю улицу, и добродушный Саймон, прихрамывая, побрел в ближайший супермаркет за кормом для пушистой негодяйки. Все равно он уже не успевал добраться до училища вовремя.  — Этого больше не повторится, клянусь вам. — «Он, конечно, мой босс, но блин, должно же быть в его душе хоть что-то человеческое.» — подумал Саймон, отчаянно теребя краешек своего джемпера.  Мужчина, чей живот смахивал на спасательный круг, обтянутый полосатой синтетикой, помассировал переносицу. — Ты прощён только потому, что ты сам ангел воплоти. Скажи спасибо студентам, которые хорошо о тебе отзываются-иначе я бы сократил тебя в этом месяце.  Всё, исчезни. Саймон, на всякий случай, еще пять раз поблагодарил ректора за благосклонность, и с облегчением покинул душный кабинет.  Последняя пара закончилась без двадцати шесть, и, сверившись с планом, Миллер убедился, что к завтрашнему дню ему оставалось лишь закончить небольшую презентацию об особенностях французского синтаксиса. А значит, он мог позволить себе придти домой и часик-другой почитать какое нибудь незамысловатое фентэзи, закусывая его синнабонами.  Задумчивое шествие по коридору прервал Саймонов ученик, взявшийся из неоткуда (он всегда так делал, поэтому первый успел привыкнуть): — Мистер Миллер! Почему вы еще здесь? Коннор намекал на то, что блондин уже как почти пол часа, вообще-то, должен был ехать себе в автобусе и ни о чем другом не париться.  А Саймону, признаться честно, очень бы хотелось, но что тут поделаешь?  Универ ведь почти престижный, и без выговора было не обойтись. Это хорошо еще, что ему чего похуже не досталось. Сокращения и без того небольшой зарплаты он бы не пережил. Преподаватель вздыхает. А после печально улыбается, и это сдает его с потрохами-тот немерено устал.  — Нужно было уладить кое-какие нюансы. А ты почему еще не дома?  Хэнка снова задерживают? Коннор Андерсон в ответ закатывает глаза. Саймон-один из немногих своих коллег, а также учащихся, которые были осведомлены, что отец парнишки ведёт здесь курсы по математике и физике. Наверное, над Коннором за это могли ядовито подшучивать, мол "он тебе специально завышает, папенькин ты сынок".  Что бы там ни было, сам Саймон об этом факте особо не распространялся. Буллинг-одна из немногочисленных вещей, выводящих его на настоящую злость и щемящую жажду справедливости.  В этой сфере он ощущал себя ветераном войны.  — Может, поедешь домой на автобусе? Небось он на замене застрял, а это надолго. — Саймону нравилось общаться со студентами, если не как с друзьями, то хотя бы как с хорошими знакомыми. Кроме профессионального подхода-его ученики и впрямь были хорошими собеседниками. Коннор слегка потупился. — Полагаю, вы правы. Но я подожду ещё немного. — отозвался он, глядя на одну из картин Джорджии О’Кифф, что украшали стены в остальном пустующего коридорчика.  Этот парень всегда говорит четко и с расстановкой, приходит на пары исправно в 8:05 и на его пиджаке-не единой складки.  Саймон, который с утра успевал только схватить со стула первые попавшиеся брюки и верх, а иногда в спешке надевал разные носки (сегодня правая нога в синем носке с мини-пиццами, а левая-в белом и с дыркой на пятке), искренне восхищался. — Ну, как знаешь. И все же не задерживайся здесь допоздна. — Саймон дружелюбно улыбнулся, и его мешки под глазами подчеркнулись еще больше (хотя казалось-куда уж больше?). — Хорошего вам вечера, Мистер Саймон. Увидимся утром. — и Коннор прямой походкой удалился в одном ему известном направлении.  Миллер решил последовать его примеру, и мято профланировал до выхода из здания.  Не хватало ему снова себя за опоздание на остановку проклинать.  *** Саймону не свойственно забывать о важных делах. Но ему, по-видимому, пора принять как данность-этот день блондина в покое не оставит до самого конца (он невозможно надеялся, что после полуночи все вернется в прежнее русло). Уже минут десять прошло с тех пор, как он зашел домой, и все это время блондин-даже не разувшись-метался по своей скромной квартирке, беспокойно включая и выключая свой новенький седьмой айфон. «Черт, черт, черт! Я ведь сам ему предложил, даже номер его записал. Значит, он, наверное, все это время ждал. Хотя…Боже мой, да кто весь день станет ждать звонка от дурика, с которым он даже не знаком? Ведь легче самому постирать свою же долбаную олимпийку!»  Мысли метались от одного развития событий к другому, не находя себе места. До Саймона лишь в 18:23 допёрло-он совершенно забыл о случае с тем мужчиной из кафе. А ведь он обещал ему возместить этот позор ручной стиркой, да еще и с кондиционером!  Казалось бы-в чем проблема, дружище? Возьми и позвони-мир ведь не рухнет. В крайнем случае он просто ответит, что сам уже давно постирал и ничего ему не надо, и повесит трубку. И Саймон никогда больше с ним не поговорит. Не посмотрит снова в покрытое россыпью веснушек лицо.  А на нём, кроме того, была симпатичная родинка, что очень хорошо завершала сию "картину маслом".  Блондин рвано выдохнул. Присел на холодный пол, возле кровати, где одеяло было больше похоже на скомканное птичье гнездо. Выбросить из головы негромкий голос мулата и чуть обветренные ранки на его губах это, увы, не помогло.  И он пощупал свой пульс-участился.  Приложил машинально ладонь к сердцу-а оно, точно Жар-птица в клетке, желало вылететь наружу, и броситься в объятия того самого, чьи глаза своей глубиной пожирали. Саймон Миллер определенно влип. Но, увы и ах-вариантов было не шибко много. Первый (самый, как казалось нервному и внезапно втюрившемуся Саймону, небезопасный) вариант-собраться с силами и просто набрать несколько цифр. Легко и просто, не так ли? А второй… Впрочем, пальцы рефлектерно принялись клацать по кнопкам, так что обсуждать тут нечего. В конце концов-он же не школьница какая, чтоб перед кем-то, кто нравится, у Миллера дрожали коленки. Тридцатник не за горами, ей богу! Он втянул ноздрями воздух, решительно хватая судьбу в свои руки и глядя прямо в глаза своим загонам. Идея о совместном завтраке за чашечкой глинтвейна в эту минуту показалась не такой уж и бредовой. Палец застыл над кнопкой «позвонить». Внутренности, по ощущениям, прижались к позвоночнику. И он нажал. Момент истины. Последовало короткое молчание и шелест в трубке, а после размеренное: — Да? Саймон посмел бы предположить, что, в соответствии с теорией эффекта бабочки, где-нибудь на другом конце света сейчас рванула атомная бомба. Бам-бам-бам! Это его собственная уверенность взрывалась, предательски давя в горле слова. — Алё? Кто это? Сердце замерло, прекратив метания и попытки разорвать грудную клетку. Оно теперь вообще не билось, секунды, кажется, четыре. Блондин сглотнул, ощущая, как пылают его собственные щёки. Та самая школьница, завидев его лицо цвета «красный бархат», покатилась бы со смеху. Спасибо Пресвятой Деве Марии! Саймон успел заговорить (быть точнее, затараторить) до того, как ничего не понимающий собеседник бросил бы трубку. Так держать, Миллер, ты на пути к успеху в личной жизни. — Э-это я! Ну, помните, из того кофешопа. Этот…случай сегодня утром. Это я звоню. Наступила многозначительная пауза. За нее голубоглазому удалось частично остудить своё лицо. — Вот как. Я уж решил ты забудешь. — последовал короткий смешок, служащий Саймону наградой за все его мучения в этом бренном мире. — Нет, нет, что вы! Я…я работаю преподавателем в местном универе, и сегодня был там до вечера. Недавно освободился. Вот. Насчет кофты… — А, об этом не беспокойся. — перебил он Саймона, — Я сам успел в стирку закинуть, пока дождался звонка. Блондин стушевался. — Ах, я понял…извините меня еще раз за это, я ходячая катастрофа. Он почти неслышно выдохнул досаду. Один ноль в пользу жестокой матушки-судьбы. — Как твоё имя? Саймона, который думал, что звонок окончен, передернуло. Ему не послышалось? — Имя? — И кровь от ушей теперь и не думала отливать, — Я, то есть…Саймон. Миллер. — Маркус. Манфред. — Шутливо парировал он на манер смущенного до ступора блондина. А второго от тихого смеха на том конце пробрал мандраж. — Будем знакомы, Саймон. Миллеру не дали опомниться-и трубку бросили. Саймон никогда не изменял своим драгоценным принципам. Но в понедельник одиннадцатого числа, в 18:29 ему вдруг захотелось забыть о незаконченной презентации, высунуться в окно и кричать все известные ему маты этого мира, пока не сядет голос.