На другой стороне

      — Джек… — пробую мягко предупредить его, но, поскольку это не срабатывает, прозвучав скорее томно, нежели тревожно, действую более радикально и отталкиваю от себя. — Джек, на нас смотрят!       Он озадаченно хмурится:       — Кто? — и медленно обернувшись, вздрагивает: — Боже! Ты же сказала, здесь никого не бывает, — негодуя, шепчет мне.       Старуха продолжает всё также неподвижно стоять напротив, и ни одна мышца на её исчерченном морщинами лице до сих пор не дрогнула.       — Прошу прощения, — вежливо обращается к ней Джек, его щеки стыдливо алеют, — я не должен здесь находиться.       — Верно. Тебя здесь быть не должно!       Только я осознаю, что речь вовсе не о присутствии мужчины в женском туалете, ровно то же самое она говорила и мне.       — Роуз, идём! — сжав мою дрожащую руку, Джек тянет меня за собой. — Еще раз извините нас за доставленные неудобства.       Но я задерживаю его у двери, внезапно решив остаться:       — Нет, подожди!       Я не готова так просто уйти, вновь не попытавшись выяснить, что ей известно.       — Дай мне минутку, Джек. Мне нужно с ней поговорить.       — Уверена? — с беспокойством уточняет он. — Зачем?       — Просто… не хочу, чтобы произошедшее здесь распространилось.       — Ты с ней знакома?       Джеку не стоит знать, что перед нами сейчас та самая старуха, которая едва не довела меня до истерики в прошлый раз. Он не позволит беседовать с ней наедине.       — Дай мне минутку. Ладно?       — Ладно, — Джек медленно расслабляет пальцы на моём запястье. — Если что, я буду рядом.       — Всё нормально, правда, — ласково улыбаясь, убеждаю я, и сама же своим словам не верю.       Джек, удовлетворенный таким ответом, отступает назад и закрывает за собой дверь, на которую я затем смотрю ещё несколько секунд. Успокаиваю себя, набираюсь смелости, прежде чем заглянуть страху в глаза. И только после этого оборачиваюсь.       Она стоит там же, недобрый взгляд внимательно следит за каждым моим движением.       — Я…       Заглядываю ей в глаза и не могу сформулировать ничего внятного. Тоже замираю, в страхе подойти ближе.       — В одном маленьком индейском поселении на юге, если узнавали о связи до брака, с девками поступали жёстко, — язвительно произносит она, — их изолировали, запирали в клетки и выставляли на всеобщее обозрение. К таким запрещено было прикасаться, даже смотреть в их сторону считалось чем-то очень грязным, постыдным, а если попробуешь накормить — могли лишить руки. Так они и помирали в тех клетках, словно зараженный скот, и после смерти еще дней десять к ним не подходили. Летом смрад стоял жуткий, такой, что навсегда запомнишь.       — Это ужасно, — подавляя тошноту к диким вещам, которые она мне только что поведала, отвечаю я. — Но я совершенно не понимаю, с какой целью вы мне это рассказываете.       — В первый раз я оказалась на корабле в шестнадцать, это было в иной жизни, — продолжает она и сквозь зубы процеживает следующие слова, — после того, как двое белых жёстко надругались надо мной. Чтобы выжить и уберечься от такой участи, мне пришлось навсегда бежать, да только всюду я сталкивалась с презрением и злобой, я была лишена родного дома, была лишена счастья, возможности выйти замуж и обзавестись детьми. У меня не было выбора. А вы не знаете себе цену. И цену чести не знаете.       Не ожидав услышать от неё подобные откровения, я долго подбираю слова, чтобы не задеть, но и вежливо напомнить, в каком мире мы сейчас живём.       — Мне жаль, что с вами такое случилось, — наконец, выдаю я с искренним сочувствием. — Но…       — Верно. Не передо мной тебе отвечать. Крест на шее носишь.       Бессознательно кладу ладонь на грудь, прикрывая украшение, словно надеясь спрятать от её колдовских глаз. Она приближается, я автоматически отшагиваю назад, пока вовсе не упираюсь в стену.       — Вы мне снились, — признаюсь я, загнанная в тупик. — Мы были… на другом корабле.       Замечаю на её лице довольную ухмылку, будто бы она только и ждала этого.       — Я помню ту встречу.       — Встречу? Это было в моём сне! — хмуро настаиваю я.       — Ты так уверена в этом?       Казалось бы, это просто слова, а передо мной просто сумасшедшая, но на моих глазах отчего-то выступают слезы.       — Не знаю…       — Роуз, ты в порядке? — интересуется Джек, слегка постучав.       — Помнишь, что я тебе говорила в прошлый раз? — Она кивает на дверь. — Его место не с тобой и не здесь!       — А ваше? — смелее отзываюсь я. — Почему вы смеете указывать нам место, если сами неясно откуда явились?       — Ты так ничего и не поняла?       — И что же я должна была понять? То, что вы сумасшедшая? — раздражаюсь и скорее тянусь к выходу. — Об этом я сразу догадалась.       — Покойник должен лежать в могиле.       — Я больше не желаю слушать эти бредни! Мне жаль, что жизнь была столь несправедлива к вам, но это нисколько не оправдывает ваше безумие.       — Не позволяй ему ставить и на тебе метку смерти. Очнёшься в кровавом аду.       — Я не понимаю, о чём вы! — хватаюсь за ручку двери и бросаю на неё сердитый взгляд.       — Понимаешь. Да только правильный ли выбор сделаешь?       — До свидания!       К счастью, она не бросается бежать за мной, остаётся на месте, провожая равнодушным взглядом. После общения с ней мне хочется лишь одного — тихо заплакать. Может быть, она развлекается подобным образом, запугивая и кошмаря эмоционально нестабильных людей, и мне стоит перестать её бояться? А может, она действительно настоящая ведьма и в этих её жутких загадках кроется страшная правда.       В надежде успокоиться, я обнимаю Джека, прижимаясь крепче к его живому, трепещущему сердцу.       — Что-то случилось? — переживает он, ласково приглаживая мою голову. — Эта женщина обидела тебя?       — Нет, — слезы медленно скатываются по моим щекам, голос предательски дрожит. Я не могу объяснить, чем так напугана. — Я просто… не хочу тебя отпускать.       — Я не уйду, пока ты не будешь в порядке, — шепчет он успокаивающим тоном.       — В таком случае, ты должен остаться со мной навсегда.       Слышу, как он ухмыляется.       — Я не против. Правда не хотелось бы провести это навсегда здесь, в проходе между туалетами.       — Да, здесь совсем не романтично пахнет хлоркой, — морщу нос и смеюсь сквозь слезы. — Есть варианты, куда мы можем пойти?       — Есть одна мысль. Но нужно будет воспользоваться служебными ходами, чтобы уж точно не попадаться никому на глаза. И делать это нужно довольно шустро.       — Я готова!       Джек приводит меня на вертолетную площадку, что расположена в носовой части корабля и нередко открыта для гостей. Прохладный океанический ветер развевает наши волосы и одежду, а в голове снова возникают мнимые, но такие прекрасные воспоминания из другой жизни. Здесь, на довольно просторной местности, уже не так тихо и безлюдно, как на Титанике, кто-то приходит сюда за романтикой, кто-то — полюбоваться на заход солнца, а кто-то за ощущением свободного полета над волнами и чувством полной безмятежности.       Я тотчас бегу к самой крайней точке корабля, боясь, что это волшебное место будет занято, Джек с улыбкой догоняет. Он, кажется, не понимает, почему я вдруг стала такой активной и такой вдохновленной, ведь совсем недавно плакала у него на груди. Как только мои пальцы касаются фальшборта, а легкие наполняются освежающим воздухом, меня покидает прежний запал и охватывает какая-то тревога, словно я в вечном колесе сансары, каждый раз проживаю один и тот же сценарий, который начинается красиво и кончается кошмаром.       Только не смотри вниз. Там, под волнами, скрыта слепая бездна, из которой ты морской пеной явилась сюда, и в которой должна раствориться.       Такие теплые и уже ставшие родными руки осторожно обхватывают мою талию, постепенно переплетаясь на животе, и унимают легкую дрожь под моей кожей, развеивая страхи. Люди вокруг перестают существовать. Горячее дыхание Джека обжигает мою щеку, уста едва касаются мочки уха, и если бы он только знал, какие усилия я прилагаю, чтобы не обернуться и пылко не впиться в них.       — Здесь так красиво, — с восторгом говорю я.       Океан не меняется столетиями, он всё также прекрасен, грозен и величествен.       — Чувство такое, будто летишь… — шёпот Джека шекочет моё ухо. — Да?       Он легко прижимается губами к моему виску.       — Да! — соглашается незнакомый старик в ковбойской шляпе. Он оказывается рядом с нами, трясущими руками цепляясь за поручни. — Прямо как чайка.       Дедуля сводит на нет всю романтику, заставляя неловко хохотать и позабыть о поцелуе, который так и напрашивался с момента нашего появления здесь.       — Эй, малец, — вдруг обращается он к Джеку, — а я, помнится, тебя уже здесь видел. Только ты водил сюда не эту, а другую девочку. Тёмненькую такую.       Он смеётся. А наши улыбки постепенно тускнеют, Джеку становится некомфортно от столь колкого замечения, а мне — находиться в его объятиях. Особенно, осознавая, что я не первая, с кем он здесь был, и вовсе никакая не особенная.       — Молодец! — Восхищенно хвалит старик, даже не понимая, что уже испортил нам день. — Будь я твоего возраста, я бы тоже времени зря не терял. Девочек красивых тут не счесть.       У меня возникает чувство отторжения. Я полностью осознаю, что бесстыдно влезла в чужие отношения и спокойно наслаждалась жизнью, пока Люси не находила себе места, но мне отчего-то так неприятно и так больно, будто бы я временное увлечение, необходимое лишь для того, чтобы восполнить пустоту.       — Вы правы! — изящно выпутываюсь из рук Джека, делаю несколько неспешных шагов назад. — В следующий раз нужно придумать что-нибудь новое. Например, уединиться в бассейне.       — Роуз! — Джек идёт за мной. — Роуз, подожди… Это не…       — Не нужно оправданий! Это я маленькая глупышка, которой всю жизнь не хватало внимания. Мне уже пора! Думаю, конференция Рут уже закончилась. Она будет искать меня.       Разворачиваюсь и ускоряю шаг. Даже не вздумай догонять меня!       — Роуз! — Он не привык так легко сдаваться, почти мгновенно настигает меня, рывком хватая за руку. — Стой!       — Отпусти меня! — Не прошу, а требую, уже глядя ему в глаза.       — Сначала выслушай, — хмурится Джек, а после любезным тоном добавляет: — пожалуйста…       — Выслушаю, когда отпустишь!       — Упрямая, — улыбаясь, даёт мне волю. — Убежишь ведь?       Была такая мысль. Но я терпеть не могу предсказуемость.       — Нет, я внимательно тебя слушаю, — скрещиваю руки на груди в подтверждение своих слов.       — Я не планирую возвращаться к Люси. Вчерашняя ночь изменила всё окончательно и бесповоротно. Впервые за двадцать лет моей жизни я испытываю к другому человеку что-то подобное. Я не хочу обманывать, метаться между девушками, делать больно тебе, делать больно ей. Это бесчестно по отношению к вам обеим. Я не хочу прятаться. Я хочу быть с тобой… По-настоящему быть с тобой! Если ты, конечно, тоже хочешь этого.       Джек способен на красивую ложь, но я уверена: только что прозвучала правда. Я вижу это по его глазам, светлым и честным. И в глубине души желаю броситься ему на шею, радостно закричав «хочу», но единственное, что я могу вытянуть из себя, это холодное:       — Люси возненавидит меня.       — Она должна понять. Да и за что ей тебя ненавидеть? Справедливо будет обрушить весь гнев на меня.       — Мне… — опускаю взгляд, окончательно запутавшись в себе, — мне надо всё хорошо обдумать, Джек.       — Конечно. Я на тебя не давлю. Просто знай, что твое решение никак не повлияет на моё. Между мной и Люси всё будет кончено.       — Ясно, — я рассеянно киваю, не отваживаясь взглянуть ему в глаза. — Я могу идти?       — Ты сама решаешь, что тебе делать, — с уважением напоминает Джек.       Но я всё-таки считаю нужным уточнить:       — Да. Но ты не пойдешь за мной. Хорошо?       — Без проблем, — он разводит руками, отступая. — Я останусь здесь, любоваться закатом.       — Спасибо.       За несколько дней произошло больше, чем за всю мою жизнь. И я пока не понимаю, как мне на всё это реагировать. Нет, я уверена в своих чувствах к Джеку, с самой первой нашей встречи я уверена, что хочу быть с ним, но мне страшно. Страшно думать, что будет дальше, что будет с нами, с остальными?       А если всё повторится?       Снова поднимаюсь к себе. Надеюсь, наконец, вернуться в свою комнату, что-нибудь почитать, отвлечься, перестать думать о свалившихся на мою голову обстоятельствах, и просто побыть одна.       Но, войдя в каюту, почти с порога улавливаю стойкий аромат с нотками кардамона и ветивера. Не помню, чтобы Рут нравились мужские духи. Скорее всего, они принадлежат кому-то ещё. Не собираюсь оставаться в дверях, наивно полагая, что наш гость либо ушел, либо наверху, я решительно настроена попасть в свою комнату. Несмело прохожу вглубь гостиной, тихо, едва касаясь пола подошвой.       На диване что-то динамично двигается. Я с любопытством встаю на цыпочки и напрягаю зрение. С плеча незаметно сползает сумка, падает мне под ноги с оглушительным ударом. Что ж, приглядываться больше не нужно: Рут показывается из-за спинки дивана, торопясь поднять спадающую лямку своего расстегнутого платья.       — Ах, малыш, это ты? — говорит она самым ласковым тоном, который только можно представить. — А чего так рано?       — Р-рано? — я перевожу взгляд на телефон, который сжимаю в ладони.       Но замечаю седую голову, что тоже слегка выглядывает из-за дивана. И картина сразу проясняется.       Теперь ясно, почему мне было дозволено пойти с Люси и гулять столько, сколько душа пожелает, невзирая на так называемое наказание.       — Мне уйти? — спрашиваю в замешательстве.       — Ты… — Рут становится тоже неловко, — только пришла.       — Да, я хотела кое-что взять в своей комнате…       Ришар, ну совсем «неочевидно», пытается прятаться от меня, ещё больше засвечивая свою голову. Ну что за ребячество?       — Здравствуйте, мистер Ришар! — громко обращаюсь к нему я, прекращая этот фарс.       Понимая, что скрываться смысла нет, он садится, выпрямляет спину.       — Оу, привет, милая, — его красное лицо оказывается рядом с не менее красным лицом матери.