На другой стороне

      Не разрывая зрительный контакт между нами, он осторожно выпускает мою ладонь из своей.       Мне показалось, что ненароком повторив жест, которым встречал меня у парадной лестницы Титаника, он на мгновение перенёсся со мной туда, чтобы наконец вернуть свою память и воскресить в ней мой лик.       — Ты… Помнишь меня, Джек? — осмеливаюсь спросить я, не задумываясь о том, как глупо буду выглядеть в его глазах, если моё предположение окажется ложным.       — Нет, — почти сразу, утвердительно отвечает он, разводя руками. — Поверь, я бы запомнил, если бы хоть раз, даже мельком, зацепился взглядом… но сегодня я вижу тебя впервые.       — Извини, я…       Просто идиотка. Думаю, этого не стоит говорить. Он и так уже понял.       — Но если вдруг я был в доску пьян и как-то обидел тебя… — добавляет Джек обеспокоенно.       — Ничего подобного, — тут же успокаиваю я. — Я просто приняла тебя за другого человека. И теперь мне неловко.       Он, должно быть, уже счёл меня ненормальной.       — О, да не бери в голову, меня часто с кем-то путают, — говорит Джек с усмешкой. — Но я всё же надеюсь, что тот человек не сделал ничего плохого.       — Напротив.       — Не хочу вызывать плохие ассоциации.       — Тот человек был замечательным.       Джек выдыхает и после небольшой немой паузы, с ноткой досады добавляет:       — Мне теперь даже жаль, что я не он.       Иронично. Хотя, быть может, ты и впрямь другой.       — Но я это я и, если тебе интересно узнать меня получше, то мы могли бы… — он обрывает предложение, чтобы достать вибрирующий телефон из кармана. — Извини.       Я с неподдельным интересом разглядываю телефон, словно во мне проснулась Роуз из 1912-го и я впервые в жизни вижу эту удивительную вещь. А после замечаю, как он, хмуря брови поднимает на меня взгляд.       — Что-то не так? — Он в шутку прикрывает его ладонью и улыбается. — Почему всех так пугает мой телефон?       У меня тоже должен быть телефон. Где-то в сумочке, которую я оставила в ресторане… вместе с мамой. Телефон — лучший способ удостоверится, что моя жизнь не фейковая.       — Совсем забыл, что меня ждут у бассейна, — Джек прикусывает губу, — восемнадцать гневных сообщений.       — Чёрт, я тебя задержала?       — Нет, что ты? Я отлично провел время, если не учитывать причину нашего знакомства. Скажу честно, ты заставила меня понервничать… И я забыл завязать шнурки. — Он наклоняется, чтобы исправить это.       — Ты развязал их, чтобы…       — Прыгнуть за тобой, — спокойно подтвеждает мои догадки Джек. — Но, к счастью, всё обошлось. Ты цела и сегодня я буду плавать только в бассейне.       — Я так благодарна тебе. Прости за то, что тебе пришлось пережить. В общем… за всё.       Мне хочется обнять его и никогда больше не отпускать, но всё что, я могу сейчас это снова расплакаться, как виноватый ребенок.       Если заплачу, он рассердится.       — Роуз, перестань, тебе не за что просить прощения!       — Что я могу для тебя сделать?       — Э-э, — он немного заминается, — ну, можем договориться, что ты будешь должна мне выпивку.       И я уже готова сказать утвердительное «да», но он перебивает:       — Хотя тебе же не… продают?       Отличный способ узнать у девушки ее возраст.       Я отрицательно качаю головой. Эту проблему легко решить деньгами, но я убеждена: он просил алкоголь чисто символически и ему на самом деле ничего не нужно от меня.       — Знаешь, я согласен и на мороженое, — улыбается Джек. — Куда тебя провести?       — Думаю, тебе следует поторопиться к… тому, кто ждёт у бассейна. Восемнадцать сообщений это не шутки.       — Эй, я не могу тебя бросить! Ты на моих глазах чуть не прыгнула в океан. Я теперь чувствую некую ответственность за тебя.       — Мне уже намного лучше. Я справлюсь.       — Слушай, этот лайнер настоящий маленький городок, здесь можно заблудиться и здесь тоже есть «плохие районы», — убеждает он, любезно предоставляя мне свой локоть.       И дождавшись, когда я крепко ухвачусь за него, ведёт за собой.       — Мне нужно вернуться в каюту. Внутри есть лифт и я спокойно смогу подняться.       — Что ж. Бассейн тоже наверху.       И спорить было больше не с чем. На лайнере расположено несколько бассейнов и почти все они находятся на пятнадцатой палубе. К тому же, я сама не хотела расставаться с Джеком так скоро.       — Плохие районы? — переспрашиваю я.       — Да, держись подальше от баров на нижних палубах. Там порой происходят дивные вещи. Я вот на днях стал участником массовой драки.       — Сожалею.       — Ну… если честно, я и был её причиной, — со смехом признается Джек.       — Кошмар! — возмущаюсь в шутку. — А вдруг эти районы делаешь плохими ты?       — Как знать, — также несерьезно отвечает он.       Мы проходим по просторному, хорошо освещенному холлу, мимо самого крупного на территории судна многоуровневого ресторана. Отсюда доносится целая симфония звуков — музыка, голоса людей, грохот посуды, скрежет стульев по кафельному полу, и, конечно же, ароматы разнообразной еды, от японской до мексиканской кухонь. Внутри корабля оказывается на удивление живо. А всего несколько минут назад мне казалось, что здесь никого, кроме нас.       И я бы предпочла, чтобы так и было.       Моё внимание привлекает, охватывающая несколько этажей, громоздкая спиралевидная люстра, что нависает в центре обеденного зала и напоминает мне красную медузу, отталкивающуюся щупальцами вверх, пытающуюся сбежать из этого многолюдного места, но лишь бьется головой о глянцевый потолок. Весьма грустная ассоциация, но ощущения будто бы знакомые.       — Интересно, сколько они на это потратили? — говорит Джек, заметив с каким любопытством я разглядываю люстру.       Я пожимаю плечами, не переставая думать о Титанике и Роуз, которой я была там. Но кто я здесь? Кто я в этом огромном людском океане, именуемым современным обществом?       И пока я пытаюсь совладать с мыслями, крепко вцепившись в рукав Джека, он сворачивает к лифтам, интуитивно выбирая тот, у которого никто не стоит, чтобы мне было комфортнее. Да, меньшее, чего бы я сейчас хотела, это контактировать с новыми людьми, но оказавшись с ним наедине, запертая в металлической коробке, работающей без лифтёра, что неприменно бы удивило Роуз из 1912-го, я вдруг понимаю: это катастрофа. Лифтёр был бы тут очень кстати. Вот окажись мы тогда, на Титанике, в таком месте, где так же жарко, тесно и безопасно, где только он и я, и больше ни единой живой души, что бы мы сделали?       — Тебе на какой? — спрашивает он, оглянувшись.       — Семнадцатый, — тихо бормочу я, чувствуя прилив жара к щекам.       Я не должна думать об этом! Почему-то раньше меня не посещали столь неприличные мысли.       Ещё бы, он чертовски привлекателен в этих свободных джинсах и расстегнутой рубашке, надетой поверх футболки.       Уловив мой неоднозначный взгляд, Джек улыбается, смущенно скрещивая руки на груди и пытаясь придумать тему для разговора.       — Я из Чиппева Фолз, Висконсин, — выдаёт он после недолгих раздумий.       Удивительно, я знаю и этот факт о нём. Но место всё ещё звучит незнакомо и… сексуально.       — А ты откуда будешь?       Ещё больше заливаюсь краской и сильнее вжимаюсь в свой угол лифта, будто бы так дистанция между нами увеличится.       — Филадельфия.       — Никогда там не был.       — Никогда не была в Чиппева Фолз.       — И не надо! — то ли в шутку, то ли всерьёз отговаривает Джек. — Я давно переехал, сначала в Мадисон, потом в Калифорнию. Потом бросил университет и вообще решил не привязываться к месту.       — Хорошая мысль.       — С друзьями путешествуешь?       Если бы!       — С мамой.       — Оу, это мило.       — Ну-у, не сказала бы, — выдаю истерический смешок. — А ты?       Надеюсь, с Фабрицио.       — Я…       Лифт останавливается, открывая перед нами двери в роскошный коридор, устланный синим ковром.       — Это твой, — сообщаю с облегчением.       Он останавливается у двери, оборачивается, явно желая сказать мне что-то напоследок. Однако люди, которые в этот момент присоединяются ко мне, сбивают его с мысли.       — Еще увидимся, — успевает выкрикнуть он, прежде чем исчезнуть за толстым пластом металла.       Я догадываюсь, что Джек, вероятнее всего, хотел попросить мои контакты. Из хорошего, он хотя бы знает палубу, где при желании смог бы отыскать меня, и моё имя. Впрочем, и этого зачастую бывает недостаточно.       После длительной и эмоционально утомительной прогулки я, наконец, возвращаюсь в нашу двухуровневую каюту и бессильно падаю на широкий диван лазурно-серого цвета. Солнечные лучи, бьющие из высокого окна, полностью заливают гостиную мягким белым светом. Стало быть, еще только утро... а мне уже хочется спать. Я кладу на лицо одну из подушек и закрываю глаза на несколько минут. А что, если уснув, я вернусь в 1912, в холодные воды океана, где у меня больше нет ничего?       Только бы не это.       — Где ты была? — узнаю холодный тон Рут, что сотрясает воздух через какое-то время.       К этому моменту я была уже настолько близка к царству Морфея, что даже не почувствовала, как она стоит надо мной.       — Гуляла, — не снимая подушки с лица, отвечаю я.       Не хочу её видеть. Не хочу проводить очередные параллели с той, другой Рут.       — Я места себе не находила. Почему ты ушла и ничего не сказала?       По крайней мере, ей не все равно.       — Мам. Я уже взрослая.       — Ты всё ещё несовершеннолетняя! Ты обязана держать меня в курсе, где ты находишься и с кем.       Последнее слово она намеренно подчёркивает.       — Угу, — тихо отвечаю я.       Рут швыряет мою сумочку на диван.       — Ты забыла, — всё тем же холодным тоном говорит она.       Самое забавное, что из-за её манеры говорить, я почти никогда не знаю, какие эмоции она испытывает. То ли это злость, то ли снисходительность, то ли вообще ярость.       Я убираю подушку и тянусь к сумочке, чтобы проверить свой телефон.       — Спасибо, что забрала, — обращаюсь к Рут вежливо, чтобы не раздразнить её ещё больше.       — Лиззи звонила. — Она присаживается в кресло напротив, закидывая одну ногу на другую.       Волосы Рут аккуратно собраны, на ней платье строгого покроя. Даже на отдыхе она сохраняет официальный стиль и чрезмерную бдительность. Я чувствую в ней стержень, которого не было в другой Рут. Она не подавлена патриархальным обществом, после смерти отца старается вести бизнес самостоятельно, и несмотря на финансовые сложности, готова пойти на многое, чтобы не дать этому делу умереть. Пожалуй, единственное, что их объединяет, —это страх бедности.       Решение отправиться в круиз было спонтанным и тоже принадлежало ей.       — О, Господи! — закатываю глаза, думая о Лиззи с её вечными проблемами.       — Ты не отвечала своей подруге целый час. Очевидно, она переживает.       — Переживает, что не может рассказать мне о своих любовных приключениях в Маями?       — Жаль, что она не поехала с нами. Тебе было бы не так одиноко.       — Кто сказал, что я не люблю одиночество?       Она смотрит на меня — её лицо выражает примерно ноль эмоций, а затем поднимаясь с кресла, говорит:       — Тогда наслаждайся.       — Ты уходишь?       — Собираюсь в СПА, потом в бассейн искать тебе нового папу. — Она даже шутит, не придавая шутке эмоциональной окраски. — Ты со мной?       — Пожалуй, останусь здесь.       — Тогда встретимся за ужином в ресторане, — взяв со стола солнцезащитные очки и прихватив свою сумку, Рут оставляет меня одну.       Итак, у меня есть время всё осмыслить. Я тщательно изучаю свой телефон глазами другой Роуз, словно я никогда не писала эти сообщения и не делала фотографии, словно на них какая-то другая девушка, чью жизнь я отняла и чью личность присвоила. Я понимаю, что завидую ей. Она так беспечна и... свободна.       После того, как я снова уснула на пару часов, со мной ничего не произошло: мне не снились сны и я не очнулась в прошлом. Я на том же комфортном диване, в нашем лофт-номере в обнимку с телефоном. Из-за дневного сна я лишь чувствую себя немного разбитой и жалею, что отказалась пойти в СПА с Рут вместо этого. Но теперь я могу проанализировать всё более трезвым взглядом и прихожу к выводу, что Роуз из Титаника — это персонаж моего кошмара. Я отключилась на шезлонге, замерзла, а потом погрузилась в страшно реалистичный сон. Всё, связанное с ней и её приключениями, всё больше становится чем-то призрачным, туманным. И казалось бы это единственное логичное обоснование этому. Но как объяснить то, что я испытываю чувства к человеку, которого увидела сегодня впервые?       Я иду в ванную, встаю у зеркала, чтобы привести себя в порядок к ужину. Кажется, впервые за время этого безумного дня я вижу настоящую себя. У меня растрепаны волосы, а на них обреченно болтается съехавшая заколка, на мне мятый летний костюм из юбки и топа лавандового цвета (Рут всё ещё ненавидит лавандовый) и дополняет этот образ хорошо потекшая тушь. Неужели Джек видел меня такой? Или это произошло после того, как я два часа провалялась на диване? Почему я совсем не задумывалась о том, как выгляжу?       Может, потому что Джеку плевать как ты выглядишь?       Я наклоняюсь к раковине, чтобы смыть с себя это и, когда поднимаю глаза, в ужасе отшатываюсь. Из зеркала на меня смотрит сломленная юная девушка, которая только что в порыве гнева разбила вещи в своей комнате, её глаза полны разочарования и слез, она тонет в безысходности и ненавидит своё отражение. Но это не я. Позади неё можно разглядеть интерьеры Титаника — не моей ванной комнаты и даже не комнаты, что находится за стеной.       Я боюсь её, но в то же время хочу утешить, сказать, что все будет в порядке. Я протягиваю руку, желая прикоснуться к зеркалу, и не чувствую его поверхности. Её нет. Будто грань между нами стёрта и мы просто находимся по разные стороны. Я пугаюсь, отдёргиваю руку, и снова наклоняюсь к раковине, плеская себе в лицо как можно больше воды.       После этого призрак Роуз исчезает из моего зеркала, но не из моего разума. Что, если она — моё истинное отражение?