Питер хорош в любых отношениях, даже если в данный момент у тебя их нет

      На памяти Хольта это утро было самым отвратительным. Он привык вставать рано, чуть ли не с первым солнцем, но в летнем Санкт-Петербурге — чудесные белые ночи, и рассветы здесь плавно перетекали из красивых закатов. Сегодня было то самое красное солнце на оранжевом небе, которое Август запомнил по прилете, только выходя на трап самолета. Одновременно с тем на улице было достаточно прохладно, но любимое пальто Хольта теперь его не грело, а создавало неправильную иллюзию, что он только-только прибыл в Россию. И вот он скоро познакомится с разработчиком Сергеем Разумовским. Но это было не так.       Садясь в машину, Август посмотрел в телефон: четыре часа утра. Или для кого-то ночи. Например, для Сергея. Который, скорее всего, спал и видел десятый сон. Хольт нахмурил брови и громко выдохнул. Не надо.        Дорога, особенно у аэропорта, была оживленной: люди куда-то спешили, яркими пятнами мелькали автомобили, и Хольта буквально слепил этот яркий рассвет — даже через тонированные стекла. Он прикоснулся ко внутреннему карману, чтобы найти очки; их там не было. Ах да…       В этот раз Август старался запомнить все виды Санкт-Петербурга: незнание, сможет ли он еще тут побывать, съедало все положительные эмоции, и поэтому он надеялся хотя бы подольше удержать в памяти роскошные виды города.       Трудно было признать, но Хольту пора было уже с этим смириться: образ жизни Разумовского и Санкт-Петербурга по-настоящему увлекли его — со своими интересными людьми, местами и разговорами. И он отчаянно не желал так быстро с этим прощаться. Но он также понимал, что у него, будущего владельца компании HOLT, есть свои обязанности. Как и у Сергея с его приложением.        Они вчера так нормально и не попрощались. Днем Разумовский проводил его в холле Vmeste, и они обнялись на прощание так легко и непринужденно, будто они могут встречаться хоть каждый день. Это осознание било наотмашь, потому что Хольт понимал, что так быть не могло, да хотя бы из-за их мест жительства. Но ладно, если бы это было одна-единственная причина; кроме нее были еще более весомые: он — будущий владелец мировой оружейной империи, а Разумовский — программист, владелец и создатель российской соцсети. Их пути, если и пересекутся, то точно не скоро — только если Хольт начнет действовать решительнее.        Они не сказали друг другу ни слова, когда последний раз виделись. Ни слова. Сергей с грустью в глазах улыбнулся, поджав губы, и выглядел несчастнее побитой собаки, но Август не нашел в себе ни сил, ни желания что-либо произносить — он решил, что уж лучше они в молчании простоят хоть минуту, чем распрощаются навсегда. Это было неизбежно, но давало повод надеяться на изменения… в привычном раскладе вещей.        Неаккуратный толчок из-за резкого тормоза заставил его очнуться. Он забылся, что было буквально непозволительно. Проблема была в том, что он забылся не на минуту и не на две, а на целые десять дней. Как же это было ужасно и отвратительно. С такой тяжестью в груди он себя не помнил. И свежий ветер с запахом озона практически никак его муки не облегчил, когда он вышел из машины и оглянулся на большое здание аэропорта и стоящие на полосах самолеты.        Солнце, которое, как Хольт теперь знал, скроется через считаные десятки минут и оставит после себя лишь намек на летнюю погоду, слепило глаза. По привычке потянувшись к очкам на голове, Август вновь себя одернул. Их там нет. Закрыв глаза от ярких лучей рукой, он попытался найти свой частный самолет, но со входа его видно не было. «Так, может, не стоит это того?».        Август нервно оправил пальто. Не надо.        Аэропорт он по прилете не запомнил и сейчас не собирался: желание оставить в последних воспоминаниях красоты Северной столицы было сильнее. Людей было много, некоторые буквально облепили взглядами его мрачный вид и таких же сопровождающих. Что бы сказал на это Разумовский? Теперь этот образ останется без комментария; бесконечно жаль.        На стойке регистрации Хольт стоял последним, хотя должен был пройти первым. Его бессмысленные попытки остаться в России подольше — глупы, это было ясно. Но уже через пару минут он скроется в дорогом салоне своего самолета и постарается забыть все, что будет убивать в нем возможность просто делать то, что ему свойственно. Он правда надеялся, что в будущем он сможет встретиться с Сергеем на равных и остаться с ним подольше.        Он слышал до непонятного импульса в груди знакомый голос, который звал его. Хольт обернулся, но аэропорт продолжил жить своим чередом — огромным количеством народа и объявлениями терминалов, которые вызывали в душе лишь холод неприятных перемен. Эти перемены ледяными стрелами пронзали сознание и никакого греющего огня не предвещали.        «Август!»       Это всего лишь паранойя, от которой нужно избавиться.        «Август!»       Это голос разума, который призывает его остановиться.       «Август!»        Это практически визжавший, но стальной голос Разумовского, который его зовет.        Хольт обернулся — по собственным ощущениям это длилось целую тысячу лет, — чтобы снова почувствовать на своих губах радостную улыбку. Чтобы вновь увидеть его.       — Август, — Сергей, будто бежавший к родному дому, чтобы на его месте увидеть только пепелище, передавал ответное чувство слабости перед неизвестным. Хольт не имел никакого права думать, что это не Разумовский. За это он себя если не ненавидел, то точно убивал.        — Смахиваете на вампира, прячущегося от солнца, Сергей, — Август улыбнулся, обнажив зубы, и Разумовский, который был буквально до слез рад видеть это выражение лица, смеялся и вместе с тем пытался перевести дыхание. Хольт все еще оглядывал соскучившимся взглядом его одежду: черный легкий плащ и красные очки.        Сергей ответил только через некоторое длительное время, за которое Хольт успел отправить своих людей прочь от них и еще попытаться поймать вечно ускользающие фиолетовые в очках глаза Разумовского. Так хотелось стоять целую вечность, смотря друг на друга и больше не задумываясь ни о каких преградах, чтобы просто видеться или находиться рядом.        — Ты забыл очки, — дрожащей рукой Сергей достал из кармана прозрачный футляр с авиаторами.         Август сглотнул и внимательно разглядывал протянутую в его сторону вещь, не делая ни единой попытки ее взять. Формальность обращения его никоим образом не волновала.       — Я их не забывал, — произнес Хольт и на непонимающий взгляд Разумовского ответил действием: он снял очки с Сергея, надел их на себя, а авиаторы, достав из чехла, надел ему, при этом случайно задев висок острой дужкой. Округлившиеся глаза скрылись за темными стеклами, что, с одной стороны, сильно расстроило и, с другой, облегчило задачу смотреть на Разумовского и не видеть его печальные глаза. — Оставь их себе. На память.       — Ты же еще придешь, да? — в нуждающемся голосе Хольт слышал еще и надежду, и страх, и необоснованную обиду. Он отвернулся с печальной полуулыбкой к взлетающим один за другим самолетам, которые блестели в солнечных лучах. Небо постепенно окрашивалось из оранжевого в синий, а из синего — в серый. В красных очках это выглядело не так скучно.       Сегодня опять будет пасмурно. Но Август уже этого не застанет.       — Конечно. Ты мог не мчаться сюда, чтобы спросить об этом, — смотря в окно, сказал Хольт и на чистых рефлексах снова посмотрел на Сергея после его безапелляционных слов:       — Не мог.        Так просто. Ни секунды промедлений. Ни мгновения раздумий. Просто. Не. Мог.       Ему нужно было услышать это лично. Услышать слова, которые дадут обещание новой встречи. Услышать Августа.        Это постепенно перерастало в жалкую драму. Отчасти так и было: вот они — два человека, которые нашли в друг друге отголоски своих интересов и теперь не могут свыкнуться с реальной жизнью, потому что окруженные ночным городом и стеклянными окнами они чувствами себя живее. И теперь эта жизнь обрывается так же резко, как и всякая.        Но Август ван дер Хольт еще приедет к Сергею Разумовскому. Он же дал обещание. А Хольт не тот человек, который разбрасывается фразами. Тем более, перед Разумовским.        Уложив очки на голову, Сергей обнял его. И Август, больше не медля, обнял его в ответ. Как тогда, на мосту в ночном Санкт-Петербурге.        Продолжалось это не долго, но Хольт, как и Разумовский, запомнил это навсегда. Как и свою первую деловую поездку в Россию.       — Мы обязательно встретимся, Сереж, — отстранившись, сказал Август и, в последний раз улыбнувшись ощущавшему чувство острейшей потери Разумовскому, на ходу к самолетам напоследок произнес: — Я обещаю!