Что, если бы все было иначе?

Интересно, Кевин правда думает, что Нил не узнал его, или просто прикидывается дураком? Хотя, черт его знает, что у звездных личностей в голове. — Наверное, мои слова прозвучали неловко. — Кевин садится рядом, неловко поджав губы. В воздухе повисает смущение. Вернее, это облако сгущается над Кевином, а Нил лишь подхватывает его из-за бушующего в крови алкоголя. На самом деле, стыдно ему бывает редко: он может сказать абсолютно что угодно, не следя за своей речью, и ему будет плевать. Просто плевать, потому что чужие чувства его не касаются. Никто ведь никогда не думал над тем, как ощущал себя маленький Натаниэль, когда получал новый удар от отца за невыученный стих на литературу или двойку в дневнике. Мир жесток, верно, Нил? — Может быть. — кивает тот. Нил видит, как нервно дёргаются мышцы лица при неоновом освещении, замечает неловкость всей ситуации для Кевина и даже то, что на его щеке осталась ресничка. В детстве мама всегда говорила, что в таком случае стоит загадать желание и пустить ее по ветру. И сейчас Нил мимолетно думает о том, что хочет на подольше остаться в этом глупом разговоре. — Знаешь, на самом деле я просто искал своих друзей, но не нашел их..потом решил сделать заказ, но меня привлек цвет твоих волос. — почёсывая затылок, рассказывает тот. — Я сначала подумал, что это из-за освещения они кажутся яркими. — Спасибо. — спустя пару секунд произносит Нил, поворачиваясь к Кевину полностью, показывая ту самую частичку себя, которой он так стеснялся: шрам, огромный и уродливый, на щеке. Таких, на самом деле, много. Жизнь в доме Веснински была далеко не сахаром: отец калечил не только мать, но и сына, часто применяя не самые правильные методы воспитания. Однажды крошечному Натаниэлю досталось утюгом за то, что тот не вовремя попался под руку отца. Шрамы давно болеть перестали, но кто залечит огромную рану на сердце? Нил улавливает недоумение в глазах Кевина, то чувство, давно знакомое ему. Обычно люди не тактично интересуются, откуда же у Джостена такой страшный шрам прямо на лице, а Нил предпочитает отмалчиваться или посылать всех к черту, ведь это не их собачье дело. Правда, желание знать после этого все равно никуда не девается. — Ни одного вопроса. — тут же предупреждает Нил, опуская взгляд в стакан, в котором уже остался только один лёд. Он трубочкой раскалывает подтаявшие холодные кубики, сглатывая ком, образовавшийся в горле. Наверное, у каждого человека есть своя определенная тема из детства, которую обсуждать очень тяжело. Хотя временами это нужно — жить с обидами и тяжестью прошлого на плечах очень трудно. — Знаешь, этот шрам хорошо подчеркивает твои голубые глаза. Нил смеётся в голос. Что за чушь сказал этот самовлюблённый эгоист? Он лишь пытается успокоить его, преподнося сладкую ложь взамен правды. Джостен уже вдоволь наелся и тем, и другим, так что предпочел бы простое молчание, ещё желательно без громкой музыки, победных криков и возмущений бариста. — Не знал, что у Кевина Дэя такое хорошее чувство юмора. — вскидывает бровь тот, замечая проскользнувший ужас в чужих глазах. Он что-то не то сказал? Не то, чтобы Нила это сейчас беспокоит, но..есть одно но, которое не укладывается в голове никаким образом. — Ты знаешь меня? — спустя минуту позорного молчания, произносит тот. — А кто не знает звезду экси! — восклицает Джостен, чувствуя, насколько же сильно алкоголь развязал ему язык. Вновь неловкое молчание. Черт, да уже хочется под землю провалиться, лишь бы больше не видеть этих зелёных растерянных глаз перед глазами и пухлых губ! Нил только и думает о них, даже не пытаясь переключить свое внимание на что-то другое — знает уже, что это бесполезно. Пробовал неоднократно в подростковом возрасте, а мозг словно назло воспроизводил картинки в голове из раза в раз. — Очень неудобно из-за этого знакомиться. — отчаянно стонет Кевин, прикрывая лицо ладонью. Наверное, так и есть. Нил никогда не был популярным, да и мания собственного величия его никогда не преследовала, поэтому понять Кевина он никак не сможет. Нил вертит его слова и так, и сяк, и под другим ракурсом, и с нового освещения, но все не складывается его изображение в голове — слишком трудно это представить для того, кто никогда не допускал даже мыслей о своей известности. — Не могу ничего сказать. — все таки выдает Нил, отставляя пустой стакан в сторону. Но уходить сейчас стыдно. Вдруг, тот подумает, что Джостену противна его компания или то, что он является «Лисом»? — Знаешь, я ведь пришел в бар не просто так. — издалека начинает Нил, рассматривая ногти на своих руках. — Я пришел отпраздновать победу «Лисов». Я так давно слежу за их командой, что уже и не помню, сколько раз разочаровывался. — О, — Джостен ловит улыбку на губах Кевина, — так ты фанат. — Можно и так сказать. — фыркает тот, выпрямляя плечи. — Это слово мне не нравится. Звучит так, будто я бегаю за ними, как папарацци, и фотографирую каждый шаг. — поясняет Нил. — Хотя это не так. Я уважаю как их, так и твое личное пространство. Кевин кивает, внимательно его слушая. Становится даже приятно где-то в глубине души. — Там твои друзья. — Нил указывает пальцем на двух совершенно одинаковых, на первый взгляд, невысоких блондинов и одного долговязого шатена. — Я пойду. — кивает Кевин, а после останавливается, как только берет в руки свой напиток, которого осталось на дне совсем чуть-чуть. — Можно проявить наглость? — он дожидается неуверенного кивка. — Хочу попросить твой номер телефона. На губах Нила процветает ухмылка. Конечно, приятно, когда все внимание звёзды приковано именно к нему, несмотря на то, что в баре полно девушек красивее Джостена в несколько раз. — Конечно. Записывай.. — достает из кармана телефон Нил, диктуя свой номер и записывая чужой. Вечер определенно точно проходит успешно, несмотря на то, что его голова уже почти отказалась работать, ноги еле идут и его чуть не сбила машина. Цифры одного из участников любимой команды тихонько греют сердце. Интересно, откуда у Кевина уверенность, что его номер не окажется во всех социальных сетях на следующее утро? Хотя, может, у него столько денег, что он может ими сопли вытирать вместо носового платка. Нил, опять же, не знает да и не особо его это интересует. А может, он просто внушает доверие своими бездонными голубыми глазами, мягкой формой бровей и острым кончиком носа. Нил временами рассматривает себя в зеркало, но не испытывает ничего, кроме ненависти. В каждой части своего тела он видит отца: такие же рыжие непослушные кудри, глубокий взгляд, полный ярости по отношению к собственному сыну, острые черты лица. Нил ненавидит все, что связано с ним, и ненавидит себя за их с отцом схожесть. Даже пытаясь скрыть некоторые признаки, он все равно видит в собственном отражении тень отца. Он стоит сзади него, готовый отлупить за любой промах, за случайно пролитый стакан воды, за излишнюю дружелюбность с сыном своего товарища и за непозволительную доброту к родной матери. Тот Натаниэль воспринимался лишь как игрушка для битья, снятия гнева и напряжения после тяжёлого рабочего дня. Нил уже не помнит, как появляется в общежитии и ложится на кровать, даже не раздеваясь. Он засыпает, вновь чувствуя в груди жгучую горечь детской обиды.