Смотри на меня

      Сука, больно…       Прижимаю руку к груди. Прикрыв глаза, сжимаю губы и жду, пока резкая обжигающая боль не перетекает в ноющую пульсацию. А телефон упрямо разрывается трелью.       В кои-то веки утро начинается с кофе. Поправочка: с опрокинутого на себя горячего, как двигатель байка после длительного забега, кофе.       Даже не в курсе, кому приспичило поболтать на едва заходящемся рассвете, но надеюсь, его не раз крыли матом вместо приветствия, иначе придется лишить бедолагу девственности в этом плане.       Медленно выпуская воздух сквозь сжатые зубы, смотрю на экран. Не придется. Когда становится легче, отвечаю на звонок и включаю громкую связь:       — Мал… Тина, не спится?       Ее голос звучит слегка удивленно и слишком бодро для шести утра:       — Так меня опять на допрос вызвали. Я думала, ты знаешь.       Крэп. Точно.       Пока с тихим шипением снимаю лифчик, отдирая от покрасневшей кожи груди, пытаюсь освежить память. Вчерашний день сливается в одно большое неразборчивое пятно, воспоминания об обезображенных телах сплавляются с десятками отчетов, что еще совсем недавно мозолили мне глаза и занимали все мысли. А потом вечер, квартира Кея, откровения и поцелуй… Прикосновение губ, превратившее все, что было до, в бледную тень на фоне, в помеху, в то, что хочется забыть, но забывать нельзя. Не пока всем псионикам в Нью-Пари грозит страшная мучительная смерть.       Я хочу, чтобы ты сначала подумала, надо ли оно тебе. Со мной.       Кажется, будто отголоски его слов звучат отовсюду, а я не понимаю, что чувствую, не уверена, как вести себя теперь. Черт, Кей, зачем ты все усложняешь? Или это я сама лишнего надумываю?       — Лу?       — Тут, — отзываюсь, возвращаясь мыслями к разговору. — В первый раз поверхностно опрашивали. Сейчас очень важно, чтобы ты вспомнила все в мелочах.       — С чего вдруг?       — Подробности рассказать не могу, сама понимаешь. Но похоже, что мрази, которые на тебя напали, останавливаться не собираются.       Секундное молчание. Да, Малая, ты все правильно поняла.       — Еще кого-то схватили? Или… убили?       Если бы ты знала, от чего чудом спаслась… Если бы я могла рассказать, предупредить, уберечь.       Закрываю глаза и снова вижу зеленеющие пальцы ног с бирками, на которые пялилась пару часов, пока мы с Кеем ждали остальных. Тот же высокий курган, надежно скрывающий преступление, та же стылая земля с начинающей желтеть травой, те же белые простыни, покрывающие давно остывшие тела. Только в моем больном воображении их ровно на одно больше.       Я не вижу последнюю жертву, но знаю — может догадываюсь по синим прядям волос, выглядывающим из-за плотной ткани, может по дурному предчувствию, — что там она.       Твою ж… На хрена я об этом думаю? Снова тошнит.       — Скажу так, — сглатываю вставший в горле ком. — Я охренеть как рада, что от тебя отвалили, что ты смогла вырваться.       Тина либо не замечает мой дрожащий голос, либо виду не подает, лишь громко выдыхает. Так даже лучше. Ни к чему ей волноваться, хватит и меня одной с ночными кошмарами.       — Но я правда все рассказала. Не хочу туда опять тащиться. Далеко все-таки.       — Эти ребята — не просто парочка дознавателей, которым лишь бы свалить поскорее да надраться после смены. Они умеют задавать правильные вопросы и действительно болеют делом. Нормально все будет.       На том конце клацают зубы. Опять ногти грызет… Нервничает, ясное дело, но привычка дурацкая.       Иду в ванную смыть с кожи сахарный след, но перед зеркалом с языка срывается ругательство.       — Ты чего? — спрашивает Тина.       — Да так. Не бери в голову.       Ошпарило так ошпарило. Ничего суперсерьезного, конечно, но сегодня придется надеть максимально закрытую блузку. Уверена, уже к вечеру и следа не останется, хотя горит адски.       Копаюсь в аптечке несколько секунд, пока Тина продолжает разговор:       — Вообще я попросить хотела… — она замолкает на секунду и выпаливает так прямо, словно не собиралась с мыслями весь наш разговор. — Думала, ты подбросишь меня и там рядом останешься. Мне спокойнее будет с тобой, Лу.       Улыбаюсь, напрочь забывая про обожжённую грудь. Боль отходит на задний план в присутствии стойкого чувства ностальгии и тоски. И, хотя отношения между нами — натянутый трос, я знаю, что он из крепкого металла, херней не порвать, поэтому даже не раздумываю, прежде чем ответить.       — Отвезу, конечно, но остаться не смогу. У нас с Кеем дело есть в то же время.       В голосе Тины слышится разочарование:       — Ладно. Понимаю.       — Буду через двадцать минут.       — Ок.       Телефон в сторону. Проступающие границы ожога спускаются от шеи почти до пупка. Кофе пить уже не хочется, оставаться в жилом блоке и снова затеряться в мыслях о вчерашнем вечере — тоже, поэтому аккуратно натягиваю топ с горлом, просовываю руки в рукава крутки и, на ходу собирая низкий пучок, выталкиваю байк за дверь.

***

      Еще на подъезде замечаю Стоуна на парковке возле здания КС. Тина тоже замечает. Спасибо шлему и попутному ветру, не слышу ее лепетания, но тон голоса мне не нравится. Вот совсем. Черт, Малая, давай не будем опять сохнуть по одному парню…       Останавливаюсь совсем близко и долго копошусь с застежкой шлема, а потом и с ключом зажигания, урывая себе время на подумать как будто его было недостаточно. Тина разбирается быстрее.       — Привет. — Она с кошачьей грацией перекидывает ногу через байк. — Нас ждешь?       — Привет. Так и думал, что вы вместе приедете, — вежливо отзывается Кей.       Стою спиной, но каким-то хреном почти физически ощущаю на себе его пристальный взгляд. Позвоночник слабо покалывает, полоску неприкрытой кожи на шее у линии волос окутывает жаром, который медленно спускается ниже по спине, разрастаясь, но не обжигая. Глупо пытаться убедить себя, что абсолютно похрен, на кого Кей смотрит, но я все равно пробую.       Ну поцеловались. Не сошлись в намерениях и разошлись по домам. С кем не бывает?       Мысленно скандирую словно мантру несколько раз: просто поцелуй, он ничего не значит.       Че я вообще загоняюсь? Мы напарники. Будет лучше, если ими и останемся.       Становится легче. Пальцы наконец справляются с задачей, и, устроив шлем на законное место, я поворачиваюсь. Наши с Кеем взгляды мгновенно пересекаются, если можно так сказать. Сердце спотыкается, матерясь, продолжает качать кровь по венам, пока мозг в такт его ударам чеканит по слогам:       Хрен ли. Ты. Так. Реагируешь?       Не знаю, что Кей улавливает эмпатией или своим недозрением, но, когда подхожу ближе, он лукаво улыбается.       В открытую разглядываю его черную туго обтягивающую мышцы футболку, попутно благодаря Единого за теплое осеннее утро и распахнутую куртку Стоуна, чуть влажные, как после душа, пряди у лица, липнущие к коже, костяшки пальцев, торчащие из карманов джинсов. Глаза цепляются за ремень с мудреной застежкой, снова скользят вверх по животу, груди, шее и останавливаются на черных непроницаемых очках.       Крэп. Как-то странно вот так открыто пялиться друг на друга после случившегося.       Молчание затягивается. Малая вертит головой несколько раз, переводя взгляд с меня на Кея и обратно, громко откашливается:       — Мы не опоздаем?       Кей отмирает, но не отворачивается:       — Лу, планы изменились. Допрос месье Нуара переносится на неопределенное время, поэтому мы пока свободны, но я подумал, ты захочешь присутствовать на допросе Тины.       Прежняя неловкость испаряется, когда мысли о деле вновь заполняют всю голову. Ну, почти всю…       Я недоуменно свожу брови.       — А в чем дело?       Кей спешно бросает Тине:       — Прости, мы на секунду.       Она отвечает кокетливой улыбкой:       — Конечно.       Малая провожает взглядом несколько наших шагов и утыкается в телефон. Кей подводит к толстому стволу высокого дуба, по пути осторожно нащупывает подошвой ботинок едва выглядывающие из давно не стриженной травы корни, но все равно спотыкается пару раз.       Как только оказываемся вне зоны слышимости, на его лбу пролегает тревожная морщинка. Ровно мгновение мне кажется, что он сейчас заговорит о нас, о вчерашнем вечере и о сделанных после бессонной ночи выводах, а необходимость сбежать от Тины ради конспирации — лишь повод уединиться.       Неа, ни хрена.       — Он не явился к назначенному времени, — начинает Кей доверительным шёпотом, а я тут же заталкиваю неуместные мысли вглубь сознания и перехожу на рабочий настрой. — Я звонил, но получил только невнятную просьбу об отсрочке. И, судя по голосу, месье не совсем в вменяемом состоянии.       — В смысле? Бухой что ли?       — Угадала.       — Черт. — Ерошу пальцами волосы у самых корней, несильно оттягивая. — Пока он под градусом, время тикает, а другие зацепки уже проверили от и до.       Ни записи похищений, ни толкового описания преступников, ни связи между жертвами, ни видимой цели. Только изуродованные тела, с которых даже анализы взять проблема, да невероятная по своей сути, толком не доказанная причина смерти. Невероятная, потому что, чтобы всерьез поверить в подобную чушь, надо сначала накачаться веселящим газом. Или чем покрепче. Использовать собственные пси на себе же… Бред.       Незаметно для самой себя методично вкапываю носки ботинок в землю. Ухабистая кора царапает ладонь, когда я, опираясь на ствол дерева, смахиваю грязь с обуви.       — Да, Лу. Хотя его можно понять — жену похитили и убили. Плюс прямо перед этим они серьезно поссорились. Он убит горем, винит себя. Уместный повод напиться.       — Да понимаю я, черт… Пьяного опрашивать без толку.       Кей тяжело вздыхает, перенося вес с одной ноги на другую. Давно ждет?       — Разговорить молчунов не проблема. При помощи специальных препаратов, конечно. Но вот инъекции трезвости не существует.       Губы сами собой растягиваются в ироничной усмешке. Хотя чувствую себя скорее нервной, чем веселой.       — Крэп. У тебя квартира напичкана автономной техникой на голосовом управлении. В Нью-Пари на каждом шагу, даже в Термитнике, стоит аппарат, способный за пару минут по капле крови перебрать весь генетический код человека, найти в нем мутации, и держать до прибытия членов Корпуса, а нормального средства от похмелья хрен кто потрудился придумать. Все, что есть, — бурда какая-то. Я пробовала.       — Видимо после Шторма пьянство было меньшей из проблем человечества.       — Зря они так думали.       Кей тихо смеется, заражает меня этим звуком, и вот я уже с искренней улыбкой не могу отвести взгляд от его губ. Черт…       Настроение резко меняется.       — Лу?       Эмпатик…       Отвечаю вопросом на вопрос, обращением. Просто, немного грубо и непреложно. Тем самым расставляя сразу все акценты в наших непонятных отношениях, все знаки препинания в неоформившихся в слова мыслях.       — Напарник?       Кей замирает на несколько бесконечных секунд. Смотрю на него прямо, практически не моргая, не стесняясь пристального внимания в ответ. Вряд ли он различает мой испытующий взгляд, сжатые губы, тяжелое дыхание, но практически осязаемые волны холодной отстранённости должен почувствовать даже без пси.       Мужская ладонь тянется к моей. Медленно, давая время отвести руку, отступить, но я не делаю ни того, ни другого. Жажду момента, когда теплые пальцы ласково сомкнуться на моем запястье, подушечки щекотно пройдутся по тонкой коже внутренней стороны ладони и, считав, скользнут обратно в карман джинсов, оставляя нежный след последнего касания.       Но этого не происходит.       Ладонь Кея замирает в миллиметрах от цели и обессиленно опускается. Он наклоняет голову. Звучит глухое:       — Работаем?

***

      Допрос Тины действительно не похож на предыдущий. Эвана интересует каждая деталь, начиная цветом кожи и одежды нападавших, заканчивая их запахом. Естественно Малая ни того, ни другого назвать не может.       Крэп. Темно было, ситуация стрессовая, может ей еще количество пуговиц надо было посчитать?       Тем не менее, никто ее не осуждает, наоборот пытаются помочь вспомнить любые мелочи любыми способами. В рамках дозволенного, разумеется.       Меня в допросную не пускают. Близкая подруга, сбивать буду и прочие охренеть какие логичные доводы. С одной стороны, разумно, с другой… поддержки, о которой Малая так просила, я оказать не смогла.       Смотрю на нее, нервно гнущую ноги под столом, так что на ботинках заломы останутся, сквозь толстое стекло, слышу сбивчивую речь из динамика, пытаюсь вникнуть, запомнить, сопоставить, но тщетно.       Кей стоит, прислонившись к блестящему металлическому столу. Руки скрещены на груди, мышцы расслабленны. Из-под ворота футболки торчит цепочка со странным круглым камнем ярко-синего оттенка, который я уже заприметила раньше, но разглядеть не успела.       Подвеска больше похожа на детскую. Странный выбор, если он не влечет за собой какую-то историю. Ловлю себя на мысли, что узнать интересно. Вряд ли оно мне светит теперь.       Со встречи на парковке мы друг другу и пары слов не сказали. Просто не о чем было. Затолкать мысли о Стоуне в маленькую коробочку и закопать ее в недрах подсознания получается не сразу, но, справившись, я могу наконец сосредоточиться на важном.       Прислушиваюсь к механическому голосу Тины. Смазанные буквы или символы на фалангах пальцев левой руки. Метки пси нет. Уже что-то. Хотя круг подозреваемых несильно сужается. Примерно на одну хренлионную процента от жителей Термитника.       Руки тянутся поправить высокое горло топа. Ожог почти не болит, но отдается неприятным щекотливым чувством при каждом движении. Стараюсь не обращать на него внимания, лишь изредка одергивая ткань.       Опираюсь руками на столешницу. Металл холодит пальцы. Приятно. Хоть раздевайся и ложись.       Пока Малая работает с художниками, Кей снова пытается договориться с месье Нуаром о встрече, включает громкую связь, чтобы я тоже слышала, но из невнятной каши его булькающий речи умудряюсь вычленить только «не могу» и «ее больше нет».       — Кажется, мужик трезветь не собирается.       — Выбора нет, навестим его сами.       Слегка щурюсь на Кея, который с невозмутимым видом копается в телефоне, постоянно наклоняя экран в разные стороны:       — Зачем? Месье в гов… — Сказала бы я, если бы не Уэйн, шастающий туда-сюда и вырастающий как гриб из-под земли после дождя. — Пьяный. Очень.       — Именно. Думаешь, сам остановится?       — Ну, нет… Нам что ему рот пробками набить?       Стоун кривит губы с однобокой ухмылке. Так притягивает взгляд, что аж бесит.       — Я хотел закупорить ими бутылки, но твой вариант мне тоже нравится. Оригинально.       О чем он думает вообще? То есть мысль хорошая — возможно, я бы сама могла предложить что-то подобное (а то и безумнее), — но не в нашем шатком положении.       — Ха-ха. Серьезно, Кей. — Капеллан останавливается перед стеклянной перегородкой, а я придвигаюсь к напарнику ближе, переводя голос на шёпот. — Показания фиксируются только на официальном допросе в присутствии всех этих важных шишек и под камерами. Сам порядок знаешь. А ты хочешь ворваться и незаконно развести на информацию, размахивая жетоном?       — Я бы назвал это приятельской беседой. — Берет меня за локоть и отводит в сторону. — Лу, пока мы ждем, преступники могут готовить следующее нападение. Не первый раз родственник жертвы в трауре — схема рабочая, проверенная. Найдем предлог навестить. Поговорим, давить не будем — сам лишнего что-нибудь сболтнет. Официальный допрос рано или поздно состоится, но мы будем уже на шаг впереди, если что полезное узнаем.       Блять. По ушам ездить умеет. Только по факту.       «Третье нарекание, Рид».       И с каких пор мой мозг стал разговаривать голосом Нарсиса Уэйна? Нахожу его взглядом на том же месте, что и минуты назад. Ровная спина, словно палку в задницу засунули, руки сцеплены сзади, едва заметное беспокойство в глазах.       Так и вижу картину маслом: меня к Периметру, потом вернуться смогу, но придется с нуля начинать, Кея, скорее всего, сразу на хрен.       Он терпеливо ждет, не торопит, дает обдумать. Рискует больше, но отступать не собирается.       — Откажусь — один пойдешь?       Кей сдвигает брови в замешательстве. Спустя протяжный выдох снова расслабляется. Его голос становится легче, сочится искренностью.       — Лу… Чувствую, что ты растеряна, не знаешь, как лучше поступить, боишься снова совершить ошибки, которые стоили тебе многого. — Я закрываю глаза, чувствую легкое колебание воздуха у лица, но, когда поднимаю веки, ничего вокруг не меняется. — Мое предложение — не ультиматум. Мы напарники. Действуем вместе. Если ты твердо уверена, что риск того не стоит, — я останусь с тобой.       Появившийся из ниоткуда ком в горле давит на легкие, а в груди копошится странное беспорядочное чувство. Не могу дать ему название. Смятение? Растерянность? Или… благодарность? За отношение, как к равному. За доверие.       — Твои слова да Роману бы в уши, — произношу тихо, едва шевеля губами.       — Похоже, он еще больший ублюдок, чем я думал.       — Йонас как-то сказал, что если бы мудаков маркировали и систематизировали, как псиоников, то у Романа была бы редчайшая первая ступень.       Напряжение покидает тело вместе с воздухом, а воздух покидает мои легкие при виде широкой улыбки эмпатика. Да, в причинно-следственных связях я все-такие немного шарю.       — Все твои друзья такие резкие?       — Этот особенно. И кстати о нем. — Достаю из заднего кармана телефон и строчу сообщение Йонасу. — Если есть способ побыстрее стать человеком нашему смурфику, то он его знает.       Йонас: «Долбанулась? Время даже не обед. Или ты чайник с бутылкой перепутала?»

***

      Хрен знает каким чудом Кевин Нуар открывает нам дверь с третьей попытки и даже делает пару шагов самостоятельно.       Кей проходит внутрь, демонстрируя жетон. Вряд ли человек, едва стоящий на ногах отличит удостоверение от инструкции к вибратору, но таков порядок.       — Добрый день. Мы из Корпуса…       Напарник не договаривает, бросается вперед, поддерживая мужчину за локоть, но тот все равно почти падает, сгибается пополам и его выворачивает на собственные ноги.       Блять.       Ну, зато первый пункт из рекомендаций Йонаса выполнен с порога.       Мы с Кеем вдвоем довольно сноровисто затаскиваем месье в ванну, включаем прохладную воду. Я открываю окна в каждой комнате, впускаю свежий осенний воздух и вдыхаю с облегчением. Черт, запах стоит чудовищный, со времен интерната такого не помню.       Осматриваюсь, как просил Кей, когда мы обсуждали план, пока он сам поливает душем почти бессознательное тело.       Кругом царит бедлам, некоторая мебель сломана, пустые бутылки из-под какой-то дряни валяются тут и там. На полу в гостиной растекается густое липкое пятно синего цвета. Накрываю его листами бумаги, чтобы Кей не вляпался. Нахожу на кухне белое полотенце и кидаю его поверх лужи рвоты. Несколько секунд смотрю, оценивая, достаточно ли контрастное сочетание. Убираться я тут не собираюсь, но все равно сгребаю осколки стекла у промятого, пахнущего спиртом и синтетической закуской дивана.       На журнальном столике нахожу разбитую рамку и помятую фотографию. Сейчас мало кто такие использует, в основном все фото хранятся в телефонах или на других цифровых носителях, но есть и те, кому важно иметь возможность прикоснуться к воспоминаниям.       С глянцевой бумаги на меня смотрят улыбающийся месье Нуар и молодая темноволосая девушка, которую мозг категорически отказывается сравнивать с искалеченным трупом Софии.       Они стоят в обнимку. Рыжие волосы мужчины приглажены гелем, зеленые глаза горят бесконечным счастьем. Хрупкая девушка рядом легко касается пальцами его начисто выбритого подбородка. На ее правом запястье чернеет метка пси.       Крэп. Неужели это она… Что надо было сделать с человеком, чтобы узнать было невозможно?       Из ванной раздается плеск и невнятное бормотание. Кей выходит, вытирая руки чистым полотенцем. Ему пришлось принять на себя удар из термоядерного коктейля эмоций, который даже врагу не пожелаешь. И хотя он пытался уверить меня, что все не так плохо, что алкоголь притупил восприятие, но я видела, как тряслись его пальцы, а на челюсти ходили жевалки.       — Нашла что-нибудь?       — Пока нет.       Он кивает, останавливает взгляд на белой ткани на полу.       — А это что?       — Заметно? Не наступай. И на остальные тоже.       Кей несколько удивленно улыбается:       — Спасибо, Лу. Правда.       — Ерунда.       — Не ерунда.       От тона его голоса и искренности, что плотным потоком сквозит всего в парочке слов, в груди приятно теплеет. Совсем чуть-чуть. Так, надо перевести тему, мы опять плывем не туда.       Судорожно вздыхаю, вспоминая разговор с Йонасом:       — Прочистка желудка, свежий воздух, прохладная ванна — все по инструкции.       — Массаж ступней забыла.       — Обойдется.       — Йонас сказал — хорошо помогает.       Бросаю на Кея ироничный взгляд:       — А если бы он сказал массаж простаты сделать?       — Черт, нет. — Стоун осторожно, скользя пальцами по спинке, огибает диван, присаживается на подлокотник лицом ко мне, близко. — Но даже, если бы это в момент помогло, тебе Йонас бы такое делать не предложил.       Ауч. Намек тонкий. Что-то вроде: я не хочу лезть, куда не просят, но мне дико интересно, трахаетесь ли вы или нет.       Промолчу я, сменю тему или сделаю вид, что не поняла — Кей доставать не станет. Это мне в нем и нравится. Именно поэтому скрывать не вижу смысла.       — Где и кого я трогаю — уже давно не его ума дело. Мы расстались.       Сверкая отблеском очков, он поворачивается в мою сторону и мягко улыбается.       — Статус отношений не всегда говорит о наличии или отсутствии чувств.       Меня как будто книжкой по психологии по голове долбанули. Толстенькой такой, с зеленой обложкой. Стоун, где ты был со своими умными речами, когда я не спала ночами, анализируя, что между мной и Йонасом и куда это ведет?       — Ты прав. Но у нас все ок, разобрались уже.       Из ванной раздается приглушенный стон. Через открытый проем вижу, как Нуар чуть глубже погружается в воду, проводит ладонью по лицу и снова затихает. Супер. Признаки жизни подает.       — Я рад. — Кей растирает руками шею, оставляя на коже краснеющие следы, признается. — На самом деле, почувствовал разницу тогда, в переулке. Тебе будто полегчало.       — Охренеть. — Не знала, что эмпатики могут читать эмоции так… детально. — По шкале от «пустяк» до «задолбала» насколько нагло будет спросить, какая у тебя ступень?       Кей неожиданно смущается. Отворачивается, отстраняется, уходит в себя — как хочешь назови. Несколько секунд он сосредоточенно молчит, сканирует пространство. Наверное, даже в ярком солнечном свете, льющемся из окон, сложно ориентироваться в хаосе раскуроченной квартиры. Однако, Кею не привыкать, он прекрасно справляется — в этом я уже убедилась.       Присаживаюсь на подоконник, слежу за своим отражением в его очках, за тем, как мерно вздымается его грудь, и просто жду.       — Дело не совсем в ступени. — На его лице отражается борьба, словно говорить дальше равно прыжку в пропасть. — Когда зрение потерял, эмпатия усилилась, стала более чувствительна. В некоторых случаях могу читать без касания и даже на расстоянии. Сложные эмоции стали понятнее, их причины — очевиднее, будто раньше я все время упирался в границу дозволенного, а теперь в ней открылся проем.       Наверное, мне должно стать неуютно, неприятно. Наверное, я должна хотеть закрыться, защититься, убежать. Наверное, это даже нормально и естественно. И ожидаемо.       Но я никогда не стремилась делать то, что от меня ожидают.       — Не знаю, круто это или дерьмово.       — И то и другое.       Слабо улыбаюсь через сжатые губы.       Напряжения нет, потому что никто из нас не пытается залезть другому ни в голову, ни в душу, ни в трусы. Мы сами медленно открываемся, и, черт, понятия не имею, как это остановить. А надо ли?       Кей сжимает обивку дивана.       Руку начинает покалывать от желания прикоснуться, дать понять, что меня не пугает быть откровенной в своих эмоциях. Врать не буду, смущает иногда, но не отталкивает. Хочется ощутить его тепло рядом, почувствовать горячее дыхание у виска, проследить кончиками пальцев вену на левой руке, уходящую под рукав футболки.       Футболка еще эта…       Тараканы в моей голове, со вчерашнего вечера роющие окоп между нами, начинают возмущаться. Стараются же.       — Можешь так много, а виду не подаешь.       Кей пожимает плечами. — Стараюсь не лезть в личное пространство.       Не могу удержаться от ухмылки.       Откуда ты взялся, Кей? Как стал таким? Догадываюсь, что история невеселая, а на сегодня хватит болезненных откровений. Потому что с каждым открытием меня тянет к Стоуну все сильнее. И он это чувствует.       — Лу, у тебя болит что-то? Еще утром спросить хотел.       — А-а, да. Утренний звонок Тины оставил меня без завтрака, но с огромным ожогом.       Мы болтаем о разном, пока я поверхностно, чтобы было незаметно, осматриваю полки, шкафы и личные вещи жертвы. Попутно рассказываю Кею, как однажды Тома где-то раздобыл просроченные синтетические чипсы, которыми вся наша социальная группа дышала еще неделю. Поэтому к пропитанному похожим запахом дивану даже не приближаюсь. И так тошнит. Даже с окнами нараспашку легче не становится.       Кей делится воспоминаниями о выходных у бабушки, и что в ее доме всегда витает приятный аромат травяного чая, сырой земли и удобрений.       Когда слова растворяются в понимающем молчании, я посылаю сигнал тараканам не переусердствовать и оставить лаз — слишком уж приятно общаться с Кеем.       И чего я по углам ныкалась? С ним так просто говорить. О чем угодно. Прикрываю глаза, напоминая самой себе: это был просто поцелуй, он ничего не значит.       Однако… Крэп. Убедить себя, что Кей совсем не нравится, на расстоянии проще. Сейчас он прямо перед глазами, общается в своей обычной мягкой манере, а я сопротивляюсь странному желанию уткнуться носом ему в шею и просто расслабиться.       Время летит. Искаженный телефонной связью голос Эвана, отчитывает нас за страдание херней. Он, конечно, в курсе, куда и зачем мы поехали, поэтому в приказном тоне советует либо побыстрее разговорить свидетеля, либо «прижать свои задницы в Корпусе, на глазах Уэйна, пока он еще нас не хватился».       Месье Нуара приходится несколько раз шлепнуть по щекам, чтобы тот смог сфокусировать взгляд. На наше счастье, он оказывается в состоянии ворочать языком и более-менее понятно говорить. Порывается вылезти из ванны, но, как и предсказывал Йонас, кровь бьет по вискам, и он, схватившись за голову, оседает обратно.       — Вы кто?       — Добрый день, месье. Мы из Корпуса Содействия. Меня зовут Кей Стоун. Это Лу Рид.       Мужчина убирает с лица рыжую челку, царапает ладонь отросшей щетиной. Смотрит на нас, как обдолбыш на громил-наркоторговцев, которые пришли деньги требовать.       — Я просил пе… перенести допрос, разве нет? По телефону… говорил. Кей прислоняется к дверному косяку, засунув руки в карманы штанов. Я стою чуть позади, выглядывая из коридора. Ванная хоть и просторная — поместимся, — но воды на пол вылилось столько, что мои видавшие виды сапоги наглотаются и захлебнутся.       — Звонил я, — отвечает Кей, — не смог разобрать, что конкретно вы говорили. При неявке протокол предусматривает проверку.       Играть идиотов — идея Эвана. Зато она отлично вписывается в легенду, уж свое вялое мычание в трубку месье точно не вспомнит.       — Извините. Я… напился.       Напился? Вот это ты сгладил. Состояние нестояния по-другому называется.       — Мы оставим вас сегодня. Но вы должны…       — Прошу, потише. Голова раскалывается.       Кей понимающе кивает. Я в разговор не вмешиваюсь. Развязывать язык — прерогатива эмпатиков.       Понизив голос до бархатного полушёпота, Стоун продолжает:       — Вы должны явиться завтра в обязательном порядке. Иначе Корпус возьмёт на себя заботу о вашем… состоянии. Показания, которые вы можете дать, очень важны для раскрытия дела.       — Думаете, я не понимаю? Думаете, не хочу, чтобы этих подонков нашли? — Кевина передергивает от холода, когда он с тяжелым выдохом садится, поглядывает исподлобья сначала на меня, потом на Кея. — Простите.       Мокрая домашняя футболка второй кожей липнет к его торсу, руки трясутся, сбивчивое дыхание легко можно перепутать с рыданиями. А может, это они и есть.       Вспоминаю себя в попытках заглушить горе алкоголем. Даже самые поганые мои беды не сравнить с потерей кого-то настолько близкого и родного, но то, что бутылка не лечит, не помогает отпустить, а лишь позволяет размазать боль по телу, чтобы наутро она снова сконцентрировалась в сердце, я выяснила довольно рано.       Кей переступает с ноги на ногу, влажно чавкая ботинками. Держит дистанцию. Черт, как же хреново ему сейчас со своими пси…       Перекатывая фразу на языке, отпускаю ее:       — Кого вы хотите наказать, месье Нуар? Убийц вашей жены или себя?       — Чего?       — Потому что, судя по погрому в квартире, злость вы срываете на том, что было ей дорого. Ей и вам. Легче стало? — драматическая пауза. — Ваша жена уже села в машину. Ваша жена уже перестала дышать. Так дайте шанс найти ублюдков, которые сделали это с ней, и сохранить жизнь их следующим целям.       На секунду кажется, будто он взорвется, заорет или разрыдается. Но глаза Кевина стекленеют, губы поджимаются.       Ну же. Выдай что-нибудь.       — Уходите.       Кей дергает щекой:       — Завтра в тоже время ждем вас на официальном допросе. Отоспитесь и приведите себя в порядок. И усмирите чувство вины. Поверьте, оно мешает.       Охренеть. Провокация от Кея. Решил подыграть мне?       Мы не успеваем сделать и шага прочь. Заглушаемые ладонью всхлипы заставляют остановить движение.       — Они над ней издевались, все кости переломали. Вы видели, что они с ней сделали?       Не знаю, что сказать. В горле собирается ком, в памяти мелькают картинки тела молодой девушки. Черт, я смогу когда-нибудь видеть такое с профессиональной отрешенностью?       Кей кардинально меняет тактику. Клапан вылетел — теперь нужно лишь слушать. Он произносит тихим участливым шёпотом, доверительно сделав шаг навстречу:       — Вы не могли знать.       — Я хотел пойти за ней! Хотел остановить, вернуть домой, но гордость помешала. Софи мечтала стать одной из ваших, работать в Корпусе, а я боялся. Это же так опасно. — Неконтролируемые рыдания вырываются наружу, дыхание мужчины окончательно сбивается, но он продолжает, выплескивает все, что на душе. — Я боялся, что однажды она не вернется домой. И плевать, что платят там больше, чем на заводе. Мы жили скромно, но любили друг друга. Разве это не главное?       На этот раз ему отвечаю я, стараясь подражать мягкой манере напарника.       — Вы из-за этого поссорились? Запретили ей?       — Не запрещал. Мы всегда обсуждали важные решения, находили компромиссы, а тут она ничего не сказала и пошла четвертую ступень подтверждать. Если бы сдала тесты, то и в Корпус бы устроилась, наплевав на мое мнение. Конечно, я был расстроен. Высказал…       — Если бы?       — Софи не справилась. Осталась на пятой.       Сердце колотится, как сумасшедшее. Пульс стучит в висках. В ушах звучат отголоски ночного диалога с Тиной.       — Днем была на тесте. Хотела четвертую ступень подтвердить. Не вышло. Суетилась много, как обычно, руки дрожали, вот и… провалила.       Крэп. Это оно?       Выныриваю из воспоминаний от тяжести мужской руки на плече.       — Лу? В чем дело? — спрашивает Кей.       Ошарашенная, пялюсь на него с открытым ртом. Он же не в курсе. Но времени объяснять нет. Потом. И не при свидетелях.       Поворачиваюсь к Нуару.       — Месье, вы знаете, в каком центре София сдавала тест?

***

      Экран отражает медленно плывущие по угасающему небу облака. Еще не сумерки, но день теряет яркость с каждой минутой. А телефон молчит. Что ж так долго-то? Лапшу на уши вешали, что дело приоритетное, а сами с запросом тормозят.       Если то, что мы с Кеем выяснили, и есть связь между жертвами, то… Черт, это все меняет. Но зачем кому-то понадобились псионики, не прошедшие тест на четверную ступень? Что в них особенного?       Слабо развитые пси, ясное дело. Однако на тест записывают тех, у кого ступень пограничная. По Нью-Пари ходят и другие, у кого способности еще слабее. Другое дело, что узнать о них возможности нет, к базам данных доступ только у верхушки Инквизиции и у некоторых сотрудников тестировочных центров.       Ага. Как будто о непрошедших тест трубят на каждом углу. Результаты также абсолютно конфиденциальны. Либо преступникам приходится дни напролет выглядывать расстроенных псиоников у дверей центра, не вызывая при этом подозрений, либо подкупать/шантажировать сотрудника с доступом.       После обсуждения мы с Кеем склоняемся ко второму. Он кстати поддерживает мою теорию, в которую даже неудачное похищение Тины вписывается. Малая пыхнула сильно. С пятой ступенью такого не провернуть, поэтому ее отпустили и сбежали. А тест она не сдала, так как нервничала и суетилась. Все сходится.       Экран моргает неоново-синим. Хватаю телефон онемевшими пальцами, разблокировать получается только со второй попытки.       Не Эван. Крэп.       Сообщение в общем чате с предложением собраться в новом клубе. Безучастно слежу за посыпавшимися положительными ответами, закатываю глаза на дурацкую шутку Йонаса о том, что я до вечера могу и не дотерпеть, и отправляю сухое «ок».       Судорожно вспоминаю, что у Томы и Йонаса уже четверная ступень. С пятой только Тина, которая и так напугана и пересдавать не пойдет, пока страсти не утихнут, и Доган. А вот ему надо бы намекнуть.       Откидываю голову на спинку скамейки на алее, где мы с Кеем решили скоротать время. Солнечные лучи падают на щеки, но не согревают, ветер ерошит волосы, остужает кипящие мысли. Дело все еще дрянь, но с новой зацепкой появляется надежда.       Вскоре отлучившийся за едой Кей возвращается с двумя стаканчиками кофе на подставке и огромным бумажным пакетом.       — Держи. Единственное натуральное, что у них было.       Заглядываю внутрь. Два сэндвича с ветчиной и зеленью, две невероятно ароматные лепешки с сыром, морковные палочки, миска теплых кукурузных зерен под сливочным маслом, огромный кекс с шоколадным кремом и пакетик кусочков пастилы.       — Ничего себе понабрал.       Кей, нащупывая ногами край скамейки, присаживается рядом, протягивает кофе:       — Тебе не повезло с завтраком, пусть повезет с ланчем. Не осилишь?       Фыркаю, вдруг осознав, что действительно безумно голодна.       — Спрашиваешь. Скажи потом, сколько я должна.       — За мой счет, Лу.       Говорит между делом, не акцентируя, как нечто само собой разумеющееся. А я что? Отказываться не буду. Заработок у нас разный.       — Спасибо.       Улыбаемся друг другу и вдвоем разбираем пакет. Сэндвич я проглатываю, даже не почувствовав вкуса. Лепешку ем медленнее, смакуя натуральное тесто и нежную начинку. Ниточки сыра тянутся, липнут к губам и лицу. А потом их судьбу повторяет шоколадный крем. Наверное, зрелище то еще.       Мы с Кеем лениво восторгаемся ланчем, а он не отводит от меня взгляд. Ну или на последнюю морковную палочку, зажатую между пальцев, любуется. Протягиваю ему.       — Будешь?       — Нет, Лу, я наелся.       Ладно. Доедаю, но Кей и не думает отворачиваться. Светится мягкой улыбкой, притягивая взгляд к приподнятому уголку губ.       — Я испачкалась?       — Понятия не имею.       — Тогда куда уставился?       — Я смотрю на тебя. — От частых порывов ветра его волосы перекинуты на одну сторону, несколько непослушных прядей прячутся за дужками очков. — Все время напряженная была, а тут расслабилась.       — Эмпатик. — С улыбкой качаю головой, надеясь скрыть (от самой себя, от него же не скроешь) за этим жестом истинные эмоции. — Не расслабилась. Просто теперь мы сдвинулись с мертвой точки. Надеюсь. До этого казалось, что гонимся на своих двоих за самолетом, а он вот-вот взлетит. Чувствовала себя… Как бы сказать?       — Беспомощной. Зажатой в угол.       Откровенность не смущает.       — Ага. Поганое чувство.       Кей не отвечает, и мы снова погружаемся в восхитительно уютное молчание.       Эван звонит через двадцать минут.       — Да, Рид. Твоя подруга и две последние жертвы в день своего похищения провалили тесты на повышение ступени, причем в одном месте. Те, кто были до и пропадали из клубов, имели ступень выше, тестировочных центров не посещали даже за год.       — Почерк изменился.       — Именно. Это мы уже выяснили. Кей меня слышит?       Стоун наклоняется ближе к динамику, касаясь моего виска своим.       — Слышу.       — Отлично. Итак, ребятки, какие планы на остаток дня?       — Прокатимся до туда, — отвечает Кей.       Эван тяжело выдыхает:       — Не забывайте, что вас ведет личная инициатива, а не приказ Корпуса. Уэйн и Гюллер, закрывая глаза, видят вас по домам с прижатыми к стульям задницами. А в таком положении очень сложно влипнуть в очередную неприятность. Понятно?       — Кристально.       — Подождать бы до официального допроса вашего легковоспламеняемого свидетеля. Сутки всего. Но я вам не папочка и не мамочка, поэтому делайте что хотите, главное — незаметно. — Молчит пару секунд и выдает слишком серьезное для его клоунской манеры. — Осторожнее там.       Тестировочный центр совсем не похож на тот, что посещала я. Раза в два меньше, не такой оснащённый и находится на границе с Термитником, а значит — проходимость в нем меньше. Нам на руку.       Базу данных и результаты тестов открывают только по официальному требованию, поэтому нам с Кеем не остается ничего лучше, кроме как ждать чуда и сканировать эмпатией персонал и редких посетителей.       Спустя пару часов мой энтузиазм угасает. Эван был прав — мы напрасно тратим время. Лучше выспаться и как следует подготовиться к допросу. Тем более, что именно спрашивать, уже знаем. Получим официальный доступ к результатам, найдем между ними связь, а там видно будет.       Собираюсь поделиться мыслями с Кеем, болтающимся рядом, когда внимание привлекает сжатый кулак с размытой тату на костяшках пальцев. То ли буквы, то ли символы. Совпадение? Здесь? Хрена с два.       Дергаю напарника за рукав куртки, тянусь губами к его уху.       — Кей! Видишь мужчину в черном? — Киваю в нужную сторону, получаю кивок в ответ. — Тату на левой руке, как Тина описывала.       Стоун притворяется, будто показывает мне что-то в телефоне.       — Как выглядит тот, с кем он разговаривает?       — Тощий парень, светловолосый, в очках, молодой совсем.       — Бейджик не разглядеть?       Прищуриваюсь.       — Вроде написано «стажёр».       — Ладно. Наблюдай пока.       Кей отходит к стойке регистрации, встает в очередь за невысокой женщиной средних лет, а я приближаюсь к подозрительному типу и его собеседнику, делая вид, что выбираю шоколадку в автомате.       Крэп. Разговора не слышно.       Молодой парень явно напуган. Его глаза мечутся из стороны в сторону, ладони потеют, голос дрожит. Он яростно что-то лепечет, разводит руками и тут же боязливо сжимается.       Мужчина в черном угрожающе хватает паренька за плечо, и я напрягаюсь, когда из его кармана выглядывает инъектор. А вот и ты.       Он разворачивает к выходу, едва скользит по мне взглядом и исчезает за дверью. Кей тут же подлетает.       — Парень на стойке регистрации проболтался, что сегодня было шестеро посетителей, трое из них с пятой ступенью и все прошли тест. Женщина была последней.       — Значит, подонок без улова.       — Подожди, Лу. Мы не уверены, что это он.       — Я видела инъектор.       — Уверена?       — Да.       — Идем за ним. Тихо. Узнаем, куда направляется, и возвращаемся. Не рискуем.       Два квартала вперед, пока солнце не скрывается за горизонтом, а редкие фонарные столбы отказываются работать.       Твою ж… Даже мне не разглядеть черное пятно одежды преступника среди серости ночного Термитника, не то, что Кею. Он крепко держит меня за руку, шагает, высоко поднимая ноги, но не отстает, держит темп. Со стороны мы похожи на парочку заблудившихся нестабильных из Центра. Или долбанутых — одежда слишком привлекает внимание. Да и байк пришлось бросить.       Тип заворачивает за угол, мы с Кеем осторожно следуем за ним.       Улочки редеют. Вокруг ни одной живой души, зато возвышающиеся кучи мусора, в основном состоящие из жестяных банок и фольгированных пакетиков. Они-то и становятся причиной…       Я веду Кея за собой, но отвлекаюсь. Стоун в очередном шаге пинает жестянку. Потерявшие опору банки с верхушки кучи и другой мусор, гремя, ударяясь друг о друга и о землю, катятся вниз. Мужчина резко оборачивается.       Блять.       Окидывает нас взглядом и бежит. Черт, быстро бежит.       — Эй!       Я срываюсь с места секундой позже. Слышу за спиной испуганный крик.       — Лу! Нет, стой!       В смысле «стой»? Преступник уходит.       Сзади снова раздается шум, слышу щелчок предохранителя, но выстрела не следует.       Впереди мелькает силуэт. Просто пробежкой я его точно не догоню, поэтому концентрируюсь на собственных пси. В придурка летит парочка камней, но тот хрен знает как уворачивается. У него что, глаза на спине?       Под ногами хрустит бетонная стружка, рассыпаются сухие комья земли. Теплый свет из окон меняется холодной пустотой. Мы за пределами жилого района. Черное пятно все удаляется.       Прерывисто дыша, огибаю поваленный мусорный бак и пробую снова. Из заброшенного здания вылетает оконная рама и преграждает мужчине путь. Он ловко его перепрыгивает.       Охренеть. Что за нереальная реакция?       Виляем между брошенными домами, собирая каждый поворот. Еще один. И еще. Кажется, будто все они одинаковые, а я бегаю по кругу. Черт, да сколько их здесь?       Успеваю насчитать пятый, когда за очередным углом впереди пустота. Замедляю бег, а потом и вовсе что-то сильное останавливает меня, сдавливая в медвежьих объятьях. Шею пронзает острая колющая боль, становится холодно, и я теряю сознание.