Смотри на меня

      Йонас окидывает меня внимательным взглядом. Наверняка замечает свежий порез на щеке, ключице, правой руке, но не заостряет внимания на них. Скользит глазами дальше — ищет рыбку покрупнее. Знал бы он, что все самое интересное скрывается под толстовкой и слоями бинта в области живота…       — Что скажете, доктор?       Он кривит рот в усмешке, но отвечает серьезно.       — Жить будешь. Если завтра уволишься.       Я закатываю глаза. Последнее время делаю это слишком часто.       — Не начинай.       Йонас ставит бокал с напитком на стол и тянет руку. Я тут же отстраняюсь. Во-первых, потому что это всего лишь царапины — сами заживут и без помощи хилера. Во-вторых, прикоснется — почувствует последствия пулевого на боку. Истерику не устроит, конечно, но ворчать точно будет. А я пришла в «Утконос» с друзьями время провести, а не слушать нотации и себя жалеть.       — Только на щеке. Дальше не полезу.       Кто ж тебе позволит?       — Не надо.       — Шрам захотела? У тебя этого добра еще навалом будет. Лицо дай поправить.       — Не тронь, сказала. Ты меня уже и так за полгода, что я в Корпусе, залечил.       И залечил, и залюбил и даже немножечко зае… надоел.       Не знаю, какого лешего, мы вообще сошлись на три недолгих месяца, но опыт был крышесносный. В прямом смысле. Вот только мне хотя бы обратно крышу занесло. Ветер попался попутный. По-нашему «мозг» называется.       — Ага, а теперь включай логику, Лу, — произносит Йонас медленно, будто отсталому объясняет. — Что надо сделать, чтобы я отвалил с хилом?       Я делаю вид, что думаю несколько секунд.       — Послать тебя на хер.       Он не меняется в лице. Слишком хорошо меня знает, чтобы ждать другого ответа.       Чувствую укол тоски и сразу щипаю себя за тыльную сторону ладони. Иначе нельзя было. Неделей дольше, и мы похерили бы все.       — Ладно, ребята. — Доган преграждает мне взор, и ухмылка Йонаса пропадает из поля зрения. — Давайте сегодня без этих ваших переглядок.       Он вертит головой то в одну, то в другую сторону, примирительно подняв ладони. Единственный из нашей социальной группы, кто может встать между двух огней и не опалить кудряшки. Остальные предпочитают не вмешиваться. Весело же.       Я все равно выглядываю и кидаю Йонасу предупреждающий взгляд «ни слова критики о моей работе, иначе пожалеешь». Не то, чтобы мы теперь совсем не ладим, я до сих пор считаю его ближайшим из друзей, могу поделиться, чем угодно, без раздумий прийти за помощью в любое время суток, не страшась отказа, и всякое такое, но… После неудачных отношений с другом детства всегда есть «но». Оно трубит в колокол, стоит преодолеть черту, когда личные границы сносит к херам. И строить их заново по кирпичику бесполезно, все равно останутся бреши.       Оглядываюсь на танцпол, высматривая знакомые макушки.       — Остальные где?       — Тома с Ирмой на ферме застряли.       — А Малая?       — После прошлого раза? Пусть дома отсидится.       Йонас подозрительно прищуривается, когда я чересчур медленно и аккуратно сажусь на свободный стул рядом. Игнорируя его взгляд, как ни в чем не бывало стягиваю капюшон и поправляю влажные от дождя волосы. Рана на животе отдается ноющей болью при каждом движении, и я закусываю щеку, чтобы не выдать себя. На самом деле рана ерундовая, просто совсем свежая.       Возвращаю мысли к теме разговора:       — Вы же в курсе, что у нее уже есть мамочка?       Йонас отпивает из своего стакана добрую половину.       — Только мамочка на нее болт положила. Уже забыла, как ее какой-то хрен чуть на такси не увез?       Я пожимаю плечами:       — Все мы там были, — начинает тошнить от собственных слов, когда Йонас сидит в считанных сантиметрах. — Вот только не забывайте, что Тина и без нас может по клубам шататься. Возраст позволяет. Лучше пусть рядом топчется, напивается и знакомится. Или трахаться вы ей тоже запрещать до старости будете?       Парней передергивает. Мда… Комплекс старшего брата во всей красе.       Малая и правда разогналась до сотки за пару секунд. За пару недель, если быть точной. Цепляется за первого встречного, глотает любую дрянь, что под руку попадается. И никого не слушает. Взрослая же.       — Лу, — Доган наклоняется, опираясь на локти. — Ты бы с ней поговорила. Деликатно.       Йонас прыскает и давится напитком:       — Лу? Деликатно?       Я улыбаюсь и несильно толкаю Йонаса в плечо.       — Да иди ты.       — Крэп. Ты должна мне выпивку, — ворчит он, смахивая капли с ладоней. — Вот и деликатность подъехала.       Доган наблюдает за нашей перепалкой некоторое время и снова обращается ко мне:       — Так что… Поболтаешь? На вашем женском.       Я бы с радостью, но…       — Малая в штыки воспримет. Да и мы с ней уже не в лучших отношениях. Сами знаете.       Доган понимающе кивает. Больше не просит, но я сама не хочу, чтобы Тина херни натворила, поэтому обещаю попробовать. Тема закрыта. Парни заводят неоднозначный разговор о преимуществах жизни в Центре, но меня не приплетают, давно уже не пытаются убедить переехать из Термитника. Променять просторный жилой блок на пять квадратных метров? Ну не, спасибо. А на район все равно.       В «Утконосе» на удивление жаркий вечер среди рабочей недели. Людей так много, что некоторые танцуют буквально по головам. Я окидываю их завистливым взглядом — самой о танцах придется забыть на неопределенное время.       Медленно потягивая предусмотрительно заказанный ребятами коктейль, я снова думаю о Тине. И даже вибрирующие на костях басы и алкоголь, методично распространяющийся по венам, не останавливают блуждающих мыслей.       Малая никогда не скрывала чувств к Йонасу. Мы с ним тоже не собирались скрывать от друзей внезапно прогремевшее влечение друг к другу.       Остальные догадались быстро. Порадовались. Даже не особо удивились, что натолкнуло меня на мысли. Не суть.       С Малой разговор все же состоялся. Не зная, как подступиться, я просто сорвала пластырь. Быстро. Резко. Честно.       Тогда мне казалось, что Тина не обиделась. Расстроилась, ясное дело, но отреагировала спокойно, даже поздравила. Потом пропала на неделю. Я не наседала, интересовалась у Ирмы, что да как, ждала, пока остынет. Но и через месяц во время и без того редких встреч она держалась в стороне, общалась холодно, только по делу. Никаких больше звонков и ультразвуковых возгласов в трубке. Никаких неожиданных визитов. А главное — даже после разрыва с Йонасом ничего не изменилось. Словно нить, связывающая нас долгие годы, порвалась безвозвратно.       Я ни о чем не жалею, но…       Смотрю на Йонаса, заново привыкающего не держать ладонь на моем колене, когда сидим рядом, и думаю: было бы лучше, прижги я тогда эту рану?       — Лу, — он машет рукой перед глазами. — Ты с нами?       — Ага.       — Как твои дела вообще? Молчаливая какая-то.       Крэп. Рассказать все равно придется.       — Погоди. — Я болтаю стакан с остатками коктейля. — Пойду еще закажу. Вам взять что?       Оба отказываются, провожая меня пристальным взглядом, а я стараюсь не скулить, когда слишком резво поднимаюсь с места, и быстро сливаюсь с толпой. Пробраться к столику друзей, ни разу не получив локтем по ребрам — уже подвиг. Но одного бокала мало, чтобы навалившиеся проблемы забились в угол подсознания и тихо посидели хотя бы до утра.       Путь к барной стойке кажется нескончаемым лабиринтом из дергающихся тел, мелькающих хмельных улыбок и ярких нарядов, отражающих свет прожекторов. Ближе к цели становится свободнее, и можно разглядеть ровный ряд подвешенных за ножку бокалов над барной стойкой.       Я успеваю заприметить ярко-оранжевую бутылку, когда висок царапает металлическая молния чужой куртки, а мужские пальцы обхватывают мое запястье, удерживая от падения. Швы на животе натягиваются, а воздух покидает легкие с шипящим звуком. Надеюсь, парень знает матерный парселтанг и уже понял, куда и как надолго я его послала.       — Поел, — удручённо бросает он.       Чего?       Под ботинком что-то хрустит. Поднимаю ногу и только теперь замечаю раздавленный лист салата, сыр и хлеб на полу.       — За столом есть надо. — От пульсирующей боли гнев закипает с двойной силой. — И глаза разуть. Не видишь, куда идешь?!       Низкий смешок вынуждает меня поднять, наконец, взгляд, посмотреть в глаза незнакомцу. Но глаз не видно. Их закрывают широкие темные очки.       В клубе? Серьезно?       А потом до меня доходит.       — Слепой? — понимаю, как это звучит, поэтому добавляю. — Это я без наезда. Просто вопрос.       Мужчина не отвечает, только широко улыбается и так по-доброму, что дерзить не хочется.       Снова смотрю под ноги. Крэп. Хлеб натуральный. Зарплата в Корпусе позволяет забыть слово «синтетика», но у меня на эти деньги другие планы. Досадно. Покупку нового шлема придется отложить. Ерунду брать не хочется.       Предлагаю:       — Я оплачу.       — Да брось. Ерунда.       Он стряхивает хлебные крошки с пальцев и разворачивается к бару. Его рука нащупывает столешницу. Оперевшись на нее локтями, незнакомец безошибочно кивает бармену.       Значит, не слепой? Черт его разберет.       Отгоняя любопытство, становлюсь рядом и тоже делаю заказ. Заветная бутылка оказывается в руках спустя секунду, и я сжимаю ее крепче, копошусь с оплатой несколько секунд, не торопясь вернуться за столик.       Задержусь надолго — Доган и Йонас искать пойдут. Все равно правду вытрясут, да и скрывать смысла нет. Но голова так гудит от мыслей, что оставаться трезвой становится невыносимо.       Резво откупориваю бутылку и делаю пару глотков прямо из горла. Замечаю взгляд того типа, которого оставила голодным. Хотя за стеклами очков, отражающих падающий сверху свет, слишком яркий для здешней обстановки, очертаний глаз не видно. Мало ли — на дверь туалета за моей спиной уставился.       Поднимаю бровь в ответ на его внимание. Мужчина осторожно произносит:       — В планах забыть трудный день?       Я киваю, не намеренная продолжать общение, но парень снова открывает рот.       — Уверена, что это хорошая идея?       — Уверена, что это не твое дело.       Че пристал-то, а?       — Прости, — его голос звучит мягко, и я перестаю улавливать настроение нашей беседы. — Когда столкнулись, считал тебя немного. Расстроена, напряжена, устала очень.       Опускаю взгляд на его запястье. Клеймо. В точности как мое собственное. Неосознанно одергиваю рукав серого худи.       — Эмпатик, значит. Что еще считал?       — Ничего, — просто отвечает он. — Не касался же больше.       Касания. Точно. Мне не приходилось раньше иметь дело с эмпатиками, и все знания о них ограничивались информацией из лекций в интернате, которая быстро забывалась за ненадобностью.       — Повезло. Тебе. И лучше не пытайся.       Парень усмехается:       — Не собирался, — хмурит лоб на мгновение, а потом выдает. — Мы не встречались раньше?       Интересно. Как подкат не звучит.       Я оглядываю собеседника с ног до головы. Симпатичный. С такой фигурой точно в спортзале сутками пропадает. Растрёпанные каштановые волосы, спадающие на лоб, прямой нос, четкая линия челюсти. Я бы запомнила.       — Вряд ли.       — Нестабильная?       Вообще о таком спрашивать не принято. Но мы в Термитнике, манерами здесь и не пахнет.       Я мысленно смеюсь над собой. Самая манерная.       — Псионик.       Не будь он таким же, вряд ли бы ответила. Обладателей гена пси не жалуют. Мягко говоря. Не то, чтобы мы совсем скрывались, но и на всеобщее обозрение татуировки не демонстрируем. Так комфортнее и нам, и остальным.       Парень обеспокоенно смотрит на танцпол. Про слепых говорят "смотрит"?              Я зачем-то прослеживаю его взгляд. Ничего особенного не нахожу, но он, обнаружив что-то, успокаивается и продолжает диалог.       — Какие пси?       — Телекинез.       — Круто.       — Ага, — все еще желая оттянуть момент, когда придется рассказать друзьям итоги дня, или по какой-то другой причине, я спрашиваю. — Почему решил, что встречались?       — Голос знакомый.       — Голос. Не лицо, — предполагаю.       Парень отвлекается на принесенный сэндвич — точно такой же, как тот, что уже изрядно потоптали, — и снова поворачивается ко мне.       — Мне казалось, ты нашла причину.       — Ты не подтвердил.       Он улыбается уголком рта, и я понимаю, что меня съедает любопытство.       Слепой псионик звучит как интернатовская страшилка. Все те истории о несоразмерном использовании пси, кровавых слезах и прочих последствиях. Нет, кровавые слезы я сама пару раз ловила — они вполне реальны. Но перенапрячься до такой степени, чтобы ослепнуть?       Вспоминаю, как Тома пугал Малую, что у нее глаза вытекут, если будет задницу рвать лишь бы ее похвалили. Йонас никогда не верил, приводил какие-то умные аргументы.       К настоящему моменту я не встречала ни одного человека, лишившегося зрения из-за пси. Но это не значит, что их не существует.       Незнакомец не уходит. Словно ждет, чувствует, что мне интересно. Думает, постесняюсь спросить?       И я уже открываю рот, когда к нам подлетает девушка.       — Кей, я подальше пойду, — оглядывается на меня, — потанцую.       Она невысокая. В коротком кроваво-красном топе. С длинными блондинистыми волосами, светящимися в темноте, как гирлянда (интересный выбор парика), и миловидным личиком. Эдакая Барби-проститутка.       И незрячий Кен. Кей, то есть.       — Хорошо.       Девушку ответ не удовлетворяет:       — Ты идешь?       Взмокшая и раззадоренная после танцев, она продолжает подмахивать руками. Даже в слабом галогеновом освещении, татуировка пси ярко выделяется на фоне светлой кожи. Ни браслетов, ни платка, ни рукавов.       Я удивленно поднимаю брови.       Кей отвечает, отлипая от барной стойки и шурша пакетом с едой:       — Конечно. Через секунду.       Его подруга бросает на меня недоверчивый взгляд, и между ними происходит немой диалог. В конце концов девушка снова сливается с толпой.       Не то, чтобы мне было важно, но…       — Не боится она клеймом светить. Мало ли кто привяжется, — чуть подумав добавляю обращение. — Кей.       Он хитро прищуривается.       — Поэтому я тоже здесь, — спотыкается о ножку высокого стула. — Черт.       Не выдержав, я выпускаю короткий смешок. Да, с ним-то угрозы не предвидится. Снова прыскаю от смеха. Крэп. Это слишком. Но забавно.       Кея реакция похоже не обижает. Он двигает носком обуви стул подальше от себя. Внезапно спрашивает.       — Твое имя можно узнать?       — А смысл? — я киваю в сторону, где скрылась его девушка, понимаю, что Кей жест не видит, и добавляю. — Я не трахаюсь с несвободными. По крайней мере, если знаю об этом.       Он загадочно хмыкает.       — Ладно, удачи.       Скрывается из вида, уверенно лавируя между танцующими.       Ни хрена не понимаю. Может у эмпатиков радар на людей? Или с потерей зрения другие чувства обостряются? Но так свободно пройти через толпу даже я не смогу, будучи трезвой и, размахивая при этом пушкой.

***

      К Догану и Йонасу возвращаюсь немного погодя, когда бутылка пустеет наполовину.       — Тебя что похитила мафия? А потом, не выдержав характер, вернула? — возмущается хилер.       — Выпивку долго выбирала.       — А что полных бутылок не было, и ты полупустую купила?       Настроение ни к черту. От непринужденной атмосферы и алкоголя в крови легче не становится. Обеспокоенные взгляды, гомон над ухом, недовольство Йонаса — все это сводит с ума. И я выпаливаю на выдохе:       — Мне выписали нарекание, — лица парней вытягиваются, а я добиваю. — Опять.       Наступившее молчание гораздо громче играющей музыки и биения пульса у меня в ушах. Ну а какой реакции стоило ожидать? Поздравлений?       Йонас грязно матерится. Доган откидывается назад на кресле, зарываясь пальцами в шапку волос и вытягивая кудри аж до подбородка.       — Уже второе, Лу. Будет третье и…       — Я в курсе, Доган, спасибо.       Будет третье и Уэйн отправит меня на несколько месяцев в пригород отрабатывать наказание и «думать над своим поведением». Оплату урежут. Тоже временно, но разве оно мне надо?       Йонас долго выдыхает, неожиданно спокойно и участливо спрашивает:       — За что хоть?       — Официально? Нарушила должностную инструкцию.       — Это и ежу понятно, Лу. Давай без лапши, я не голоден.       Игнорирую сарказм и перечисляю пункты, вспоминая размашистую подпись капеллана под каждой строкой:       — Совершение действий, несущих потенциальную угрозу для одного или нескольких гражданских. Не вынужденное нарушение приказа старшего по званию. Проникновение в зону опасности без… — мозг забывает умные слова. — Короче доказательств мало было на этих гадов. Ну и там еще парочка, не помню толком. Все сводится к тому, что я напарника ослушалась.       — Это того, у которого отчеты вместо мозгов? — спрашивает Йонас.       — Да, Роман… педантичный.       — Я бы немного изменил окончание.       — Не важно.       — Важно, Лу, — встревает Доган. — Подумай, как мы тусить без тебя будем?       Я слабо улыбаюсь.       — Так уж и быть, оставлю вам ключи от блока, чтобы было, где напиваться.       Йонас качает головой, не отвечает на мою улыбку.       — Никуда ты не поедешь. — Глаза в глаза и так серьезно, что мне тоже становится не до шуток. — Потому что будешь осторожна.       — Интересно это слышать от того, чью задницу я совсем недавно за решеткой наблюдала. И вызволяла.       — Ага. Но только однажды, Лу, а до тебя с первого раза не дошло.       — Да ну тебя, Йонас.       Он разворачивает корпус ко мне, наклоняясь так, чтобы никто больше не слышал. Даже Доган.       — Че, ты, как маленькая, отнекиваешься? Сама знаешь…       — Вот именно, Йонас, — сама знаю.       Он обреченно выдыхает.       — Мне уже и волноваться за тебя нельзя? Как другу.       Друг...       Хочется спросить, но обижу только. Мы отличные друзья. Из того разряда, которые и огонь, и воду, и лица друг друга во время оргазма повидали.       — Можно. Прости. — Растираю ладонями шею, не зная, куда еще деть руки, и теперь говорю громко, снова включая Догана в беседу. — Задолбалась просто на работе выслушивать. Роман так все выставил, будто я за херней его ослушалась. Там… Не хочу вам мозги грузить.       Он мигом подхватывает.       — О чем разговор, Лу? Если надо выговориться…       — Не, нормально все. Забейте.       Я знаю, что поступила правильно. И это главное.

***

      Сославшись на трудный день и желание отоспаться, я ухожу рано. Ребята понимают, останавливать и насильно веселить не будут — не тот случай.       Домой иду пешком. Не так уж далеко, да и экономить пора бы начинать, раз денег опять станет меньше. Проветриться тоже не помешает, хотя ноги, на удивление, не спотыкаются, в глазах не двоится, мозг отказывается отключаться.       — Да что ж ты не берешь? — спрашиваю вслух у бутылки.       Она отвечает тихим бульканьем и на мгновение слепит отблеском неоновой вывески.       Чтобы я еще раз эту дрянь взяла.       Чтобы еще раз доверилась Роману.       Словно услышав мои мысли, притихшая рана на боку вдруг отдается слабой болью.       Это из-за тебя, придурок бюрократный. Кто тебя вообще в Корпус принял с такими приоритетами?       Чтобы я еще раз…       Еще раз… и ближайшие месяцы проведу в каком-нибудь захолустье, провожая непрошедших контроль в предписанные места, или того хуже — разгоняя толпу. Зависит от настроения Гюлера в момент, когда докладная с фамилией Рид в заголовке снова ляжет на его стол. Если…       — Я же стараюсь, — шепчу ночному воздуху. Он уносит слова куда-то далеко. Туда, где они останутся лишь пустым звуком и никогда не будут услышаны.       Становится морозно, и я обхватываю себя руками, стараясь согреться. Губы отпускают облачко пара. Вспоминаю про сигареты, завалявшиеся в карманах джинс со времен, когда еще курила. Повезло — на месте.       Чирканье зажигалки разрезает тишину, а сразу следом — пронзительный крик.       Звук настолько резкий и неожиданный, что я роняю так и не подожженную сигарету:       — Крэп.       На нее становится пофиг. Ноги сами ведут на звук, и я, видимо, теряю последние крохи разума, потому что совсем не чувствую страха.       Все-таки странно этот напиток действует. Не там, где нужно.       В переулке возня. За полсотни шагов замечаю несколько силуэтов. Приблизившись, понимаю, что их трое. Двое против одного.       Снова крик, мужской, кажется, а я лихорадочно вспоминаю порядок действий по инструкции, пока максимально быстро, но неслышно двигаюсь к потасовке. Нарсис не придерется. Не в этот раз.       Пси пробуждаются, и я толкаю железный бак в нападающую парочку. Повезло, что пустой. Им в первую очередь.       Один, вернее, одна падает, сбитая с ног. Второй сдавленно ругается. Их жертва реагирует быстро — хватает с пола пистолет. Стреляет.       Жертва?       Твою ж…       — Стоять! — кричу, сама не зная кому из троицы. — Всем.       Пока отвлекаюсь на стонущую раненую, мужчина с пистолетом кидается в сторону и пропадает из вида за поворотом так быстро, что я успеваю лишь моргнуть, когда его тень исчезает.       Черт!       Перевожу взгляд на других.       Охренеть.       Барби и Кей.       Он склоняется над ней, прижимает руки к пробитой пулей груди, что-то едва слышно шепчет, кажется, успокаивает.       — Ты что тут забыла, идиотка?! — на адреналине кричит девушка.       — Это вы что хотели с тем типом сделать?       Я все еще настороже. Держу руки так, чтобы быстро применить пси в случае необходимости. Другого оружия нет. Тело потряхивает от потери контроля над ситуацией.       Лу, куда ты опять вляпалась?       Кей что-то быстро набирает на телефоне. И его счастье, если он помощь вызывает, а не почту зашел проверить. Девушка теперь уже сама затыкает рану пропитанным кровью шарфом.       — Ты не представляешь, что натворила, — шипит она, бледнея на глазах. — Ты…       Кей безапелляционно останавливает:       — Тихо, — добавляет уже мягче. — Береги силы, Вивьен.       Встает с корточек и подходит ко мне. В тусклом свете переулка его почти не разглядеть. Так каким образом он видит меня?       — Стой, где стоишь, — предупреждаю, вызволяя из памяти речь. — Именем Корпуса…       — Содействия вы подлежите аресту до выяснения обстоятельств происшествия. — охреневание отражается на моем лице еще больше (хотя куда там), когда Кей, затормозив на долю секунды, подхватывает. — Сопротивление задержанию будет расцениваться, как попытка побега и фактическое признание вины. Волевое применение пси — аналогично. Препятствие операции, проводимой сотрудниками Корпуса, карается в соответствии с законом.       Он обхватывает мое плечо, скользит ладонью вниз до запястья и сковывает наручниками.       Да как так-то…       — Ты не понял? Я своя.       — Имя, фамилия, звание, — требует он.       — Лу Рид. Посвященная.       — Посвященная Лу Рид, подчиняйтесь приказам старшего по званию.       Я не сопротивляюсь, наконец чувствуя ледяные щупальца страха, сжимающие горло и проникающие глубоко в тело. Уговариваю себя не паниковать раньше времени, снова оглядываю Кея с ног до головы.       — Удостоверение покажи, умник.       Вижу, что просьба его веселит, но он прячет усмешку за раздражением. Достает из кармана пластиковую карточку — моя собственная будто раскаляется, прожигая ногу — и подносит к моим глазам. Перевернутую.       — На заднике информации мало.       Кей хмурится, поворачивает кусок пластика. Все равно вверх тормашками, но я читаю: «Кей Стоун. Аколит.»       Не обманул. Блять.       Где-то на фоне воет сирена, а я не могу оторвать взгляд от темных, словно беззвездное небо, стекол очков.