You Are My Life

1993г. Лондон Я была так погружена в очередную статью "Дейли Мэил"* , что, если бы не сын, так и не отреагировала на настойчивый стук в дверь. По прибытию в Лондон, я, за определённую плату, конечно, попросила консьержа гостиницы, в которой мы с сыном остановились, поднять все возможные статьи доступных ему издательств с новостями о Майкле Джексоне. Хоть я и была в курсе основных событий жизни певца эти пять лет, благодаря созвонам по телефону с его матерью и редким упоминаниям по российскому телевидению, всё же мне надо было понять, что происходит, и каков реальный размер проблем Майкла. Сумма вознаграждения служащего гостиницы была такова, что все возможные вопросы о причине моего столь настойчивого интереса к персоне Короля поп-музыки отпали сами собой. Он довольно быстро организовал мне архивную подборку газет, и я вот уже вторые сутки запоем вчитывалась в новости, слухи, статьи и опусы различной степени достоверности, коих было, к слову, огромное количество. Я не отбрасывала даже самые нелепые, потому что кто знает, в каждой шутке есть доля правды. Через того же консьержа я озаботилась приобретением последнего альбома Джексона "Dangerous"* , который в России было почти не достать, чему несказанно обрадовался мой сын. После знакомства с Майклом, он, к моему огромному недовольству, без умолку говорил о нём практически круглосуточно, чем постоянно выводил меня из состояния равновесия, из-за чего ночами я часто мучалась бессонницей и воспоминаниями. Открытка, купленная на концерте, теперь стояла на почётном месте в комнате ребёнка — на тумбочке у кровати. И её невозможно было куда-то переставить или убрать. Каждый раз, укладывая ребёнка спать, я была вынуждена лицезреть прекрасное лицо его отца. Как только сын приходил из детского садика, первым делом бежал проверять, на месте его самое ценное сокровище. Один раз я даже попыталась открытку спрятать, но Майкл устроил мне такую безобразную истерику, что пришлось картинку экстренно "найти". А вот в прослушивании музыки я ограничить мальчика могла. И поэтому разрешала ребёнку переслушивать кассету "Bad" лишь один раз в два-три дня, объясняя ему своё решение тем, что соседи скоро начнут не то, что по батарее нам стучать, а вызовут наряд милиционеров, которые арестуют меня и посадят в тюрьму. Кто же тогда будет за ним присматривать? Волшебная профессия стражей порядка пока ещё действовала на него остужающе, и ему с моим ультиматумом приходилось мириться. Время у нашей страны было не самое простое, и он часто видел на улицах Москвы синие "бобики" и автобусы омоновцев, а потому побаивался страшных "дядей" в черных бронежилетах и шлемах с дубинками в руках. Зато сейчас сын ликовал. Я была слишком занята изучением жизни Майкла, чтобы запрещать ему что-либо, и он, не хуже зачитывающейся статьями меня, запоем слушал музыку "Dangerous" на повторе вторые сутки. В целом, меня всё устраивало. Сын не мешал мне, я — ему. Кроме того, альбом действительно был очередным шедевром, изобилующим хитами и не забывающимися композициями, в этом я убедилась ещё на том злополучном московском концерте. Так что ничего против не имела совершенно. — Мама, в дверь стучат! — Сын дёрнул меня за рукав. — Можно я открою? Я, наконец, оторвалась от чтения. — Нет, милый, я сама, — ребёнок было надулся на меня, и я поспешила объяснить: — Мы в другой стране, забыл? Давай-ка, мама лучше разберётся, а ты проследишь? Я уже давно поняла, что запрещать что-то Майклу-младшему было бесполезно. Только хуже будет. Весь в отца, тот ещё упрямец. А вот если перевести всё в игру или дать другое, "не менее важное" для ребёнка задание, то всё будет в порядке. — Хорошо! — Тут же согласился мальчик и, на всякий случай отбежав к двери в спальню, приготовился к появлению новых лиц. Я же, отложив газету в кучу таких же на столе, пошла открывать, испытывая некоторые трепет и волнение перед встречей с нашей гостьей. — Миссис Джексон, — с искренней улыбкой радости поприветствовала я женщину, когда открыла входную дверь. — Моя дорогая, опять ты за старое! Сколько можно тебя просить не называть меня так официально, — не менее взволнованно, чем я, ответила американка. — Кэтрин, — я с удовольствием заключила её в объятия, как только она переступила порог моего номера. — Джулия. Крепко обнявшись, мы простояли довольно долгое время. Как же я скучала по этой женщине! Миссис Джексон была всё также с иголочки и строго одета: сдержанных цветов юбка до колен, блузка и пиджачок, сверху наброшено тёплое твидовое пальто, на голове шляпка в цвет, в руках, затянутых в перчатки, небольшая сумочка. Всегда идеальная причёска и едва-едва заметно подведённые глаза, сейчас спрятанные за очками. Она всегда была образцом интеллигентной, воспитанной дамы со вкусом. Я всегда восхищалась ей. Но мало выглядеть хорошо, важно ещё и уметь держать себя в руках, с достоинством и благородством, а это ей удавалось как никому больше. Столько силы и самообладания, сколько было у неё, не было, пожалуй, ни у кого. А уж сколько внутреннего света и доброты… В этом, наверное, мог с ней сравниться только её самый известный сын, Майкл… — Ты прекрасно выглядишь, милая, — Кэтрин чуть отстранилась и, сняв перчатки, ласково коснулась своей смуглой, чуть прохладной с улицы рукой моей щеки, легко проведя по ней пальцем. — Материнство тебе к лицу. Ты ещё больше расцвела, — я немного смутилась, и на глаза у меня навернулись непрошенные слёзы. — Не надо, моя дорогая, не надо, — она тут же снова меня обняла. Я почувствовала, что и миссис Джексон немного судорожно вздохнула. — Я просто очень рада вас видеть… — Я тоже, милое дитя, я тоже, — она отстранилась и посмотрела мне в глаза. А потом повернулась туда, где, чуть прячась за дверь, за нами во все глаза наблюдал мой сын. — Что ж, похоже, мне стоит познакомиться с этим замечательным молодым человеком. Это ведь тот, о ком я думаю?.. — Да, — кивнула я и жестом подозвала Майкла. Тот помедлил, но послушно подошёл, прижался ко мне и требовательно обнял, тем не менее, с большим интересом разглядывая гостью. — Кэтрин, познакомьтесь, это мой сын Майкл, — я положила руку ему на плечо. — Милый, это… — я замялась на мгновение. А потом вдохнула и решилась. — Это твоя бабушка, Кэтрин, — женщина с благодарностью улыбнулась мне, явно довольная её представлением ребёнку. — Бабушка? — Сын удивился, но сделал пару несмелых шажков к миссис Джексон навстречу. — Здравствуйте, мэм… — Здравствуй, Майкл, мой дорогой, — Кэтрин наклонилась к моему сыну, разглядывая его с невыразимой нежностью. — Я так рада наконец познакомиться с тобой! Ребёнок же требовательно повернулся ко мне. — Мам, у меня же есть бабушка. — Да, милый, есть. Твоя бабушка, в России, это моя мама. А Кэтрин — мама твоего папы, — попыталась я объяснить ему родственную связь. Некоторое время он переваривал новую информацию. — У меня теперь две бабушки! Здорово! — Наконец вскрикнул Майкл, когда смог понять и уложить в голове происходящее. А потом радостно заулыбался: — А где мой папа? Я вздрогнула, а Кэтрин озадаченно посмотрела на меня. Увидев мой испуг, она попыталась обойти острый вопрос внука. — О, дорогой… Твой папа, он… Он очень болен, мой милый, — она ласково погладила Майкла по кудрявой голове. — Сейчас не самое лучшее время. Может быть, потом… К нашему общему облегчению, сын уже переключился. Он, наконец, отважился и схватил Кэтрин за руку, с интересом уставившись на её ладонь. — Мама, посмотри, бабушка такая же смуглая как я! Мой папа тоже смуглый, да? — Да, милый, — ответила я, переглянувшись с миссис Джексон. — И мистер Джексон на моей открытке смуглый! А когда мы с мамой ходили к нему в гости после концерта, он оказался белым! — Поделился с новоприобретённой родственницей важными новостями сынишка. Мы с Кэтрин снова обменялись взглядами. — Кхм… Дорогой, давай мы с тобой дадим бабушке присесть, а то так некрасиво, с порога засыпать её вопросами, — попыталась я уйти с неудобной темы. И мне это удалось. Майкл кивнул. — Я покажу свои игрушки! А потом поставлю любимую песню! — Воодушевился он, пока я помогала женщине снять пальто и провожала прихрамывающую женщину к дивану. — Хорошо, малыш, но сначала нам с твоей бабушкой нужно побеседовать, — сын тут же насупился. Он явно не хотел прямо сейчас уходить от интересной ему новой личности. — Потерпи, сынок, пожалуйста. У нас есть важные дела. А потом мы обязательно все вместе послушаем тебя и посмотрим твои игрушки. Иди, порисуй в спальне немного. — Я придумал! Я нарисую бабушкин портрет! — Отличная идея, малыш! — Одобрила я. — Мам, а можно я включу Майкла Джексона? — Тут же воспользовался моей добротой сын. — Можно. Но не очень громко, прошу тебя. Нам с бабушкой нужно слышать друг друга. — Хорошо, мамочка! — Ребёнок поцеловал меня в щёку, и тут же скрылся в соседней комнате, из которой буквально через мгновение раздалась особенно обожаемая им песня "Jam"* . — Господи помилуй, — вздохнула Кэтрин, когда я усадила её на диванчик, а сама опустилась в кресло рядом. — Этот ребёнок — вылитый Майкл в детстве, Джулия! Эти черты лица… Глаза, нос, волосы… Я сейчас будто бы вернулась на тридцать лет назад, — она осенила себя крестным знамением* , сняв очки, провела рукой по лицу и водрузила их обратно на нос. — Да, представляю себе реакцию сына, когда он увидел этого мальчика… — Нет, Кэтрин, не представляете… — я покачала головой, вспоминая, в каком шоке был Майкл. Сердце сжалось. Вспоминать об этом мне было больно… — Моя дорогая, любой из нашей семьи, увидев твоего малыша, поймёт, чей он сын… Без всякого анализа на родство. — Да уж… — Но я так безумно счастлива с ним наконец-то познакомиться! И я очень благодарна, что ты не стала скрывать от него наше родство. Хотя было бы намного проще, если б ты предупредила меня о том, что Майкл знает о своём отце. — Практически ничего, — я пожала плечами. — Я лишь сказала, что его папа живёт очень далеко и не может с нами видеться. Он ещё слишком мал, чтобы задавать мне "неудобные" вопросы. Чему я очень рада, признаюсь. — А в тот день, когда вы встретились в Москве с Майклом?.. — Она вопросительно замолчала. — Нет, он не знает, что известный американский певец Майкл Джексон его отец. Мы говорили наедине, так что пока мой сын не в курсе. И я бы не хотела с этим спешить столько, сколько возможно. — Ясно, — миссис Джексон со вздохом кивнула, но не стала продолжать тему. Она задумчиво перевела глаза на стол. — О, я смотрю, ты взялась за изучение местных таблоидов. — Решила нагнать упущенное, — сказала я, тут же принявшись нервно собирать в стопку, разбросанные по столу газеты. — Мне ведь нужно понимать, что происходит. — Не самый лучший источник новостей о моём сыне, — покачала головой женщина. — Бульварные газетёнки любят раздувать из мухи слона. Они очень, очень много врут, Джулия. Майклу просто прохода не дают, а всё без толку. Пишут всякую чушь… Я перестала читать их "сенсации из достоверных источников". И тебе не советую. О да, уж это-то я знаю! Так пристально, как они следят за каждым шагом Короля поп-музыки, не следят, пожалуй, ни за кем больше в мире. Это-то и напугало меня в своё время. — Я понимаю. Но я слишком долго довольствовалась крупицами. У нас, в России, говорят лишь о самых больших мировых новостях. Например, про его свадьбу с Лизой Мари… — я поджала губы. — Поэтому, пока я здесь, я хочу узнать о нём всё, что только можно. И я надеюсь, что вы расскажете мне подробности о… Об этом... Обвинении. Женщина стыдливо отвела глаза в сторону. Ох, ну уж нет! Сейчас, когда я решилась на эту поездку, бросив все дела и ничего толком не объяснив матери, она просто не имеет права перечеркнуть всё. — Кэтрин, — я оставила собранные в кучу газеты, присела к ней на диванчик и положила свою руку поверх её. — Я две недели с боем выбивала из наших чиновников срочную визу в Англию, потратила на эту кучу денег и времени, прилетела сюда вместе с маленьким сыном… Я места себе не находила всё это время! Поверьте, я вполне готова выслушать всю правду, какой бы страшной она ни была. Кэтрин, прошу вас, я должна знать, что с ним. Всё, без утайки. Ведь вы сказали, что ему нужна моя помощь. И я хочу помочь! Иначе я бы просто не поехала так далеко от дома с ребенком. Я просто не могу остаться в стороне… Понимаете? — О, моя дорогая… — Женщина сжала мою руку в ответ. — Я уже тебе очень благодарна. Не будь я уверена, что ты всё ещё… Что он всё ещё тебе дорог, я бы вряд ли просила тебя об этом… — Кэтрин, не нагнетайте, умоляю, — взмолилась я. — Да, прости, дитя. Но это будет долгий и тяжёлый разговор…

***

Я схватилась за голову. Сказать, что я была потрясена до глубины души от услышанного, ничего не сказать. Я была в ужасе. Даже представить себе было невозможно, что всё настолько плохо. — Матерь Божья… — выдохнула я. — Это… Просто какой-то кошмар! Я... А ведь я так и знала, что у него будут проблемы! Он слишком доверчивый! Слишком добрый и открытый! И вот! Ну, что я говорила! Нельзя быть таким, как он… Не в этом мире… — Я удручённо покачала головой. Нет, начитавшись местных газет, в общих чертах я уже представляла себе, что произошло. Но сейчас, после всего услышанного от Кэтрин, мне потребовалось время на принятие и осознание масштаба трагедии. Не в силах усидеть на одном месте от охватившего всё моё нутро напряжения, я встала и начала расхаживать по комнате, как зверь в клетке, то заламывая руки, то растирая их, то сжимая в кулаки. Миссис Джексон сидела молча, скорбно сложив свои смуглые ладони на коленях и глядя на рисунок ковра у ног. — Уму не постижимо… — наконец снова заговорила я, остановившись возле окна и глядя на улицу, где уже начали зажигаться фонари. — Как они решились на это? Это же бред! — Кэтрин продолжила молчать. Я опять прошлась по комнате и застыла напротив неё. — Я помню их… Эту семью. Они… Показались мне довольно нагловатыми, но Майкл всегда относился к ним с теплотой и любовью. А я тогда была слишком увлечена… кхм… — я смутилась на миг. — Но я бы всё равно знала, если бы что-то было не так! Никогда не поверю, чтобы Майкл… Почему? За что они так с ним? — Это был больше риторический вопрос, но миссис Джексон отреагировала. — У меня есть подозрения, что это из-за того, что Майкл попросил их покинуть ранчо и оборвал с ними всяческую связь, — задумчиво высказалась Кэтрин. — Вы хотите сказать, что это потому, что мы с ним тогда… — я удивлённо уставилась на женщину. — Я лишь хочу сказать, что у меня есть подозрения, Джулия. Майкл тогда был слишком сильно влюблён в тебя. Он такой человек — ныряет, словно в омут с головой, и не может больше ни о чём думать, — о, да! Вот тут я полностью соглашусь! Если Майкл что-то втемяшил себе в голову, то это обычно становилось целой проблемой. Потому что ему сразу нужно было получить желаемое, здесь и сейчас. Он не мог, не хотел ждать ни минуты, чтобы это ни было: игрушка, самолёт, целая корпорация или… ответившая взаимностью девушка. — Он не терпел, когда что-то или кто-то мешал ему. А они тоже хотели от него участия и внимания… Причём беспрерывно. А тут… — Но мы же не были вместе круглосуточно! Он был весь в делах! Он вечно что-то записывал в студии, ездил куда-то, снимал и… и у него в разгаре было турне, в конце концов! Да и гости в "Неверленде" были постоянно! Он тратил баснословное количество времени на нуждающихся в нём! Он никогда не переставал помогать людям. На мне свет клином не сошёлся... — Ревнивой женщине этого не объяснить, — наставительно сказала Кэтрин. — Думаете, она была влюблена в него? — Я не знаю наверняка, милая… — Чушь! Если бы она любила его, она бы не поступила так с ним! Не позволила бы подать в суд, не опорочила бы его и своё собственное имя! Тем более такими страшными обвинениями! — Я, кажется, начинала сильно злиться. — А она поступила также, как Сара когда-то! Эгоистично и непорядочно! Я прямо-таки пылала от негодования. Миссис Джексон взяла меня за руку и потянула присесть к ней на диван. Я подчинилась. — Милая, ты сейчас тоже ревнуешь, кстати говоря, — она успокаивающе погладила меня по голове. — Да какая ревность! Я просто рассержена! — Я резко замолчала, переводя дыхание. — Не нужно так говорить, Кэтрин, я не ревную, — выдохнув, я попыталась оправдаться, видя её понимающую, добрую улыбку. Ну, ладно, возможно, она и права. Но если только совсем чуть-чуть! — После его брака с Пресли… Какая уж тут ревность может быть… — я судорожно вздохнула и потёрла лицо руками. — Кстати, а что Лиза Мари? Кэтрин помрачнела. — Ну… Она попыталась связаться с ним, но Майкл наотрез отказался с ней общаться. На самом деле, он тоже поступил неправильно… Она имела право знать, что происходит… — Я немного остыла и притихла. — Поэтому документы по бракоразводному процессу Майкл получил по почте. — И… Он подписал их? — Выдержав паузу, всё-таки спросила я с тайной надеждой, в наличии которой я даже самой себе никогда не признаюсь. — Пока нет, — ответила Кэтрин. — О… — я немного поникла от этих слов. — Но, думаю, это просто вопрос времени, — продолжила миссис Джексон. — Пока… Пока он просто физически не может их подписать… — Ясно… — Мы помолчали. — Кэтрин, так какая же помощь требуется от меня? — Женщина подняла на меня немного взволнованный взгляд, и я поспешила её уверить: — Вы не подумайте, я согласна сделать что угодно! Я… Не знаю… Готова подписать любую бумагу, которая может подтвердить его невиновность, выступить в суде свидетелем, если это понадобится… Я не верю в эти обвинения. Вы только скажите, что требуется. — Спасибо, моя дорогая. Я… Я так тебе благодарна, — она порывисто сжала меня в своих объятиях. Отстранившись, она полезла в сумочку и выудила из неё кружевной платок, которым принялась утирать выступившие слёзы. Я терпеливо ждала. — Адвокаты Майкла занимаются этим делом. Я надеюсь, что истина будет установлена, и невиновность моего сына будет доказана… Может быть тогда ему станет хоть чуточку лучше… — Как он сейчас? — Ох, Джулия, деточка… — Кэтрин снова принялась утирать глаза платком. Я никогда не видела эту женщину в таком состоянии. И это, прямо скажем, было очень тяжело. Я могла только догадываться, как происходящее отразилось на её чувствительном сыне, если даже по ней катком проехалась вся эта ситуация, а уж Кэтрин Джексон всегда была образцом выдержки и самообладания. — Понимаешь… Боюсь, его это сломило… Он очень, очень плох, — наконец прошептала женщина. — Я боюсь за него, Джулия. Сильно боюсь. Иначе, я бы к тебе не обратилась… — Расскажите подробнее, что с ним, — попросила я, чувствуя, как страх забирается в моё сердце. Она всё ещё всхлипывала, и мне пришлось сходить к журнальному столику, на котором стоял графин и налить ей стакан воды. — Вот, попейте воды, это поможет вам чуть-чуть прийти в себя. Отпив немного, женщина перевела дух и уже спокойнее продолжила свой рассказ. — После того, как Майкл узнал об обвинении, он… Он был в таком шоке, что… Это было полной неожиданностью. Для всех нас, не только для него… Он был на гастролях, когда узнал об этом обвинении. Говорили, что он потерял сознание прямо за кулисами. Ох, я боюсь даже думать о том, как сильно это ударило по нему… — Кэтрин судорожно вздохнула, но не прервалась. — В результате, у него развилось сильное тревожное расстройство. Он и раньше был очень нервным и с трудом засыпал, ты знаешь, — я кивнула. Знала. Как никто другой. — Все эти переезды, частые смены стран и континентов, эмоциональный стресс от выступлений никогда не шли ему на пользу… А теперь он и вовсе не смог спать, и снова подсел на болеутоляющие и… на сильное снотворное. Всё это вызвало привыкание организма. У него зависимость, Джулия. Боюсь он… — Наркоман, — тихо озвучила я невысказанную мысль Кэтрин. Женщина только удручённо кивнула. — Кроме того, его добили насмешки журналистов, связанные с изменениями его внешности… Над ним постоянно издевались из-за тех операций, что он делал для изменения формы носа, писали про него всякие небылицы… — Я прочитала, — я кивнула головой на стопку газет на столе. — Как будто он отбеливает себе кожу, потому что не хочет быть чернокожим… Смешно, — фыркнула я. — Но когда мы встретились в Москве, я обратила внимание, он действительно стал совсем белым. Его болезнь прогрессирует? — Да… Всё стало хуже за эти года. Первоначально он скрывал небольшие светлые пятна тёмным гримом, но… Когда ты уехала… — Женщина потёрла лоб, явно подыскивая слова. — Джулия, я ни в чём тебя не обвиняю… Но он тогда так сильно переживал из-за этого, что болезнь спрогрессировала. В рекордные сроки белые пятна стали настолько обширными, что рациональнее стало гримировать оставшиеся тёмные участки в более светлый тон… — Я почувствовала, что холодею. Господи… Что же я наделала… Мало того, что свою жизнь разрушила, так ещё и его!.. Я прикрыла глаза, пытаясь справиться с обрушившимся на меня с новой силой чувством вины. — Незадолго до всех этих событий, он решился на интервью этой ведущей, Опре Уинфри* . Пригласил её в "Неверленд", рассказал без утайки о том, что болен витилиго* попытался оправдать пластические операции, развенчать мифы, что ходят о нём* . Но лишь выставил себя на посмешище. Всё только усугубилось, — Кэтрин помолчала, слушая мелодию "Give In to Me"* , тихо доносившуюся из спальни, где сидел мой маленький сын. — Эта песня… — Задумчиво проговорила она. Да, эту мелодию я помнила… Из другой жизни, из восемьдесят восьмого года. — Лиза Мари была очень недовольна его новым музыкальным материалом. Особенно она не любила эту композицию. Даже я понимаю, почему. Но он был твёрд в своём намерении. Тогда все его мысли занимало лишь одно… — миссис Джексон невесело усмехнулась, а я не смогла ничего ей на это ответить. — Не говорите так, Кэтрин. Не думаю, что он бы решился жениться на Лизе Мари, если бы не любил её. Поэтому… — я многозначительно замолчала. — Это прояснит лишь сам Майкл, дорогая… Но могу абсолютно честно тебе сказать, что их свадьба и для меня стала очень неожиданным сюрпризом… — Я нахмурилась. — Милая, а твой сын? — Женщина старательно, но неумело начала переводить тему разговора. Хотя не скажу, что я была сильно против. Тема брака с Лизой Мари была для меня болезненной. — Он… Не унаследовал ли он ту же болезнь от отца? — Пока я не обнаружила у него признаков, — ответила я. — Но он ещё слишком мал, тяжело сказать наверняка, — я неосознанно посмотрела на дверь в другую комнату. — К сожалению, я не знаю, куда в моей стране можно обратиться, чтобы провести анализ на это заболевание. Об этом так мало известно… После купания я каждый раз осматриваю его. Но, слава Богу, тон его кожи ровненький, без каких-либо изменений. Так что сейчас с ним всё в порядке. — Это хорошо, — улыбнулась Кэтрин уголком губ. — А… Его не дразнят? — Осторожно спросила она. — За что? — За цвет кожи. — О, нет, совсем нет! — Отозвалась я. – У нас относятся с пониманием и доброжелательностью. Мне даже пару раз говорили, что у Майкла очень красивый оттенок кожи, — я улыбнулась. — Это замечательно… — Миссис Джексон снова умолкла и упёрла взгляд в свои руки. Разговор явно зашёл в тупик. Я вздохнула. Она, похоже, боялась начать говорить о том, что по-настоящему сильно волновало её. Мне было ясно, что то, что я услышала, далеко не всё. Было нечто более важное, терзающее её. Пришлось проявить инициативу. — Кэтрин, что ещё мне надо знать? — Спросила я, внимательно изучая скорбное лицо женщины. — Знать? Да, пожалуй, я посветила тебя во всё… — как-то уж очень неуверенно произнесла она, всё ещё пряча глаза. Но меня не так-то просто обвести вокруг пальца. То, что миссис Джексон поведала мне, было страшной бедой, но явно не той причиной, ради которой она так настойчиво просила меня прилететь в другую страну. — Всё это можно было сказать по телефону. Перестаньте уже ходить вокруг да около. Что вам от меня нужно на самом деле? Кэтрин покивала сама себе, явно что-то обдумывая в голове. Наконец, она решилась и уже спокойнее заговорила: — Да, ты абсолютно права, моя дорогая. Я позвала тебя для другого… — прочистив горло, сказала миссис Джексон. — Дело в том, что Майкл отменил оставшиеся концерты тура. Он уже просто не мог продолжать выступать. Ему требовалось серьёзное лечение… Всё было столь плохо, что мы начали искать для него клинику. Причём, такую, чтобы его состояние не стало достоянием общественности. Нам помогла миссис Тейлор* . Именно она смогла найти подходящее место. Она считала, что в больничной обстановке лечение будет более успешным, и мы с ней согласились… Тайно она и её муж перевезли его туда, — Кэтрин держалась, хотя руки женщины мелко дрожали, выдавая безумное напряжение, спрятанное внутри. — Но всё идёт очень тяжело… Он… Он пару раз попытался сбежать, отказывается от лечения и… и… — отчаяние взяло верх над этой сильной женщиной. — Ох, Джулия, ничего не помогает! Он не может выкарабкаться из этого сам! Ему нужна помощь! Ему нужен тот, кто будет рядом, поддержит, убедит… — не выдержав, она снова заплакала. — Я в отчаянии, Джулия! Я не знаю, что делать! Я не могу потерять его! Он же… Он — мой сын! Я не могу смотреть, как он губит себя! И я просто обязана сделать всё, что только можно! — Она порывисто схватила меня за руку, и я вздрогнула. — Я прошу тебя! Я умоляю! Помоги ему выбраться! — Я… — я опешила от её эмоциональной тирады. В голове была полная неразбериха, эмоции сменяли одна другую, мне было сложно разобраться. — Почему вы думаете, что он станет меня слушать? Наша последняя встреча была, мягко скажем, непростой. Я… Я сказала ему, чтобы он нас сыном больше не беспокоил, хотела оборвать все связи. А вы просите меня… Миссис Джексон так на меня посмотрела, что я осеклась. — Ты дорога ему больше, чем ты думаешь. Даже сейчас. Даже после всего пережитого вами. Если не сможешь ты, не сможет никто. В комнате воцарилась тишина. Даже музыка из спальни перестала доноситься. Я задумалась. Упрямая и гордая женщина внутри меня отчаянно сопротивлялась происходящему. Справлялся же он без меня как-то эти пять лет, справится и теперь. Я же смогла. Без него. А я, между прочим, была одна, да и с маленьким ребёнком на руках! Но я бросилась сюда, сломя голову… потому что мне стало страшно. Я испугалась за него. Одно дело знать, что тот, кого ты любишь живёт в достатке и счастье, а другое — что ему нужна помощь и не оказать её… Зачем же я вру себе? Смысла отнекиваться нет. Он всегда будет дорог мне, как ни крути. — Хорошо, — сказала я. — Я попробую. Где он находится? — Он здесь, в Англии. Клиника в пригороде Лондона. — Это многое объясняет, — с тяжёлым вздохом проговорила я. Да, миссис Джексон не подвела. Схитрила всё-таки. Но мне уже было плевать, я всё решила. — Давайте адрес. — Да, обязательно. Вот только… — ну, что ещё? — Он… Возможно, он не захочет тебя видеть… — Не удивлена. Но тогда ваша просьба ко мне нелогична, Кэтрин. Как я смогу помочь, если не увижусь с ним? — Дело в том, Джулия… Что он вообще никого видеть не хочет. Я была у него уже четыре раза, но он отказывается со мной разговаривать. Его лечащий врач сказал, что у Майкла апатия. Поэтому он не реагирует на лечение. Я немного поразмыслила над её словами. В целом, это поведение Майкла тоже не было для меня новостью. Пожалуй, с трудом, но я смогу растормошить его. — Это, безусловно, затрудняет ситуацию. Но я постараюсь что-нибудь сделать с этим. Миссис Джексон печально мне улыбнулась. — Спасибо… Я в тебе не ошиблась, моя дорогая.

***

Я решительно постучала в дверь довольно внушительных размеров особняка, фасад которого был отделан тёмно-красным кирпичом без особых излишеств, но с вычурными пилястрами* по бокам двери. Дом в георгианском стиле, если я правильно помню. Мне открыли буквально через несколько секунд. — О, мисс Линн. Это снова вы, — без особого энтузиазма отозвался служащий, отворивший передо мной дверь. — Да, снова, — подтвердила я, — к доктору Колкауфу* . Буквально на пять минут! — Почти воскликнула я, когда увидела, что мужчина пытается что-то мне возразить. — Я прошу вас. Я правда не отниму у доктора много времени. — Ну, хорошо, мисс. Подождите минуту, — он впустил меня и скрылся за поворотом коридора. Я, как примерная посетительница, стояла там, где он меня оставил. Прямо передо мной была широкая лестница, ведущая на второй этаж здания. Не удержавшись, я сделала шаг и попыталась заглянуть наверх, но, услышав шаги, вернулась на своё место. — Идёмте, мисс. Доктор Колкауф готов с вами побеседовать. Бросив ещё один взгляд на лестницу, я последовала за провожатым. — Мисс Линн, — Колкауф поприветствовал меня стоя и указал на кресло напротив его стола. Мы присели и он сразу же начал. — Мы с вами уже обсуждали… — Доктор Колкауф, — прервала я его, — я помню, что он отказывается от встречи со мной. Но я прошу вас, позвольте мне последнюю попытку! — Мисс Линн… Я не уверен, что… — Прошу. Просто давайте попробуем. Врач внимательно посмотрел на меня из-за своих очков. — Ну, хорошо, — смилостивился он и нажал кнопку на переговорном устройстве на столе. — Сэм, будь добр, к пациенту комнаты номер пять посетительница. Узнай, пожалуйста, не захочет ли он переговорить с ней… Это… Его давняя знакомая. — Минуту, сэр, — мы подождали. — Сэр, — снова раздалось из устройства через некоторое время, — пациент комнаты номер пять сказал, что не хочет видеть кого-либо из посетителей. — Спасибо, Сэм, — доктор Колкауф говоряще уставился на меня поверх очков. — Полагаю, мисс Линн, на этом наша встреча… — Позвольте мне увидеть его, — снова выпалила я, не дослушав. — Я вас умоляю, доктор! — Но он не хочет. Я не могу… — Вы можете, доктор, — убедительно сказала я. — Уж кто, если не вы! Просто проведите меня к нему. Он… Хуже ведь уже не будет, ведь так? — Я сменила тон на просящий и посмотрела на него как могла жалобно. — Мисс Линн, несмотря на то что вы действуете по протекции матери пациента, я не… — он запнулся, вздохнул и продолжил: — Я вас понимаю, но это нарушение врачебной этики! — Послушайте, вы же делаете для него всё, что можете, правильно? Представьте, если лечение не будет успешным. Вашей карьере конец, я права? — Я отчаянно пошла в наступление. Терять мне было уже нечего. Если не сработает и это, то всё пропало. Колкауф болезненно поморщился. Было заметно, что этот вопрос его изрядно волнует. — Ваши методы не работают, ведь так? Провал почти очевиден. Но что, если оно удастся? В таком случае, вы будете обеспечены на всю оставшуюся жизнь. — Что вы предлагаете, мисс? — Устало спросил Колкауф. — Просто позвольте мне увидеться с ним. Я прошу у вас две встречи с "пациентом комнаты номер пять". Но с одним условием. — Вы? Ставите мне условия? — Удивился доктор. — Даже в таком положении, когда я могу показать вам на выход, не дослушав? Я со значением посмотрела на него. — Доктор Колкауф, ваше положение не менее безвыходно, чем моё. Поймите, я не просто так добиваюсь этой встречи. Он… Я… Мы… Он дорог мне, я хочу помочь. И я просто обязана сделать для него всё, что в моих силах. Я даю вам слово, что после наших с ним встреч, лечение сдвинется. Вот увидите! А если нет… Ну… По крайней мере, честно скажем, что сделали всё, что только возможно, — мужчина опустил взгляд на свои пальцы, сцепленные на столе в замок. Я почувствовала, что он заколебался. Я наклонилась ближе, положив руки на стол и неотрывно глядя на него. — Просто. Позвольте мне. Увидеть его. — Ладно, — наконец сдался доктор. — Ваша взяла, мисс Линн. — Что за условие? — Я приведу на вторую встречу ребёнка. — Вы с ума сошли! В свете всех событий… — Доктор, - оборвала я его, не дав договорить, - я вам клянусь всем, что у меня есть дорогим, это дитя он будет рад увидеть. — Безумие какое-то! — Он всплеснул руками и покачал головой. — Хорошо, будь по-вашему, мисс Линн. Но, — тут же сказал он, когда я уже облегчённо выдохнула, — если после ваших двух визитов он не пойдёт на поправку, вы и вся его свита оставите в покое меня и мою клинику навсегда! Вы заберёте его отсюда в любом состоянии, и отныне он будет вашей проблемой. Идёт? — Идёт, — согласилась я, не раздумывая. — Хорошо. Идёмте, мисс Линн, я проведу вас к нему. На тёплую встречу не рассчитывайте. Кроме того, он очень плохо выглядит, поэтому старайтесь держать себя в руках и не устраивать истерик. Ему, да и вам, это на пользу не пойдёт. Мы вернулись обратно в коридор, поднялись по той самой широкой лестнице на второй этаж, свернули налево, прошли в самый дальний конец коридора. Наконец, Колкауф остановился у двери, возле которой на табурете сидел внушительных размеров охранник. При виде нас он поднялся. — Стивен, — сказал доктор дородному мужчине, — визит согласован. Пропусти, — тот кивнул и уселся обратно на табурет, сразу же потеряв к нам всякий интерес. Колкауф распахнул передо мной дверь в комнату. Я судорожно вздохнула и не без внутренней дрожи переступила порог. За мной тихо прикрыли, и я осталась внутри одна. Майкла в комнате не было. Я быстро огляделась. Стены были выкрашены в светло-голубой оттенок. Вся мебель, состоящая из двух стульев, небольшого стола и комода у дальней стены, тоже светлая, мягкая, с закруглёнными углами. Прямо на комоде валялась раскрытая, жутко потасканная жёлтая сумка, на которой лежал диктофон и какие-то записи, сделанные от руки. Рядом с сумкой стояла недопитая чашка с чем-то, отдалённо напоминающим чай. И всё. Больше ничего. Совсем. В другой стороне комнаты я увидела ещё дверь, видимо, ведущую в соседнее помещение. Я неслышно подошла к ней и прислушалась. Было очень тихо. Ни шороха, ни возни, ни каких-либо признаков живого присутствия. Моё сердце бушевало в груди. Мне казалось, что его стук громом раздавался на всю округу. Я пару раз вдохнула и выдохнула и, взявшись за ручку, нажала на неё. Дверь открылась с лёгким скрипом. В нос ударил спёртый запах давно непроветриваемого помещения, а в глаза бросился царивший в комнате бардак. Односпальная кровать у стены была не заправлена, одеяло свисало до пола, подушка валялась ближе к середине, простыня сбита. На жутком полосатом коврике возле постели валялись тёмные штаны, синяя рубашка, две белые футболки, явно грязные светлые носки, и, похоже, нижнее бельё… Ох, Майкл, такой Майкл, ничего не изменилось. Он сидел в глубине комнаты в светлом кресле ко мне спиной, одетый в черную рубашку с большим красным воротником и в своей любимой чёрной шляпе. На низком столике рядом с ним стоял нетронутый стакан воды. Когда я зашла, он даже не повернулся на звук открываемой двери, продолжая сидеть как застывшая статуя и смотреть в окно. Я осторожно приблизилась к нему и встала за его плечом буквально в двух шагах. — Майкл… На мой голос он отреагировал не сразу, но всё-таки медленно повернулся и посмотрел на меня, чуть приподняв голову. — А… Доброе утро… — бесцветно отозвался он и отвернулся, снова уставившись в окно. От его тусклого, безучастного взгляда мне стало плохо. Ноги мои готовы были подкоситься, и я приложила титаническое усилие, чтобы устоять. В моей памяти существовал образ Майкла Джексона, блестящего артиста, прекрасного, как бог, абсолютно идеального, безумно сексуального, талантливого, способного покорить любого одним своим взглядом только выйдя из-за кулис. А ещё я помнила и другого Майкла, более редкое явление — простого человека, стеснительного, зажатого из-за, по его мнению, далеко несовершенного внешнего вида и с кучей комплексов в довесок. Тем не менее, Майкл, каким бы ни предстал передо мной, всегда был жизнерадостным, искренним и чутким, лучащимся энергией, всеобъемлющей любовью и пониманием. А тот человек, которого я увидела в комнате, не имел с моими воспоминаниями ничего общего. Он выглядел как зомби. Абсолютно пропащим человеком. Майкл не был загримирован: его лицо было молочно-белым с тёмными разводами, напоминающими замысловатый рисунок. И только прямо на кончике носа было чёрное пятно — всё, что осталось от его природного смуглого оттенка кожи. Но больше внешнего вида меня поразил внутренний. Безразличный, отрешённый от всего мира, абсолютно пассивный и подавленный. Он больше не лучился тем неповторимым внутренним светом, который притягивал к себе, как огонь мотыльков. Он угас, замкнулся в себе, пребывал в своем собственном мире. Безумная картина. Видеть это было адски больно. Меня затрясло, в глазах потемнело. Ох, Майкл, что же с тобой стало… Мне потребовалось время, чтобы взять себя в руки после увиденного. Он молчал, сидя всё также отрешённо и больше не реагируя на моё присутствие. Я отдышалась. Ладно. Приступим. Я обошла кресло с другой от столика стороны и присела возле него на корточки, пытаясь заглянуть в лицо под низко надвинутой шляпой. — Майкл, это я… — Я знаю, — он даже не смотрел на меня. — Кажется, я просил, чтобы меня никто не беспокоил. На секунду я застыла, подыскивая слова. — Я… Я узнала, что ты в беде. — В последнюю нашу встречу ты велела оставить тебя в покое, — помолчав довольно продолжительное время, всё же произнёс он. — Твоя очередь. Скажи он чуть резче, и это можно было бы воспринять, как полноценную пощёчину. Но его голос был глухим и бесцветным. Ничего похожего на тот тембр, что обожают миллионы людей по всему миру. — Майкл, я очень беспокоюсь о тебе. — Я в порядке. — Но это не так! — Мне всё равно. И больше в тот день я ничего не смогла от него добиться. Он сидел каменным изваянием, как бы я ни старалась расшевелить его: я разговаривала с ним, задавала вопросы, прикасалась к нему, гладя по руке, по колену, по небритой щеке, осторожно тормошила, целовала его ладони, надеясь хоть на какую-то реакцию. Но у меня ничего не вышло. Я попыталась даже повысить на него голос и вывести на эмоции. Всё было безрезультатно. В итоге, в тот день мне пришлось оставить его, как есть. Наконец, шатаясь, я вышла из его комнаты. — Мисс, вам нужна помощь? — Охранник при виде меня тревожно поднялся со своего стула и подошёл, когда я, закрыв дверь, привалилась к стене и закрыла лицо руками. — Дайте мне… Минуту… — задыхаясь от нахлынувших эмоций, которые я держала в себе всё время, пока была с Майклом, сказала я. — Могу я… Можно вашу руку, пожалуйста… — Мужчина оказался очень доброжелательным и тут же подхватил меня под локоть, довёл до своего табурета и усадил на него. И даже предложил воды из своей бутылки, стоявшей рядом. — Благодарю вас… — Стивен, мисс. Позвать кого-нибудь? — Нет, нет, я справлюсь, — тяжело дышала я. — Просто… Боже, как тяжело видеть его в таком состоянии, — по моей щеке скатилась большая слеза, которую я быстро утёрла. — Да уж, мисс… — подумав, согласился охранник. — На это действительно больно смотреть. Такой человек… Наверное, смерть была бы более гуманной для него, чем вот так мучатся. От этих слов я вдруг встрепенулась. Смерть… Смерть?! — Что вы имеете в виду? — Ну… Просто в его ситуации… — попытался оправдаться мужчина. Под моим тяжёлым взглядом у него даже от лица кровь отхлынула. — Мисс, вы не подумайте, я ж ничего плохого не имел в виду… Я просто… — Нет, вы правы, — задумчиво сказала я. Охранник вылупился на меня во все глаза, не совсем понимая, что происходит. Зато я резко воспряла духом. Ну, уж нет, Джексон, так просто ты не уйдёшь. Ты ещё нужен этому миру. Всем нам. Поклонникам. Семье. Матери. Сыну. Мне… Чёрта с два я дам тебе сдаться. Я решительно поднялась с табурета. — Спасибо за помощь, Стивен, — уже спокойно проговорила я и пошла на выход. Внизу, у лестницы меня ждал доктор Колкауф. — Мисс Линн?.. Решительно пролетая мимо него, я грозно бросила: — Я приду завтра в это же время. Не одна.

***

— Проходи, малыш, — сказала я нарочито громко, заводя сына в комнату. Майкл всё также сидел в том кресле, и даже в той же одежде, что и вчера, меланхолично глядя в окно. Не дожидаясь момента, когда он среагирует на наше появление, я провела ребёнка, цеплявшегося за мою ладонь, ближе к нему. Мы встали возле окна, чтобы уж точно незамеченными не остаться. Сына не пришлось просить, хотя до того, как отправиться к Майклу в клинику, я провела с мальчиком некоторую разъяснительную работу по поводу того, куда мы едем, к кому и зачем. — Здравствуйте, сэр! — Он дружелюбно улыбнулся певцу и немного помолчал, ожидая ответной реплики. Но Майкл не отреагировал. Только перевёл на ребёнка тусклый взгляд из-под полы низко надвинутой шляпы, несколько секунд глядел на него, а потом снова уставился в окно. Будто голые ветви деревьев сада, что виднелись за стеклом, были в сотню раз интереснее. Сын немного растерялся и неуверенно посмотрел на меня. Я молча кивнула и погладила его по кудрявой голове, поощряя. Тогда, подумав, ребёнок всё же сделал пару шагов к Майклу и снова заговорил, разглядывая его. — Мы пришли вас навестить. Мама сказала, что вы сильно болеете, — он сложил смуглые ручки в замок перед собой. — Я — Майкл, мы с вами познакомились в Москве… Мы хотели с вами поиграть, но тогда нам с мамой нужно было домой. Я подумал, может, нам сейчас поиграть? Я принёс игрушки! — Сын резво принялся снимать со спины свой маленький рюкзачок. Ему не терпелось продемонстрировать свои сокровища. — Милый, поиграть, наверное, не получится, — всё-таки вмешалась я. — Видишь, наш больной очень плохо себя чувствует. — Ладно, мам, — огорчённо отозвался ребёнок. Но не вытерпел и всё же похвастался: — А моя новая бабушка, Кэтрин, купила мне Волшебный экран* ! — На этих словах Майкл чуть дёрнул рукой. Я затаила дыхание. Но больше ничего не произошло — он так и продолжил сидеть неподвижно, в то время, как Майкл-младший уже залез в рюкзак и выудил оттуда свою новую чудо-игрушку, от которой и правда был в полном восторге. — Хотите, я покажу, как надо на ней рисовать? — В этот раз ему ответная реакция от мужчины уже была не нужна. По уши влюблённый в подарок, он хотел, чтобы его увлечение разделили все вокруг, поэтому, уже совершенно не стесняясь, подошёл к Майклу почти вплотную. — Вот этой палочкой нужно водить по экрану. Вот так, — он азартно царапал стилусом по экрану, встав сбоку от Джексона и чуть наклонившись к тому, чтобы мужчина мог видеть происходящее, — будет линия. Вот точка. Волна… Можно рисовать, что угодно… — пока он рассказывал технологию владения сложнейшим видом детского изобразительного искусства, я сходила в соседнюю комнату, принесла себе один стул и села чуть сбоку от них, чтобы наблюдать за происходящим, но особо не попадать в поле зрение певца. — Я люблю рисовать птичек, листики, звёздочки и цветы. И цифры! Я их знаю. Меня мама научила считать до десяти. По-русски и по-английски! А ещё знаю буквы, но не все. Русских больше, чем английских… Но бабушка Кэтрин говорит, что я научусь обязательно. Нужно стараться дальше. А хотите попробовать порисовать? — Спросил сын, и не дожидаясь ответа, продолжил болтать: — Или нет, лучше я вас нарисую! Я уже рисовал людей. Маму и бабушку! Они мне позировали вчера! Можно? Я буду очень стараться! Наконец, Майкл не выдержал. Он очень медленно повернулся к ребёнку и слегка охрипшим от долгого молчания голосом тихо произнёс: — Не надо, малыш… У меня сердце так бухнуло о грудную клетку, что стало больно. Но, тем не менее, я осталась сидеть неподвижно и не проронила ни слова. — Почему? — Удивился мальчик. Слегка досадуя, что его идею не поддержали, он надул свои пухлые губки. — Я же… Чудовище… — прошептал Майкл через силу некоторое время спустя. Я было уже собралась снова вмешаться, но не успела. — Чудовища выглядят не так! Они питаются страхом и живут в кладовке, а у вас комната! — Горячо возразил Майкл-младший. — Просто вы болеете! Мама говорит, в этом нет ничего страшного. Что естественно, то не безобразно, — клянусь, я этому его не учила! Да, я говорила сыну, что мы идём проведать очень сильно болеющего человека, и что к нему нужно относиться с пониманием, но того, что сейчас услышала, я точно не говорила! Этому детский разум набрался сам. — Когда вы выздоровеете, вам будет легче… — Майкл и Майкл-младший смотрели друг на друга некоторое время. — Вообще, мне нравятся ваши пятнышки на лице. Вот это, чёрненькое, у вас на носу, — я даже отреагировать не успела, как ребёнок спокойно коснулся смуглым пальчиком носа Джексона, — как у ёжика. Хотя вы на ёжика не похожи, — как ни в чём не бывало продолжал болтать он. — А на кого я похож? Сын задумался, разглядывая Майкла. — На нашу кошку Муську! У неё тоже на мордочке полосочки и пятнышки, а нос чёрненький! — На… кошку? — Я услышала в голосе Майкла неприкрытое удивление. Господи-боже, неужели! Эмоция! Наконец-то! — Да. Я люблю нашу Муську. Она ласковая, всегда приходит ко мне и мурчит. Я вам её нарисую! Хотите? — Хочу… — Воодушевлённый согласием ребёнок тут же начал чертить по экрану, попутно объясняя, что он делает. И, о чудо! Майкл задвигался и наклонился ближе к мальчику, заинтересованно рассматривая, что тот делает. Сын всё время без умолку болтал, Джексон слушал и смотрел уже с неприкрытым вниманием к происходящему, я молчала и наблюдала за ними, иногда незаметно посматривая на часы. Когда с момента нашего прихода прошёл ровно час, я поднялась с места. — Малыш, заканчивай и прощайся. Нам пора. Нельзя утомлять больного. — Хорошо! Вмешалась я в самый разгар "веселья": сын уже успел несколько раз порисовать на экране, рассказать Джексону пару баек из своих похождений в детском садике, научить мужчину уму-разуму, наставительно втолковывая тому, что "чтобы поправиться, нужно хорошо кушать" и даже что-то спросил у того и добился-таки тихого ответа. Поэтому, когда я решительно засобиралась, Джексон смотрел на нас молча, но с явным огорчением. — Выздоравливайте, хорошо? — Сказал ему сын. — Я хочу с вами поиграть, когда вы будете чувствовать себя лучше. — Я… Тоже… — Пойдём, милый, — я протянула ребёнку свою ладонь, за которую он тут же ухватился. — До свидания! — Помахал мальчик Майклу с улыбкой. Я уже сделала пару шагов на выход, мимо Майкла, когда Джексон вдруг схватил меня за руку, вынуждая остановиться. — Останьтесь, — раньше его пальцы всегда были тёплыми. А иногда, в определённые моменты, горячими. Сейчас же они были почти ледяными. Но хватка всё такая же цепкая. Я шумно вздохнула, делая вид, что мне безумно сложно ему отказать. На самом деле, это было недалеко от истины. Если бы не ребёнок и не моя хитрость, которую я задумала, как последнее средство приведения Майкла в чувства, я бы сидела возле него круглосуточно, несмотря на его холодность и отчуждённость. — К сожалению, мы не можем. Часы посещения строго ограничены… Да и ты не особо горел желанием с нами общаться, — грустно сказала я, но внутри у меня всё ликовало. — Прошу… Приходите завтра, — он, наконец, повернул ко мне бледное лицо. — Пожалуйста… — Мы… — Я увидела в его глазах более осмысленное выражение и чуть не послала весь свой план к чертям. Вместо ответа я сдержанно улыбнулась. — Побрейся. И мы ушли от него. Внизу, у лестницы нас, как и вчера, ждал доктор Колкауф, пока я, не торопясь, спускала с крутых ступенек ребёнка. Он молча подал мне руку, помогая, но в глазах читался явный вопрос. Я не смогла сдержаться и лучезарно улыбнулась. — Он хочет видеть нас завтра. Колкауф выдохнул. — Браво, мисс Линн. Вы смогли. — Не я. Сын.

***

— Перемена в нём произошла удивительная! У него уже огромное улучшение! Когда он поступил к нам, его состояние было близко к критическому. Он вообще не мог спать, настолько привык к снотворным… К нему можно было зайти в любое время, а он либо сидел в кресле и смотрел в окно, либо пел. Можно было слышать, как он делает это в три часа утра. Или днём. Да вообще, в любое время. У него есть с собой портативный диктофон. Его песни всегда были грустными и медленными. Бедного Стивена это сводило с ума. Также, вы помните, он практически не ел. Сейчас, конечно, тоже очень мало, в основном, лишь ковыряется в тарелке, но хоть что-то. Зато он начал убираться в своей комнате и заправлять постель. И привёл в порядок свой внешний вид. Даже попытался навести грим, но сейчас ему это делать запрещено. Так что, можно сказать, что самые тяжёлые времена позади. Пока я не начал терапию, пусть немного придёт в себя. Ваше с сыном присутствие, мисс Линн, очень благотворно на него влияет… Я и миссис Джексон сидели внизу особняка, в котором располагалась клиника, на общей кухне, пили чай и беседовали с доктором Колкауфом, пока мой ребёнок наверху общался с Майклом в его комнате. Это был уже пятый наш визит к Джексону. Каждая следующая встреча была продолжительнее предыдущей, а Майкл оживал чуточку больше. Он уже осмысленно и заинтересованно разговаривал с сыном: они вместе рисовали или рассматривали игрушки, которые приносил мой ребёнок, даже что-то спрашивал у него, хотя, всё же чаще не закрывал рот именно Майкл-младший. И я бы даже сказала, что эти посиделки были полезны им обоим. Это безмерно грело мне душу. Я радовалась, что они так сблизились, и с некоей долей сожаления думала о том, что нам с сыном скоро нужно будет возвращаться обратно в Россию. Виза, как известно, имеет свойство заканчиваться. Иногда Майкл поднимал взгляд и на меня, смотрел некоторое время, но потом снова отводил глаза, не сказав ни слова. Сама же я в их беседы не вступала и никогда не мешала. Я понимала, что я не столь желанная гостья в "комнате номер пять". Вернее, вообще нежеланная, если бы не ребёнок… В первые два раза я оставалась с ними в комнате, а на третий решила оставить их. Я поднялась со своего стула, поцеловала сына в макушку со словами: "Побудь здесь, милый, я скоро приду" и направилась к выходу. У ребёнка вопросов не возникло, он был слишком занят своим "новым другом". — Ты уходишь? — Зато у Майкла они были. — Мне нужно переговорить с твоим лечащим врачом, — ответила я. — Ты оставишь меня наедине с ребёнком? — Снова спросил Джексон растерянно. — Да. — И ты… Не боишься за него? — С чего бы? — После… — Я вполне тебе доверяю, — решительно перебила я Джексона, не дав ему договорить. — Ты ведь приглядишь за сыном, правда? — И я ушла. — …Доктор Колкауф, мы с Джулией безмерно вам благодарны! — Миссис Джексон уже по десятому разу благодарила врача. — Вы столько делаете для Майкла! Вы его буквально спасли! — О, нет, миссис Джексон, не меня вам надо благодарить. Если бы не мисс Линн, вряд ли бы я смог что-то сделать. — Вы просто поверили мне, доктор, — сдержанно улыбнулась я. — Хотя, давайте будем честны, благодарить всем нам нужно одного человека — моего маленького сына. — О, да! — Согласно закивали все. — Но всё же это - командная работа, — прибавил доктор, и мы дружно рассмеялись от явного облегчения, которое накрывало нас всех. — Как у вас весело. О чём это вы тут разговариваете? Мы тоже хотим знать! Мы втроём вскочили со своих мест и уставились на Майкла Джексона, стоящего у подножия лестницы. — Господи Иисусе… Майкл был опрятно одет, чисто выбрит и сиял своей ослепительной, весёлой улыбкой. На руках он держал сына, обнимающего его за шею и улыбающегося нам не менее счастливо. — Мама, а можно мы пойдём покачаться на качелях в сад? — Спросил у меня ребёнок. И так как я была не в силах ответить, продолжая ошеломлённо пялиться на этих двоих, Майкл-старший тоже поинтересовался: — Джулия, ты ведь разрешишь? — Я… Кхм… - Я, наконец, смогла отойти от изумления, прочистила горло и сделала донельзя невозмутимый вид. — В целом, я не против, идите. Но недолго, пожалуйста! И внимательнее там, прошу, Майкл! — Конечно, Джулия, — Господи-боже, он даже произнёс моё имя! — Мы будем осторожны, — снова довольно улыбнулся Джексон. — Оденьтесь! Зима на улице вообще-то! — Крикнула я им вслед. — Ладно! — Хором ответили мне они. Когда Майкл с ребёнком скрылись из вида, Колкауф развернулся к нам. — Пожалуй, можно начинать программу реабилитации. Теперь всё с ним будет хорошо. Миссис Джексон заплакала.