Красота по-американски

К медицинскому корпусу подкатила какая-то невообразимая машина: настолько кроваво-красная, что на фоне сдержанно-серых, величественных камней форта Вест-Пойнт она казалась чем-то космически-нереальным. И женщина, вышедшая из нее, реальной была в еще меньшей степени: на высоченных шпильках, в деловом костюме, так плотно обтягивающем ее бедра и талию, что, казалось, вот-вот лопнет. Огненно-красные волосы она отбросила назад одним небрежным движением и, захлопнув дверцу пассажирского сидения, наклонилась к водителю.  — Спасибо, что подбросил, Тони. Уверен, что не хочешь зайти? — Уверен, — отозвался водитель, которого Брок не мог рассмотреть из-за тонированного стекла. — Хотя я передумал.   Он выскочил из машины, оказавшись смуглым кудрявым красавчиком чуть за двадцать, и Брок вдруг увидел причину, по которой этот Тони изменил решение — по ступенькам медицинского корпуса спускался Роджерс. В сопровождении дока Барнса, конечно.  — Сти-ив! — протянул этот Тони, сделав вид, что только заметил его. — Какая встреча!  И полез обниматься. Запросто взял и без спроса, нарушая все на свете границы, обнял того, на кого Брок и глаза-то не всегда поднимал.   — Здравствуй, Тони, — Роджерс, правда, тут же отстранился, но все-таки похлопал этого наглеца по спине. — Как дела? Как Говард?  — Что ему сделается, — отмахнулся Тони. — Я, кстати, придумал, как встроить броню в… Брок его не слушал, он видел, как док поцеловал ту сногсшибательную дамочку и что-то прошептал ей на ухо, и она рассмеялась. Но это так, фоном. Он смотрел только на Роджерса, застыв, как жена Лота, превратившаяся в соляной столп.  Чертов богатый выскочка стоял слишком близко к Роджерсу, периодически касаясь его плеча, тарахтел без умолку, сыпал такими терминами, что Брок, хоть и не слушал, осознал, насколько тот умнее его.  И богаче.  И ближе к Роджерсу.  Стив. Он называл его Стив. Он привез дамочку, явно подружку дока. Он вхож в их круг и... Господи, Брок готов был его убить прямо сейчас, разорвать голыми руками, придушить, а потом колотить кудрявой башкой о серые камни чертовых ступенек, пока те не поменяют цвет. Чертов… — А, Рамлоу, — чертов доктор Барнс заметил Брока и улыбнулся, продолжая обнимать свою красотку за плечи. — Дамы и господа, у меня работа. Да-да, я все-таки приношу пользу обществу, хоть и… — Какой милый, — улыбнулась дамочка и, прищурив глаза, осмотрела Брока с ног до головы.  Но Брок смотрел только на Роджерса. А Роджерс — в противоположную сторону.  Этот Тони, казалось, вообще ничего не замечал, говорил и говорил ему что-то, явно красуясь, Брок это видел так же четко, как, похоже, его собственное состояние было очевидным для всех остальных. Ужасно хотелось сбежать, уйти к чертовой матери куда глаза глядят, но Брок терпеть не мог отдавать без драки то, что наметил для себя. Пусть оно никогда по-настоящему ему и не принадлежало. Хрен с ним. Не догонит, так согреется.  — Привет, — поздоровался Брок, заставляя себя подойти ближе. — Отличная погода.   — Прекрасная, — восхитился док, и глаза его смеялись. — Прошу нас извинить, дамы и господа. Здоровье мистра Рамлоу — не та вещь, с которой я рискнул бы шутить. Идите в апартаменты, я скоро буду, — и отдал дамочке электронную карту-пропуск. И еще раз ее поцеловал, совершенно никого не стесняясь.  Чертов выскочка, казалось, только заметил Брока.  — О, настоящий кадет! — деланно восхитился он, улыбаясь как-то нервно, будто был под веществами. — Они все тут такие... суровые. Чертово мудло.   — Пройдемте, Рамлоу, — док открыл перед Броком дверь, и они зашли внутрь. — Не обращай на Тони внимания. Его иногда слишком много.  — Кто он? — Поздний и несколько... проблемный сын нашего друга.  — Очень проблемный.  Доктор фыркнул и никак не прокомментировал.  — Давай руку. Вот сюда клади, посмотрим. Так, отека нет, уже хорошо. Повращай. Так не болит? В локоть не отдает? А ну вторую максимально назад. Окей, давай в аппарат.  Через полчаса, получив какую-то мазь и кучу рекомендаций, больше напоминавших наставления, Брок вышел на крыльцо медицинского корпуса. Конечно, на ступеньках уже никого не было, даже понтовская красная машина исчезла. Вдохнув холодный осенний воздух, Брок побрел к себе. Настроение было препаршивым, и он поймал себя на мысли о том, что, в общем-то, не понятно, что он вообще делает в чертовой академии.  *** Промучившись от бессонницы всю неделю до самого дня рождения, Брок решил не страдать хуйней. После ночи без сна, когда он ворочался с боку на бок, представляя, как Роджерс целует того, кудрявого "сына друзей", раздевает его и трахает, трахает, со стонами, долго, глядя в глаза.  Ну и хер с ним.  От этого "хер с ним" болело внутри. Дергало, как сорванный заусенец. Броку было плохо физически, он не мог есть, спать, жить. Избалованный многочисленными родственниками (рос без матери, умершей в родах), никогда и ни в чем не знавший отказа, он поверить не мог, что его можно не хотеть. Не ценить. Не считать самым лучшим.  Тот, кучерявый, был, конечно, хорош. Может, в худшей, чем Брок, форме, но смазливым, подвижным, каким-то фамильярно-смелым. Его охуенная тачка, на фоне которой корвет Брока смотрелся, как рыбацкая скорлупка на фоне белоснежной яхты, наверняка не играла особой роли — Роджерс не был похож на человека, падкого на чужие деньги. Значит, дело было в другом. Значит, совершенно точно была другая причина, по которой он позволял этому выебистому пижону трогать себя, а от Брока отворачивался, как от куска дерьма.  До экзаменов оставалось всего ничего (до Рождества все зачеты должны быть сданы), и Броку, изматывающему себя бессонницей, после которой не мог ни тренироваться нормально, ни учиться, давным-давно следовало взять себя в руки.  Если, конечно, он не хотел порадовать многочисленных причитающих тетушек своим вылетом из академии. — Мне нужно снотворное. Доктор Барнс поднял на него глаза, а потом отложил ручку, которой заполнял какие-то бланки, и указал на стул перед своим столом.  — С какой целью? Брок закатил глаза. — С прозрачно просматриваемой в просьбе — для того, чтобы спать.  Барнс встал, взял какой-то долбаный фонарик и посветил Броку сначала в один глаз, потом в другой.  — Давно не спишь? — Месяц.  Барнс нахмурился, сел за компьютер и распечатал какой-то бланк. Листов эдак на десять, заполненных с обеих сторон.  — Это опросник. Надо сделать быстро, не задумываясь над ответами. Такие правила.  Брок взял бланк и быстро просмотрел его.   — Как я себя чувствую в незнакомой компании? Сколько раз за ночь просыпаюсь? Есть ли у меня ощущение тревожности? Испытываю ли я внезапные приступы паники? Я не псих! Я просто не сплю! — Ты не псих, — успокоил его Барнс. — Но бессонница может быть следствием других проблем, выявить которые нужно как можно раньше. Чтобы правильно подобрать лечение.  — Причины, — с едва сдерживаемой злостью произнес Брок, осознавая, впрочем, что док ничего плохого ему не сделал и просто выполняет свою работу, — не лечатся. Во всяком случае, вы мне в этом точно помочь не сможете. И таблетки тоже. — Да, от влюбленности таблеток не изобрели пока, слава богу. А вот от бессонницы и депрессии — да. Но они разные. Иногда в комплексе, иногда витаминов достаточно или минералов. И вот для того, чтобы знать, что именно с тобой происходит, надо иметь четкое представление о твоем состоянии. А для этого — сдать кровь и заполнить анкету.  — Кровь? — Конечно. Иногда даже в лаборатории сна переночевать.  Брок мог бы сказать, где и с кем ему надо переночевать, чтобы все как рукой сняло, но вслух не стал озвучивать свое жалкое положение. Тем более по чуть грустному, все на свете понимающему взгляду доктора Барнса Брок и так догадался, что Роджерса, даже в терапевтических дозах, тот ему прописать не может. Да он и не согласился бы. Не в терапевтических целях.  — Окей.  Головные боли — да, к вечеру, сон не больше двух-трех часов за ночь, раздражительность, усталость, тревожное состояние — да, да, да. Хорошо отец не в курсе, как офигенно ему тут учиться. Вот просто на всю сотню.   — Готово.  Барнс все время заполнения анкеты смотрел на него, но Броку так остопиздел и он сам, и такая жизнь, что как-то пофиг чужие сочувствующие взгляды. Даже не злили они. Почти.  — Хорошо. Я сейчас возьму у тебя кровь, и к вечеру, перед отбоем придешь снова, я предупрежу дежурного, идет? — Идет, — буркнул Брок и, подумав, добавил: — Спасибо.  — Пока не за что. Жду тебя около семи, после ужина. — Окей.  Брок молча вышел, надеясь, что до этого самого ужина хотя бы дотянет.  Но он дотянул. И получил свои таблетки — четко на один раз. И только выпив их и уплывая в сладкий глубокий наконец-то сон, понял, почему ему не дали сразу всю пачку. Наверняка заботливый доктор попросту боялся, что Брок не захочет просыпаться.   Как бы не так.  Не дождутся. Ни он, ни чертов Роджерс. Роджерс...  *** — Рамлоу, задержитесь.  Консультации перед экзаменом стали для Брока настоящей пыткой. Их не всегда проводил лектор — то есть Роджерс, — иногда преподаватель по практике подхватывал падающее знамя, но когда все-таки Сам оставался один на один с ротой Брока в маленькой аудитории, не отделенный десятью ярдами пространства до доски, как в большой, Брок чувствовал, что задыхается. И не слышит ничего, кроме грохота крови в ушах. Он всегда старался прийти последним и уйти первым, не задавал вопросов и вообще пытался на Роджерса не смотреть. Хотя пойди не посмотри, когда тот занимал будто все и без того небольшое пространство, заполнял его собой, своим запахом, голосом, проникающим Броку под шкуру, — все это будило в Броке что-то настолько дремучее, темное и мутное, что страшно становилось. Брок будто смотрел в бездну и не видел дна.  — Сэр? — хрипло выдавил он, глядя в окно, на доску — куда угодно, но не на Роджерса.  — Присядьте.  — Спасибо, я постою.   Роджерс, вздохнув, принялся стирать маркер с доски, разрисованной танчиками, елочками, схемами наступления с флангов и прочей интересной хренью. Броку и правда было интересно — Роджерс отлично рассказывал, и когда бывал увлечен, глаза его загорались.  Если бы он был хоть чуть менее охуенен, возможно, Брок мог бы сосредоточиться на том, что тот говорил, а не на том, как напрягаются его плечи под тонкой форменной рубашкой, как прорисовываются контуры майки под ней, как проступают вены на его шее — белой-белой, наверняка теплой.  И вот сейчас, когда Роджерс стоял спиной, Брок не мог смотреть в окно. Не в тот момент, когда брюки так туго облегали эту задницу. Такая форма должна быть запрещена законом.  Впрочем, на Роджерса что ни надень, Брок все равно будет представлять его голым. Голым и возбужденным.  — И все же присядьте, Рамлоу, — Роджерс устроился за преподавательским столом и указал на первую парту перед ним.  Возможно, если бы в интонации, с которой он это сказал, был хоть намек на приказ, Брок бы просто ушел. И пофиг, что будет дальше. Но Роджерс попросил, и у Брока от этого мягкого тона внутри все горячо перевернулось.  Он сел на указанное место, по-прежнему глядя в окно, чувствуя на себе взгляд Роджерса. Тот смотрел и смотрел, то ли не зная, что сказать, то ли еще чего. Роджерсу почти полтос, наверняка у него могли быть непонятные Броку причины молчать, заставив остаться.  — Майор Уоллес говорит, с практикой у вас порядок. Что вы способный кадет и проблем на экзамене у вас быть не должно. Я же на занятиях и консультациях вижу другое.  — И вы, конечно, понятия не имеете, почему же так случилось, угадал? — Ну почему же, Рамлоу. Я живу достаточно долго, чтобы не только догадываться о причинах вашего состояния, но и предположить, что состояние пройдет, а пробелы в знаниях, от которых будут вскоре зависеть сотни, если не тысячи жизней, останутся.  — Пробелы в знаниях, — хмыкнул Брок. — Это все, что вас волнует? Так это легко решить. Со мной. Просто завалите меня на экзамене, и тысячи жизней будут спасены.  — Ценой одной вашей? Я не торгую такими вещами, Рамлоу.   — Да что вы? Не лежит ли торговля жизнями в основе всего того, чем мы все тут занимаемся? Не в этом ли смысл всех войн? Пожертвовать, если понадобится, некоторыми ради всех остальных? Роджерс смотрел на него пытливо, его взгляд буквально жег Броку щеку, но сам Брок упрямо пялился в окно. Там изрядно облысевшие кроны шикарных кленов качались на ветру.   — Это сложный философский вопрос, Рамлоу.  — Не я это начал.  — Но вы… — Что? Могу закончить? Что я могу, полковник Роджерс, а? Лечь и сдохнуть? Не дождетесь. Не пялиться на ваши шикарные тылы? О, я почти преуспел. Вам бы, конечно, форму на размер-другой побольше, но и так вполне сойдет, я от бессонницы все равно или отупею, или ослепну скоро. Но да, я могу все прекратить. Только вот знаете — сами попробуйте для начала быть хоть немного меньшим... говнюком.  — Говнюком, — спокойно, без тени возмущения, даже с какой-то насмешкой повторил за ним Роджерс, но Брок так измотался за последние месяцы, а если брать шире, то и за последние полтора года, что ему вдруг стало все равно.   — Да. Угораздило же. Не, я все понимаю, тот, кучерявый, он наверняка и старше, и сговор… — Стоп. Стоп, Рамлоу. Мои отношения с другими людьми вас никоим образом не касаются. Но я все же поясню: Тони Старк — сын моего друга. Еще с тех, военных времен. И ничего из того, что способно представить ваше воспаленное подростковое воображение, не имеет ни ко мне, ни к Тони ни малейшего отношения.  Броку очень хотелось верить, очень. Это желание горячо ворочалось в груди, от накатившего облегчения на глаза вот-вот грозили навернуться слезы, но Брок не давал себе расслабиться. Не сейчас.  — Я освобождаю вас от лекций до конца семестра. Экзамен будете сдавать майору Уоллесу.  — Что? — от неожиданности Брок взглянул прямо на Роджерса и тут же понял, какую ошибку совершил.  Его глаза, синие-синие, были очень грустными. Глядя в них, легко было поверить, что Роджерсу без малого пятьдесят, и больше половины этого времени он провел на войне.  И наверняка повидал таких дураков, как Брок, не один десяток. И не два.  — Вот конспект, — Роджерс пододвинул к Броку толстую тетрадь в простой голубой обложке. — Постарайтесь как следует подготовиться. Время у вас еще есть.  — Спасибо, — сорвавшимся голосом произнес Брок и открыл тетрадь. Страницы ее были исписаны знакомым красивым почерком с легким наклоном влево. — Можно мне... — Брок поднял глаза на Роджерса, внимательно за ним наблюдавшего. — У меня есть шанс? Хоть один на миллион?  — Я не могу с вами об этом говорить, Рамлоу. Это неэтично и нарушает с десяток инструкций и законов. Поэтому идите, готовьтесь.  — Я спрошу в другое время, — хмыкнул Брок, понимая, что прямым текстом его не послали — и это уже хороший знак. Особенно на фоне депрессухи последних пары месяцев. — И, кстати, мне уже восемнадцать.   — И вы по-прежнему мой студент, Рамлоу. Идите, пока я вас не вытолкал из аудитории.  — Это было бы даже забавно.   — Сомнительное утверждение.   Роджерс поднялся, и Брок понятливо выскочил за дверь, прижимая к груди конспект. У него впереди вся жизнь, в которой Роджерс снова не сказал ему "нет".