Нечто большее, или...

Три недели прошли незаметно, словно прошла всего одна секунда или меньше, но прошло именно столько – ни меньше, ни больше. Для Вселенной это – маленький промежуток времени, как для человека миллисекунда, который не ощущается, но существует в пространстве и может сыграть определённую роль в будущем. Это всë в будущем, а в настоящее время волнует только настоящее. По мере приближения календаря к девятому декабря я вместе с Алисой сдал проект и получил похвалу от Анастасии Сергеевны, учительницы искусства; чуть углубили отношения настолько, что рыжеволосая почти перестала смущаться, когда лезла целовать меня в щеку и когда рядом нет или почти нет людей, как и я сам, одаривая при этом лëгкой щекоткой в районе рук и шеи, на что она весело смеëтся и пытается меня защекотать в ответ, и это иногда получалось; познакомился с еë отцом, от которого сначала веяло как-то загадочно и закрыто, однако стоило мне сказать ''летели качели без пассажиров'', как по-своему улыбнулся и принял меня хорошо, крепко пожав рукой. Также не стоит не упомянуть, по моему мнению, и то, что часто бывал у них в гостях, где был чуть ли не родным человеком, а для Алисы – так тем более. Она была просто на седьмом небе от счастья, когда приходил в гости, и лезла ко мне обниматься, не давая мне и шанса снять хоть шапку и не стыдясь родителей, достаточно знающих об этом, в особенности Наталья. Последние стояли где-то в сторонке и улыбались этому, от чего и сам улыбался, радовался и крепче обнимал девушку. После этого Алиса забирала мой рюкзак и заносила к себе в комнату, ожидая там меня, где обычно смотрели Дмитрия и пересматривали его легендарные плейлисты игр: «FNAF», которого в раннем детстве и сейчас вечно боялся и после которого девушка смеялась, говоря, что мне не стоит смотреть хоррор, хотя при этом сама тоже порой пугалась, чуть ли не дрожа, и прижималась ко мне всем телом; «The Dark Picture Anthology», где шутка про мамку и отряд скалеологов шикарна и где Алиса густо покраснела от этого, не смотря мне в глаза около пяти-десяти минут; «Detroit: Become Human», сцены которой давно и надолго ушли в народ и стали мемами, как, например, самые известные из них – «один из вас мой приятель, а другой – сраный мерзавец» и «двадцать восемь ударов ножом, ты действовал наверняка, да? Он был весь в крови, умолял о пощаде, но ты снова и снова наносил ему удар». Я чувствовал там себя поистине как дома, а не как у себя дома, где после каждого такого похода на свободу был допрос с пристрастием и я отвечал на него как попало, лишь не говорить правду, потому что тогда точно будет ещё хуже. Может, они понимали об этом, что очень вероятно, но почему-то просто ругали, а не били, как это было раньше, что было довольно странно с их стороны. «Может, им самим не нравится бить меня?» – звучал данный вопрос в голове и после на него звучал следующий: «Может, им нравится бить меня, просто сделали небольшой перерыв, чтобы продолжить потом с большим энтузиазмом?» Девятого декабря уроки одновременно закончились как у меня, так и у Алисы – в два дня. Уже привычно встретились возле раздевалки и оделись каждый в свою одежду, после чего вышли на улицу. Ветер метал хлопки снега в лица людей, как ветер это делает в Санкт-Петербурге, насколько я могу судить по комментариям жителей города-миллионера и федерального значения. Где-то вдалеке он завывал, и это было прекрасно слышно – звуки природы чаще всего расслабляют душу человека и вовлекают его в некое состояние эйфории. Вдруг небольшой такой пушок попал на лицо девушки, заворожённо смотрящей за этой красотой. Она сначала не обратила на него внимания, но через несколько секунд ощутила приятный холодок в том районе и улыбнулась. – Уберëшь? – Чтобы заодно потрогать твоë личико? С радостью, Алиса! – сказал я и остановился, заставив еë не двигаться на месте и встав перед ней. –Всë? – Да, всë. Знаешь, с ним ты выглядела ещë милее, чем без неë, Алиса. – От дурака слышу, который не умеет делать комплименты даме сердца. – Умею, ты просто не видишь их. – Дура-а-ак. – У твоего дурака имя есть. Это так, к слову. – Андрей – дурак. Этот небольшой диалог не имел абсолютного никакого веса, хотя он и не нужен: у влюблëнных и у тех пар, живущих вместе под одной крышей, такое порой и составляет весь разговор за день, особенно у первых, к коим мы, наверное, и относимся. – Как день прошëл? На уроках тебя никто не достаëт? – Да нет, всë хорошо, а вообще, ты со мной почти всë время проводишь, так что можешь быть вполне в курсе того, как прошëл день. Или же ты спрашиваешь ради разговора? – Да, ради него… – Опять к тебе в гости? – А тебе что, не нравится, что ли? – по лицу было видно, что мой вопрос немного расстроил еë. – Тебе же нравится проводить со мной время и смотреть Диму. –Да, нравится, просто я, видимо, привык к тому, что ты о моëм похоже к тебе в гости говоришь, и я так отвечаю на них… устало, что ли? – Видимо. Вообще я хотела спросить вот о чëм. Какие предметы ты будешь сдавать в качестве переводного? – Переводной экзамен в девятый класс, да? Что-то слышал о нëм, но можно сказать, что не слышал о нëм вообще, так как толком ничего о нëм не знаю. – А я вот знаю! Он будет проведëн как ОГЭ. То есть будут камеры, сопровождающие, те, кто будут смотреть за обстановкой внутри аудитории… – Я понял, Алиса. – Вот и молодец, что понял, – сказала она и тыкнула на нос, после чего отпустила его и недолго поводила по щеке – и мне, и ей это нравилось и нравится. – Ну так что, какие предметы будешь сдавать? – А сама какие? Я так думаю, ты выберешь те же, что и я, да? – Да. Нет. Конечно. – Я же вижу по твоему лицу, что да. Говори давай, какие сама будешь сдавать? – Ну… Химию и, думаю, географию. – Может, химию и физику, как я? – Да не, физика очень сложная, поэтому не буду. Может, биологию? – На врача? – Тоже нет. Там же, как говорят, маленькие зарплаты и неадекватные пациенты могут попасться на приëм. – Поэтому давай, Алиса, физику и химию, чтобы работать либо в инженерии, либо в химикоинженерных лабораториях, – сказал я, смотря для убедительности в еë оранжевые глаза. – Ты так думаешь? Но это же странно звучит и выглядит, когда девушка работает в тяжëлых заводских условиях, а не в условной больнице. – Кажется, ты забыла начало сороковых годов, когда те же девушки сутками работали на заводах, чтобы обеспечить страну материалами. – Это было тогда, а сейчас… Нет, и сейчас тоже идëт война, но… не в таком масштабе, как тогда. – Это смотря как посмотреть, но давай не будем продолжать эту тему, хорошо? – Да, хорошо, Андрей. И всë-таки мне порой жаль мужей, ушедших на фронт и не вернувшихся домой живыми… – Здесь я с тобой, Алиса, соглашусь, – поддержал еë я и скрестил свои пальцы правой руки с еë левой, после чего улыбнулся, чтобы хоть немного повысить настроении нашей компании. – И всë же давай выберешь химию и физику, ладно? – Тогда всем точно покажется, что мы являемся… парочкой. – А тебя так сильно волнует общественное мнение? Где же та моя Алиса, которая шутит и называет меня дураком? Еë губы хотели назвать меня так, но вовремя осеклись и сказали одно слово: – Болван. Будешь мне запрещать называть тебя дураком, буду называть тебя болваном. Понял, дурачок? – Значит, мне тоже надо будет тебя как-то называть, а не только по имени… – Понял? – Понял, рыженькая и миленькая обиженка. – И Алиса в самом деле чуть-чуть обиделась, однако улыбнулась и дала лëгкую, можно сказать гладящую, пощëчину. – Спасибо вам за то, что ударили своего дурака и нанесли ему непоправимый психологический ущерб. – Что, правда? – игриво спросила она. – Правда, и в наказание вы должны выполнить любое моë желание, либо же дать взятку в виде одного касания сами знаете чего. – Дурак. – Хочу отметить, что любимый, а не просто дурак. – Дурачок тогда ты. – Ну так что, желание или касание сами знаете чего? Девушка засунула свои пальчики мне под бафф, притянулась к моему лицу поближе и наградила правую щеку столь желанным поцелуем, после чего улыбчиво заглянула в мои карие глаза и поцеловала так же левую щеку. Я смотрел на неë, она – на меня, и между нами была тишина; никто из нас не хотел еë нарушить, никто из нас не хотел разрушить нынешнее состояние удивления с моей стороны и виноватости с еë. Я взял еë за подбородок. Алиса всë так же стояла на месте и не двигалась, с интересом ожидая, что я скажу и буду делать с ней на данный момент. Я ничего не говорил, подогревая еë интерес своим молчанием. Просто стоял и смотрел на неë, как на шедевр, который невозможно сотворить в жизнь и который так и останется жить в глубине сознания творителя. – Ч-что? – наконец спросила Алиса, смущëнная длительным бездействием с чьей-либо стороны. – Ничего. Знаешь, а ты прекрасно сегодня выглядишь, не так, как обычно. – И что же ты сумел разглядеть во мне, чего ты не видел раньше, м? – То, что ты… – Что я? – Что ты… – Ну что я? – Что ты… – Говори давай, не томи! – Что ты… исчерпала лимит поцелуев на день. – Дурак. Самый настоящий и самый тупой дурак, которого только видела в своей жизни. Тебе что, действительно нравится так подшучивать надо мной? – Ты не поверишь! Да. – Вот и оправдал себя, дурачок. Тренировка была довольно простой: надо было проехать всего двадцать километров, а учитывая тот факт, что сегодня конëк, то это было ещë в разы проще. Нет, и на классике тоже было бы просто, только вопрос во времени: на коньковом ходе данное задание можно сделать за чуть больше одного часа, пока на классическом – около полутора. На улице было темно, но хорошо, что на трассе – не на той, где работают по двое – были расставлены фонарные столбы, включающиеся где-то в 16:20-16:30, когда зимний солнечный день заканчивается и начинается вечер. Под светло-жëлтым светом ламп виден завораживающий танец падающих снежинок, и можно остановиться посмотреть за этим, потому что это действительно красиво, а некоторые даже соединяются друг с другом, и получается большая красота. И я останавливался и смотрел за этим, однако ненадолго, потому что тренировка сама себя не завершит и не закончит. Алисы не было видно, так что смею предположить, что находилась в лесу на определённом участке лесы, про который мне совершенно ничего не известно, потому что не тот тренер и не та программа тренировок, как сказала бы она, и сказала об этом, когда встретились при не очень хороших условиях. Как сейчас помню эту разборку, а ведь прошло чуть больше трëх недель, являющихся самыми яркими и запоминающимися за последние два года моей жизни, а ведь у каких-то школьников-ровесников вообще не было ни разу и нет таких ужасных обстоятельств, как у меня. Они просто живут и радуются каждому новому дню, любят своих родителей, имеют множество хороших друзей, которые несмотря ни на что помогут с различными трудностями, и у них не вечно подавленное настроение, как было у меня. Нет, оно и сейчас временами бывает, только это в основном дома, а так у меня глаза стали шире открываться и видеть прекрасное, особенно если рядом находится Алиса. С ней мне становится в разы лучше и не скучнее. Задание от тренера было успешно выполнено, и я снял лыжи-палки, закрепил их в связку и пошëл в здание, где зашëл в комнату и переоделся. Едва сделав это, в дверном проëме появился Пëтр Григорьевич. – Как самочувствие? – Всë в норме, Пëтр Григорьевич. – Хорошо. Так, твоему младшему брату сегодня утром сказал и теперь расскажу тебе. Завтра у вас будет первое в сезоне соревнование, и оно будет на классике. – Понял. – Утром будет холодно, как говорят синоптики. Ты мне напомни завтра, чтобы я смазал тебе лыжи, хорошо? – Хорошо. В одиннадцать старт? – Да, как было в прошлом году и в этом в марте. Номера выдам завтра. – Хорошо, Пëтр Григорьевич, – сказал я, накинув мешок с коньковыми ботинками себе на спину и взяв в правую руку связку. Тренер постоял ещë чуть-чуть на месте и собирался было уходить, как остановился и повернулся ко мне лицом. – А, и ещë. Завтра дам тебе освобождение от школьных занятий, понял? – Да, понял. – Хорошо. Ну, вроде ничего не забыл, всë самое важное рассказал тебе… – До свиданья! – До завтра! Мгновение – и я оказался на лесенках у входа в здание – привычное место ожидания и встречи еë. Снизу слышны громкий голос тренера, и могу предположить, хоть и неточно, что это Андрей Михайлович, у которого занимается Алиса. Как она говорила, ему около шестидесяти лет, занимается тренерской деятельностью в районе пятнадцати лет и любит, когда к нему приходят маленькие дети с родителями, выбравших именно лыжный спорт, а не условный футбол или каратэ. И нет, у него всë в порядке с головой и не пристаëт к детям как педофил. Так же, судя по рассказам девушки, он любит добро подшучивать над своими воспитанниками и придумывать им различные клички за какое-либо действие, совершëнное последними, как, например, прыгун без ног. Я не стал спрашивать у неë, почему именно прыгун и почему именно без ног да и при каких обстоятельствах это было дано ученику, хотя звучит прикольно и интересно. Время медленно текло внутри базы, и я всë продолжал сидеть на ступеньках, хоть и гардеробщица говорила, чтобы я не сидел для дальнейшего заболевания. Иммунитет крепкий у меня, так что могу воспользоваться шансом сидеть там, на холодном месте. За окном было слышно завывание ветра и ещë какой-то звук, сильно напоминающий движение снегохода. Сзади послышались чьи-то шаги и остановились, смотря мне в затылок. – Спасибо, что подождал, Андрей. – Всегда пожалуйста! Как тренировка прошла? Ничего нигде не болит? – Ну, не считая ног, так ничего не болит. Силовая была у нас на них, а сегодня было как раз-таки ускорение в лесу перед завтрашним соревнованием. Ты же знаешь об этом? – Да, знаю, Алиса. – Она привычным образом взяла у меня пару палок, оставив мне лыжи. – Ты сколько бежишь? Три километра? – Ага. А ты пять. Знаешь, это моë первое соревнование в этом городе. – Волнуешься? Так ещë рано волноваться: оно только завтра будет. – Я это понимаю, просто… ну, есть небольшое волнение перед соревнованием. Вдруг я завтра упаду прямо на старте? – Ничего, помогу тебе встать. – Спасибо, но там же люди будут, а также твой брат. Или ты его не стесняешься передо мной? – А, совсем его забыл. Тогда нет, не получится так. – Даже если бы это получилось, то были бы вопросы у остальных, почему ты это сделал и… Хотя нет, даже так у тебя не получится, потому что ты находишься в той группе, после которой начинается моя. – Ну да, Андрей Михайлович сказал об этом? – Да, он. На этой ноте небольшой диалог закончился. Вроде бы мало что сказали друг другу и ответили, но становится теплее на душе от этого, потому что… потому что так и должно быть, когда разговариваешь с любимым для тебя и любящим тебя человеком. Нескольких слов достаточно, чтобы ощутить эмоцию внутри – будь то злость на собеседника или какого-либо другого человека, будь то обида на что-то и за что-то, будь то радость за успехи в определëнном направлении. В такие моменты мы, люди, ощущаем себя живыми, не как загнанными в клетку животными, с которомы неизвестно что будет: верная смерть или жизнь, но в неволе. Я переложил связку в правую руку, обошëл Алису со спины и взял девушку за руку. Она улыбчиво посмотрела на меня, после чего зачем-то стукнула мне по голове палкой. – Ты чего? – Ничего! Просто захотелось, и я ударила. – У всего должна быть причина для его действия, а… – А у этой нет. Ладно, скажу тебе причину, но шепну только в ушко, – сказала она и, взяв меня за голову и наклонив к себе поближе, дала мне ощутить приятную дрожь в районе уха от своего горячего дыхания. – Причина состоит в том, что ты… – Дурак?.. – Нет. Что ты… – Болван. – Нет. – Сдаюсь. – Что ты… – А, понял: ты меня послешкольного пародируешь и хочешь таким образом вызвать у меня нетерпение, да? – Нет. – Тогда что? – мне очень интересно узнать причину, если она, конечно, есть. – Дурачок ты. В этом и состоит причина. – А я-то думал, что это что-то с моим характером связано, а оказалось, что я всего-навсего такой человек! Теперь понятно, почему ты проводишь со мной время: тебе нравятся дураки. – Перестань! Я просто хотела над тобой пошутить, а не сделать так, что ты будешь надо мной… – На лице хоть и виднелись губы, напоминающие улыбку, но всë остальное напоминало обиду на меня за мои слова. – Не обижайся только, хорошо, Алиса? – Да не обижаюсь я. – Голос говорил об обратном. – Я вижу, что да, – сказал я, взяв еë за подбородок и вглядываясь в еë красивые янтарные глаза, которые смотрели куда угодно, но только не в мои зрачки, и только тогда, когда поставил лыжи в снег и освободившейся рукой погладил по левой щеке, Алиса посмотрела туда. – Прости, если не моя шутка не понравилась. Я думал, что… – И снова дурак извиняется передо мной… Не надоело? – она состроила грустную улыбку. – В каком смысле? – Ну я даже и не знаю… Ты же понимаешь, что если я шучу над тобой, то это в шутку. И не надо улыбаться – я всë вижу. – А кто улыбается сейчас? – Ты, Андрей, ты… Так вот, можешь, пожалуйста… нет, не так. Можешь… – Что? – Прости меня, пожалуйста, такую дуру, – сказав это, девушка обняла меня и положила голову на левое плечо, принявшее данное действие уже несколько раз за три недели. Я обнял еë в ответ. Она интересная личность: могут возникнуть вопросы даже тогда, когда кажется, что почти знаешь еë и еë мотивы на что-либо. Любит шутить, но при этом не понесëт резкой критики к себе – совсем как я, если говорит про последнее; умеет изменять настроение, просто находясь рядом, при этом нередки всплески грусти и слëз, чего не так редко видел за двадцать один день, бывая у неë в гостях. Пару раз приходилось подключаться и Наталье, как это было с креслом во время делания проекта по исполнителю классической музыки, но это было пару раз, так что я еë в основном успокаивал и прижимал к себе, как родную дочь, как пел Юрий Клинских. – Ты не дурëха, Алиса. – Еë рыжие волосы мило выглядывали из-под такого же цвета лыжной шапочки, и я поднял левую руку под последнюю, дабы потрогать их и погладить в целом головку девушки. – Ты гораздо лучше, чем думаешь о себе. – Н-неправда. – Это правда, Алиса, кристально чистая правда. Лучше скажи мне, пожалуйста, почему ты так о себе думаешь. – Почему я так думаю? – Да. – Можно выйти? – спросила она, не дождавшись ответа, вынырнула из объятий, достала из правого кармана мой давно подаренный ей платок и передала его мне. – М-можешь, пожалуйста?.. Я понял, что она имеет ввиду, и дотронулся с помощью ткани еë личика, по которому текли небольшие ручейки слëз. Девушка смотрела мне в глаза, чего не видел, так как смотрел за платком, но чувствовал этот взгляд, дарящий мне чувство… нужности? Остановил тряпицу на левой щеке и посмотрел в глаза, на что Алиса отвела взгляд в сторону. Я улыбнулся, после чего продолжил и когда закончил действие, дотронулся пальцем правой руки еë кончика носа. – Готово. – Дурак. – И тебе тоже пожалуйста, рыженькая обижулька. – Я не такая! – дала мне не слабую, но и не сильную пощëчину и смущëнно улыбнулась. – Но лишь чуть-чуть я такая… – Именно из-за ''чуть-чуть'' я тебя так назвал. – А ты дурак. И там не ''чуть-чуть'', а чуть больше. – И насколько больше? – спросил я, передав ей палки и оставив себе лыжи. – Ты дурак на девяносто пять процентов. – А на остальные пять процентов кто я? – Дай-ка подумать… На четыре процента ты точно болван… – Ладно, а последний процент? – Ду-ра-чок, – сказала она по слогам данное слово и взяла меня за правую руку. – Так, а концентрация чего гораздо сильнее? – Что? – Давай представим металлы шарообразной формы одинаковой массы – натрий и уран. Какое из них будет меньше по размерам? – Уран. – Правильно, потому что у него атомная масса больше и сам он находится внизу таблицы. Откуда ты это знаешь, Алиса? – Ну, в интернете где-то слышала. Но там был вроде не натрий, а алюминий. – Понял. Давай теперь это интерпретируем на наш случай: на девяносто пять процентов я дурак, на четыре процента – болван, и на оставшийся – дурачок. Что сильнее, если брать пример с металлов? – Ну… – девушка смутилась, но продолжала держать со мной зрительный контакт, чуть сильнее сжав руку. – То, что ты дурачок. – Я и не сомневался. – Тогда почему спрашивал, если был уверен в этом? – Просто захотелось. – Дурак. – Не просто дурак, а дурак на девяносто пять процентов, болван на четыре процента и дурачок на один. – Дурачок, – по-дружески толкнув в бок, так, чтобы я не упал вместе со связкой, сказала с улыбкой на лице. – Да, я такой, рыженькая обижулька. Мы попрощались там же, где и встречаемся, чтобы пойти в школу вместе, – у тропинки. Завершилось прощание поцелуем с еë стороны, на что я сказал, что лимит исчерпан, и она, смутившись, быстро побежала вниз по дороге. Смотрел я за спиной до тех пор, когда не скрылась из виду, и тогда принял решение пойти домой. Открыл дверь в подъезд, после поднялся на свой этаж и зашëл в квартиру. Снял с себя верхнюю одежду, быстро выпил кружку холодного молока с небольшим куском батона и вошëл в свою комнату – крепость от вражеского мира, окружающего меня вокруг, кроме Алисы: она ко мне дружелюбно относится, да и я к ней тоже; мы будто созданы друг для друга, чтобы помогать в трудную минуту, которой очень много в короткой жизни, утешать в случае неудачи и просто-напросто хорошо проводить время вместе, так что скучать не главное и не захватывает нас поодиночке. Открыл рюкзак, прижавшийся задом к столу, взял в первую очередь дневник, посмотрел на расписание на понедельник и, убрав все ненужные учебники и тетради по своим местам и достав из полки нужное, только сейчас понял, что что-то не то происходит. Ощущение, будто рядом находится такой предмет, который притягивает внимание к себе и которого не было долгое время или не было вообще. Повернул голову на правый край стола – пусто. На левый – тоже пусто. В полках то же самое, поэтому поднял несколько небольших стопок учебников с тетрадями и увидел причину этого чувства – телефон, не видевший меня с момента забора отцом, то есть три недели. Неглубокие царапинки на защитном стекле, чуть-чуть отходящий от устройства чехол и отпечатки пальцев на экране – всё это говорит, что это мой телефон, но тогда возникает вопрос: почему родители вернули мне его, если я за – не можно, а нужно сказать! – не за что наказан и, значит, лишëн этого блага? Что побудило это их сделать и, главное, зачем, ведь они думают, что без телефона и уж тем более без Алисы будет мне гораздо лучше? Вопросы по этому поводу есть, а ответов как не было, так и нет – я привык. Отложил тетрадь по русскому языку в сторону, посмотрел за дверь: в соседней комнате Ярослав сидел под одеялом и, судя по движениям пальцев, листал ролики в «ТикТоке» – и включил устройство, встретившее меня привычной заставкой от «Xiaomi». Когда же он наконец включился, сразу включил Wi-Fi и зашëл в «телеграм», где белый свет приложения непривычно резко бил по глазам. Алиса была в сети, потому написал ей первое сообщение за долгое отсутствие не в реальной жизни. Она написала вопросительный знак, потом два, затем три и, отправив стикер приветствия Нацуки из «DDLC» начала писать одно сообщение за другим, в которых значились вопросы. Я отвечал на них спокойно и сделал улыбку, потому что мне это нравится, как и, скорее всего, моей собеседнице. Отдельные буквы превращались в слова, те в свою очередь – предложения, и те – в текст. Я сидел и тыкал по экрану клавиатуры, ощущая теплоту в душе, чувствуя чувство не безразличия, а интересности жизнью, потому что когда тебе хорошо или у тебя хорошее настроение, то хочется жить как никогда раньше, как сейчас. ''Вот ради таких моментов и стоит жить'' – как говорит мужик, вылезший из-подо льда, более известный по мему, связанному с котлетами, макаронами и пюрешкой, а песня… Песню и по сей день можно услышать, хоть и не так популярна, как было несколько лет назад; в голову вспомнились ''Это фиаско, братан!'', ''Вы кто такие? Я вас не звал. Идите нахуй!'', троллфейс и многие другие мемы золотой эпохи, когда воздух был чище и трава зеленее. Вместе с ней мне не было скучно, и поэтому почти пять часов виртуального общения пролетело более чем незаметно, чему крайне удивились, так как по ощущениям прошло от силы полтора часа, не более. Напоследок я сказал, что из-за младшего брата мне придëтся не контактировать с ней всë время на базе, потому что боюсь, что он настучит родителям и тогда точно лишусь всего. На этой ноте мы пожелали друг дружке сладких снов, и я выключил телефон, поставив будильник на семь утра. Спать не хотелось от слова совсем: различные мысли глубоко проникали в голову и с тяжëлой силой удара вылетали, забирая себе нужную им энергию, суть которой я не до конца понимал, но это неважно. ''Что происходит в семье? Почему мне дали телефон и не избивают меня, как это было три недели и более назад? Как так вышло?'' – эти вопросы произносились довольно громко и чëтко, не давая мне расслабиться, а уж тем более уснуть. Я встал с кровати и посмотрел на окно: было темно и тихо, некоторые фонари горели и освещали парадную сторону дома своим жëлтым светом, который зимой ощущается по-своему хорошо; был слышен лишь звук балонек, что непроизвольно дало мне вспомнить то самое часовое видео шестнадцатого-восемнадцатого года от Макса Максимова – ютубера, снимающего мемы на своëм канале и пишущего книги под псевдонимом Макса Афанасьевича. Прошло полчаса, и силы начали постепенно покидать меня, и я не стал сопротивляться – лëг под одеяло и мгновенно заснул, едва закрыв глаза и положив голову на подушку. Последней мыслью было соревнование.