Дубль

Сверху лежало обычное дело агента ЩИТа. Морские котики, курсы высшего командного состава, перечень операций. Обрывалось все на старте “Озарения” и поперек последней страницы стоял такой же штамп, как на обложке — нет в живых.  Вторая папка вообще не имела опознавательных знаков, только номер. Стив помнил его наизусть — номер личного жетона, который Брок называл “собачьей биркой”. Под обложкой тоже не было поначалу ничего интересного — перечень операций длиннее, часть выделена красным — тот самый “левак” на ГИДРу, перечень наград и достижений, всякие там похвалы и благодарности.  А потом пошли выговоры, один за другим. И лишение премий. И взыскания — каждое под отдельным номером, закодированное. Двенадцатый год, тринадцатый. Что такое взыскания в понимании ГИДРы, Стив знал прекрасно, может, кодировка поменялась, да и система физических наказаний была сильно смягчена, когда он встал у руля, но, но, но.  Это время их отношений. Оно четко совпадало с увеличением количества неприятностей на службе, и это не было странным — за связи с врагами Стив не наказывал только Баки, потому что был уверен в нем, как в себе. Любого другого за “любовь” с Наташей как минимум лишили бы должности и выслали на базу куда-нибудь на север, а как максимум — ликвидировали бы.  Как Броку вообще позволили это все, ведь отношения ни для кого не были тайной? Увлеченный собственными переживаниями и пониманием, что ничего нельзя вернуть, Стив не задавался вопросом, как Броку удалось это все провернуть вообще.  Ответ нашелся в отчетах.  Минимум раз в квартал агент Рамлоу докладывал о своих успехах (неуспехах) в перевербовке “Объекта”. И каждый раз это выглядело как “пока еще нет, но вот-вот”.  У Стива давно стучало в виске, но внутри он был странно спокоен. Останься он Капитаном Америкой, то его бы дергало сильнее, но сейчас, знакомый с методами работы родной Организации, он удивлялся одному — как это вообще так долго продлилось?  Брок Стива любил — в этом не могло быть никаких сомнений, не влюбленные друг в друга люди так себя не ведут. Не вспыхивают мгновенно от “особенного” взгляда, не сходят с ума во время редких выходных так, чтобы ночь и утро в постели, вместе, не отрываясь друг от друга, в кайф, на одной волне.  Стив не помнил никакой вербовки, да и невозможна она была в тот период его абсолютной, слепой уверенности в наличии общей справедливости для всех, в идеях свободы и равенства, пусть добываемых с кровью, но не имеющих отношения к страху.  Он был идеалистом тогда и в чем-то остался им теперь, сменив, конечно, ракурс.  Вспомнилась вспышка после этого “Хайль, мой Капитан” и полное отсутствие воспоминаний. Возможно, так или почти так заканчивалась каждая попытка “вербовки”, и Брок искал новые слова и аргументы. Это было очень на него похоже — не сдаваться, давить, иногда в лоб, иногда обходя препятствия, но бесконечно, упрямо выкручивать по-своему.  ГИДРе нужен был Стив. Хотя бы в нейтралитете. Чтобы не мешал. Брок был самым коротким путем — полный круглосуточный доступ к телу, долгие разговоры в постели и вне ее. Чувства как аргумент.  Брок не особо любил Наташу, да и она его тоже, и теперь Стив понимал почему — рыбак рыбака видит издалека, как говорится. И да, оба они были отличными агентами, пускающими в ход, если понадобится, весь арсенал средств.  Возможно, у Наташи тоже был когда-то такой Стив, слишком крупный камень, брошенный в поток и разделивший его надвое, — кто знает? Но даже Брок, три года проведя в одной с ним постели, не смог ни на йоту сдвинуть с курса Капитана Америку. Не Стива, нет. Стив пошел бы за Броком в огонь и в воду, но ГИДРе нужен был не он.  И она его получила, — пришла вдруг в голову дикая мысль. Это Стив думал, что он так решил, но по сути ГИДРа, как и любая другая наркота, просто умела ждать. И, забрав у Стива самое дорогое, не пряником, но кнутом добилась своего. Да, Стив ломал ее под себя, чистил и многих чесал против шерсти, перестроил оборонный комплекс. Но он миллиарды вложил в расширение влияния зверя, с которым боролся. Слился с ним. Стал им.  Что сказал бы тот Брок, увидев его сейчас? Что испытал бы? Гордость? Сожаление, что ему пришлось пожертвовать огромным куском души и где-то — психическим здоровьем, чтобы стать Капитаном? Что страх, заменивший свободу, за который он так критиковал Фьюри, — вот он? В зеркале. Каждый долбаный день. Стив бы, пожалуй, взглянул сейчас на того, прошлого Брока. Который так и не получил награды за отлично проделанную работу. В одиночку изменивший мировой порядок и не получивший за это ничего, кроме долгой агонии изломанного, обожженного тела, каждый дюйм которого Стив боготворил. Любой Стив, и тот, и этот, был готов ради любовника на все.  Тот, прошлый, оказался не готов изменить себя.  “Я бы так хотел, детка, чтобы мы всегда были вместе”, — вспомнились вдруг слова Брока, сказанные как-то ночью незадолго до «часа Х». — “Вообще всегда. Я бы состарился у твоих ног, как верный служебный пес. Обожал бы тебя до последнего вздоха”.  Стиву тогда казалось, что так и будет. Нет, он вообще не мог представить старость, ни свою, ни Брока. И не хотел ее представлять. Он жил одним днем, каждый раз счастливым, вплоть до того дня, как Брок, целуя его на прощание, странно долго смотрел в глаза, будто хотел что-то сказать. С сожалением.  Может, он и сказал, но заставил забыть? Дал последний шанс быть на одной стороне — ему бы смену стороны не простили.  Ее и не простили — уже сам Стив. А потом взял и сделал то, что от него все это время ждали. Да, позже и не вполне добровольно, но сделал.  На дне коробки лежали один бог весть как уцелевшие жетоны Брока. Те самые, что столько раз падали Стиву на лицо, если их забывали снять. Сколько раз он тянул за них Брока к себе, как за ошейник, и они оба странно кайфовали от этого.  Представлял ли Брок в такие моменты его Капитаном? А себя — тем самым псом?  Стив не стал трогать жетоны. Казалось, стоит к ним прикоснуться, и он провалится в прошлое, как в кроличью нору, и чтобы выбраться оттуда, понадобится уйма времени и сил.  Дело Брока не отрезвило. Возможно, останься Стив тем собой, было бы больнее, но единственное, о чем он мог сейчас думать — так это о том, что было бы, если бы времени было больше. Смог бы он сменить сторону тогда, не вывернутый на нежную изнанку, не протащенный ею по острым камням реальности и свернутый обратно прямо так, с налипшей грязью и песком с рыночной площади Лагоса.  Обед давно был съеден, флеркин, обожравшись, мирно дремал, за панорамным окном садилось солнце. Надо было вернуть дело в архив и возвращаться в реальность.  — Скай, а дай-ка мне перечень артефактов, которыми мы располагаем? Особенно тех, которые влияют на память и восприятие реальности? “Мы” в контексте “Государство — это я”, ставшее привычным за последние годы. Наш ядерный потенциал, наше воздушное пространство, наши артефакты и враги тоже наши — все, какие есть.  Вряд ли Пирс, вызывая его на разговор тогда, перед “Озарением”, имел в виду это. Но Пирс был гнилым человеком и плохим руководителем — Стив это понял по дырам в бюджете, по куче упущенных разработок, по миллионам, потраченным на того же Солдата, с которым никто толком не знал, как обращаться. Давал ли он Стиву последний шанс быть “ими”? Возможно. Но скорее всего, ему была уготована все та же роль цирковой обезьянки на прочном поводке. А возможно, и соседняя с Солдатом криокапсула.  Понимал ли это Брок? Да, но наверняка знал, что Стив все “уронит по-своему”, как он любил говорить.  Вот он и уронил, погребя под осколками все, во что верил.  — Список довольно длинный, — вывела Стива из раздумий Скай. — Я отметила наиболее интересные и компактные экземпляры, действие которых более-менее прогнозируемо, Капитан.  Стив быстро просмотрел инвентарную таблицу. Картинки там тоже были, как и краткое описание. И да, Кресло тоже мелькнуло. Неужели его не уничтожили?  — Вот это, номер сто двадцать? Это что?  — Нейрализатор, сэр. В основе него — технология внеземного происхождения, одной из функций которой является извлечение воспоминаний и помещение их в архив.  — Архив?  Голос сел, и Стив походя отметил этот факт, будто это его не касалось.  — Да. Внутри нижнего цилиндра находится сжатое подпространство неизвестной этиологии, никто толком не знает, как там все устроено, но архивы гласят, что там хранится все, что было отнято у законных владельцев.  — Чья это технология, Скай?  — Читаури, Капитан.  Что ж. Ожидаемо.  — Где сейчас эта штука? Сколько экземпляров есть?  — Один, сэр. Каталог утверждает, что он был утерян.  — Последний, кому это выдавали.  — Сэр. — Скай?  — Агент Брок Рамлоу, сэр. Нейрализатор пропал вместе с ним.  Следовало ожидать. Оставалось надеяться, что он его уничтожил и эта штука не попадет не в те руки. Брок-Брок, сколько же ты всего натворил за такую, в общем-то, короткую жизнь. На три романа хватит даже того, что уже известно.  Это не учитывая того, что нет. *** — Стив, у нас проблема, — Тони как всегда не утруждал себя звонками и сразу соединялся через Скай.  — Начало мне не нравится.  — Аврорианцы прислали координаты, не буду томить, противоядие есть, но у него, судя по всему, куча побочек.  — Продолжай.  — В общем, я не верю вообще никому и ввел кровь одной из наших спящих красавиц горилле, та отрубилась, и вот от противоядия она сначала ожила, а потом просто сдохла, Стив. Отказала печень, мгновенный цирроз. И кровь в пробирке свернулась, будто ее сварили, стоило капнуть “противоядием”.  — Варианты?  — Есть у меня один, без использования сомнительного варева, но нужно обсудить. Лично.  — Я вылетаю, буду минут через тридцать, открой мне посадочную на своей крыше.  — Джарвис, ты слышал? И Тони отключился.  Стив, ускорившись, добил папку “на подпись”, проверил, не осталось ли лишнего в мусорном ведре, и вышел на взлетку. Давным-давно стемнело — Стив задержался дольше, чем планировал, и сейчас он должен быть не здесь.  Садясь за штурвал джета, он отчего-то был рад, что ему не нужно работать каждый день в этом стеклянном муравейнике, который может развалиться и убить тебя просто за то, что ты слишком оторвался от земли.  Стив любил сидеть низко — с низкого было не так больно падать.  Во всяком случае, он на это надеялся.  Тони ходил из стороны в сторону, как заведенный.  — Ну-ну, успокойся, — Стив поймал его и на мгновение обнял.  Они редко такое практиковали, но окружение, все, без исключения, нуждались в Стиве в качестве опоры в такие моменты.  Даже Тони.  Особенно Тони.  — Давай сначала. Тони, несколько раз выдохнув Стиву в плечо, отошел на пару шагов.  — Я нашел один вариант. Я говорил, что мне подсказал Стрендж, который, видимо, знал, что с противоядием нас кинут. Это сыворотка.  — Эрскина?  — Нет. В архивах отца есть упоминания, я копался, даже домашний архив поднял, и вот там есть… ну… в общем, я могу ее воссоздать. Тот вариант, который породил Пятерку, ну или его аналог. Брюс уже прилетел, лучше него никто в этом не разбирается. Нужно будет усилить цепь, отвечающую за интоксикацию, и проверить… Или не проверять на приматах? А если Кинг-Конг получится. Как Халк, только… — Тони, сосредоточься.  — А. Да. Так вот. Первая порция почти готова, мы с Халком еще раз все проверим, может, надо будет что-то докрутить, я инженер все-таки, а не… — Тони, ты гений. Во всем.  — Да, так вот. Проблема не в том, что она может не сработать. Она сработает.  — А в чем?  — А в том, что в лучшем случае у тебя будет один суперсолдат и три трупа. В худшем — четыре суперсолдата с неизвестными характеристиками, которых нельзя будет просто так убить, потому что они родились с золотой ложкой в заднице.  Тони не собирался тестировать препарат на Броке. Он сначала собирался залить его в остальных троих, исследуя и дорабатывая состав. За одно это Стив готов был сделать все, что тот захочет. Ну, почти все. — Мы что-нибудь придумаем, Тони.  Он пока не будет думать о Броке на сыворотке. Потом. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.  — Еще одна проблема. — Тони отхлебнул кофе, сморщился, отставил чашку и после паузы продолжил: — Ты еле справился с самым обычным Рамлоу, Роджерс. Когда он не мог проломить тобой стену. Который сделал тебе больно только морально, потому что не смог физически. Особо. Так, чтобы с последствиями. Который чуть не убил тебя в Лагосе, положив начало Гражданской войне. И это он на ладан дышал. Так что у меня законные основания считать, что… лет через пять у нас будет совсем другая ГИДРа. Если мы, конечно, доживем.  Стив понимал Тони. Чисто по-человечески — да. Капитан был олицетворением стабильности. Плохой, хорошей, правильной или нет — но стабильности. Брок же казался темной лошадкой. Несдержанным, вспыльчивым и склонным к насилию.  — “Сыворотка развивает все, что внутри, и от нее хорошее становится великим, плохое — ужасным”, — процитировал Эрскина Стив.  — Бред, конечно, — отмахнулся Тони.  — Это ты не видел Красного Черепа. Ну, и Халк, думаю, тоже считается.  — Я думал, ты кинешься меня переубеждать.  — Я знаю Брока, наверное, лучше всех. И тот, и этот не были плохими людьми. Брок — человек… которому нужна иллюзия выбора. Свободы. И в то же время — он раб своих желаний, способный любить.  — Любить, — фыркнул Тони. — Да его будет колбасить на два полюса, рвать, как тряпку на ветру.  — Я его удержу. Обещаю тебе.  — Если не будет другого выхода, Стив? Если опять случится Лагос, но мирового масштаба?  — Если Брок умрет, Лагос случится и так.  Они смотрели друг на друга в течение долгих десяти секунд, и Тони, вздохнув, сдался.  — Чертовы аврорианки. Чтоб они вообще никуда не долетели.  Стив верил в закон равновесия, а поэтому решил не запускать режим самоуничтожения джета, отданного инопланетянам. Ему было все равно, как именно будет вылечен Брок — главное, чтобы это все-таки произошло.