There is no way to win

Следующий день был не менее странным, и Римус даже подумал, что, быть может, его жизнь превратили в дешёвый ромком. Но он давно не видел "книжного червя" в главной роли... Вечером у него была запланирована встреча с Аластором, во время которой он планировал узнать чуть больше о странных пауках, ведь теория о том, что его укусил радиоактивный паук, казалась всё более реальной. Но в школе, к огромному сожалению, нельзя пропустить занятие по подобной странной причине. Поэтому Римус, как и в другой обычный будний день, проснулся и, стараясь чуть меньше думать и чуть аккуратнее прикасаться к вещам, направился на пробный урок астрономии, который решили внедрить в расписание лишь под конец года в рамках курса физики и естественных наук. На это занятие Римус шёл с достаточным интересом, ведь размышлять о космосе и влияние солнечной системы на человечество всегда было очень интересно. Он прошёл в кабинет до звонка, обменялся приветствиями с Лили и занял парту в середине класса. Кабинет был практически полностью заполнен, а Минерва Макгонагалл, преподаватель физики, умиротворённо сидела за учительским столом, перелистывая какие-то бумаги. Когда прозвенел звонок, женщина, будто кошка, моментально оказалась около доски и пристально смотрела на класс, дожидаясь внимания. — Здравствуйте, класс — поприветствовала она, когда была полностью удовлетворена тишиной в помещении, — Знали ли вы, что будучи одной из самых древних наук, астрономия позволяет человечеству познать космическое пространство? Полученные учёными знания дают возможность создать научно-верное представление о будущем нашей планеты. Кто-то из вас был знаком с такой наукой, как астрономия? Что это? Она замолчала, обращаясь к классу, но часть учеников либо не знала ответа, либо не хотела его оглашать, из-за чего Минерва будто бы погрустнела и уже открыла рот, наверняка для того, чтобы ответить на свой же вопрос, но дверь в кабинет резко открылась. Римус слегка вытянул шею, и вместе с остальной половиной класса, которая следила за уроком, уставился на взъерошенного, длинноволосого парня, чьё лицо казалось ему слишком знакомым. Минерва повернула голову в сторону запыхавшегося ученика и прокашлялась. Некоторые смельчаки захихикали из разных углов кабинета, ведь если тот парень был учеником, который опоздал на урок Минервы Макгонагалл, и посмел отвлечь её от потока мыслей, ему определённо была нужна дополнительная жизнь или какое-нибудь зелье смелости. На этот раз, когда учительница заговорила, она обращалась уже не ко всему классу, а к конкретному человеку: — Урок идет уже несколько минут, а вас, наверняка, точно также, как и весь класс, предупреждали о том, что опоздания на мои занятия неприемлемы. Римус опустил взгляд, усмехаясь во внутрь ладони, и вновь посмотрел на лохматого парня, который, кажется, был ни капли не смущён сложившейся ситуацией. Она его будто забавляла. — Я... к сожалению, не знал о таких правилах, — наигранно попытался извиниться он, но Минерва возмущенно поставила ладони по бокам, сдувая с лица выпавшую прядь волос. Макгонагалл было не так уж и много лет, когда она впервые начала работать в старшей школе. Но она, даже со своего первого урока, сильно отличалась от молодых учителей. Её уважали и любили, а некоторые даже боялись. Поэтому абсолютно все ученики старшей школы, которые посещали уроки у данного профессора, точно знали особый свод правил для её занятий. — Эти правила должны работать во время всех занятий, — будто бы прочитав мысли Римуса заявила она, — Как вы могли об этом не знать? Назовите вашу фамилию, и в следующий раз я лично проверю вашу пунктуальность. — Да, конечно... Блэк. Сириус Блэк, —протянул парень, а лампочка в голове у Римуса приобрела ярко-желтый цвет. В дверях кабинета стоял Сириус Блэк - ассистент Аластора Грюма. Вот только на этот раз он не был одет в белый хала, накинутый поверх дурацкой футболки, и Римусу в очередной раз показалось, что видеть людей из лаборатории где-то помимо лаборатории - это постыдное преступление. — Хорошо. Ну, а сейчас, точно также, как и во время любого другого урока, я была бы очень рада увидеть вас на своём месте. За партой, — чётко проговорила Минерва, вернулась к доске и обвела ладонью класс, как бы приглашая парня занять свободное место. Сириус кивнул головой и, поправляя перепутанные волосы, прошёл через весь кабинет, чтобы добраться до последней свободной парты. Женщина вскоре прокашлялась, вновь привлекая внимание класса к себе и заговорила: — Астрономия - это наука, которая занимается изучением вселенной и всех процессов, происходящих в ней. Её название состоит из двух греческих слов - звезда и закон. Как я и сказала ранее, это одна из древнейших наук. Наш курс астрономии предусматривает ознакомление с пятью её разделами, по мере прохождения которых, мы будем изучать как Вселенную в целом, так и её объекты по отдельности, — расхаживая между рядами парт, перечисляла она. Но тихий звон от каблуков по полу постепенно замедлился. Римус повернул голову на несколько градусов и увидел, что Минерва остановилась около одной из последних парт, за которой сидел Сириус, медленно покачивающий ногой из стороны в сторону. Его волосы теперь были собраны в пучок, а голубые глаза, если Римусу не показалось, иногда посматривали на него. У Сириуса была ссадина около губы, но его вид не кричал о том, что произошло что-то серьезное, и Римус подумал, что, вероятно, эту ссадину он получил в лаборатории. — Мистер Блэк, можете ли вы назвать классу хотя бы несколько таких объектов? — мягко улыбаясь, потребовала учительница. — Думаю, что к ним относятся звёзды, кометы, планеты, созвездия, галактики, чёрные дыры, туманности и... системы небесных координат, — даже не поднимая на неё взгляд перечислил парень. И, судя по довольной улыбке на лице Макгонагалл и её слегка расширенным глазам, можно было понять, что он совершенно прав. Римусу стало интересно, знает ли Сириус, что его имя - тоже звезда. — Да. Замечательно, — она кивнула головой и продолжила говорить, медленно цокая каблуками по классу, — Как и сказал Мистер Блэк, Вселенную наполняют различные небесные тела. Их называют космическими телами Вселенной. Среди них выделяют астероиды, звёзды, планеты... Минерва продолжила вести вводное занятие, постепенно объясняя что к чему, до тех пор, пока за закрытой дверью кабинета не прозвенел звонок. Женщина попрощалась с классом, и ученики постепенно стали собирать вещи, соскакивать со своих мест и убегать на перемену. Римус неторопливо встал, закинул тетради в рюкзак и подошел к соседней парте, обращаясь к рыжеволосой девушке, которая аккуратно складывала ручки в пенал: — Сегодня мы опять идём смотреть на то, как твой принц на белом коне бегает по полю? Лили, услышав усталую усмешку, повернулась лицом к собеседнику и с максимально серьёзным выражением лица ответила: — Мне просто нравится проводить время на свежем воздухе. — Действительно? — Да. Действительно, — непоколебимо заявила она. Вот только её щёки постепенно стали обретать красный оттенок, который из-за рыжих волос казался ещё более заметным. — Тогда мы пойдём на поле, чтобы дышать воздухом, а не для того, чтобы ты пускала слюни на принца? — забавляясь своей удачной уловкой продолжил Римус, но Эванс лишь скорчила рожицу, высовывая язык изо рта. — Вообще не понимаю, о ком ты говоришь, — сказала она, поднимаясь со стула и начала выходить из кабинета, постепенно ускоряя шаг. Римуса, честно говоря, уже долгое время забавляла вся эта ситуация между подругой и тем достаточно самодовольным на вид спортсменом. И люди говорят, что если шутка звучит более двух раз, она перестаёт быть смешной. Но со временем шутить на тему взаимных переглядок этих двоих, становится только веселее. В обеденной очереди он замечал глупые, но иногда даже милые попытки ухаживаний, и беглые взгляды со стороны столика, за которым сидят крутые парни вроде спортсменов. Вроде Джеймса Поттера. И это не перестаёт быть смешным или милым. Но со временем становится до жути глупым и упрямым. Поэтому он быстро догонял будто бы убегающую по коридору девушку, волосы которой были собраны в аккуратной причёске. — Ладно, постой! — крикнул он, стараясь перебить шум толпы школьников и цокающие по напольному покрытию каблуки. Но Лили не останавливалась и упрямо шла вперёд по коридору. Шла в сторону поля, на котором парни в легкой форме бросали вытянутый мяч. Её ноги быстро перебирались, а брелки на сумке стучали, сталкиваясь друг с другом. И Римусу всегда нравились её сумки и нравились брелки, которые она покупала на распродажах. Но ему не нравилась её глупая упрямость. Иногда он думал, что тётя Фейт обязательно назвала бы такую упрямость убийственной. И он не уверен, что не стал бы с ней спорить. Он быстро выравнился и вскоре шел вместе с ней. Ему пришлось закусывать щёки, когда они вышли на улицу и шли к трибунам, потому что он всегда хочет улыбаться, когда видит как Эванс старается вести себя равнодушно. Когда они наконец-то заняли свои привычные места, он достал из портфеля фотоаппарат и начал пролистывать колёсико, рассматривая снимки которые успел сделать за последние несколько дней. Боковым зрением он видел, как рыжеволосая девушка ёрзала на месте, делала вид будто что-то усердно записывает в своей записной книжке и поправляла и без того аккуратную причёску. Видел мелькающие по полю фигуры парней и группу незнакомых девушек, которые рисовали какой-то плакат, разместив в самом углу поля огромный лист. Он полностью поднял голову, отвлекаясь от фотоаппарата только тогда, когда по улице пронёсся легкий визг, а высокий девичий голос крикнул: — Ты нарочно, Эван?! Игра на поле остановилась, потому что мяч был утерян: он, постепенно набирая скорость, катился прямо по белому листу бумаги, оставляя за собой ярко-красной след. — Нет, хотя мысль хорошая! — ответил парень в зелёной спортивной футболке, которая демонстрировала его номер, играющий за команду Змей. Раньше за школу играли Львы, но кто-то из школьного совета решил добавить к обычным соревнованиям ещё и школьные, поэтому с самого начала года футбольное поле делили две команды - те, что одеты в зелёное, и те, что в красном. Конечно после этого введения конкуренция между старшеклассниками выросла в разы. Кто-то, как и прежде, болеет за Львов, а кто-то перешёл на другую сторону и сменил красные атрибуты на зелёные. Джеймс был нападающим. Он был в красном. Розье с начала года ходил в зелёном. Девушка, которая раньше, по всей видимости, рисовала плакат в поддержку Львов, спустилась на корточки и стала собирать испорченную краску, в то время как Эван с усмешкой развернулся и самодовольно заявил, обращаясь на этот раз к команде соперников: — Игра на носу! А вы, львята, отстаёте от графика! Несколько парней в зелёной форме начали смеяться, хлопая друг другу по плечам, а один из игроков красной команды подошёл ближе к Розье, стаскивая с головы защитный шлем. Конечно это был Поттер. Разве мог быть кто-то другой? Лили полностью отвлеклась от своих выдуманных записей, когда заговорил Джеймс: — Не забывай чей кубок стоит за ветриной, — даже как-то слишком по-доброму улыбаясь сказал он и потянулся ладонью к плечу собеседника. Наверняка для того чтобы потрепать его или похлопать, подумал Римус. Что ещё можно было ожидать от Джеймса, который вечно слепил глаза широкой улыбкой? Но рука Поттера не успела даже докоснуться до тела собеседника, ведь тот моментально замахнулся. Несколько людей, которые наблюдали за происходящим на поле, охнули, когда удар прошёлся по лицу нападающего парня в красной форме. Остальные игроки начали подходить ближе к нарастающей драке, а Римус, неожиданно для самого себя, соскочил с места и начал быстро спускаться по лестнице вниз. Это было похоже на прилив адреналина в крови. Уже никто не мог остановиться его. Когда он подошёл ближе, двое парней в разных футболках поочерёдно ударяли друг друга, пока остальные участники их команд начали выяснять отношения между собой. Римус ускорил шаг и совсем не заметил, как подошел практически вплотную к Розье и оттянул блондина в сторону. Возмущенный таким поворотом, Эван поспешно стянул скосившейся на бок шлем, но не успел ничего сделать, как защита оказалась в руках у Люпина. — Шлем верни. Быстро, — задыхаясь, потребовал блондин. Римус несколько секунд смотрел на круглый шлем, напоминающий мяч, после чего сделал шаг назад, чтобы не получить новый синяк. В какой-то момент, когда он заметил на себе удивлённые взгляды игроков, наблюдающих учеников с трибун, Лили и девушек которые рисовали плакат, он подумал, что спускаться на поле было очень глупым решением. Но убегать с поля было бы глупее. Поэтому вскоре он уже смотрел на парня в зелёной форме и всё ещё держал в руках его шлем. Всё ещё не убегал и не пытался спрятаться, а стоял на месте и уверенно настолько, на сколько это было возможно. И тут резко заявил: — Подойди и возьми. Розье усмехнулся и сделал несколько шагов вперёд, после чего быстро потянулся в сторону украденной вещи, но Римус моментально перевёл руку за спину и через долю секунды держал шлем уже другой ладонью. Подобная реакция заставила его непроизвольно раскрыть глаза чуть шире, а со стороны наблюдающих послышалось растянутое Оу. Блондин выдохнул и потянулся за другой рукой, но Римус, проделав то же действие, перебросил шлем в другую ладонь. На этот раз удивлённые вопли учеников были громче, и Римус соврал, если бы сказал, что не получал хотя бы каплю удовольствия от подобного возмездия за издевательства и синяки. — Ладно, давай я закрою глаза, — с усмешкой предложил он и прикрыл свободной ладонью лицо. Розье также усмехнулся и самодовольно потянулся за шлемом. Римус слегка подкинул защитное снаряжение в воздух, но когда открыл глаза увидел что шлем с огромной скоростью отлетел в другой угол поля. Округлая вещь, напоминающая мяч, вскоре ударилась о землю, а все, кроме Змей, кто находился на поле и трибунах, восторженно закричали. Когда Римус отвёл взгляд в сторону места приземления шлема, он произнёс тихое Оу. Стержневая маска для лица, которая крепилась по верх шлема, была отколота и валялась отдельно от пластикового верха. В этот же день после окончания занятий дядя Ловел был вызван в школу. Альбус Дамблдор - пожилой мужчина, который всегда носил очень аккуратные костюмы, сидел в своём кабинете и являлся директором школы, кажется, уже целых сто лет, провёл беседу о том, что издевательства над другими учениками ни в коем случае не являются выходом, предложил помощь школьного психолога и даже не заставил платить за сломанный шлем. Но отцовский разговор избежать не получилось, поэтому сразу после того, как Римус вместе с дядей вышел в пустой школьный коридор, Ловел возмущённо заговорил: — Это правда? Ты издевался над другим парнем? — Да, правда, — разводя руки в стороны, честно ответил Люпин, — Но он это заслужил. — Римус, ты не можешь решать что заслужили другие, — чуть мягче сказал дядя и вздохнул, продолжая свой поучительный монолог, — Или ты хочешь сказать, что каждый человек имеет то, что заслуживает? И сколько тогда тебе приходилось ждать, прежде чем получить то, что надо? Ты это получил? — Я не знаю. — Нет, нет, не увиливай от разговора! Римус, не всё так просто. Мы не всегда получаем должное, слышишь? Римус прикрыл глаза и вовсе не хотел их открывать. Он совершенно не думал что говорил, когда услышал свой голос, который эхом разнесся по пустому школьному коридору: — Когда же тогда мы это получим? Как долго нужно ждать? Быть может, он говорил уже не об Эване Розье, чьи родители сейчас находились в кабинете деректора. Может, он просто ждал ответа. А может, просто хотел наконец-то получить то самое должное. Или хотя-бы узнать когда он и другие люди его получат. — Я не знаю, — мотая головой из стороны в сторону, сказал Ловел, совсем не удивленный крику племянника. Когда Люпин открыл глаза, он видел, как рука дяди потянулась к его плечу, чтобы сделать тот странный жест в виде похлопывания. Но она быстро расслабилась и опустилась, так и не дотянувшись, а Ловел продолжил говорить, — Но точно не тебе решать что заслужил тот парень. Ты не должен выдавать ему это. А кто тогда? хотел было сказать Римус, но его перебил вновь более серьёзный голос дяди. — А благодаря твоей милой выходке, я поменялся сменами на работе и теперь ты заедешь за тётей Фейт в девять часов. Ты меня понял? — Да. Ловел хотел сказать что-то ещё, но то ли был обижен на Римуса, то ли на самого себя за то, что не смог донести мысль до конца. Поэтому промолчал, развернулся и пошёл вдоль по коридору к главному выходу. Римус не так уж давно читал про то, что единственное, что люди умеют делать безупречно - это ошибаться и разочаровываться. Он разочаровывался в тёте Фейт, но только по детской глупости, когда та не давала ему есть сладости до обеда. Он разочаровывался в отце, когда не мог вспомнить его присутствие на днях рождениях. Разочаровывался в Лили, когда она в начальной школе садилась с кем-то другим на обедах. Разочаровывался в себе, когда не мог стать правильным парнем для девушек. Он, наверняка, разочаровывался много в ком, а может даже не редко. И всегда это было больно и страшно, но видеть как другие разочаровываются в тебе оказалось намного больнее и страшнее. *** Через несколько часов он вновь пришёл в башню Оскорп, но на этот раз без бейджа с неправильной фамилией, а вполне законно - по приглашению. Кабинет у профессора Грюма был свободный и достаточно современно оборудованный. В центре комнаты находилась огромная, круглая панель с умным экраном и подсветкой. По кабинету были расставлены всевозможные шкафчики о наполнении которых Римус мог только задумываться - может, там были секретные разработки, а может, самые обычные бланки и сменная одежда. Единственное, что показалось Люпину странным - это отсутствие настоящего ассистента. Он ни разу не увидел Сириуса, хотя всегда думал что ассистенты должны появляться в лаборатории также часто, как и их своеобразное начальство. В какой-то момент Римус даже подумал, что того парня в идиотской футболке сняли с должности из-за длины волос, но потом он увидел какую-то девушку с аккуратным пучком и вспомнил о существовании резинок. Чуть позже ему стало интересно, как часто Сириус заплетает свои волосы и удобно ли ему с такой причёской, и он не сразу избавился от мыслей про Блэка, когда Аластор встретил его в привычном научном халате. Профессор провёл небольшую экскурсию по лаборатории и своему кабинету, и только после этого начал зажимать кнопки на экране, демонстрируя проект, к которому относился тот алгоритм с перечёркнутыми нулями и Лайелл. — Перед тобой компьютерная модель ящерицы, — сказал Грюм, указывая на объемное изображение хлоднокровного животного на экране, — Эти чудесные существа так приспособились, что могут отращивать нужные части тела. В лаборатории пытаются выделить эту способность и передать ее другому существу - трехлапой мыше. Но ранее у нас не было подходящего алгоритма. А теперь... — Теперь я его, вроде как, нашёл, — не скрывая своей радости от этой ситуации, закончил за него Римус. — Да, ты полностью прав, — кивая головой, согласился Грюм. Он несколько раз провёл ладонью по програмному экрану и указал пальцем на строку: — А теперь вбивай свой алгоритм. Римус хмыкнул, подошёл к экрану и начал вбивать пример, который смог решить с помощью различных записей и статей. — Я блокирую протеины, чтобы иммунная система не отвергла ген, — прокомментировал он и зажал зелёную кнопку, после чего сделал шаг назад для наиболее удобного наблюдения. Через несколько секунд голосовой помощник стал озвучивать процесс регенерации, пока изображение трёхлапой мышки крутилось на экране В процессе. Фиктивный алгоритм усвоен. Рост клеток завершён. Жизненные процессы в норме. Давление в норме. Регенерация конечности завершена. Мышь на экране теперь выглядела вполне нормально и имела все четыре лапы, а Грюм, наблюдающий за экраном с выражением шока, глухо сказал: — Спасибо, Римус, — Грюм смотрел на него с легкой улыбкой на лице, а его глаза слезились как у всех людей в возрасте, — Ты выручаешь меня также, как твой отец когда-то. И что-то у Римуса щёлкнуло в груди. Он стал так горд за себя, его сердце стучало бешено. Он был счастлив, что вообще начал интересоваться отцом, ведь смог очень хорошо помочь. Римус пожал руку Грюму и тихо проговорил: — Буду рад помочь снова. *** Римус подъезжал к дому на скейте, когда на пустой улице было темно, а люди отдыхали в своих домах после рабочего дня. Он затормозил около бордюра и ловким движение приземлился на ноги, хватая доску в ладони. В доме горел свет, а дядя Ловел сидел на крыльце, что обычно было очень редким явлением, ведь курить он бросил по просьбе Фейт, а наблюдать за пустой улицей предпочитал из окна гостинной. — Привет! — крикнул ему Римус, радостно поднимаясь по лестнице. Он пока точно не решил, будет ли рассказывать дяде о своём значимом для лаборатории, а может и для всего мира, открытие, но настроение после встречи с Аластором у него действительно наладилось. Вот только Ловел сидел неподвижно и, будто вовсе не замечая появление Люпина, продолжал смотреть вдаль. — А ты ничего не забыл? — сухо спросил седоволосый мужчина. Голос у него был такой-же как на кануне в школьном коридоре. Грубоватый, серьёзный, вовсе не дружелюбный и уж точно не предвещающий что-то хорошее, — Иди и извинись перед своей тётей. Как это положено! Римус глупо захлопал глазами, но когда начал перебирать в голове события, за которые ему нужно было извиняться, его осенило. Он стыдливо опустил глаза в пол, ведь понял, что из-за радости и гордости за собственное открытие, совсем забыл про просьбу дяди и не встретил Фейт с работы. — Будь мужчиной! — потребовал Ловел, поднимаясь с плетённого кресла, — Иди и проси прощения! Он открыл входную дверь со стеклянным окошком и пропустил племянника вперёд. Когда Римус перешагнул через порог, он увидел тётю Фейт, которая стояла около коридора. На её плече весело кухонное полотенце, и она, как и в любой другой вечер, выглядела совершенно безопасно и уютно, если не брать в счёт её грустные глаза, морщинку около спущенных бровей и полное отсутствие улыбки. — Прости, я совсем... забыл, — остановившись между двумя родственниками, попытался хоть как-то исправить ситуацию Люпин. Но Фейт перебила его, обращаясь скорее к своему разгневанному мужу: — Честное слово, не надо извиняться передо мной. — Ещё как надо! — сердито заявил Ловел, и Римус, наверняка, вёл бы себя также, если подобную оплошность допустили с его любимым человеком. Вот только он никогда не был в браке, который длился тридцать семь лет, поэтому, повернув голову к своему дяде, глупо заговорил: — Прости меня, я замотался! Я был в Оскорп и... — Замотался!? — Да. — Твоя тётя, моя жена, шла пешком ночью одна двенадцать кварталов, а потом ждала меня на пустой станции, потому что ты замотался? Римус хотел было возразить или в очередной раз повторить беспомощное прости, но не успел найти других слов, как услышал голос своей тёти: — Ловел, милый, я ещё впол не способна добраться до дома сама... — Не надо заступаться за него! — Я не заступаюсь! — крикнула Фейт, и Люпину вдруг действительно стало стыдно. За всю свою жизнь он слышал лишь пару раз, как его тётя кричала, и этот звук ему точно не нравился. Ему не нравилось то, как дрожит и надламывается её голос. Не нравилось, что её глаза краснеют, а пальцы тревожно перебирают старое полотенце. Наверное, именно потому, что он так редко видел внутри этого дома все эти ненавистные вещи, ему захотелось, совершенно наивно и по-детски, подбежать к Фейт и врезаться в неё с крепкими объятьями. Но Ловел вновь заговорил, не предоставляя ему эту глупую возможность убежать и спрятаться. Или спрятать. — Слушай меня, Римус. Ты похож на своего отца. Очень сильно похож и... это хорошо. Но у Лайелла был свой принцип жизни. Он думал, что если ты хоть чем-то можешь помочь людям - твой нравственный долг сделать это. Понимаешь что это значит? Это не выбор! Это обязанность! — Отлично! Ну и где же он? — спросил Римус, наконец-то поднимая голову и сталкиваясь с взглядом Ловела, который после упоминания младшего брата всегда становился мягче и грустнее. — Что? — переспросил дядя, переглядываясь с Фейт. — Где же он? Где мой отец, на которого я так сильно похож? — повторил вопрос Римус, надеясь на то, что присутствие режущих капель в глазах ему только кажется. Но Ловел не отвечал, поэтому он продолжил говорить, — Или его нравственный долг распространяется на всех, кроме меня? — Успокойся, Римус, так нельзя, — попытался Ловел, и голос его теперь звучал совершенно иначе. С жалостью. Но жалость в его голосе вряд ли сможет изменить факт того, что всякая роль отца в воспитании ребёнка очень важна. И, к сожалению, отсутствующие отцы неизбежно оставляют глубокие шрамы. На теле. В душе. Глубоко под кожей. И Римус не помнит, как называл кого-то папой, но хорошо помнит металлический вкус жалости в чужих словах. Поэтому, не сказав больше ни слова, он развернулся и ушёл, хлопнув дверью. За спиной он слышал тихий вздох тёти Фейт и то, как стеклянное окно в центре входной двери разбилось. Но не стал поворачивать голову и шёл дальше, направляясь по пустой улице. Около дороги был небольшой магазин. Римус помнил, что раньше, когда он был совсем маленьким, он приходил туда вместе с Ловелом, а добрая пожилая женщина за кассой всегда дарила ему шоколадные батончики. Потом Римус пошёл в школу, а потом женщина за кассой исчезла и перестала дарить ему шоколадки. Когда Римус впервые пришёл из того магазина без сладости, он был очень даже огорчён, ведь думал, что женщина про него забыла. А потом он ещё чуть-чуть подрос и больше не видел ту женщину. Фейт всегда смеялась над этой ситуацией и с грустной улыбкой объясняла Люпину то, что старушка перестала дарить ему сладости не из-за того, что он вырос, а потому что магазином стал управлять её внук. И Римус поверил ей, а вскоре и сам стал смеяться над этой детской нелепицей. А сейчас он в очередной раз стоял около кассы внутри того маленького магазинчика, зная, что выйдет на улицу без шоколадного батончика. Он перебирал монеты в ладони, когда парень чуть старше него лениво облокотился на кассу и раз за разом надувал пузыри из жевательной резинки ярко-розового цвета. На столешнице около кассового аппарата стояла бутылка с апельсиновым соком. Парень с жвательной резинкой во рту промычал что-то очень невнятное и продвинул стеклянную бутылку ближе к Римусу сразу после того, как монетки посыпались ему в ладонь. Люпин взял бутылку и пошёл в сторону выхода, но с кассы что-то шумно упало, а Римус машинально повернул голову и увидел за собой мужчину с огромным капюшоном на голове, из которого выглядывали серые, будто совсем неравномерно прокрашенные, пряди волос. Парень, управляющий магазинчиком, матерясь, потянулся к полу, чтобы поднять повалившийся предмет. А незнакомец, будто совсем не смущённый присутствием Римуса, ловким движением потянулся к кассовому аппарату, схватил стопку помятых купюр и выбежал из помещения. Вскоре сам продавец выбежал на улицу и стал кричать, прося у прохожих помощи. Но никто не окликался на громкие Ловите вора!, Помогите! и Вызовите копов! Люди, которых и так было немного, просто шли дальше по своим делам. Римус тоже не останавливался и, выйдя из магазина, продолжил идти по улице. Его должна была грызть совесть, но он не остановился, пока не услышал, как с обратной стороны дороги, откуда убежал грабитель, пронёсся глухой крик уж больно знакомого голоса. Он остановился и несколько раз моргнул, надеясь разочароваться в своём зрение. Наверное, это был первый раз, когда он жалел о том, что выиграл в наследственной лотерее хорошее зрение. Через дорогу от магазинчика стоял его дядя с поднятыми вверх руками. Около него был незнакомый мужчина в капюшоне. В его руках сверкал пистолет. Римус не успел и моргнуть, как в ушах прозвенел выстрел. Ловел машинально схватился за грудь, и Римус не видел куда попала пуля. Но точно видел, как его дядя медленно опустился на колени, а потом и на асфальт. Он помнит, как побежал по улице. Помнит, как стеклянная, практически полная, бутылка с апельсиновым соком упала на землю и разбилась в дребезги. Помнит, как подбежал к Ловелу и громко кричал, стараясь позвать на помощь. Помнит, что никто не пришёл до того момента, пока машина с красно-синими мигалками не подъехала к улице, на которой находился маленький магазинчик. Помнит, как подумал о том, что вырос не тогда, когда перестал получать в подарок шоколадные батончики, а когда подъезжал на полицейской машине к дому с разбитым окном на двери. Помнит, что когда вышел из полицейской машины, перешагнул через валяющиеся на крыльце стеклянные осколки, оставшиеся от окна, и прошёл в дом, ему показалось, что он перепутал улицу. Ведь всё было так пусто, тихо и будто бы совсем серо. Тётя Фейт сначала не понимала, почему вместе с её племянником в дом зашли трое мужчин в форме. Помнит, как услышал громкий плач сразу после того, как один из полицейских произнёс эту тошнотворную фразу: "...нам очень жаль..." Все это слова, слова, слова... Слова, которые люди так часто произносили после утрат и смертей. Помнит, что они горькие и невкусные - как имбирные леденцы от кашля, только хуже. И помнит, что в глубине всё также, и даже после этих слов, остаются грехи, грехи, грехи... Которые на вряд ли удастся искупить словами или службой в церкви. Он не пробовал, но уверен, что не выйдет. Помнит, что никогда не верил в бога, всегда старался надеяться на себя и на других, а не складывать всю ответственность на длинноволосого, бородатого мужчину, который фигурировал и в ветхом и в новом завете. Никогда не выделялся смелостью. Не брал лишнюю ответственность и не пытался помочь тогда, когда мог. Наверняка, именно поэтому глаза Фейт в тот вечер были слишком красные, кухонное полотенце валялось на полу, а Римус цеплялся в фоторобот грабителя оставленный полицейскими. Наверняка, именно из-за страха ответственности Римус переслушивал голос своего дяди, который хранился на звуковой почте и твердил одно и то же раз за разом: ...Большая сила несёт за собой большую ответственность...